Дальнейшее Каленин наблюдал уже не один раз. Расул торопливо отсоединил небольшой кожаный футляр, закрепленный на поясе, достал резиновый жгут и крошечный шприц. Извлек маленькую ампулу, пару раз чиркнул по ней лезвием ножа и ловко переломил. Потом наполнил шприц, привычно перехватил руку жгутом, удерживая один конец зубами, и отточенным движением сделал укол, точно попав в невидимую вену. Буквально через минуту его лицо разгладилось и обрело вполне нормальный цвет, на щеках даже проступил румянец. На лбу некоторое время держалась испарина, но потом и она исчезла.
Он, закрыв глаза, удовлетворенно прислушивался к своим ощущениям и, казалось, задремал. Минут через пять он решительным движением снял с Каленина наручники и взглянул на него спокойно, без той гримасы боли, которая только что перекашивала его лицо.
Поймав очередной вопросительный взгляд Каленина, он объяснил:
– Не думай, не наркотик. Это обезболивающее…
Он смутился, и Каленин это заметил.
– Давно в Махачкале не был? – неожиданно спросил Каленин и понял, что попал в десятку, поскольку парень слегка вздрогнул. – У меня там друзья. Правда, давно не виделись…
– Шесть лет! – глухо отозвался Расул.
– После того, как учиться уехал? – развивал успех Каленин и понял, что снова угадал.
– Точно… – приподняв брови, ответил Расул.
– А воюешь сколько?
– Пять лет… Как вы догадались про Махачкалу?
Каленин отметил, что парень автоматически перешел на "вы", демонстрируя уважение к старшему по возрасту, как принято у него на родине, и посчитал это хорошим знаком.
– У меня много знакомых из Дагестана, акцент характерный… хотя у тебя он едва заметен…Мой отец дружил с твоим великим земляком и как-то взял меня с собой на его юбилей. Правда, я был совсем маленький… Лет десять, наверное…
– Земляк – это кто? – Расул напряженно всматривался в лицо Каленина, силясь обнаружить подвох.
– Твой тезка, Расул Гамзатович Гамзатов! Я даже жену его помню, тетю Патимат. Когда Гамзатов умер, отец на похороны не смог поехать, болел. Но потом все равно съездил в Махачкалу. Ему восемьдесят три было, но он сказал, что должен другу последний раз поклониться…
– Отец жив? – осторожно спросил Расул.
– Жив. Болеет сильно… Я, когда сюда на остров собирался, позвонил ему. Сказал, что поклонюсь от него маминой родне… Мамины родственники все отсюда, из Сердца…
– А у меня все из Махачкалы… Я в "плехановке" учился. Один год. Школу с золотой медалью закончил и сразу в институт, математику на "отлично" сдал и сразу поступил.
Каленин молчал, чтобы не спугнуть хрупкое доверие, которое стало постепенно возникать между ними.
– Родители у меня уважаемые люди. Отец в пединституте историю преподавал. Он доктор наук, профессор. Мама – из семьи нашего известного композитора, Ширвани Чилаева. Слышали?
Каленин кивнул, хотя фамилия ему ничего не говорила.
– Старший брат казанское ракетное училище закончил, до полковника дослужился. Сейчас демобилизовался… Еще два брата в Москве, бизнес у них строительный…
Каленин снова ободряюще кивнул. Но Расул замолчал и снова закрыл глаза. Прошло несколько минут, и Каленин подумал, что парень уснул, но тот неожиданно заговорил:
– Вы Коран читали?
– Как тебе сказать… скорее листал.
– Что вы думаете об исламе?
Каленин смутился, чувствуя в вопросе какой-то подвох.
– Знаю, к примеру, что в Коране убийство признается грехом…
Расул скривился:
– Почему-то все русские считают необходимым напомнить мусульманам, что те якобы забыли о человеколюбии Корана. – Глаза Расула недобро полыхнули. – Вы сами православный?
Каленин смутился, поскольку и сам не знал ответа на этот вопрос.
