– Дураку ясно, здесь натуральная подстава. Вы к ранению Морозова непричастны. Кстати, он, похоже, выживет. Организм могучий! Но вы-то, Беркас Сергеевич! Как вас угораздило пистолет отнимать, да еще стрелять в этого идиота?
– Бес попутал! Он мне все кишки вымотал своими дурацкими обвинениями. А выстрел случайно получился! Видимо, когда он мне ногой врезал, я непроизвольно нажал на спуск.
– Н-да… Завладение табельным оружием участкового милиционера и стрельба – дело серьезное. Пахнет реальными проблемами. Но пока заявления от другой стороны конфликта нет, – полковник кивнул на клочки бумаги, – задерживать вас не за что!
Каленин проследил за тем, как разорванный рапорт Коровина отправился вслед за окурком в мусорную корзину, и благодарно уточнил:
– Не боитесь, что нажалуется?
– А пусть жалуется! – безмятежно отозвался полковник.
– Он, между прочим, всякие неопровержимые улики мне в нос тыкал…
– Улики там действительно железобетонные! – Евграфов улыбнулся, демонстрируя идеально ровные сахарные зубы. – Коровин, когда вас допрашивал, не знал кое-чего. Это уже мои следаки выяснили… Первое. Отпечатки на ноже – только ваши. Других нет…
– А это говорит в мою пользу?!
– Элементарно, Ватсон! Допустим, вы действительно брали этот нож в руки. К примеру, хлеб нарезать или еще что… Так?
– Ну, допустим!
– И что – ни до, ни после ваша бабка кухонный нож не трогала? За два-то дня? Вряд ли! – сам себе ответил Евграфов. – Или, допустим, вы взяли помытый нож и отправились с ним на подловку. Но даже если помыла она ножик, все равно следы ее рук должны на нем остаться. А нож вот он – на самом видном месте, в кровище и с такими вашими "пальчиками", что хоть в учебник по дактилоскопии. Не странно ли? Могли бы нож и в Волге утопить, кстати. Делов-то…
Полковник зашуршал бумагами.
– Второе – следы эти возле лестницы… Зачем вам одновременно и в кроссовках, и в резиновых тапочках к сараю подходить? Получается, вы обувь по дороге меняли, пока к драке готовились?
– Чушь! – отозвался Каленин.
– И я говорю, чушь! Тот, кто на сеновале со Степкой дрался, он в этих самых тапочках и был. Потом за воротами переобулся, а их назад во двор зашвырнул. Он же и нож из дома заранее унес: хозяйка-то видит и слышит плохо. Собак, похоже, прикормил… Готовился к ночному визиту, значит. А если гранату вспомнить, то все к одному, Беркас Сергеевич: кто-то за вами охотится.
– Вроде некому, – пожал плечами Каленин.
– А история с покушением на президента? Вы там больших людей зацепили! Вот и приехал по вашу душу профессионал. Взорвись граната, кто виноват? Пацан слабоумный! Да и драка эта с последующей стрельбой и ранением участкового – это, скажу, дело серьезное, разбираться и разбираться! Потом показания Морозова… То есть история будет долгой и крови вам ой, как попортит! Ясно, что кто-то вас сознательно подставляет под удар.
Каленин грустно кивнул.
– Так что езжайте в Москву, от греха, – сказал Евграфов. – Сегодня же!
– А Коровин? Он же не успокоится.
– Эт-точно, – кивнул полковник. – Только рапорт его, как мне доложили, потерялся вроде! – Евграфов усмехнулся. – А надумает новый писать, мы ему втолкуем, что доставать служебное оружие в той ситуации было совсем не обязательно. Глядишь, и не получил бы по башке гирей от часов. Если надо будет, возьмем для порядка с вас подписку о невыезде на период следствия. А пока, говорю, давайте-ка ближайшим рейсом в столицу…
Шасси задели взлетную полосу так нежно, что Каленин, занятый тяжелыми мыслями, даже не почувствовал этого.
