Начальник МУРа Анатолий Иванович Волков слушал эти споры внимательно и спокойно. Ему, человеку, ответственному за розыск убийцы, предстояло решать: идти на эту меру или нет?
- В нашем деле, как нигде, вредны крайности. Вот вы говорите - Америка. Да, там такие формы розыска применяются широко. Но ведь за океаном такие преступления в порядке вещей. Разве американца удивишь портретом какого-то там гангстера, убийцы, грабителя? У нас - совсем другое. Показать портрет убийцы на телеэкранах можно, и это, может быть, облегчит нашу задачу. Но не забывайте, что широкая гласность для преступника - предупреждение. Он будет сориентирован, примет другое обличие и постарается ускользнуть. А главное - мы неизбежно взбудоражим москвичей. И не только их. Московские телепередачи смотрит вся страна. Московские газеты тоже читают везде. Мы серьезно можем осложнить работу важнейших городских служб. На каждого монтера, слесаря, маляра будут смотреть: а не убийца ли это? Нет, на такую крайнюю меру мы пойдем, когда используем все свои возможности.
- Осторожничаем, а преступник тем временем безнаказанно гуляет и, очень возможно, выбирает очередную жертву.
Начальник МУРа посмотрел на спорившего с ним полковника и подтвердил:
- Да, пока гуляет. И на новое преступление может пойти. Это нас тревожит так же, как и вас. Но поднять на ноги весь многомиллионный город - это еще не значит предотвратить беду. - И, помолчав, добавил: - Однако ряд предложений, внесенных сегодня, надо принять. В новых микрорайонах население сориентируем. Вооружим фотороботом народные дружины, оперативные комсомольские отряды, дворников, дежурных по подъездам. Дополнительные меры по линии наших служб примем следующие... Прошу записать и немедленно приступить к исполнению. - Он кратко и четко стал излагать, почти диктовать пункт за пунктом.
Поисковые группы теперь работали в семи новых микрорайонах Москвы, во всех подмосковных городах, в Иванове, Шуе, Ярославле, Владимире.
Изучались люди, в прошлом судимые и снова проживающие в Москве: их поведение на производстве, в быту, их связи. Вновь и вновь возвращались к некоторым работникам Мосгаза, Мосэнерго, Московского телефонного узла, почтовых линий - к тем, кто вызывал хоть какие-либо сомнения.
Обследовались все места возможного укрытия уголовно-преступного элемента: отстойные железнодорожные парки, подвалы, чердаки, новостройки, дома, подготовленные к сносу. Под еще более усиленное наблюдение были взяты все пункты химчистки, комиссионные и скупочные магазины, рынки, рестораны, входы, выходы и переходы станций метрополитена, остановки городского транспорта.
Столица жила, трудилась. Ее улицы были заполнены народом. Слышался радостный смех ребят на школьных дворах, звенел лед на дорожках парков и стадионов, лыжники до отказа набивались в подмосковные поезда, тысячи москвичей и гостей заполняли театры и кинозалы. А на Петровке, 38, - напряженная, тревожная атмосфера, озабоченные, усталые лица, торопливые короткие совещания, непрерывные телефонные звонки. Правда, здесь вообще не часто выдается спокойный и тихий день. Но эти три недели были особенно трудными.
Случая, чтобы преступник столько времени не был найден работниками уголовного розыска, не бывало давно. Кажется, сделано все, абсолютно все, чтобы он был обнаружен и задержан. Но, к удивлению даже самых бывалых и опытных мастеров розыска, бандит проходил как плотва через крупную сеть. В чем дело? Может быть, преступник действует не один? Может, это хорошо сколоченная группа рецидивистов, до совершенства владеющая искусством маскировки? Может быть, в Москве и Иванове "работали" разные лица, а приметы и приемы - простое совпадение? На подобные вопросы, возникавшие у оперативных работников, ответов пока не было.
