* * *
Шмельц решил навестить одну из своих приятельниц на Тегернзее. Ему захотелось выпить кофе с доктором медицины Марианной Ольмюллер, хозяйкой частного санатория.
Марианна приняла его более чем сердечно. Она входила в те десятка два женщин, что хранили стопки его лирических любовных писем. Кроме того, Шмельц много лет помогал ей в создании и содержании санатория.
- У тебя усталый вид, - она нежно взяла его за руку, словно щупая пульс.
- Да с женой проблемы, - пояснил он, и казалось, в самом деле для него нет ничего важнее.
- Ну разумеется! - И приятельница поспешила с профессиональной оценкой: - Генриетта - существо нервное, слабое, болезненно истеричное и психически неустойчивое. У нее явно заметны суицидные тенденции.
- Ты могла бы дать такое медицинское заключение, Марианна? - умоляюще взглянул он. - Ведь, в конце концов, ты не раз ее обследовала. Особенно последние пару лет, когда у нее появилась тяжелая депрессия на почве климакса. Изложить все это письменно, если понадобится?
- Ну почему же нет, Анатоль? Если нужно тебе помочь, придумаю что-нибудь. - Она нежно и понимающе улыбнулась. - Я человек благодарный и никогда не забуду, сколько хорошего ты для меня сделал и сколько дивных минут пережили мы вместе. Если у тебя есть время, я хотела показать тебе кое-какие планы по расширению санатория. Есть возможность сделать это на выгодных условиях, и я была бы рада, если ты опять войдешь в долю.
* * *
Небольшая цепная реакция.
1. Тайное донесение Себастьяна Иннигера, заведующего типографией "Мюнхенских вечерних вестей", директору "Мюнхенского утреннего курьера" Вольриху.
Иннигер. Я только что просмотрел верстку завтрашнего номера. Большой некролог на смерть Хорстмана написал Фюрст. На первой полосе еще речь американского президента и Генерального секретаря КПСС. Но главный шлягер номера - статья Вардайнера. На третьей полосе - огромный материал с подробными фактическими данными. В основном о спекуляциях земельными участками, несколько раз там помянут Шрейфогель. Это вам важно, да?
Вольрих. Это чертовски важно! Постарайтесь раздобыть оттиски, особенно той статьи, где речь о Шрейфогеле. И некролог Хорстману - тоже. Получите по сто марок за каждый.
2. Разговор Вольриха с директором Тиришем.
Вольрих. Вардайнер решился-таки и раскручивает на полные обороты. Оттиски уже на пути сюда.
Тириш. Знаете, меня это не удивляет. Только я не ожидал этого так скоро. Но тем скорее он окажется по уши в дерьме. И мы ему поможем.
Тириш срочно потребовал к телефону Шмельца, но тот, как всегда, был недосягаем. Тириш без обиняков назвал все это бардаком и попытался выйти напрямую на Бургхаузена, своего коллегу-конкурента. Хотел откровенно посоветоваться, что в интересах обеих сторон еще можно предпринять по этому делу. Но в издательстве секретарша с извинениями сообщила, что Бургхаузен - в Гармиш-Партенкирхен, где с премьер-министром Баварии участвует в заседании кредитного союза землевладельцев. Собирался вернуться только вечером.
Но вечером типографские машины наберут обороты и их не остановишь…
Тириш. Дайте срочно Шлоссера, это наша последняя надежда. Потом останется только уповать на Господа!
3. Телефонный разговор директора Тириша с доктором Шлоссером.
Тириш. Надеюсь, все готово к бою? Началось!
Шлоссер. Не волнуйтесь! Я готов к различным вариантам. Хотите послушать?
Тириш. Нет, спасибо, некогда. К вам приедет Вольрих, ознакомит вас со всем, что удалось раздобыть. Потом наступает ваша очередь выходить на ринг.
Шлоссер. Я готов! Вы еще удивитесь!
* * *
- Я не вовремя? - спросил от дверей комиссар Кребс.
Но Хелен Фоглер сердечно приветствовала его, и примчалась Сабина, сияя от радости.
- Вы за мной?
- Ну, собственно, да, хотел прогуляться с тобой немного, если мама не возражает и если ты уже сделала уроки.
- Еще вчера, - уверяла его Сабина. - Я их сделала сразу, как вернулась из школы.
- Отлично, - Кребс повернулся к Хелен. - Знаете, у меня как раз есть время и я хочу встретиться с одним старым коллегой, который ходит гулять в парк замка со своим псом.