– В церковь хожу… По праздникам…
– А судить беретесь! Ладно… Скажите, а в человеколюбии православия и христианства в целом вы как, не сомневаетесь?!
Беркас уже пожалел, что ввязался в этот опасный разговор.
– Все у вас просто! – жестко продолжил Расул. – Вы заранее решили, что мусульмане коварны и жестоки по самой природе. А это ложь!
– Может, дело в том, что вы иногда заставляете нас так думать? – осторожно заметил Каленин и кивнул в сторону пулеметов, которыми ощетинился берег.
– Глухов – не мусульманин! Здесь много тех, кто не исповедует ислам!…
Каленин хотел промолчать, но не сдержался:
– Но разве вы не противопоставляете правоверным неверных? И разве некоторые сторонники ислама не считают возможным убивать этих неверных только за то, что они не веруют в Аллаха?
Расул вскочил.
– Стыдно быть таким дремучим! В Коране неверные – это неверующие в Единого Бога! И Коран учит милосердию к ним, так как они, говоря словами вашего Христа, "не ведают, что творят"! Ясно!?
– Расул! – стараясь быть спокойнее, обратился к спутнику не на шутку встревоженный Каленин. – Вижу, ты много думал об этом. Я не готов спорить с тобой о религии на равных… Давай закончим разговор!
– Жаль! – сжал тонкие губы Расул. – Мне не с кем об этом поговорить. А я как раз и есть неверный!… То есть не верующий!…
Каленин едва удержался от удивленного возгласа. Это признание никак не вязалось с горячностью, с которой парень только что защищал ислам.
Расул помолчал и твердо добавил:
– Я был верующим, был мусульманином. Но теперь твердо знаю: Бога нет, Аллах – это выдумка!…Тора, Евангелие, Коран – это инструкции по манипуляции людьми! Маркс был прав: религия – это отрава!
Каленин пристально посмотрел в бездонные глаза своего собеседника и тихо спросил:
– Человек, который так хорошо знает религию своего народа, не мог просто так, беспричинно отречься от нее. Должно было произойти что-то… ужасное. Так?
– Вы Соборную мечеть – ту, что возле Олимпийского – знаете?
Каленин кивнул.
– Когда я в Москву приехал, меня братья туда привели, с муфтием познакомили. Он очень расстроен был, потому что в мечеть стали новые люди ходить, приезжие с Кавказа. Муфтий сказал, что идет наступление радикального ислама, что джадидизм отступает перед ваххабизмом, и это очень опасно, что "мусульманин" и "ваххабит" стали синонимами! Вы разницу понимаете?
– Думаю, да…
– …Муфтий стал собирать всех образованных мусульман – в первую очередь тех, кто осел в Москве, у кого жены русские… Он хотел, чтобы ядром верующих стали именно мы, а не те, кто с трудом объясняется по-русски и в мечеть ходит только потому, что не может в другом месте почувствовать себя человеком. Чтобы вокруг мечети собрались влиятельные люди – ученые, бизнесмены, врачи, те, кто хотел очистить ислам от ваххабитского мусора… Среди нас стали появляться молодые музыканты и артисты, которые прежде не помнили о том, что у них мусульманские корни. Муфтий проповедовал не только на татарском и арабском, но и на русском. А еще он стал наводить порядок в… – Расул задумался, подбирая слово, – в приходах, по-вашему. По сути, объявил войну имамам, которые обучались у саудитов и проповедовали агрессивный ислам.
Где-то вдалеке хохотнул автомат. Потом второй. Они весело перебранивались короткими очередями, и этот отдаленный звук казался абсолютно беззлобным…
Похоже, стреляли предупредительно, сигналя тем, кто сбежал из клуба, чтобы сидели по домам.
Каленин подумал, что киношная и настоящая стрельба совсем разные. Киношная – громкая, яростная, свирепая и… совсем не страшная. А реальный выстрел из пистолета звучит на улице, как безобидный хлопок детской игрушки, но запросто вырывает жизнь из человеческого тела…
– Я очень увлекся тогда этим: доказать всем, что ислам – религия добра и подлинной морали. – Расул продолжал монолог, не обращая внимания на стрельбу, к которой был привычен и равнодушен. – Стал много читать, слушал муфтия… Вам интересно?