Предполагалось, что убийца ринулся в какой-то другой, далекий город, чтобы замести следы. Но ведь там тоже оперативные работники настороже. Нет, скорее всего, он скрывается в Москве. Здесь куда проще затеряться среди миллионов людей.
И вот в столице совершается новое преступление...
На дверях всех подъездов только что заселенного дома № 71 на Останкинской улице висело объявление: "Домоуправление просит жильцов сообщить о своих претензиях к строителям, возводившим этот дом..." И ни у кого не вызывал подозрения "прораб", что ходит по квартирам с тетрадкой и карандашом в руке, спрашивает и записывает, какие недоделки остались после сдачи дома в эксплуатацию. Не заподозрила неладного и работница одного из московских заводов Гаврилова. Пожилая женщина осталась одна: муж и два сына только что ушли на работу...
Когда в квартиру прибыла милиция, на столе был обнаружен лист бумаги, где Гаврилова неровным почерком перечисляла недоделки в квартире: поправить паркет в коридоре, подстрогать дверь в столовую - плохо закрывается...
В квартире все было перевернуто вверх дном: раскрыты шкафы, ящики, разворошены постели, разбросаны книги. Преступник искал деньги и ценности. Но не погнушался и вещами. Захватил наручные часы и телевизор "Старт-3".
Несколько человек видели в то утро мужчину с каким-то громоздким ящиком под мышкой. Значения этому никто не придал - дом только заселялся, приезжали и отъезжали грузовики, "пикапы", легковушки, люди прибывали с вещами, разгружались и опять уезжали. Человек, который вышел из подъезда дома с ящиком под мышкой, остановил на шоссе самосвал, сел к водителю в кабину и уехал.
Участковый уполномоченный отделения милиции Е. И. Малышев обходил в это время свой участок. Он проводил взглядом машину, заметил цифры на заднем борту: "96". Через час, обойдя участок, доложил о виденном начальнику отделения.
- Может, это и мелочь, но все-таки, - добавил он, как бы оправдываясь.
Когда же в конце дня преступление было обнаружено, этот факт приобрел особое значение.
К примерному фотопортрету, словесным характеристикам примет прибавились вещественные улики - телевизор "Старт-3" с девятизначным номером и часы "Мир".
В Москве десятки тысяч бортовых грузовых машин и самосвалов. Следовало установить, кому, какой организации принадлежит самосвал с цифрой 96. Где базируется?
Сотрудники ОРУД - ГАИ с помощью общественных инспекторов, коммунистов и комсомольцев автохозяйств остаток вечера и всю ночь проверяли машины, в номерах которых была цифра 96. Установили те, которые производили в этот день перевозки в северо-западном районе столицы. Разыскали всех шоферов, работавших на этих машинах. Выяснялся один вопрос: не перевозил ли кто мужчину с телевизором? Ответы были отрицательные. Один подбросил даже несколько человек с разными вещами, но с телевизором не было. Другой подвез двух женщин, одна, верно, с телевизором. Но не с Останкинской, а, наоборот, на Останкинскую. Третий подвез целую семью, и телевизор тоже был. Но они сидели в кузове - и ехали тоже на Останкинскую, в новую квартиру. Многие водители обижались: "Мы налево не работаем, так что вопросы эти, дорогие товарищи, мягко говоря, излишни..."
Остались непроверенными несколько машин, в том числе один самосвал. Работал на нем в тот день шофер 36-й базы Мосавтотранса Борисов.
Понятно нетерпение, с каким ехали к нему работники МУРа. И каково же было их разочарование, когда шофера не оказалось дома. Жена объяснила, что он уехал в Ногинск к какому-то приятелю. На охоту они собираются. Адреса она не знала. Когда вернется? Думает, завтра ночью...
Ждать до завтра! Тут дорог каждый час. В Ногинск помчалась оперативная машина МУРа. С помощью местных работников уже глубокой ночью нашли наконец Борисова.