- А что у него за пес? - нетерпеливо переспросила Сабина.
- Как бы тебе сказать, - попытался сообразить Кребс. - Нечто среднее между пуделем и терьером или между ньюфаундлендом и овчаркой. Пес просто отличный, и видела бы ты, какой умный…
- Мама, пожалуйста, разреши мне пойти взглянуть на этого песика!
- Ну беги, - Хелен Фоглер взглянула на Кребса. Подождала, пока Сабина исчезнет в прихожей, чтобы взять куртку, шапку и перчатки, потом сказала: - Думаете, я не знаю, зачем вам Сабина? Хотите расспросить ее обо мне. Ну что ж, я не имею ничего против.
- У вас есть причины для недоверия. И это оправданно. Но в отношении меня эти опасения можете отбросить, - перебил ее Кребс. - Можете поверить, если б я хотел узнать что-то важное, прямо и открыто обратился бы к вам.
- Ну тогда я рада. Из-за Сабины, конечно, - с неуверенной усмешкой ответила Хелен.
Кребс, искушенный знаток человеческой натуры, видел в этом первый признак доверия.
- Не помешаю? - спросил инспектор Фельдер, входя в кабинет редактора Лотара. - Мне нужно с вами поговорить. Знаю, многие не любят, когда их отрывают от работы… - добавил он, кладя на стол свое удостоверение.
- Не беспокойтесь, - Лотар небрежно взглянул на удостоверение. - Ведь я редактор воскресного приложения, а то давно готово. Так что сегодня я здесь случайно. Нужно написать некролог.
- Некролог на Хорстмана? Он был вашим другом?
- Что это значит - быть другом? Что вообще есть дружба? - начал разглагольствовать Лотар, как обычно, без особого успеха пытаясь привести в порядок свои светло-льняные волосы. - Где ее начало и конец? Как ее распознать? По тому, что вы ходите вместе поесть и выпить и по девушкам? Или по высоким словам, которыми мы вечно злоупотребляем в нашей газете? Дорогой мой, все это только иллюзии, в настоящей жизни они стоят не больше прошлогоднего снега.
- Но вы все же были с Хорстманом близкими приятелями? - не отставал Фельдер.
- А если и так - ну и что?
- Я один из тех, кто пытается разгадать загадку его смерти. И думаю, вы мне можете помочь.
- Но я не знаю, как и почему он умер, - осторожничал Лотар.
- Разве вас не радует возможность раскрыть убийство?
- А к чему? Его-то не воскресишь!
- Послушайте, Лотар, - настаивал Фельдер, - мы выяснили, что у него дома не было пишущей машинки. И в редакции он ей почти не пользовался. Но частенько работал у вас, или здесь, в этом кабинете, или у вас на квартире.
- Не отрицаю, - неохотно согласился Лотар. - Но чем он занимался - не знаю. И никогда не интересовался.
- Еще я вам хотел бы напомнить, прежде чем вы решите, что говорить мне, что нет, - нам не составит труда убедиться, что статьи Хорстмана были напечатаны на вашей машинке.
- Ну ладно, чего вы хотите? - сдался Лотар.
- Чтобы вы дали мне возможность просмотреть все рукописи, оставшиеся после Хорстмана, которые вы прячете.
- Прямо сейчас?
- Спешить не надо. Позвоните мне, когда как следует все обдумаете. У вас есть время до завтра.
* * *
Около пяти вечера доктор Антони Шлоссер добрался до "Мюнхенских вечерних вестей". Прежде всего, соблюдая формальности, заглянул в издательство, но застал там только секретаршу. Только потом отправился в редакцию. Там его принял Петер Вардайнер. Правда, минут двадцать заставил ждать. Встреча проходила в ледяной атмосфере и без формальностей.
- Герр Вардайнер, - заявил Шлоссер, заняв предложенное кресло, - обращаюсь к вам как к единственному ответственному руководителю, которого смог найти. Я пришел, чтобы предупредить вас, - в ваших статьях использованы материалы, являющиеся собственностью стороны, которую я представляю, и на эти материалы мы намерены предъявить свои права.
- Но позвольте, вы откуда знаете содержание статьи? - Вардайнер казался даже довольным. - Наша газета поступит в продажу только в понедельник.
- У меня надежная информация. По закону я не обязан указывать ее источники. - Шлоссер прекрасно знал то, о чем говорил. - Я только констатирую факт, что вы использовали данные, информацию и заметки Хорстмана, которые являются исключительной собственностью представляемого мною "Мюнхенского утреннего курьера".
