Круг знакомств ширился. Потребности росли. Вкус к праздной, веселой жизни превращался в привычку, в норму поведения. Наконец, за пьяный дебош на Химкинском речном вокзале приятели попали под суд и отработали две недели на какой-то овощной базе. За сим последовало исключение из института.
- Ну, куда направим свои стопы? - спросил Матюшина Горбанюк, когда они вышли из здания института на улицу.
- Зайдем к Фомичу. Он давно гнездуется в этом древнем городе, что-нибудь посоветует.
...Их знакомство с Кириллом Фомичом Буняковым состоялось год или полтора назад. Приятели зашли в комиссионный магазин на старом Арбате. Какой-то гражданин принес несколько небольших по размеру пейзажей старого, забытого мастера. Он разложил их на прилавке и все убеждал заведующего секцией, что это не просто картины, а шедевры. Но работник магазина был иного мнения:
- Нет, нет, папаша. Ничего оригинального. Обычные средние вещицы. Такие идут слабо. Люди хотят покупать действительно ценное.
Во время их спора Матюшин, стоявший около старика, взял один из пейзажей, проворно и незаметно положил в пачку газет и журналов, которую держал в руке, и кивнул Горбанюку:
- Пошли.
Пройдя два или три квартала, мельком показал приятелю картину.
Горбанюк удивился:
- Откуда это? Из магазина? Ну ты и мастак! Я и не заметил.
- Но кое-кто узрел... - голос раздался рядом. Приятели вздрогнули. Около них стоял невысокий, плотно сложенный человек в дубленке и белесой шляпе пирожком. Увидя испуг на лицах парней, он проговорил тихо: - Пойдемте-ка вот в это кафе, потолкуем.
- А что такое? Кто вы?.. Почему мы должны идти с вами? - запротестовал Матюшин.
- Пошли, пошли. Не бойтесь, - мужчина по-свойски легонько подтолкнул приятелей и первый направился через улицу.
Буняков угостил новых знакомых коньяком, кофе и, вытащив из кармана несколько десятирублевых бумажек, положил их на стол. Пейзаж вместе с газетами придвинул к себе.
Матюшин молча взял деньги и деловито осведомился:
- А где вас найти в случае чего?
- В случае какого случая? - с ухмылкой спросил Буняков.
- Да вы не бойтесь. Мы надежные.
- А я и не боюсь. Чего мне бояться? Вот выпили, закусили - и до свиданья.
Буняков сразу понял, что за типы перед ним. Начинающие шаромыжники, это ясно. Никуда они не пойдут и ничего не скажут. А вот если у них будет что-нибудь подходящее - можно попользоваться. И Кирилл Фомич объяснил:
- Если что будет, меня найдете в Историческом музее. По понедельникам - днем, по четвергам - вечером.
Так состоялось это знакомство и появилась запись в книжке Матюшина.
Матюшин и Горбанюк обирали пьяных, работая "под иностранцев", знакомились с падкими на приключения девицами и обкрадывали их, не брезговали даже воровством у своих знакомых студентов в общежитиях.
Раза два или три с разной мелочишкой появлялись у Бунякова. Тот, посмотрев принесенное, брезгливо отодвигал от себя:
- Ерунда, барахло. Меня такое не интересует. Вот если бы ценная икона, картина или что-то в этом роде...
Когда удалось стащить в одной церквушке два серебряных подсвечника, Буняков взял их с удовольствием.
- Это дело стоящее. Такое приносите.
Знакомство продолжалось, и приятели не без основания рассчитывали, что в случае какого-то затруднения Буняков им поможет.
Действительно, когда им понадобилась комната, Буняков дал адрес Белоусовой - своей давней знакомой. Оставалось уладить с пропиской... Здесь "мудрым" советом помог приятель, с которым как-то вместе ужинали. И хотя дружок этот очень скоро после разговора отбыл на очередную отсидку, опытом его решили воспользоваться.
Горбанюк имел некоторые навыки в художественном ремесле, пытался когда-то рисовать и вырезать по дереву. Он решил, что штамп прописки изготовит сам. Возился долго, но получилось неплохо. Прописка, таким образом, была оформлена.
Теперь началась совсем привольная жизнь. Промысел, рестораны, веселье и опять промысел.
Как-то сидели они в кафе "Националь". Молодой долгогривый парень угощал здесь свою компанию. Рефреном его пьяной, безудержной болтовни была одна мысль: "Надо уметь жить, брать ее - жизнь-то - за горло, такую-сякую. И картина-то вот с эту картонку, - показал он на ресторанное меню, - за пазухой убралась, а гулять будем долго. Вот так-то..."
Из кафе Матюшин и Горбанюк вышли поздно. Горбанюк проговорил:
- Везет же некоторым.
- При чем тут везенье? - зло ответил Матюшин. - Просто соображать надо. Фомич нам об этом говорил не раз. Разные там реликвии - самое верное дело.