Он рассказал:
- Когда я проезжал по Останкинской, какой-то человек с телевизором под мышкой, стоявший на обочине, поднял руку. Я остановился, посадил его в кабину. Как выглядел? Лицо худощавое, остроносое, говорит с акцентом... Вот, кажется, и все. Да, вот еще что. Шапку по-чудному носит, уши назад завязаны. Не по-нашему, не по-московски... Вел себя как? Обычно. Рассказал, что купил телевизор у родственницы. Переехала она на новую квартиру и кое-что из вещей решила заменить. Потом пассажир вылез, уплатил за услугу и ушел.
- Много уплатил?
- Где там. Восемь гривен.
- Что так?
- Уж не знаю. Рылся, рылся в каком-то, извините, бабьем бисерном кошельке, да так больше ничего и не нашел.
Оперативные работники переглянулись. Среди похищенных на Азовской вещей числился и бисерный кошелек.
Мужчина, по словам Борисова, сошел в районе Мещанских улиц. Значит, логово его где-то там или в пригороде. Рядом - Рижский вокзал.
Опрошенные работники вокзала и поездных бригад сказали, что за эти сутки никто с телевизором как будто не уезжал. Тогда было принято решение, не снимая наблюдения с вокзала и станций Рижского направления, сконцентрировать оперативно-розыскные мероприятия в районе Мещанских улиц.
Микрорайон Москвы. Это сотни домов, десятки тысяч населения.
В зоне Мещанских и Трифоновской улиц было еще немало старых, дореволюционных домов и домишек, глухих и проходных дворов, темных закоулков, сараев, гаражей, голубятен. Это серьезно осложняло дело. Поэтому в проверку были включены наиболее опытные работники милиции.
Среди тех, кто участвовал в этой операции, был заместитель начальника 87-го отделения милиции Н. И. Билюченко. Он работал здесь давно, хорошо знал эти улицы и переулки, знал и их обитателей. Методично, сектор за сектором, дом за домом обходил капитан территорию. Зорко наблюдал за всем, что могло вызвать подозрение. За машинами, сновавшими поминутно с улицы на улицу, за неторопливыми троллейбусами, за игрой мальчишек в снежки, за толкотней в магазинах и у палаток. Во время третьего или четвертого обхода встретил знакомую преподавательницу вечерней школы. Разговорились, поделились новостями. Билюченко хотел было уже распрощаться, предстояло еще не раз обойти отведенный участок, но передумал и задержался:
- Нюра, вопрос есть. Сугубо конфиденциальный.
- Какой же это?
- Мужчину тут с телевизором случайно не приметила? Прощелыгу одного, понимаешь, разыскиваем.
Девушка насторожилась, пристально посмотрела на Билюченко.
- Слушай, а ведь ты в точку попал. Вот уж действительно на ловца и зверь бежит. Мне сегодня как раз предлагали телевизор купить. И знаешь, чуть не купила, немного в цене не сошлись. Сосед его купил, к брату за деньгами поехал.
- Расскажи, расскажи-ка подробнее.
- Да что рассказывать-то? У Коренковой, что надо мной живет, гостит племянница с мужем. Тетя им подарила телевизор, а он им ни к чему - едут куда-то. Вот и продают.
- Как выглядит муж племянницы?
- Что это ты мужем интересуешься? Может, о племяннице рассказать?
Но Билюченко было не до шуток.
- Я серьезно, Нюра. Понимаешь, это очень важно!
- Видела-то я его всего один раз, да и то две или три минуты. Выглядит обычно. Высокий, рыжеватый, кажется, нерусский.
- Рыжеватый, нерусский, так, так... Какой номер квартиры у Коренковой?
- Двадцать шестой.
Билюченко задумался на какую-то долю минуты, а потом торопливо попрощался.
- Спасибо тебе, Нюра, спасибо. И пожалуйста, о нашем разговоре никому. Ладно?
