- По многим причинам, сэр. Вероятность этого прогноза очень высока. Беда Андропова, босс, в том, что объективно он - самая вероятная и достойная замена Брежневу. А тот… Тут уже чистая психология. Как говорится, видеть в зеркале либо себя, либо никого другого. Брежнев стремительно стареет, сэр, становится капризным, раздражительным, своенравным… Генеральный секретарь ЦК КПСС стал главной фигурой самых остроумных анекдотов. Страна смеется над Брежневым, сэр. И этим пользуется его ближайшее окружение, понимая, что место генсека вот-вот станет вакантным, и прокладывая дорожку своим людям. А Андропов НИЧЕЙ, сэр! Короче, сейчас он один и помочь ему не сможет никто - слишком опасно.
- И все-таки, сделать то, что вы предлагаете - безумие!
- Почему, сэр?
- Тут резонов масса. Но у вас, Уолш, я хочу выяснить только одно: как вы представляете себе все это технически? Мы что, планируем открыть при ЦРУ филиал благотворительного общества по спасению Юрия Андропова от коммунистического произвола?
- При чем здесь благотворительность, сэр? - седые брови Уолша стремительно взлетели. - Это сделка.
- Сделка?
- Именно, сэр.
- С тем самым, да? - Глаза директора ЦРУ сузились. - С членом Политбюро ЦК КПСС? С председателем КГБ СССР?
- Да, сэр, - невозмутимо произнес Уолш. - Мы с вами говорим об одном и том же человеке - о Юрии Андропове.
- Он не поддастся на шантаж, Уолш, как вы этого не понимаете?! Не та фигура, не те мотивы…
- Это не шантаж, сэр! - Уолш мотнул головой, словно отметая возражение своего шефа. - Это политическая сделка, которая выгодна обеим сторонам. Если сегодня мы поможем Андропову удержаться на плаву еще пару- тройку лет, пока Брежнев окончательно не выживет из ума и не утратит реальную власть в этой сумасшедшей стране, то завтра мы будем вправе рассчитывать на появление в Кремле трезво мыслящего политика, с которым можно разговаривать, не обмениваясь при этом ударами рукоятки пистолета по голове.
- А если он, оставшись с нашей помощью у власти, покажет нам потом кукиш в кармане?
- Не покажет, сэр. Речь ведь идет не об обмене любезностями на приеме в советском посольстве по случаю очередной годовщины Октябрьской революции. Не беспокойтесь, сэр, мы подстрахуемся таким образом и так надежно, чтобы у господина Андропова и мысли не возникало отплатить нам за оказанную любезность черной неблагодарностью.
- Стало быть, Андропов непременно должен знать, что политической властью в своей стране он обязан американской разведке?
- Соединенным Штатам Америки, - сухо поправил Уолш.
- Я что-то не улавливаю нюанс.
- А он очевиден, сэр! - Уолш поднялся. - Я принес вам не агентурный план вербовки крупного советского военачальника или физика-ядерщика, а стратегический расклад на ближайшие годы. Реализация этого плана - гарантия мирового порядка, обеспечение относительной стабильности, без которой человечество просто не в состоянии нормально функционировать, а также надежда, что когда-нибудь наступит день и все ядерные ракеты с обеих сторон будут сняты с боевого дежурства. Кто-то из старых стратегов говорил, что войны начинаются именно тогда, когда из рук вон плохо работала разведка. У нас с вами, сэр, есть внуки…
- Уолш, вы, часом, не собираетесь баллотироваться в Конгресс от штата Вирджиния?
- Чтобы убедить вас, сэр, я готов даже на такое безумие, - улыбнулся начальник оперативного управления ЦРУ.
- Как Андропов узнает обо всем? Чем мы должны пожертвовать? Во что этот план вообще нам обойдется?
- Это уже тактические детали операции, сэр, которые полностью отработаны. Но давайте вначале закончим со стратегией.
- Вы же понимаете, Уолш, что все это мне нужно объяснить президенту?
- Я даже знаю, когда вы это сделаете.
