- Почему остановился, сволочь? - крикнул он в сердцах. - Вперед!
- Вперед не могу, - спокойно ответил возница и пояснил с усмешкой: - Я - извозчик, а не лодочник, и у меня фургон, а не джонка.
- Что за шуточки? - взревев, вскинулся на него Хосоя, пулей выскочив из фургона.
И вот тут-то старший унтер-офицер Хосоя наконец понял, что возница ничуть не шутил и что злую шутку сыграли над ним те, на кого он охотился: фургон стоил у самой воды, впереди была река - водная преграда, как говорят военные. И из-за этого непреодолимого водного рубежа как раз и доносилась вражеская морзянка, уверенная и, как показалось Хосоя, даже насмешливая...
Утро, засиявшее над Харбином, было не из тех, что способно вселить бодрость и оптимизм в смятенную душу полковника Унагами. Неприятности в самом деле были чрезвычайно серьезными.
Началось то злополучное утро с раннего звонка старшего унтер-офицера Хосоя.
- Вчера ночью станция КВ-39 снова вступила в радиоконтакт с Благовещенском, - без особого энтузиазма доложил специалист по пеленгу.
- Надеюсь, на этот раз цель накрыта? - с внезапным волнением в голосе осведомился полковник.
На несколько мгновений на другой стороне провода воцарилось молчание. После, очевидно, набравшись смелости, старший унтер-офицер пролепетал:
- Осмелюсь доложить, господин полковник, КВ-39 сменила свое местонахождение.
Настроение полковника вмиг было испорчено.
- Как вас прикажете понимать? - "проворковал" он в телефонную трубку. - Что значит...
- На этот раз радист вел сеанс откуда-то из-за Сунгари, - помявшись, признался старший оператор передвижной пеленгационной установки.
Унагами с силой бросил трубку на рычаг.
Утренний завтрак, каким он был? Впавший в угрюмую задумчивость полковник этого вспомнить не мог. Да и не собирался он этого вспоминать. Занимало его другое... Явным казалось то, что, если тайная радиостанция изменила координаты, значит, он, полковник Унагами, допустил какой-то неверный ход и тем самым спугнул как вражеского радиста, так и тех, кто руководит его действиями. А при таком повороте событий нечего было и надеяться, что удастся выследить по одному красных бандитов и, захватив их врасплох, ликвидировать сразу всю банду вкупе с ее главарем-невидимкой.
Часа через два позвонил майор Яманаси.
- Унагами-сан, - начал он похоронным голосом, - агент Синдо, на котором мы с вами остановили свой выбор, не оправдал возлагавшихся на него надежд...
После подобного начала ожидать можно было чего угодно. Впрочем, Унагами-сан уже был готов к тому, чтобы услышать какую угодно плохую весть.
- Что, оказался курильщиком опиума? - мрачно предположил полковник.
Майор с глубочайшим вздохом разъяснил:
- Сегодня утром полиция извлекла из Сунгари мешок с утопленником.
- И утопленник этот - агент Синдо? - опять предположил полковник.
- Совершений верно, Унагами-сан! - уныло подтвердил Яманаси. - Видимо, его засекли... - Он снова тяжело вздохнул.
Ответного вздоха майор, однако, не услышал. Полковник Унагами не счел нужным вздыхать или каким-либо иным образом высказывать свое огорчение. Тигры, если даже они падают, оскользнувшись на узкой тропе над обрывом, никогда не теряют ни присутствия духа, ни достоинства. Тем более что, и сорвавшись вниз с тропы, тигр все равно приземлится на все четыре лапы. Так же и он, Макото Унагами, по прозвищу Уссурийский Тигр, не стушуется, не потеряет уверенности, а продолжит охоту и успешно ее завершит.
Проигравший - это еще не побежденный. Если игра, вернувшись к шахматным аллегориям, началась с гамбита и потеряна пешка, это вовсе не означает, что итог игры предрешен... Да и стоит ли вздыхать из-за одной выбывшей из игры пешки, даже проходной...