Он вышел в "кишку" пристяжного рукава, ведущего в здание аэропорта, и сразу же увидел милую девушку в форме, с табличкой в руках: "Каленин Б.С.".
– Каленин – это я! – обратился он к девушке, чуя недоброе, так как никому про возвращение в Москву не сообщал.
– Пойдемте со мной! – пригласила она. – Вас ждут в ВИП-зале!
– И кто ждет?
– Не знаю! Там их много… – беспечно отозвалась девушка, ловко забираясь в микроавтобус. – Один, правда, представился. Гирин его фамилия…
– Гирин?! – округлил глаза Каленин. – Это плохо.
– В каком смысле? – забеспокоилась разговорчивая барышня.
Каленин не ответил. Присутствие в аэропорту начальника управления ФСБ по борьбе с терроризмом генерал-лейтенанта Гирина ничего хорошего означать не могло. Он тоскливо вглядывался в проплывающие мимо окон автобуса гигантские постройки аэропорта…
Каленин совсем недавно узнал, что в зале для самых важных персон есть еще особая комната, видимо, для персон сверхважных. Выглядело это по-дурацки. Сидят, к примеру, в ВИП-зале депутаты, министры, важные иностранцы, а мимо них гордо шествует какой-то товарищ, который за деньги приобрел право оставшийся час перед полетом провести в отдельных апартаментах. Впрочем, сама идея сделать такую заповедную комнату была продиктована точным психологическим расчетом: всегда найдется идиот, который выложит деньги за то, чтобы самые крутые поняли – он еще круче…
Гирин оказался в этой комнатке, разумеется, по другим причинам: ситуация не допускала лишних свидетелей. Он сидел за столом, пил кофе, в то время как его подчиненные стояли вокруг и за стол не садились.
– Вот и Беркас Сергеевич! Здравствуйте! – ровным голосом произнес генерал. По его спокойному лицу невозможно было понять, то ли он приехал в Домодедово встретить давнего приятеля, то ли его привели сюда чрезвычайные до крайности обстоятельства.
– Что случилось, Юрий Борисович? – отозвался Каленин и понял, что допустил бестактность, не ответив на приветствие. -…Здравствуйте.
– Наслышан о ваших приключениях, – кивнул Гирин. – Я с Евграфовым разговаривал…
– Да что случилось-то? – разнервничился Каленин. – Я же понимаю, что вы не просто так меня встречаете.
Генерал сухо и бесстрастно ответил:
– Три часа назад террористами захвачен остров Сердце. В заложниках более трех тысяч человек, включая детей. За час до атаки Евграфов приехал туда для расследования преступления, в котором вас обвиняют. Он успел позвонить, когда начался захват… Связь с островом прервана.
Каленин ошарашенно молчал.
– Самое удивительное, – Гирин сделал паузу, – первым требованием террористов было ваше возвращение на остров.
– Что-о-о? – Каленин буквально подпрыгнул от неожиданности. -…А вторым?
– А вторым – всякая ерунда, вроде отставки Бутина, правительства, изменения Конституции и ввод на территорию России "голубых касок" для проведения свободных выборов под международным контролем. Короче, всякая чушь, которую невозможно всерьез обсуждать!
– И зачем я им?
– Для ответа на этот вопрос вас и пригласили, – Гирин натянуто улыбнулся. – Давайте напрягать извилины! Кто вас требует? И зачем?
– Юрий Борисович! – взмолился Каленин. – Откуда мне знать? Если тут есть связь с покушением на бывшего президента, то вы об этой истории знаете больше меня. А кто они, эти террористы?
Гирин пожал плечами:
– Всех деталей пока не знаем. Точно известно, что лишь то, что среди террористов есть иностранцы, похоже, арабы. Но переговоры с нами ведет русский. Мы сделали попытку отправить туда переговорщика, так они устроили показательную стрельбу: на палубе все пулями покрошили, двоих ранили… Стреляют профессионально.
– Убить меня хотят – вот и весь замысел, – упавшим голосом сказал Каленин. – Я догадываюсь, кто за этим стоит…Дибаев.
– Не исключено! – Генерал покачал чашку с кофе, поставил ее на стол и решительно поднялся.