- Вначале вы это попробуйте доказать, - Вардайнер старался казаться уверенным в себе, но заметно было, что начинал нервничать. - Дело в том, что Хорстман уже несколько недель работал на меня. Собирался перейти в мою газету, я ему платил.
- Это неслыханно! - воскликнул Шлоссер с хорошо разыгранным возмущением. - Ваше поведение противоречит всем основам корректных и коллегиальных отношений в мире прессы. Это просто бесстыдное сманивание людей. То, что Хорстман с вами сотрудничал, с юридической точки зрения ничуть не уменьшает вашу вину. Вы же знаете, что любое новое трудовое соглашение требует разрыва договора с прежним местом работы. Но такого не было, поэтому Хорстман…
- Знаете что? Убирайтесь отсюда! - взорвался Вардайнер. Проглотил два порошка, запил их водой и продолжал: - Журналистика, доктор, - не торговля бакалеей. Поймите, тут решают не договора и счета, а журналистская совесть.
- Можете оправдываться как угодно, но это не меняет факта, что с правовой точки зрения ваш поступок может вам очень дорого обойтись. Но я готов договориться с вами по-хорошему, найти джентльменское соглашение. Что вы на это скажете?
- Ничего! - Вардайнер ощутил резкую боль в сердце, но в то же время его охватило чувство триумфа. Ему казалось, что адвокат перешел в оборону.
- Обратитесь к моему юристу, герр Шлоссер.
- Слишком поздно, - отрезал Шлоссер, - решать должны вы сами, и немедленно. В противном случае я намерен использовать все законные средства, чтобы запретить публикацию этих материалов.
- Доктор, вы мешаете мне работать, - заявил Вардайнер. - Прощайте!
* * *
Ассистент фон Гота сидел с Генриеттой Шмельц на ее вилле у озера Аммер и попивал сухое шерри. Разговор шел пока что ни о чем: о мягкой зиме, преимуществах деревенской жизни, о живописи барокко и музыке романтизма.
Через некоторое время фон Гота осторожно заметил:
- Вашего сына зовут Амадей, это имя выбрано явно не случайно. Вы, конечно, воспитали его так, чтобы мог разделить с вами любовь к прекрасному?
- До недавнего времени я верила в это, но сегодня сомневаюсь, - грустно признала фрау Генриетта. - Но то немногое, что я о нем знаю, дает надежду, что его все же больше тянет ко мне и моим интересам. Но есть еще его отец. Тот по-своему тоже его любит. Но в то же время старается отдалить сына от меня и пользуется самым эффективным средством - деньгами.
Фон Гота разглядывал медово-золотистое шерри в бокале.
- А вы не можете сделать так, чтобы ваш сын жил вместе с вами? Не можете изолировать его от дурного влияния отца?
- Это возможно, но тогда - окончательный разрыв с мужем. Для меня это значило бы только множество склок и волокиты.
- А это слишком высокая цена, если речь идет о сыне? - он заглянул хозяйке в глаза.
- Как вам пришло это в голову? - удивленно спросила она.
- Я пережил нечто подобное. Когда мне было десять, отец развелся с матерью. Отцу не важно было, что мать за все годы совместной жизни так и не попыталась его понять, и даже то, что иногда изменяла. Главное - он не хотел, чтобы она меня воспитывала. Вначале я очень страдал. Но сейчас понимаю, что всем хорошим во мне я обязан тому отцову решению. С той поры я научился думать, решать и отвечать за себя сам.
- Я уже тоже поняла, - призналась фрау Генриетта, лицо ее озарили розовые лучи заходящего солнца, - что решительный развод с мужем - единственная возможность удержать сына. Но тут вдруг погиб единственный человек, который мог помочь мне с разводом, - Хорстман.
* * *
- Рад, рад вас видеть, - сказал отставной комиссар Келлер. Навстречу ему по дорожке шел Конрад Кребс, ведя за руку Сабину.
- У меня милая спутница, - сообщил Кребс, подталкивая вперед девчушку.
- Меня зовут Сабина Фоглер, - малышка протянула руку Келлеру. - Где же ваш пес?
- Сейчас будет тут, - засмеялся Келлер и удивительно звонким голосом позвал пса, который тут же вылетел из ближайших кустов. Лохматый клубок черной шерсти с влажным носом и умными глазками дружелюбно вертел хвостом, обнюхивая всех по очереди, начиная с Келлера и кончая Сабиной.