– Конечно! – торопливо откликнулся Каленин.
– Миссия ислама, как самой молодой мировой религии – противостоять пороку, который все больше овладевает представителями других религий! Люди потеряли страх перед Всевышним и впали в греховную жизнь. Тогда и пришел Мухаммед, который, по сути, отменил все остальные пророчества – и Моисея, и Иисуса.
– Все? – не удержался от вопроса Каленин.
– Да! Ислам появился как единственный способ спасти разлагающееся человечество, погрязшее в грехе и мерзости.
– Ну вот! Значит, ислам все же отвергает другие мировые религии?!
– Нет!- горячо возразил Расул. – Он их вбирает в себя. Лучшее из них стало частью ислама! Ну, как вам объяснить… Любой православный найдет в исламе ответы на все свои вопросы!…
Беркас не смог скрыть скептическую гримасу.
– Все верно! – неожиданно поддержад этот скепсис Расул.- Вы правы! Любая религия есть заговор одной части общества против другой! Все религии когда-то были нужны, чтобы утвердить запреты, не позволяющие людям пожирать друг друга. Изначально любое религиозное учение гуманистично! Но каждое из них рано или поздно оборачивается войной одних против других. Иудеи, христиане и мусульмане во имя своей веры убили столько людей, что этому уже невозможно найти оправдание. Честнее убивать, как делаю я, не прикрываясь высокими словами. Месть – это единственное, что дает право на убийство! Как справедливую расплату за человеческую мерзость.
– Кому ты мстишь, Расул? За что?
Расул ненадолго застыл, потом спросил тихо:
– Вас когда-нибудь… били?
Каленин пожал плечами:
– В детстве доставалось, от старших пацанов.
Расул поморщился и привычно потер поясницу.
– А так, чтобы целый месяц, каждый день?… Чтобы не было ни кусочка тела, который бы не испытывал ежеминутную боль! Такого не пробовали?
Каленин промолчал…
– Меня задержали вечером, когда я возвращался в общежитие. Только вышел из метро, тут подлетела машина ДПС. Меня затащили внутрь и начали требовать, чтобы я признался в убийстве. Я даже не знал, о чем речь, а они били меня дубинками по почкам и орали: "Говори, черножопый, за что ты его убил?!…"
…Уже в отделении выяснилось, что накануне убили молодого православного священника, которому перед этим угрожали какие-то люди. Представлялись мусульманами, он так написал в дневнике, и даже оставил видео в Интернете – мол, мусульмане меня преследуют… Я с ним несколько раз встречался на публичных диспутах, даже спорил. Его убили прямо в храме, ударом ножа! Составили со слов свидетелей портрет… Рост… Цвет волос… Кавказец, одним словом! То есть вылитый я или любой другой, такой же, как я… А тут еще эти наши споры…
Расул раздраженно пнул носком ботинка камень и продолжил:
– Меня арестовали. На третий день я кровью мочиться стал, но так и не признался. Тогда они сменили тактику: на допрос вызывали всего раз в день. Час бьют, а потом заставляют читать протокол, где я вроде бы даю признательные показания: подпишешь? Нет? Тогда запоминай, как все было! Текст учи! Рано или поздно подпишешь…И опять дубинкой. У меня некроз обеих почек развился… Думал, умру… Больше пяти лет прошло, а я так и не восстановился после этих травм…Доктора в Эмиратах сказали, что в почках необратимые процессы. Не жилец, то есть! Да еще эти жуткие боли…
– За тебя же было, кому заступиться?! Братья, тот же муфтий…
– Всем показали мое признание, которое я тогда еще не подписал, но им-то говорили по-другому. Адвоката своего взять не позволили… был от них. А он только советы давал, мол, если признаешься, срок меньше будет. Да и вообще любое заступничество от моих единоверцев было только во вред мне: следствие хотело показать фанатика-ваххабита…
– И что, без всяких улик целый месяц пытали в камере?!
Расул пнул еще один камень, отлетевший значительно дальше первого.
