* * *
Дом был действительно довольно большой, в десяти минутах езды от центра города.
Блейк приказал опечатать личные и деловые бумаги, если таковые найдутся, и тщательно проверить все помещения, подвал, чердак, осмотреть участок. Работы - на час-полтора.
Сам он стал не спеша переходить из комнаты в комнату, стараясь угадать, которую именно занимает Роббинс. Через несколько минут он толкнул очередную дверь и сразу понял, что это то, что нужно.
Бросался в глаза другой быт. Пошловатый и пестрый. Какие-то дурацкие цветные фотографии на стенках - от Мадонны до черт знает кого. Неаккуратно все, разбросано.
Он, всматриваясь, задержался на пороге. Хм, пожалуй, не просто неаккуратно. Похоже, что здесь были сборы.
Блейк осторожно обошел комнату и открыл дверцы стенного шкафа. Вешалки большей частью оказались пусты, на прочих висело какое-то барахло: три сильно ношенные рубахи, штаны какие-то рваные, зимняя поролоновая куртка.
Он проверил карманы… пустые, конечно.
И в ящиках то же самое - остатки хлама.
Лейтенант вышел из комнаты и поднялся на второй этаж. Здесь, кстати, был телефон.
Он связался с дежурным по управлению.
- Объявите розыск на Джона Роббинса. Нет, никаких "вооружен и опасен" не надо. Пусть проверят в аэропорту, не улетал ли этот голубь, вероятнее всего вчера днем или вечером. И запросите у ФБР по нему все данные… Макс не возвращался? Ладно, мы будем минут через сорок.
- Патрон, - обратился к нему один из сотрудников, - судя по всему, этот Крайтон не хранил личных записей или переписки. В его рабочем столе только копии платежей и финансовых документов.
- Хорошо, ребята, ищите дальше.
- А что мы ищем?
- А черт его знает.
Блейк спустился на первый этаж и вышел наружу. Работавший на осмотре участка полицейский посмотрел на него и отрицательно качнул головой.
Ладно, пусть с полчаса еще повозятся.
Он снова вернулся в комнату Роббинса и минут десять разглядывал ее от стен с фотографиями до пола.
- Патрон, вы здесь? Спуститесь, пожалуйста, в подвал.
- Что там?
- Может быть и ничего особенного, но вы лучше взгляните.
Он прошел вслед за сотрудником и оказался в просторном нижнем помещении с длинными узкими фрамугами на уровне земли по всему периметру.
- Вон там в углу - вентиляционная решетка.
- Вижу.
Они подошли ближе.
- По идее, она должна быть вмонтирована в стену, но на самом деле легко снимается. Смотрите, - полицейский легко потянул на себя решетку, и она оказалась в его руках. - Видите, там внутри даже маленькие пазики. Я подумал, с какой стати?
Блейк заглянул внутрь. Пустая закругляющаяся у края бетонная полость была совсем чистой.
- И ни пылинки в этом месте, патрон.
- Спасибо, молодец, ставь решетку на место.
- Тайник, патрон?
Блейк задумчиво кивнул головой:
- Скажи ребятам, пусть грузятся, едем домой.
Следовало, как он и обещал, доложиться начальству, и Блейк направился в кабинет к шефу, суммируя в голове короткий доклад.
Но короткого не получилось. Блейк просидел в кабинете больше часа, потому что разговор переключился на общие проблемы работы управления и шеф попросил его советов в плохо понятных ему мелочах, привычных для Блейка, который после стольких лет знал все дела и людей насквозь. Вообще ему показалось, что этот человек невольно удерживает его рядом. Как будто не хочет остаться один.
- А ведь вы про бросание курить обещали, - напомнил тот, когда лейтенант уже начал вставать. - Научите?
- Ах да… Это очень просто. - Он снова устроился в кресле. - Что главное в желании курить?
- Что?
- Желание почувствовать себя курящим. Именно это, а вовсе не потребность в никотине, от которого очень легко отвыкнуть. И бросая курить, человек срывается и закуривает снова, как раз потому, что начинает нервничать, когда не может этого сделать в привычных ситуациях.
- Интересно, интересно!
- Так вот, чтобы эти ситуации преодолеть, надо сначала научиться этому преодолению. А как?