Этими мыслями полковник успокаивал себя все утро, и хотя понимал их весьма относительную справедливость, но зато, когда в середине дня он входил в кабинет майора Яманаси, у него не было уже ни малейшего сомнения насчет того, каким должен быть очередной ход.
"Итак, товарищ красный Икс, - обращался он в мыслях к своему неведомому противнику, - воспользуемся вашим нездоровым интересом к "хозяйству доктора Исии" и предпримем ход конем. Троянским конем, господин Невидимка!"
В кабинете Яманаси, кроме самого майора, полковник Унагами, к своему значительному неудовольствию, застал крайне антипатичного ему субъекта - подполковника Судзуки.
- Слышал, слышал о постигшей вас неудаче, - с сарказмом в голосе произнес подполковник, обмениваясь с Унагами дружеским рукопожатием и лучась милейшей улыбкой.
- Вы слишком торопливы в своих умозаключениях, уважаемый Судзуки-сан, - покачав головой, ответил полковник.
- Да что вы говорите! - воскликнул тот. - Радиста вспугнули, ваш агент ведет слежку в царстве теней... Если после всего этого вы хотите уверить меня, что у вас имеются какие-либо перспективы, то у господина Мацумуры по данному вопросу совершенно иное мнение. Идентичное тому, которого придерживаюсь я.
- И вы уже сообщили ему свое мнение? - не скрывая прилива злобы, процедил Унагами.
Судзуки развел руками.
- Ничего не поделаешь - служба! - почти добродушно рассмеялся он и с иронией в голосе полюбопытствовал: - Сколько времени вы уже потеряли?
- А вы, подполковник, что, разучились считать? - прищурился Унагами, вызывающе не поддерживая шутливого тона собеседника.
Лицо Судзуки тоже посуровело, иронический тон исчез.
- Господин Мацумура полагает, что неудача, постигшая вас, - результат вашей медлительности, - сказал он тоже сквозь зубы.
Оба обменялись крайне неприязненными, короткими взглядами.
- Думаю, что Мацумура-сан получил информацию не из самого чистого источника, - произнес наконец полковник Унагами. Затем повернулся к Яманаси. - У меня возникла весьма плодотворная идея, - сообщил он с подъемом в голосе.
- Новый план? - вопросил майор, изящно пощипывая тонкие усики.
- Да, новый план, - подтвердил полковник, - и не будь я Унагами, если на этот раз преступники не попадутся в ловушку.
- А вы не переоцениваете себя, полковник? - вмешался Судзуки.
- Переоцениваю? - Унагами окинул подполковника ядовитым взглядом. - Тогда, прошу вас, возьмите операцию в свои руки и ликвидируйте эту бандитскую нечисть! - прошептал он через внезапный приступ кашля. - Чтобы бросать в тюрьму и расстреливать, большого ума не надо! А вот для того, чтобы работать мозгами, нужно иметь соответствующую голову на плечах!
- Вы забываетесь, полковник! - возмутился Судзуки.
- Да, да, именно: нужно иметь голову на плечах! - членораздельно повторил Унагами. - Именно голову, а не...
Майор Яманаси поспешил разрядить атмосферу:
- Что вы предлагаете, Унагами-сан? - спросил он учтиво.
- Я не предлагаю, а делюсь с вами своими соображениями, - остывая, ответил полковник. - Что вы скажете, если в Харбине начнет действовать еще одна подпольная группа коммунистического толка?
- Какой-то бред! - снова вмешался Судзуки.
Унагами и бровью не повел в его сторону.
- Руководитель этой группы, - он обращался исключительно к Яманаси, - должен каким-то способом войти в контакт с главарем шпионской шайки, которая нас интересует. А начнем мы с того, что вы, господин Яманаси, нанесете еще один визит в разведшколу. Вручите майору Оноуци и однофамильцу нашего уважаемого подполковника, капитану Судзуки, письмо, которое я напишу. Пусть они подберут человека, подходящего нам по всем статьям. Вы лично побеседуете с этим кандидатом на роль руководителя группы подпольщиков и ночью перевезете его в харбинскую тюрьму. С начальником тюрьмы я обо всем договорюсь лично, а тем временем вы, майор, отправитесь в Бинфан, в "хозяйство доктора Исии". Встретитесь там с комендантом охраны и поставите его в известность, какая птица будет доставлена в Бинфан с очередной партией заключенных.