Та восторженно уставилась на лохматое чудо, присев и погладив его.
- Ой, какая прелесть!
Псу это явно понравилось, он дружелюбно лизнул ей лицо. И Сабина тут же попросила разрешения погулять с ним по парку.
Келлер проводил их испытующим взглядом.
- Чудный ребенок. Доверчивый и дружелюбный. Но ей нужны внимание и ласка. Только для своего возраста она мне кажется слишком уж серьезной и как будто настороженной. Она вам кем-нибудь доводится?
- Нет, скорее можно сказать, что оказалась на пути следствия.
- Понимаю, это едва ли не самая сложная проблема в нашей работе, - задумчиво констатировал Келлер. - К сожалению, избежать этого не удается. Время от времени попадаешь в ситуации, которые вызывают в тебе конфликт между служебными обязанностями и обычными человеческими чувствами.
- Думаю, вы правы, - признал Кребс, испытывая на себе тяжкое бремя. - И нужно было такому случиться именно со мной… После тридцати лет службы…
- Поверьте, я вам немного завидую. Ну а теперь рассказывайте!
* * *
- Начальство принимает? - спросил Гольднер, влетая в кабинет к Вардайнеру. - Прибыл по вашему приказанию! Я твой верный оруженосец, и мое оружие - острое перо - к твоим услугам!
- Перестань дурака валять, - сердито бросил Вардайнер. - У меня не то настроение. Только что я вынужден был выслушать не слишком приятные упражнения в красноречии адвоката Шлоссера.
- Упражнения в красноречии? - усомнился Гольднер. - Не обольщайся, Шлоссер не из болтунов. Это не юрист, а бульдог какой-то, хватка у него мертвая!
- Пожалуй, ты прав, у меня сложилось такое же впечатление. Уж больно он мне действовал на нервы. Ну, не надо так смотреть, до инфаркта он меня не довел. Лучше прочти этот некролог на Хорстмана, Фюрст порезвился. Тебе это понравится.
Карл Гольднер взял оттиск первой полосы, упал в самое удобное кресло и привычно погрузился в чтение. Через пару минут сказал:
- Роскошно! Настоящая ода на смерть героя, аж слезы наворачиваются. Фюрст занят не своим делом, ему бы стихи писать.
- А больше тебе сказать нечего? Хорстман был ведь твоим другом.
- Но при чем тут дружба, - защищался Гольднер. - Что я мог поделать, если он давал понять, что знает обо мне столько всего…
- Не расстраивайся, со мной было то же самое. - Вардайнер даже прикрыл глаза. - Представляешь, он мне как-то мимоходом выдал такую информацию о моей личной жизни, что я чуть со стула не упал. И о Сузанне тоже. И не думай, что это были сплетни или так, слухи. Четкие факты, все точно, с именами, адресами и точным временем.
- Он что, хотел на тебя нажать?
- Ни в коем случае. Он только продемонстрировал свои возможности. Хотел любой ценой попасть в нашу редакцию. Он очень нас ценил, особенно меня и тебя. А я, естественно, не хотел упускать такого ценного сотрудника.
- Только теперь он мертв. И меня это убивает. Где же был его пресловутый нюх, если не заметил, что дело запахло могилой? Как это могло быть, что дал прямо на улице раздавить себя в лепешку?
- Перестань, пожалуйста, мне и так нехорошо, - устало остановил его Вардайнер. - Как вспомню, так сердцу плохо.
- Тебе бы, Петер, хоть немного отдохнуть. И вообще разрядка нужна.
- Ты прав, но не могу, пока все это не останется позади!
- Нет, тебе явно нужно переключиться! - заботливо настаивал Гольднер. - Не хочешь расслабиться? Ингеборг тебя ждет, она мне говорила, а моя квартира всегда в твоем распоряжении.
- Да, Ингеборг, - нерешительно протянул Вардайнер, словно сам вслушиваясь в свои слова. - Конечно, она ужасно милая… И с ней было прекрасно. Но продолжать я не хочу.
- Ты хочешь сказать, что уже не можешь?
- Не в этом дело, - Вардайнер говорил тихо, словно убеждая сам себя. - Но вот Сузанна… Какая б ни была она жена, в эти тяжелые дни она со мной… Я это знаю и не хочу ее потерять.
- Тогда тебе лучше сказать все Ингеборг прямо. Поговори, она девушка умная. Ключ для нее я оставил у портье, наверное, она уже ждет.