- Как? - шеф с любопытной миной придвинул поближе кресло.
- Как все на свете - тренировкой. Сперва вы бросаете курить ровно на одну неделю. Без всякого самообмана: на восьмой день вы обязательно закуриваете, и мысль об этом дает вам силу удерживаться в предыдущие дни. Потом курите себе спокойно, пока не решаете, что все-таки необходимо окончательно бросить. И вот тут-то вы бросаете по-настоящему, а предыдущий опыт позволяет вам успешно это сделать.
- И вы именно так бросили курить?
- И Макс тоже, и еще двое сотрудников.
- Тогда я с завтрашнего дня и попробую.
- А лучше с понедельника.
- Точно! - сразу согласился шеф. - С понедельника намного лучше.
"Интересно, - подумал Блейк уже у себя в кабинете, - убийца тоже решил начать с понедельника. Это случайно, или такая привычка?"
Макс появился в конце рабочего дня, и выглядел очень довольным. Значит успел как следует перекусить по дороге.
- Ну, что тебе удалось?
- А все удалось. Вот список пациентов, правда, я заверил, что их фамилии ни при каких обстоятельствах не попадут в прессу.
- Безусловно.
- Замки там у кабинетов такие, что их можно без труда открыть примитивной отмычкой. К тому же, врачам разрешается брать ключи с собой, а дубликаты хранятся у охранника в сейфе. Профессионалу действительно легко было скрыться в одном из кабинетов. Ведь он мог забраться туда и предыдущим вечером, а патрон?
- Мог.
- Но вам что-то не нравится.
- Почерк странный у этого убийцы, Макс.
- Почему странный?
- Например, потому что оба выстрела в грудь. Почему он не сделал второй контрольный в голову?
- Стрелял в сердце. Из такой шикарной пушки двух пуль достаточно.
- Допустим. Но стрелять было удобно и из дверного проема. Зачем ему было выходить наружу и становиться напротив жертвы, позволять Крайтону повернуться к себе лицом?
- Я б, конечно, так убивать не стал.
- Ну, вот видишь, и ты бы не стал.
Лейтенант открыл ящик, чтобы оставить там до завтрашнего дня список клиентов хосписа, но раздумал и сунул его во внутренний карман.
- Теперь послушай, что нам без тебя удалось разузнать. - Он рассказал про свой визит в контору Крайтона и тайник в его доме.
- Та-ак, - когда он закончил протянул помощник, - вот значит, где собака зарыта, патрон. И, кажется, не одна.
- Сколько же их там, по-твоему, Макс?
- А вы погодите с шутками. Картина-то вырисовывается.
- Ну-ну?
- Бьюсь об заклад, что этот Роббинс сам с уголовным прошлым, тем более, что детство он провел в компании с Крайтоном.
- Ты прав. Данные на него полчаса назад пришли. Есть одна мелкая судимость. Но с Крайтоном он ни по одному делу вместе не проходил.
- Ни по одному известному нам делу, - уточнил помощник.
- Да. Дальше?
- Вы обратили внимание, какие были стекла на кабине джипа?
- Сильно затемненные.
- Ну вот! Роббинс сделал себе отличное алиби. Раз его видели стоящим у кабины джипа, когда хозяин уже отправлялся в хоспис, значит он просто физически не мог опередить его, отправившись следом на другой машине. Ему бы пришлось держать дистанцию, потом оставить на обочине машину, которую, кстати сказать, там никто не видел, успеть перелезть через забор, успеть занять позицию в служебных дверях хосписа и быть уверенным, что он ни на кого при этом не наткнется. Все это не реально, такие приключения бывают только в кино. Вы согласны?
- Согласен.
- А что вы там записываете?
- Прочтешь, когда закончишь.
- О’кей. Охранник на воротах, завидя из своего окошка машину с затемненной кабиной, которую даже вы запомнили, по привычке нажимает на автоматическую кнопку и не обращает внимания на то, что…
- Остановись, Макс, и прочти дальше по моей бумажке.
- … что "в кабине был второй человек". Почерк у вас, патрон, как у малого ребенка. Корявый очень. И должен заметить, с этической точки зрения, эта ваша писулька может считаться документальным подтверждением издевательства над подчиненными. Фактом глумливой деморализации сотрудников, сэр.