Яманаси внимательно слушал.
- Далее события развернутся следующим образом: наша "птичка" подберет себе двух-трех партнеров - желательно из тех, кто так или иначе был до своей поимки связан с харбинскими коммунистами, - и вместе с ними "выпорхнет" из-за колючей проволоки. Так называемому руководителю будущих диверсантов - именно к этому он их будет призывать - дадите мой телефон. Как?
- Все ясно, - ответил майор не без одобрения.
- Это еще не все, - продолжил полковник Унагами. - Свяжитесь с политической полицией и возьмите у них список лиц, подозреваемых в связи с коммунистами. Список должен быть коротким - три-четыре фамилии. Эти люди нам пригодятся...
- Весьма... перспективно, - потерев затылок ладонью, признал подполковник Судзуки. - Беру свои слова назад... Кажется, я погорячился...
УЖАСЫ ТАЙНОГО ХОЗЯЙСТВА
Шэна Чжи трижды приводили на допрос. И трижды в беспамятстве выносили. Потом о нем словно бы позабыли: в течение целой недели ни разу не вызывали к следователю, а в начале следующей вообще перевели в общую камеру.
В камере, напоминавшей по размерам вагонное купе, умещалось шестеро заключенных: четверо на двухъярусных нарах и еще двое - на полу, в проходе. На ногах у каждого были надеты тяжелые кандалы.
Народ в камере Шэна подобрался схожий характерами - все угрюмые, неразговорчивые. Да и о чем могли говорить друг с другом, если каждый из них о своем прошлом и о том, что привело его в тюрьму, предпочитал не распространяться. И к чему вести тягостные беседы? А о будущем своем соседи Шэна по камере знали не больше, чем и сам Шэн. Как и он, ничего благоприятного для себя в нем не усматривали.
Сблизился Шэн лишь с Сеем Ваньсуном - широкоплечим, средних лет мужчиной с округлым флегматичным лицом. Сей тоже не отличался излишней разговорчивостью, однако кое-какими подробностями из своей жизни на свободе все-таки с Шэном поделился.
Он работал школьным учителем в маленьком пристанционном поселке, расположенном неподалеку от приморского города Нинбо. В то утро Сей, как обычно, отправился в школу, стоявшую на отшибе, за переездом. Пропустил поезд, следовавший из Ханчжоу, и уже намеревался перейти через линию, когда внезапно внимание его привлекли самолеты, приближавшиеся со стороны моря. Он удивился. В самом деле, что нужно самолетам в этом районе, столь отдаленном от крупных центров?
Между тем самолеты, сделав круг, пронеслись над поселком, едва не касаясь крыш. Когда они зашли на новый вираж, Сей обратил внимание, что к их крыльям прикреплены какие-то коробки, из которых вылетают и распыляются в воздухе крохотные мутные облачка.
Сделав еще несколько заходов, самолеты скрылись за горизонтом. Сей забеспокоился. Самолеты были явно японские, а японцев он хорошо знал. От этих "заморских дьяволов" ничего, кроме несчастий, ждать не приходится.
Вечером, встретившись с соседями, Сей долго говорил с ними о странном визите сюда японской авиации. Предположения высказывались разнообразные, однако ни одно из них нельзя было принять безоговорочно. Ясно было только: самолеты что-то сбрасывали.
Впрочем, на следующее утро интерес к загадочному валету ослаб, а еще через два-три дня о нем вообще перестали вспоминать.
Тем временем нагрянули беды, которые вскоре поглотили внимание всего местечка: один за другим начали заболевать люди.
Болезнь начиналась всегда внезапно и остро. Сперва человек чувствовал, что его знобит, потом озноб усиливался, одновременно быстро поднималась температура. Больной жаловался на головную боль, на судороги в мышцах, на ломоту в суставах. Язык распухал, покрывался белым налетом.