Женщина удивленно посмотрела на Билюченко и проговорила:
- Хорошо. Сам же сказал: конфиденциально.
- Вот именно, я потом все объясню, - уже на ходу бросил Билюченко и торопливо направился к отделению милиции.
Сообщение Билюченко моментально было доложено руководителям МУРа, и буквально через несколько минут к 1-й Мещанской улице подъезжали две оперативные машины.
Евдокия Васильевна Коренкова - полная женщина лет пятидесяти пяти, с маленькими бегающими глазками на пухлом лице - встретила оперативных работников с недоумением и обидой:
- Что я такого сделала, чтобы ко мне милиция? У меня муж на фронте погиб, государство пенсию мне платит, а тут на-ка. За какие такие грехи?
Корнеев шагнул к двери комнаты, у которой стояла хозяйка.
...Телевизор покоился на стуле около кровати, накрытый куском ткани.
- Говорят, вы телевизор продаете?
Коренкова опять пустилась в разговоры:
- А он уже продан. Скоро за ним хозяин придет.
- Уже продали? Быстро.
Корнеев повернул телевизор тыльной стороной, взял со стола настольную лампу и разыскал на фибролитовой стенке номер.
- Все правильно. Теперь, Агапов, - обыск. И тщательнейший! Мы же побеседуем с хозяйкой. Евдокия Васильевна, расскажите-ка, что у вас за жиличка и что за жилец? Их фамилии? Откуда приехали? Когда? Кем вам приходятся?
- Племянница это моя, Алевтина. Намедни приехала. С женихом. Ну, с мужем, значит. Свадьба только еще не сыграна. Она придет скоро, ее и спросите.
Каждую вещь, которую осматривали оперативные работники, Коренкова брала в руки, сдувала или смахивала с нее пыль, складывала, расправляла.
- Вещи-то, они денег стоят, нельзя с ними так. Конечно, чужое добро не жалко.
Под кроватью лежали два объемистых чемодана. Агапов спросил Корнеева:
- Вскрывать?
- Конечно.
Через минуту Агапов стремительно поднялся, держа в руках часы и электробритву "Харьков".
- Товарищ майор, это его логово. Бритва-то из Иванова.
- Логово его, но где зверь?
- Неужели не появится?
- Думаю, что нет. - И повернулся к Коренковой: - Так куда же ушли ваши гости?
- Не знаю. Собрались и ушли. Обещали быть вечером.
Часов в десять вечера позвонили в дверь. Агапов открыл. Перед ним стояла девица лет двадцати, в черном пальто с меховым воротником и сером пуховом платке. Белесая, замысловато выложенная челка закрывала лоб.
- Входите, входите. Ждем вас.
- А в чем дело? Тетя Дуся, что у нас происходит?
Хозяйка поджала губы:
- Чего-то ищут. Может, тебе объяснят?
- Где ваш муж? - спросил Корнеев.
- Не знаю.
- Как это не знаете?
- Так, не знаю.
- Когда придет?
- Обещал скоро.
- Один ваш чемодан мы осмотрели. Второй откройте сами.
- А зачем? Что я такого сделала?
Корнеев нетерпеливо прервал ее:
- Открывайте.
На дне чемодана лежала большая фотография, наклеенная на толстый картон. Агапов подал ее Корнееву. Продолговатое, сухощавое лицо, колючий, исподлобья взгляд, нос с горбинкой.
- А что, Агапыч, наш портрет недалек от оригинала.
- Копия, товарищ майор. Как веревочка ни вейся... Теперь-то он никуда не денется.
На обороте фотографии скачущим почерком была начертана дарственная надпись: "Алевушке - от вечно преданного и вечно любящего В. Ионесяна..."
Даже беглый взгляд убедил Корнеева, что строчки на листке, оброненном в квартире Петровских, и эта надпись сделаны одной и той же рукой.