- Когда же?
- Сейчас, - Уолш кивнул на отдельно стоящий красный телефон прямой связи с президентом США.
- Он в Кемп-Дэвиде, Уолш! - в голосе директора звучала укоризна. - Президент США должен хоть изредка отдыхать в кругу семьи.
- Вы только представьте себе, сэр, насколько сложнее была бы ваша задача, если бы президент отдыхал в кругу семьи на Филиппинах…
3. МОСКВА. КРЕМЛЬ. ЗДАНИЕ ЦК КПСС
Февраль 1978 года
В рабочий кабинет Генерального секретаря ЦК КПСС на Старой площади Юрий Андропов вошел ровно в 9.00. Брежнев, с дымящейся сигаретой, по привычке зажатой между средним и указательным пальцами левой руки, склонился над бумагами и что-то меланхолично подчеркивал красным карандашом.
Даже если бы Андропов и захотел привлечь внимание генсека фактом своего появления, сделать это было не так просто: пол огромного кабинета полностью закрывал толстенный туркменский ковер в сдержанно-коричневых тонах, который, словно губка, поглощал все посторонние звуки. В кабинете было тепло, но в меру - два мощных японских кондиционера работали абсолютно бесшумно.
Неслышно ступая, Андропов приблизился к столу и сел на один из двух стульев с высокой резной спинкой, входивших в комплект кабинетной мебели, купленной в прошлом году через представителя "Совэкспортлеса" в Финляндии специально для кремлевского кабинета Брежнева. Хотя в последнее время его хозяин предпочитал чаще работать на даче.
В понимании и трактовке безмолвных кабинетных игр, к одной из которых явно прибегал могущественный Генеральный секретарь ЦК КПСС, никак не отреагировавший на появление в кабинете члена Политбюро и председателя КГБ, Юрий Андропов был самым настоящим профессором и мог просветить на сей счет наиболее тонких и изощренных толкователей иезуитского кремлевского протокола. В данный момент Леонид Ильич Брежнев всем своим озабоченно-деловым видом демонстрировал скрытое неудовольствие, а Андропов, в соответствии с правилами игры, обязан был понять это и ни в коем случае не форсировать события, не задавать вопросы, не начинать беседу первым и уж тем более не проявлять собственную встревоженность. Железное терпение, внутренний такт и уважительность в позе - вот, собственно, и все, что требовалось по правилам этой идиотской, недостойной государственных мужей, игры от приглашенных в кабинет Брежнева.
Андропов молча изучал склонившуюся над бумагами буйную, без малейшего намека на облысение шевелюру Генерального секретаря и как-то отстраненно, вяло подумал о том, что знает об этом человеке практически все. Он никогда не ставил перед своими подчиненными конкретную цель - целенаправленно собирать некий "компромат" на главу Коммунистической партии и Советского государства. В этом, собственно, не было никакой необходимости, ибо сама система работы Девятого управления КГБ СССР или "девятки", как по традиции называли службу охраны высокопоставленных партийных и государственных деятелей, включала в себя неизменные ежесуточные отчеты об охране "первого лица". То есть, на бумаге отражался ВЕСЬ день Леонида Брежнева, ВСЕ события, ВСЕ его перемещения… Фиксировались его разговоры, название блюд, количество съеденного и выпитого, содержание и точное - до долей секунды - время, потраченное Брежневым буквально на все - от важной беседы с канцлером Австрии до незапланированного пребывания Генерального секретаря ЦК КПСС в туалете на предмет мучившего его запора.