- Так, как если бы его натерли мелом, - рассказывал Шэну Сей.
Во рту у заболевшего пересыхало, речь становилась бессвязной, неразборчивой, походка - неуверенной. Человека терзали какие-то страхи, ему все время хотелось от кого-то бежать. Наконец, больной впадал в беспамятство и умирал.
"Чума!" - повторяли охваченные отчаянием и страхом жители поселка.
В семье Сея первой жертвой "черной смерти" стал новорожденный сын. На следующий день умерла десятилетняя Ли, а ночью та же участь постигла жену. Горе пришло не только в их семью. Эпидемия чумы в течение недели унесла сто пятьдесят человек.
Медкомиссия, прибывшая из Шанхая, начала исследовать причины эпидемии. Обстоятельства выглядели загадочными: по обыкновению чума появляется вначале у крыс, а на этот раз врачи не обнаружили ни одного больного или же мертвого грызуна.
Загадку разгадал профессор Шанхайского университета Ван Ин. Собрав информацию среди местного населения, он приступил к поиску ответов на два основных, по его мнению, вопроса: какая связь между внезапной эпидемией и появлением в этом районе японских самолетов? Что содержалось в таинственных коробках, которые, как единодушно утверждали местные жители, были прикреплены к плоскостям японских бипланов марки "кавасаки"?
Подозрения профессора в том, что к распространению эпидемии причастны японцы, подтвердил не подлежащий сомнению факт: множество зачумленных блох он обнаружил в поле. Предположить, что туда их занесли какие-либо крысы, было нелепо. Во-первых, крысы никогда не убегают далеко от жилья человека, а во-вторых, блохи слишком вольготно чувствуют себя в шерсти грызунов, чтобы беспричинно покинуть своих носителей.
Заявление профессора Ван Ина вызвало, разумеется, немало комментариев. Однако лишь среди местного населения и прибывших на помощь шанхайских врачей. Китайские же газеты, выходящие в Шанхае, находясь под бдительным контролем японцев, не обмолвились ни единым словом о подозрениях Ван Ина, ограничившись лишь описанием того, как протекает эпидемия.
- Японцы поломали всю мою жизнь, - шепотом говорил Шэну Сей. - Я поклялся, что буду им мстить, пока меня носит земля...
Беседовали они исключительно по ночам, когда камера погружалась в сон. Голова к голове лежали, скрючившись, на изодранных циновках в проходе между нарами и шептались.
- Послушай, за какую провинность тебя-то арестовали? - спросил как-то Шэн у Сея.
Тот порывисто привстал на локте.
- Если ты будешь задавать подобные вопросы, я могу подумать, что ошибся в тебе и что ты - подсадная утка, - с укоризной сказал он Шэну.
Минутой позже добавил, как бы извиняясь:
- Я ведь не спрашиваю у тебя, какими судьбами попал сюда ты? Вот и ты не спрашивай. Разве тебе неизвестен завет наших предков: и у окон есть глаза, и у стен есть уши, а когда беседуешь в поле, помни, что и трава может подслушать?
Сей умолк, и больше они не обменялись в ту ночь ни единым словом. А под утро дверь их камеры со скрежетом отворилась.
- Заключенные Фу Чин и Сей Ваньсун - на выход! - раздался властный и сытый голос надзирателя.
Длинный сводчатый коридор тускло освещали электрические лампочки, ввинченные в потолок через равные интервалы. Шэн и Сей подстроились к цепочке арестантов. С трудом переступая закованными в кандалы ногами, они в сопровождении вооруженной охраны вышли на глухой тюремный двор.
Едва брезжил рассвет. В молочных сумерках различались три тюремные автомашины, стоявшие наготове возле железных ворот. Японский унтер-офицер в белых гетрах жестами указывал заключенным, кому из них в какую машину садиться. По воле этого замухрышки в белых гетрах Шэн и Сей попали в разные машины.
С силой сжав руку Шэна, Сей прошептал на прощанье:
- Может, еще и встретимся!