– Улики были! Очень серьезные! – буркнул он. – Свидетели меня опознали: две слепые старухи, которые в момент убийства в храме были. Они друг друга-то не узнают, если им не подсказать, кто есть кто!!! Кого надо, того и опознали… по ментовской наводке!…Еще фотографию мою женщина признала, которая в церковной лавке торгует… При понятых показала, что видела в храме накануне убийства. Сказала, что я книжку приобрести хотел. А я действительно был там в тот день! Специально пришел воскресную проповедь послушать! И книжку в руках держал, только не купил… Так что и книжку ту нашли! И отпечатки мои на ней…
Каленин мрачно потупился, не зная, что сказать. Действительно, издевательство над здравым смыслом: пришел за книжкой, вот и убил…
– Через месяц измывательств я во всем признался, иначе точно умер бы или сошел с ума! Еще три месяца в камере сидел, пока следствие шло. Потом суд… На суде я от своих показаний отказался, но это сочли усугубляющим вину обстоятельством. Улики, видите ли, неопровержимые! За это еще два года накинули, вышло всего двадцать два!…
– И не нашлось никого в милиции, в прокуратуре, кто проявил бы хоть какую-то объективность? Не проверил улики?!
– Как же, был один! – с явной издевкой ответил Расул. – Капитан Ганопольский! Он как раз мое дело вел до суда. Этот не бил! Он объяснял, что прямых улик действительно против меня нет, и если я не убивал, то сознаваться не должен. И ехидно добавлял, что в этом случае до суда мне не дожить! Сам, говорит, подумай: кто же теперь, когда объявили, что убийца пойман, допустит, чтобы тебя невиновным признали?! Так что, мол, выбирай – между жизнью и тюрьмой, пусть даже за несовершенное преступление…
– И сколько ты просидел?
– Недолго! Через четыре месяца в Калуге парня одного за уличную поножовщину взяли. И неожиданно выяснилось, что они с убитым батюшкой одноклассники. Короче, парень этот в долг у него попросил, а тот через какое-то время стал деньги назад требовать, они вроде были не его, а церковные. Вот и убил священника друг детства! Кстати, морда у него абсолютно славянская…
– И тебя отпустили?
– А как же! Только сначала сокамерникам поручение дали меня прикончить. Видно, сомневался тот капитан в моем благоразумии…
Смотреть в полные ярости глаза Расула было невозможно.
– Несколько человек меня держали, а один бил со всего маху по затылку, чтобы шейные позвонки свернуть. Только поторопились они вертухаев звать. Думали, я издох. А я вот выжил…
– И что?
Расул тяжело посмотрел на Беркаса и твердо ответил:
– Мстить начал…
– Погоди!!! – похолодел Каленин, неожиданно вспомнив что-то. – Не может быть! Так это ты?!
– Я!…
– Всех четверых?!…
Расул кивнул.
– Всех. Только не четверых, а шестерых!
– Шестерых? – потрясенно переспросил Беркас. – Тогда целый месяц по всем каналам говорили: жуткое убийство четырех милиционеров.
– Шестерых, – упрямо повторил Расул. – Это голову я четверым отрезал. Троим – тем, что в машине били, когда задержали. И сержанту, который уже в следственном изоляторе издевался… А Ганопольского… не получилось ему голову отрезать. Я его на лестничной площадке возле квартиры ударил ножом в шею, а тут жена выскочила… Ее тоже…
Расул взглянул на Каленина и неожиданно рассвирепел, увидев, как у того играют желваки на побелевших скулах.
– Не нравится? Жалко, да? А меня не жалко?
– Жалко! – тихо ответил Каленин. – Как же ты живешь после этого…
– А я и не живу! – резко ответил Расул. – Когда женщину убил, понял, что уже не человек, что Аллах не помог, не уберег от греха этого. И капитана я убил не потому, что он меня мучил. Он меня пальцем не тронул. А потому, что я уже силу свою и власть над людьми ощутил! Выше Аллаха себя поставил! Сам решил, можно этим шестерым дальше жить или нет!…А после этого куда мне было? К Шамилю в горы! Я себе на все вопросы ответил! Два остались: сколько еще проживу и сколько с собой на тот свет унесу!