- Жарко сегодня. Я что-то слегка устал.
- Думаете, этот Роббинс успел далеко унести ноги?
- Куда он денется? Фотография его уже пошла во все транспортные узлы. И на юг, по старому месту жительства. Подождем без суеты до завтра.
Лейтенант не торопясь отправился пешком в сторону дома и по дороге почему-то решил заглянуть в маркет, хотя холодильник и так был забит закупленными еще в пятницу и не съеденными продуктами. Чего он собственно здесь хотел, когда дома и без того полно всяких харчей?
Тем не менее он не спеша покатил тележку вдоль полок, повертывая голову из стороны в сторону.
До чего же много всякой дряни, которую не замечаешь, покупая обычно то, к чему привык.
Блейк докатил почти до конца торговой линии и уперся в пивной отсек.
Эх, аж в глазах пестрит!
"Однако ж. - Он встал и задумался. - Да, точно! Он этого сейчас и хочет".
Блейк долго и глубокомысленно водил глазами по этикеткам и положил, в конце концов, в тележку три бутылки германского. Светлого. Люкс.
Он дома никогда не держал про запас спиртного и вообще не испытывал к нему влечения. Но пиво иногда пил. Иногда это совсем неплохо.
И с чего оно вдруг так захотелось? Блейк, вместо того, чтобы переодеться и сполоснуть водой физиономию, как всегда делал, откупорил бутылку и налил доверху высокий, с расходящимися тонкими стенками бокал. Пиво легло поверху плотной белоснежной пеной. Сантиметра в два. Он поднял бокал и полюбовался его золотым пузырьковым цветом. Таким же, как и длинные солнечные лучи, которые шли к нему из окна… Нет, все-таки желтее… А вкусное какое! У него там в холодильнике есть еще кусок сыра… Хорошего, с дырками…
* * *
Нельзя об этом непрерывно думать, а не думать тоже нельзя. И голова внутри как горящий шар… Нет не внутри. Кажется, можно дотронуться сразу до мозга… Принять большую дозу успокаивающего? Тогда она просто отупеет, и чего этим добьется? Работать сейчас бессмысленно и бесполезно. Взять отпуск? А это кому и что даст?
В дверь лабораторного отсека просунулась головка медсестры. Марша увидела ее, но все равно что не увидела.
- Доктор! Вы слышите меня, доктор? Звонят из Кентвила, вы подойдете к телефону или сказать, что заняты?
Марша поняла, кто звонит.
- Здравствуйте, доктор Митчелл.
- Здравствуйте, как идут ваши дела?
- Никак не идут… То есть нормально.
- Я звоню насчет вашего пациента, Генри Нордау.
- Да, я поняла.
- У него со вчерашнего дня резко усилились боли… Вы меня слушаете?
- Слушаю.
- Я хотел еще раз кое-что уточнить и посоветоваться. Кстати сказать, как случилось, что белокровие обнаружено на такой крайней стадии? Он что, не обращался к вам раньше, не жаловался?
- Нет, он полагал, что головные боли и головокружение от чрезмерной работы. Он физик.
- Да, я прочел его личную карту. Надо думать, что и гибель матери полтора месяца назад ускорила болезнь, а может быть даже спровоцировала ее быстрое развитие. Вы со мной не согласны?
- Согласна.
- Так вот. Болезнь несомненно перешла в заключительную фазу. Болевые симптомы последних двух дней слишком очевидны. Он прекрасно держится, очень мужественно. Но нам уже нельзя тянуть, иначе то, ради чего он к нам прибыл… Вы меня слушаете, доктор?
- Да.
- Нам следовало бы уже сегодня начать фатальные инъекции.
Марша вздрогнула, как будто ее ударило током. Лучше бы действительно ударило.
- Значит, уже после первой инъекции…
- Ну да, вы же знаете.
Она знала. Всего нужно три. Но уже после первой человек становится тихим спокойным ребенком, навсегда теряет и боль, и свой собственный образ.
- Нет! То есть, да… Лучше начните завтра вечером.
- Вы полагаете, ближе ко сну? Пожалуй, вы правы, на ночь - это разумней. Вы очень думающий врач, позволю себе это заметить. Всегда интересно с вами общаться. У вас, несомненно, большое будущее, доктор.