Вскоре тюремные машины тронулись в путь. Зарешеченные окна были выкрашены масляной краской, и заключенным оставалось только строить догадки, куда их везут.
Примерно через час машины остановились, и узникам было велено выгружаться.
Выбравшись из машины, Шэн снова увидел глухой внутренний двор, отличавшийся, правда, от того, который он часом раньше покинул. Только размерами новый двор был меньше. Потом Шэн очутился в тюремной камере, но не было в ней ни коек, ни нар. Люди лежали вповалку на холодном бетоне. Шэн, найдя свободный пятачок, тоже улегся, забывшись в тяжелом полусне.
После побудки и скудного арестантского завтрака Шэн начал знакомиться с сотоварищами по камере.
Выл среди них столяр Мао из Цицикара, который, приютив на ночлег в своей фанзе двух партизан, был выдан осведомителем жандармам. Был учитель Ван Линфу из Чанчуня, который во время урока оказал своим ученикам, что величайшим несчастьем для Китая является соседство с Японией. Был хозяин москательной лавки из Гирина Юань Ханки, схваченный за то, что в письме своему старому другу неодобрительно отозвался о японцах, назвав их оккупантами. Был харбинский фотограф Су Бинвэй, подозреваемый в принадлежности к коммунистической партии.
- Тебе тоже не повезло, друг, - сказал Су Бинвэй, покачав бритой головой. - В жутком ты месте очутился...
Шэн был убежден, что находится в самой обычной тюрьме, где его будут держать до суда.
- Вы что, уже знаете свои приговоры? - спросил он у Су Бинвэя.
- Приговоры? - блеснул глазами Су. - Здесь сидят без приговоров. Здесь, - закусив губу, прибавил он, - ждут своего конца.
- Какого еще конца?
- Того самого, одного-единственного, - с горечью сказал Су. - Смерть здесь ждут. - И он понурил голову. - Я-то здесь недавно, - проговорил через силу, - а вот они, - окинул взглядом других узников, - могут тебе кое-что продемонстрировать. Ну-ка, Мао Чжун, Ва Ю, покажите ему свои руки.
Шэн с содроганием смотрел на вытянутые в его сторону руки с пальцами... Нет, пальцев он не увидел. Вместо пальцев торчали почерневшие кости. С болью в сердце вглядывался Шэн в лица этих людей.
"Что с ними творили? - мучительно думал он. - Сдирали кожу с рук? Пытали?"
- Эксперименты, друг, научные эксперименты, - говорил Су. - Для японцев мы нелюди, для японцев мы подопытные животные...
- Так, так, - скрипучим голосом подтвердил старый китаец Ва Ю.
- Это результаты обморожения, - пояснил Су, когда старый Ва Ю спрятал под мышки свои изуродованные руки. - Японцы проверяют тут многое... Ну и устойчивость человеческого организма к морозу. Беднягам под страхом пули приказали окунуть руки в воду, а потом держать их на холодном ветру при температуре минус двадцать градусов. Через полчаса пришел Иосимура со своей бамбуковой тросточкой, приказал вытянуть руки вперед и принялся простукивать пальцы тросточкой. Если пальцы издавали деревянный отзвук, это значило, что обморожение полное, и тогда он отправлял человека в камеру. Ну а если он слышал приглушенный призвук, то обморожение считалось неполным, и тогда Иосимура отправлял заключенного в специальную камеру, чтобы опробовать на нем различные средства против обморожения. Они, ясное дело, ищут способы, как лечить своих обмороженных солдат. Соображаешь, для чего им это нужно? К войне готовятся! С Россией! Там сильные морозы...
- Что же здесь такое? - помрачнел Шэн. - Тюрьма? Или... больница какая-то?
- Японская фабрика смерти, - коротко отозвался Су. - Называется: подразделение номер семьсот тридцать один. Здесь японцы готовят бактериологическую войну. Мечтают научиться вызывать эпидемии. В Китае, в России, в Америке и кто знает, где еще...
- А тюрьма?