Андропов знал имена тех людей, кто тайно информирует и консультирует Генерального секретаря по тем или иным вопросам, номера валютных счетов в банках Швейцарии и Люксембурга, куда, по его распоряжению, переправляются довольно крупные суммы из средств партии. Он был в курсе того, что Брежнев практически не ведет интимную жизнь со своей супругой и знал почему. Ему были известны имена трех постоянных любовниц генсека, поскольку зарплату они получали по ведомостям одного из подразделений КГБ. Андропов знал имя помощника, который приводил женщин (иногда сразу трех) в его спальню, знал, сколько времени уходит у генсека на оргазм и какой именно способ его достижения Брежнев считает наиболее приятным. Андропову было точно известно, какое именно количество специально изготавливаемых лично для него сигарет "Новость" выкуривает генсек сверх нормы, установленной для него прикрепленными лечащими врачами "кремлевки" и его женой, сколько водки он выпивает в одиночестве, кого чаще приглашает на охоту, каких именно артистов предпочитает видеть на своих днях рождения, какие пластинки любит слушать и к какому игроку московского "Спартака" благоволит больше всего…
Андропов знал массу мелочей, казалось, бы, не имевших никакого практического значения - например, что на своей подмосковной даче в одиночестве генсек предпочитает слушать пластинки с довоенными песнями Утесова; что он терпеть не может ни классический, ни тем более современный балет и страшно нервничает, когда вынужден по протоколу проводить в правительственной ложе Большого театра Союза ССР больше трех часов; что любовь к московскому "Спартаку" - это единственная страсть, сближающая - причем довольно крепко - генсека с первым секретарем МГК Виктором Гришиным, которого Брежнев терпеть не может, но вынужден мириться, ибо московская партийная организация слишком крепка и сплочена, чтобы выдергивать из нее признанного лидера…
Думая об этой грязи, Юрий Андропов проклинал свою работу, проклинал свою непреднамеренную, продиктованную ужасной спецификой службы, глубочайшую посвященность во все и вся - ту самую посвященность, которую Леонид Ильич Брежнев, даже при достаточно хорошем и неизменно корректном отношении к председателю КГБ, никогда не простил бы ему и, стало быть, никогда не простит. Ибо Генеральный секретарь ЦК КПСС, Председатель Президиума Верховного Совета СССР, Председатель Совета Обороны конечно же знал, что Андропов знает о нем ВСЕ. И, в свою очередь, старался не отстать в этом знании от человека, явно метившего в его преемники.
- О чем задумались, Юрий Владимирович?
Густой бас Брежнева моментально вернул Андропова на землю. "Кажется, я начинаю стареть для этих идиотских церемоний, - подумал 61-летний Юрий Андропов. - Предаваться размышлениям в кабинете Генерального секретаря - такого со мной еще не бывало!.."
- Так, будничные проблемы, Леонид Ильич.
- Скромничаете?
- В чем скромничаю, Леонид Ильич?
- Ну, что проблемы у вас будничные… - Брежнев хмыкнул, пригладил волосы и откинулся на спинку высокого черного кресла. - Тут мне докладывают, что в конторе вашей, Юрий Владимирович, проблемы как раз не будничные, а самые что ни на есть глобальные. Может быть, поделитесь с Генеральным секретарем партии?
- О чем это вы, Леонид Ильич?
Андропов был готов к частичной утечке информации о провале в Женеве, об угрозе высылки около тридцати своих людей с дипломатическими паспортами из стран Латинской Америки и сейчас пытался выгадать хоть немного времени, чтобы выяснить: как много знает генсек? И, соответственно, как долго он может маневрировать, избегая открытого разговора?
- Юрий Владимирович, - Брежнев прокашлялся и, подперев ладонью тяжелый подбородок, с неприязнью посмотрел на Андропова. - Насколько я понимаю, обещанная вами смена власти в Колумбии откладывается? Так?
- ВРЕМЕННО откладывается, Леонид Ильич, - негромко поправил генсека Андропов. - Вы же понимаете, что не все так просто. В Латинской Америке нам противостоит очень сильный соперник.
- Он и раньше нам противостоял, - Брежнев негромко стукнул тупым концом граненого карандаша по столу. - А Кастро, глядишь ты, по-прежнему верховодит.
- Куба, Леонид Ильич - это микроскопический остров. Колумбия же - огромное государство. Разница существенная.
- Спасибо, что напомнили, Юрий Владимирович, - в басе генсека отчетливо прозвучало так не свойственное Брежневу ехидство.