– Вот что, Беркас Сергеевич… – он по-отечески приобнял Каленина за плечи. – Прошу вас вернуться в Астрахань. Нет, не подумайте, что прямо на остров, в лапы террористов, – поспешно уточнил он. – Но другого переговорщика у нас нет. Вокруг вас хотя бы поторговаться можно! Мы даже толком не знаем их требований. Зато они обещали, начиная с завтрашнего дня, убивать заложников и вывешивать съемки казни в Интернете на всеобщее обозрение.
– А про отставку Бутина и насчет Конституции – это для чего?
– Дымовая завеса. Невыполнимые требования маскируют истинные намерения! Возможно, этим смертникам переговоры вообще не нужны. Буквально через час после захвата острова в Интернете появилось заявление некоего Координационного совета оппозиционных партий и правозащитных организаций… Барков! Дайте текст! – Гирин протянул руку в направлении краснощекого бугая, который стоял за его спиной.
Каленин снова почувствовал неловкость, так как с Барковым был хорошо знаком, но впопыхах даже не поздоровался. Он встал и протянул полковнику руку, которую тот пожал осторожно, зная, что если сожмет пальцы даже вполсилы, то последствия для здоровающегося с ним могут быть самыми печальными.
– Борцы за наше светлое будущее, мать их… Вот тут, кажется, главное, – Гирин чуть отодвинул листок, как все дальнозоркие люди, и прочел:
– "Если в течение одного дня власть не обеспечит безопасность захваченных заложников и не обезвредит террористов, объединенная оппозиция перейдет к решительным действиям.
Мы призовем людей к гражданскому неповиновению и всеобщей бессрочной забастовке.
Мы обратимся к армии и ко всем силовым ведомствам с призывом не выполнять приказы обанкротившегося режима.
Наш лозунг, обращенный к людям в погонах: "Поверните штыки против Кремля в защиту простых людей!"
Мы требуем проведения честных и демократичных выборов, но исключительно под международным контролем.
Долой антинародный режим Фадина-Бутина!".
Гирин бросил бумагу на стол и спросил:
– Ну как?
– Попахивает государственным переворотом…
– Именно! – согласился генерал.
– Что я должен делать?
– Благодарю за мужество, Беркас Сергеевич! Самолет ждет – реактивный "Фокер"… Через час уже будем в Астрахани.
– Вы тоже летите?
– Нет, вас одного отправлю, – усмехнулся Гирин. – Давайте уж вместе!
Тучи над Родиной
Ново-Огорево. Зал совещаний
По негласной традиции, после ухода президента со своего поста прежняя резиденция сохранялась за ним пожизненно. А вновь избранный глава государства обустраивался на новом месте.
Ельцину, несмотря на импичмент, оставили огромную территорию в Горках-2. Сменивший его отставной генерал Иван Фадин, или Шарпей, как его за глаза называло все окружение за отвисшие щеки и огромные складки на лице, уголовное преследование своего предшественника неожиданно прекратил и занял пустующую резиденцию в Ново-Огорево.
После добровольной отставки Шарпея обязанности президента исполнял глава правительства Владимир Бутин. Он тоже выселять предшественника не стал и использовал для совещаний свою премьерскую резиденцию в Барвихе, давая всем понять, что именно она вскоре станет президентской.
Но в этот раз по распоряжению Бутина совещание назначили в Ново-Огорево. И в этом был какой-то скрытый смысл, какая-то хитрость начинающего президента, которого все быстро признали именно президентом, а вовсе не "И.О.", так как в его победе на предстоящих выборах никто не сомневался.
…Бутин танцующей походкой бывшего боксера стремительно вошел в зал заседаний. Еще несколько месяцев назад он сиживал в самом дальнем конце длинного овального стола, в должности начальника Службы внешней разведки. Теперь же он занял место председательствующего и напряженно разглядывал участников совещания, как бы взвешивая, на что способен каждый из них.
Николай Петрухин – секретарь Совбеза, которого он сам и назначил сразу после прихода в Кремль. Петрухина он знал по совместной работе в разведке и доверял безоговорочно.