Будущее? Его у нее просто нет…
* * *
Кэти всегда знала, что станет врачом. В детстве больше всего любила лечить кукол. И постоянно выдумывала им разные болезни.
Кукол был целый госпиталь. Но мучила одна и та же проблема: куклы выздоравливали, потому что надо было очень хорошо за ними ухаживать, и больных не хватало - нельзя же, чтобы они заболевали сразу снова, тогда какой она врач. Приходилось просить маму купить новую куклу, совсем, совсем дешевую. Ведь больных, всех одинаково жалко.
В старших классах Кэти подрабатывала уборщицей. И всегда в поликлинике или больнице. В этих местах свой особенный запах и волшебные двери кабинетов, где работали люди, владеющие тайной человека. И эта тайна одна для всех - и белых, и темных, как она. Великая тайна, к которой Кэти обязательно получит ключи.
Кэти часто думала, что она счастливая, потому что если делать все правильно, ее мечта обязательно сбудется. А делать правильно ведь очень просто - не ходить на эти глупые дискотеки и не торчать, как другие, на улице. Надо много работать, и это совсем нетрудно, если знаешь, зачем. Зачем и как: школа, училище для медицинских сестер, работа, пока она не поставит себя твердо на ноги, и снова учиться, чтобы стать полноценным врачом. И везде быть среди лучших. Среди самых лучших. Это ли - не счастье для человека?
В хосписе первые три месяца Кэти работала только с медикаментами, но знала, что будет работать потом и с пациентами тоже.
И это время пришло, она стала прикрепленной сестрой. Поднялась на очень ответственную, как говорил доктор Митчелл, ступень.
Те три месяца - до пациентов - были временем обучения.
Ее и еще двух сестричек все время готовили. Часто сам доктор Митчелл, почти магический для них человек.
Им объясняли, что прикрепленная сестра в хосписе совсем не то, что обычно. Она почти как жрец или священник, отправляющий человека из этой жизни в ту, никому не известную. Она несменяема. Ей доверена тайна ухода, потому что именно она должна сделать те последние инъекции, фатальные, как это называют на их языке. И пациент не знает, когда эти препараты попадут в такой же точно шприц, который раньше нес в себе лишь витамины и простые успокаивающие вещества.
Доктор Митчелл рассказал, что в свое время этого не знали и сами прикрепленные сестры. Эта неизвестность волновала и мучила их самих, поэтому психологи пришли в конце концов к выводу об опасности таких ситуаций.
Прикрепленная сестра - главный нерв всего хосписа, и к ним готовили только тех, кто заслужил подобное доверие. Готовили трех, а прошла только она одна.
Кэти провела уже одного пациента. Старого, очень больного человека, с которым она работала три недели. Работа - не просто очередные и заключительные, фатальные, процедуры. Прикрепленная сестра сама выбирает тон контакта с больным, и хотя не много с ним общается, тщательно его наблюдает, ежедневно обсуждая динамику состояния с врачом. А раз в два-три дня - с доктором Митчеллом. У этого человека было два профессорских диплома - психотерапевта и биохимика, и Кэти немного цепенела каждый раз, посещая его кабинет.
Теперь уже несколько дней, у нее второй пациент. Молодой совсем, тридцати четырех лет. Очень красивый. Мог бы играть в приключенческих фильмах хороших героев, а оказался здесь, с белокровием крайней степени. И такие необычные манеры… он два раза ее сильно рассмешил, хотя и в обычной жизни с ней это редко бывает. Господи, как несчастны должны быть его родители, если они есть, и как слаба еще мировая медицина.
Кэти обязательно сделает что-нибудь для таких как он! Обязательно сделает, только надо всю жизнь работать и учиться.
Странно, что этот человек при первой же их встрече угадал, что должность медсестры только промежуточный этап в ее жизни. Он даже сказал ей: "Это видно, что вы способны на большее". Такие приятные для нее слова. А потом спросил, почему она хочет стать именно врачом? "Потому что люди не должны мучиться", - ответила Кэти. "Вы думаете, что медицина может победить страдания?". - "Не страдания, а мучения. И обязательно победит". Ей показалось, что-то мелькнуло в его умных глазах.