- Повторяю: мы столкнулись с кое-какими проблемами, решение которых требует перегруппировки сил и времени.
- Сколько времени вам еще понадобится, товарищ Андропов? Год? Два? Десять лет? - Брежнев вдруг широко улыбнулся, словно ранимый школьный преподаватель, только что посадивший в лужу лучшего ученика класса.
- В данный момент я не готов ответить на ваш вопрос, Леонид Ильич. Над этим сейчас работают мои люди.
- Некрасивая история получается, Юрий Владимирович… - Брежнев медленно оторвал спину от кресла и навалился всей тяжестью своего тела на крышку письменного стола. - На кого спишем без малого миллиард долларов? Или сколько там еще у вас ушло на эту затею за последние годы? Я имею в виду деньги, которые вы угрохали на свои латиноамериканские проекты?
- Эти проекты были одобрены на заседании Политбюро, Леонид Ильич, - тихо возразил Андропов. - И если возникла реальная необходимость, я могу предоставить товарищам отчет по каждой потраченной копейке…
- Пять лет, с тех самых пор, как убили Альенде, вы регулярно обещаете на Политбюро образование социалистического государства в Южной Америке, - широченные брови Брежнева сдвинулись к переносице, от чего его лицо стало похоже на застывшую восковую маску, каким советского лидера часто изображали карикатуристы на страницах западной прессы. - Не было ни одной вашей просьбы, Юрий Владимирович, которую бы не поддержали наши товарищи. Вы знаете, что в стране колоссальные экономические проблемы, однако мы никогда не жалели сил и средств для мирного наступления социализма. В ваши руки, уважаемый товарищ Андропов, партия передала колоссальную власть, ресурсы, людей, материальные средства. А как вы ими распоряжаетесь?..
- Леонид Ильич, - голос Андропова звучал абсолютно ровно, словно этот человек в профессорских очках не понимал, во что в итоге может вылиться гнев Генерального секретаря партии. - Объясните, пожалуйста, что происходит? Чем, собственно, недовольны товарищи в Политбюро?
- Им нужны результаты! - Брежнев резко хлопнул ладонью по столу. - И мне нужны результаты, чтобы закрыть кое-кому рты. Например, Суслову Михал Андреевичу, другу вашему доброжелательному. Вы это понимаете, дорогой товарищ председатель Комитета государственной безопасности?!
Наступила гнетущая пауза. Но Андропов и не думал отвечать, а тем более оправдываться. Он просто уставился на генсека своими блеклыми голубыми глазами, неестественно увеличенными линзами очков, уставился без всякого выражения, но с каким-то внутренним нажимом, словно внушая своему собеседнику, что разговор в подобных тонах не просто неприемлем - он просто невозможен.
Это был особый, "фирменный" взгляд Андропова, к которому он прибегал исключительно редко. Ни один человек в Политбюро, кроме председателя КГБ, никогда бы не позволил себе вот так, пристально, в упор, с почти нескрываемой укоризной и едва обозначенной иронией, смотреть в глаза первой фигуры советского государства, в глаза человека, сосредоточившего в своих руках власть, даже о половине которой и мечтать не мог Никита Хрущев.
Брежнев испытывал к председателю КГБ сложные, зачастую противоречивые чувства. С одной стороны, он искренне уважал Андропова и практически не сомневался, что у этого человека вполне достаточно ума и прозорливости, чтобы не переметнуться в стан врагов, не примкнуть к какой-нибудь кабинетной коалиции и уж тем более не начать против него лично открытую войну за власть. Однако авторитет Андропова, становившийся с каждым годом все ощутимее, по-настоящему пугал Брежнева. Разве тогда, в конце шестидесятых, когда он, вопреки мнению многих членов Политбюро ЦК КПСС, собственным волевым решением добился перевода Андропова с должности секретаря ЦК КПСС на пост председателя КГБ, он мог подумать, что именно на этой должности, в самом большом, а потому самом опасном лубянском кресле, Андропов сумеет развернуться по-настоящему?