Из документов, обнаруженных в том же чемодане, явствовало, что Ионесян Владимир Михайлович является артистом Оренбургского театра музыкальной комедии. В вещах Ионесяна нашли карту железных дорог, а на обороте ее - перечень городов: Казань, Куйбышев, Рязань, Ярославль, Шуя, Кострома, Горький, Ереван, Коломна, Калинин. Куда же теперь направился опасный преступник?
- Так где же Ионесян? - в который раз уже спрашивали Алевтину Дмитриеву.
- Не знаю. Сказал, что если не придет через час, значит, уехал.
- Куда?
- Кажется... в Шую или Ярославль.
Коренкова тоже ничего "и слыхом не слыхала".
Было ясно, что они намеренно тянут время.
Корнеев позвонил в МУР, сообщил список городов, куда, возможно, подался преступник. Во всех этих городах были подняты на ноги оперативные службы милиции, народные дружины. Но ни в Шуе и Иванове, ни в Ярославле и Ереване, ни в Куйбышеве и Горьком Ионесян не появлялся.
- А может, он все еще в Москве?
И такой вариант не исключался. В изворотливости преступнику отказать было нельзя. Оперативные службы с Петровки опять тщательнейшим образом проверяли все вокзалы, аэропорты, рынки, магазины, все места массового скопления людей. Были перекрыты выездные магистрали города, без проверки не выпускалась ни одна легковая или грузовая машина.
В Москве оказалось пятьдесят два Ионесяна и почти столько же в Подмосковье. Изрядное количество однофамильцев нашлось и в других городах. С ними следовало познакомиться, но так, чтобы не обидеть, не навлечь необоснованных подозрений.
А сколько сил и времени отняла работа с людьми, внешне похожими на разыскиваемого!
Ионесян-преступник между тем как в воду канул.
Среди пунктов, которые он собирался посетить, была Казань - родина Дмитриевой. Этот город стоял первым в его списке. В Казани они собирались отпраздновать свадьбу.
Дмитриеву еще раз вызвали на допрос.
- Когда вы собирались отпраздновать свое бракосочетание?
- Когда Владимир вернется из своей поездки.
- Из поездки куда? В Шую, Иваново, Казань?
- Я уже объясняла, что не знаю. Только не в Казань. Туда мы должны были поехать вместе.
Она то говорила, что не имеет к Ионесяну никакого отношения, то называла себя его женой, правда, в будущем, а сейчас пока так... Уверяла, что ни он, ни она не были в Иванове. Припертая к стенке уликами, сказала, наконец, что он ездил туда, но один, она же оставалась в Москве. Затем призналась, что ездила с ним.
И Коренкова тоже упорно твердила несуразное: что Ионесян поехал в Оренбург или, возможно, в Ереван. Собирался именно туда. Про Казань и слышать не хотела:
- Нет, нет. В Казань они должны были ехать вместе с Алевтиной.
Это настойчивое стремление убедить, что Ионесян поехал куда угодно, но только не в Казань, подсказывало работникам МУРа, что Ионесян отправился именно на родину своей сожительницы.
Это предположение оперативных работников подтвердил "случайный" телефонный звонок. В квартиру Коренковой позвонили из бюро обслуживания Казанского вокзала. Спрашивали: почему гражданка Новикова не берет билет, заказанный до Казани?
Спросили Коренкову:
- Что за Новикова? Какая Новикова?
- Никакой Новиковой я не знаю.
В кассах вокзала сообщили, что билет был заказан три дня назад. Гражданин, заказавший билет, дал номер телефона Евдокии Васильевны и просил сообщить ей о билете для Новиковой.
...В тот же день вечером в Казань выехала оперативная группа. В одном из вагонов поезда ехала молодая женщина. По росту, внешнему облику, одежде она была очень похожа на Дмитриеву. На остановках женщина неотступно стояла у окна вагона.
Если Ионесян и Дмитриева наметили свою встречу где-нибудь на промежуточной станции, он сразу заметит ее...
Встреча произошла в самой Казани, на перроне вокзала.