Франц Зубаров… Что-то невозмутимо читает на экране своего ноутбука, так как не привык терять ни одной минуты попусту. Не человек, а машина! С тех пор, как Бутин стал И.О. президента, все заботы по организации работы правительства легли именно на Зубарова. Готовый премьер. Но при всех незаурядных талантах ставить его во главе правительства нельзя. Слишком напорист, чересчур самостоятелен и патологически нелюбим народом за резкие высказывания. Но сегодня его холодный расчетливый ум и внутренняя отвага как нельзя кстати…
Карасев, Председатель Государственной Думы. Этот политический долгожитель хорош рассудительностью и осторожностью. Он всегда вылезет со своим "знаете ли" и заставит сомневаться в принятом решении. Но без этого тоже нельзя! Кто-то же должен подвергать сомнению даже самый безупречный план действий.
Богомолов будет, как всегда, нести ахинею… Как это Фадина угораздило двинуть его в председатели Совета Федерации? Впрочем, это беда всех военных, даже умницы Шарпея – каждого человека в погонах числить на порядок умнее любого штатского. Когда-то Богомолов был у Фадина порученцем – "подай-принеси". Теперь этот отставной ординарец надувает щеки в кресле третьего человека в стране. Лезет в каждую дыру и делает заявления, над которыми вся страна потешается, а оппозиция млеет от счастья. И кличка у него в народе – "Люминий", по известному анекдоту.
Бутин вздохнул, посматривая исподлобья, как Богомолов что-то шепчет на ухо министру обороны Сергееву, а тот, в свою очередь, передал услышанное соседу, директору ФСБ генералу Нащекину. Все трое заулыбались, но, поймав тяжелый взгляд Бутина, сразу изобразили на лицах серьезность и сосредоточенность.
По мере того, как Бутин вглядывался в каждого участника совещания, в комнате воцарялась все более глубокая тишина. Наконец она стала, как принято говорить, звенящей. Все даже шевелиться перестали, ожидая, что скажет, как они между собой выражались, "начальник страны". В этом молчании был и свой особый чиновничий вызов: мол, поглядим на тебя, начинающий президент, каков ты в серьезном деле…
Бутин продолжал молча разглядывать застывших соратников.
Наконец, он тихо сказал:
– Как вы знаете, ситуация чрезвычайная. Никто не будет возражать, если мы пригласим для участия в совещании… – Бутин запнулся и, слегка покраснев, продолжил: – Ивана Михайловича Фадина?
Все поняли причину его небольшого замешательства: он чуть было по привычке не произнес "Шарпея".
– Значит, возражений нет? А вот как раз и он.
Вот почему совещание назначено именно в Ново-Огорево…
В зал шаркающей походкой вошел грузный пожилой человек в мятом спортивном костюме. Он молча пожал Бутину руку и, тяжело дыша, пошел на противоположный конец длинного стола.
– Иван Михалыч! – встрепенулся Бутин. – Садитесь сюда, справа от меня.
– Справа от вас, Владимир Владимирович, пусть сидят люди, которые вместе с вами будут принимать решение и нести за него ответственность. А я простой пенсионер. В уголке посижу, послушаю. А если что путное надумаю, скажу…
– Хорошо! – согласился Бутин. – Да, и Кротова пригласите! – обратился он к стоящему возле дверей молчаливому человеку. – Никто не возражает?
– Мы его не планировали, – тихо проговорил Петрухин. – Есть регламент проведения заседаний Совета Безопасности, и…
– Пригласите! – жестко прервал его Бутин. – Пусть примет участие…Артем Дмитриевич! – Бутин повернулся к директору ФСБ Нащекину. – Введите всех в курс дела. Только лаконично, пожалуйста.
– Слушаюсь! – неожиданным тенорком отозвался дородный генерал. – Сегодня, в четыре часа утра по московскому времени, вооруженные силы Грузии начали массированный ракетный обстрел столицы Южной Осетии Цхинвала. Одновременно грузинский спецназ силами до трех батальонов атаковал расположение российских миротворцев. Огонь велся на поражение. Убито более двадцати наших солдат и офицеров, попросту расстреляны, так как нападение было ничем не спровоцированным и неожиданным.