– А меня? Тоже с собой заберешь?
– Пойдемте! – приказал Расул, резко поднялся и тут же сморщился от боли в пояснице, которая, видимо, пробивала его, несмотря на действие укола. – Дайте-ка свой мобильник! – неожиданно произнес он, чем привел Каленина в полное замешательство. – А то узнают наши, что вы со своими связь имеете, да и застрелят сгоряча.
Пристально глядя на Каленина, Расул протянул руку, и тот, не выдержав взгляда, опустил глаза и отдал ему телефон.
– Гляди-ка, точно как мой, тоже "Самсунг" на две "симки"…
Как выиграть время
Заседания Совета Безопасности проходили два раза в день – утром и вечером. Это было вечернее заседание следующего дня после атаки на Цхинвал и захвата острова. Докладывал министр обороны, генерал Сергеев:
– Сегодня, к двенадцати ноль-ноль, грузинские войска выбиты из Южной Осетии и отброшены за административную границу с Грузией.
– Потери? – уточнил Бутин.
– У нас убито пятьдесят восемь военнослужащих. У осетин – более трехсот. Это в основном потери от ракетного обстрела. Мирные жители… Ну, и ополченцы тоже…
– У Грузии?
– Около пятисот убитых! Но когда они побежали, мы их на территории Грузии добивать не стали.
– Почему дали уйти? – взвился Богомолов, характерным жестом дергая себя за пухлую небритую щеку. – Надо было добить, чтобы неповадно было!
– Добивать на чужой территории приказа не было, – невозмутимо отозвался министр. – Если "верховный" прикажет, завтра будем в Тбилиси…Захвачено много боевой техники, танки, бронемашины – в основном российского производства.
– Откуда?
– Танки – с Украины… Несколько бронированных "Хаммеров" – те, что стоят на вооружении в американской армии. Похоже, прямые поставки из США. Мы эти машины сейчас изучаем и уже установили: броня на них – дерьмо! Наш бронебойный патрон прошивает ее насквозь…
– Ваша оценка, почему они решились на это безумие? – спросил Бутин, обращаясь к директору ФСБ.
– Если обобщить агентурные сведения, – отозвался Нащекин, – картина следующая. "Павлин"… Это его агентурное прозвище… можно для удобства так называть?
Не дождавшись ответа, генерал продолжил:
– "Павлин" давно вынашивал планы военного захвата Цхинвала и новой победоносной войны с абхазами. Поставки вооружений напрямую связаны с полученными из Лондона деньгами, которыми и производился расчет за вооружение, в том числе американское…
– Есть доказательства?
– Стопроцентные! Вот запись, которую нам незадолго до своей гибели переправил Литвиненко. Накануне он встречался с Березовским…
– Успеем до эфира? – забеспокоился Бутин.
– Тут всего один отрывок двухминутный. Включаю!
"-…Я, Борис Рувимович, в последнее время спать перестал. Страх одолевает! – послышался тенорок, чуть искаженный звуковоспроизводящей техникой. – Я так далеко не замахивался. Хотел потихоньку родиной приторговывать. А тут… вы же почти третью мировую войну затеяли!
– Слушай, – зазвучала характерная скороговорка Березовского, – а когда на мои деньги сюда драпал, не боялся? Когда за компромат на Леонида Даниловича сто тысяч наличными получал, руки не тряслись?
– Это другое, Борис Рувимович. Так, интрижка! А это… не для меня…
– Хватит ныть! Твое место в этом деле десятое! Ори на весь мир, что, мол, преследуют агенты ФСБ, убить хотят за честность твою и неподкупность. Заявления всякие делай, призывай мировую общественность объединиться для борьбы с антидемократическим режимом Фадина-Бутина! А войну мы без тебя, Сашок, организуем…
– Зачем вам это?
– Не понимаешь ты, Александр Вольтерович…
– Я – Вальтерович. Отца Вальтером звали…