Михаил Суслов, бессменный и несгибаемый идеолог партии, автор концепции "развитого социализма", ненавидевший Андропова по целому ряду причин и имевший определенное влияние на Брежнева, еще в 1974 году, навестив Генерального секретаря в Крыму во время отдыха, пожаловался генеральному:
- Не наш он человек, Леонид Ильич! Ох, не наш! Типичный ревизионист, доложу я вам. Сердце каменное, расчетливое, холодное, без революционного огня, без горения души. Одно слово - прагматик! А эти его постоянные заигрывания с интеллигенцией, эти демонстративные посещения авангардистских театров, эта, с позволения сказать, художественная литература, которую он, не стесняясь, кстати, заказывает себе в кремлевском магазине на дом, для личной библиотеки - Мандельштам, Булгаков, Набоков… Мало того, мне докладывали, что он и сам стихи кропает. Каково?! И что настораживает, дорогой Леонид Ильич: на Андропова ведь равняются некоторые аппаратчики, он у нас в некотором смысле - провозвестник нового стиля руководства…
Брежнев молча слушал окающего и размахивающего длинными руками Суслова, понимающе кивал головой, хотя уже тогда прекрасно знал, что предпринять что-либо конкретное против Андропова он не сможет, что благоприятный момент, когда эту политическую фигуру можно было без излишних хлопот убрать за кулисы главных событий, он безнадежно упустил.
Брежнев не просто не хотел - он элементарно БОЯЛСЯ подумать о том, как много знает Юрий Андропов и во что может превратиться это знание, в случае, если оно попадает в руки его РЕАЛЬНОГО политического врага. На заседаниях Политбюро Андропов никогда - ни словом, ни жестом - не давал понять, что хоть как-то интересуется нюансами внутрипартийной жизни страны. Назначения на посты первых секретарей крупнейших областей и краев России, на должности первых секретарей союзных республик Андропов неизменно принимал молча, без реплик или вопросов, всем видом своим демонстрируя полную лояльность и согласие с линией партией, с тактикой ее признанного лидера, стоявшего буквально за каждым серьезным назначением. В то же время в свою епархию на Лубянке этот человек не пускал никого, даже Генерального секретаря ЦК КПСС. С самого начала своей работы в КГБ Андропов методично проводил линию на ЗАКРЫТЫЙ характер деятельности возглавляемого им комитета госбезопасности. Любые попытки влиятельных, ревниво следящих друг за другом членов Политбюро, каким-то образом откорректировать или даже направить в определенное русло работу КГБ неизменно наталкивались на бетонную стену андроповских контраргументов, суть которых сводилась к следующему: КГБ СССР - подразделение партии, выполняющее работу ДЕЛИКАТНОГО характера. При этом председатель КГБ неизменно бросал выразительный взгляд в сторону Брежнева.
Слово "деликатность" в лексиконе Андропова было одним из наиболее часто употребляемых. И всякий раз, ощущая на себе холодный, ПРОНИКАЮЩИЙ андроповский взгляд, Брежнев внутренне сжимался. Ибо большая часть того, что приходилось делать Генеральному секретарю ЦК КПСС - будь то бесконтрольное манипулирование колоссальными средствами из партийной кассы, заигрывание с военными за спинами членов Политбюро или негласное, через высокопоставленных кремлевских посредников, покровительство откровенно мафиозным структурам, динамично просачивавшимся в основные структуры управления, носило именно деликатный характер.
…Первым не выдержал паузу Брежнев. Взгляд Генерального секретаря чуть потеплел, смягчился:
- Ты уж прости меня, Юрий Владимирович, за резкость, но речь идет о серьезных вещах… - Брежнев, не глядя, вытянул из пачки очередную сигарету и, щелкнув массивным золотым "Ронсоном", с которым он никогда не расставался (Андропов знал, что эту зажигалку ему подарил Кунаев, когда генсек еще работал в Казахстане), закурил. - Как будешь отчитываться перед товарищами?
- Леонид Ильич, - все так же негромко, вкрадчиво, произнес Андропов. - Давайте я вам кое-что поясню по нашим делам. Видите ли…