Бутин перевел взгляд на министра обороны и жестко спросил:
– Что значит – неожиданным? Они же там не на курорте… Тем более всю неделю грузины оружием бряцали.
– Я думаю,… – начал было говорить министр обороны, но Бутин прервал его:
– Думать надо было раньше! Этих потерь мы точно могли избежать!
– Есть сведения, – продолжил директор ФСБ, – что с часу на час начнется массированное вторжение грузинской армии, рассчитанное на полный захват территории Южной Осетии и выход к нашей границе. Судя по всему, одновременно хотят нанести максимальный урон населению… Для устрашения… Идет ракетный обстрел города. Цхинвал практически разрушен. Гибнут женщины, дети, старики…
– Наши действия?
– Разрешите? – зычно откликнулся министр обороны и, увидев кивок Бутина, доложил: – Войска переброшены в Северную Осетию, ждут приказа. Танки, десант, легкая артиллерия… К Батуми вышли корабли черноморского флота. Одно боестолкновение уже произошло в море…
– Переходите границу и задайте им показательную трепку! Перед этим подавите все огневые точки, с которых они ведут обстрел Цхинвала. Надо принудить этих подонков к миру, максимально сохраняя жизни нашим солдатам и мирным жителям. Но этих гадов не жалеть и сопли не жевать! Пусть поймут, и не только они: нельзя наших людей безнаказанно убивать!
Бутин помолчал и вдруг увесисто стукнул кулаком по столу, так, что все от неожиданности вздрогнули.
– Я хочу, чтобы все присутствующие поняли, – Бутин говорил тихо, но голос его был полон внутренней ярости. – Нас испытывают на прочность, хотят морально унизить и выставить слабаками!
Президент подвигал головой из стороны в сторону, наклоняя ее то к одному плечу, то к другому, как это делают боксеры перед состязанием, и напористо произнес:
– Детали операции согласуйте в течение часа со всеми силовыми ведомствами. Ровно через двое суток, минута в минуту, жду доклада о полном разгроме этой нечисти! Давайте про остров, Артем Дмитриевич.
– Примерно в 11.00 на остров Сердце…это остров так называется, – уточнил Нащекин, хотя все присутствующие были об этой топографической подробности осведомлены, – в нескольких точках одновременно высадилось более сотни вооруженных людей. Костяк составляют выходцы с Северного Кавказа, а также, как сейчас принято говорить, лица славянской национальности, есть также иностранцы, предположительно выходцы с Ближнего Востока.
В это время в зал вошел помощник президента Кротов – худощавый брюнет лет сорока. Кивнув присутствующим, он собрался сесть у входа на пустующий стул, но Бутин его остановил:
– Давайте к столу, Мирослав Георгиевич. Место есть!
– По имеющейся информации, остров блокирован нападающими по всему периметру, – продолжил директор ФСБ. – В заложниках – более трех тысяч человек. Около четырехсот из них – дети. Связь с островом прервана, но в момент нападения многие жители успели позвонить – кто родственникам, кто в милицию. В "скорую" звонили, когда стрельба началась. По этим звонкам и составлена первичная информация. Но самые подробные сведения мы успели получить от полковника милиции Евграфова, который с двумя молодыми стажерами оказался в это время на острове.
– Евграфов? Не тот, о котором года два назад все газеты шумели?
– Так точно, Владимир Владимирович.
– Что он там делал? Опять икра и рыбная мафия?
– Не совсем. Накануне на острове произошло ЧП, тяжелое ножевое ранение получил местный житель, некто Морозов. В причастности к преступлению подозревается… – Нащекин взглянул на Карасева, – сотрудник Госдумы Каленин. Дело неординарное, поэтому Евграфов и взял его на контроль…
Председатель Думы Карасев невольно приподнялся, демонстрируя крайнее удивление, но сказать ничего не успел.