После этого вечера "прогулки" Матюшина и Горбанюка по Москве стали более целеустремленными - музеи, выставочные залы, соборы... Но все тщательно охранялось, везде их встречали и провожали пристальные взгляды смотрителей, экскурсоводов, сторожей.
При очередной встрече приятели посетовали Бунякову на свои неудачи, на что тот сообщил:
- Есть у меня одна мысль. Не знаю только, осилите ли. Слабаки вы.
Возмутились оба сразу:
- Ну, это вы зря.
- Ладно, ладно. Я подумаю. Наведайтесь через пару дней.
И когда состоялась следующая их встреча, разговор имел уже более конкретный, практический характер.
- Вы в нашем музее бывали?
- Да нет. Вот только у тебя. В залах-то не приходилось.
- Оно и видно. Тоже мне интеллигенция. А вещи там есть ценнейшие. И ремонт сейчас...
- Выходит, дело реальное?
- Вполне. И реальное и стоящее.
- Когда же осуществим?
- Не спешите. Есть одна закавыка. Сигнализация. Надо этот узелок развязать. Вот только как? Придется мне это взять на себя. А вы пока освойтесь, походите по залам, особое внимание обратите на двадцать седьмой и двадцать восьмой. Там вещи не громоздкие, а цены баснословной. Прикиньте, сориентируйтесь.
Как и обещал, "узелок с сигнализацией" Буняков развязал сам.
Строительные леса из металлических труб с прочными деревянными настилами стояли между двумя колоннами, верхним крепежным поясом почти касаясь одной из них. По кромке карниза аккуратной синеватой линией пролегал провод охранной сигнализации. Пол имел небольшой уклон, и под чугунные колеса лесов были подложены деревянные клинья.
"Лучше и не придумаешь, - обрадовался Буняков, когда после ухода плотников осматривал оставленное ими хозяйство. - Клинышки выбьем, и все будет в норме. Верхний пояс прилег вплотную к проводу и должен, обязательно должен задеть его".
Часов около шести вечера, вновь поднявшись в зал, Буняков ударом ноги выбил из-под колес деревянные клинья. Леса качнулись, с силой ударили металлическим поясом по грани колонны, проползли с полметра параллельно плоскости стены и остановились. Синий провод, рассеченный надвое, повис вдоль колонны.
- О'кэй! - пробормотал довольный Буняков.
Спустившись вниз, он пошел к коменданту.
- Голова болит нестерпимо, разрешите уйти домой.
Комендант возражать не стал. Может же заболеть человек!
А Буняков, выйдя из музея, направился к Центральному телеграфу. Здесь у входа его ждали Матюшин и Горбанюк. Он не остановился, а, пройдя мимо, обронил лишь одну фразу:
- Все в норме, действуйте.
Поздно вечером Матюшин и Горбанюк зашли за ограждающий здание музея временный забор и по строительным лесам поднялись на второй этаж. Выдавив окно, проникли в залы. Подсвечивая карманным фонарем, используя перчатки и полотно, которым были накрыты витрины, они взламывали латунные полусферы рамок и вскрывали витрины и шкафы. Серебряную и золотую утварь - кружки, ковши, бокалы, табакерки - рассовали по карманам, за пазухи. Широкое демисезонное пальто Горбанюка оказалось особенно вместительным. В соседнем зале тем же способом взяли столовый прибор, миниатюры М. И. Кутузова и Е. И. Кутузовой, два кремневых пистолета, эфес шпаги.
Через час тем же путем вышли на строительные леса и скрылись.
Как было условлено ранее, утром они были на Киевском вокзале. Здесь их ждал Буняков. Спиннинги, рюкзаки за плечами - у кого могло возникнуть какое-либо подозрение? Трое любителей-рыбаков отправляются за город.
В Апрелевке, в сарае на садовом участке сестры Бунякова, все похищенное было спрятано, завалено досками. Матюшин и Горбанюк взяли только по кремневому пистолету. Буняков отговаривал их, но те настояли на своем.
- Ну, ладно, леший с вами, только не попадайтесь с ними. Год выдержки. Через год будут у нас деньги. И немалые.
- Год? Долгонько ждать.
- Нельзя иначе. Знаете, какая кутерьма поднимется? Ни в один магазин, ни в одну гостиницу не сунешься. А чтобы вы спокойно могли ждать, вот вам аванс. - И Буняков вручил Матюшину и Горбанюку по пятьсот рублей. Денег этих приятелям, однако, хватило ненадолго, и они уже подумывали о том, чтобы пойти к Бунякову и потребовать или нового аванса, или реализации спрятанных вещей. Но случай изменил их намерения.
В "Иртыше" на Зацепском валу подсел к их столу один гражданин. Приятели поняли сразу, что это не москвич, и проявили максимум радушия. Когда знакомство было скреплено изрядной выпивкой, приезжий, уверовав, что ребята попались ему свойские и даже в некотором роде земляки, обратился к ним за помощью:
- Позарез надо купить кое-что ценное. Шубу жене, пару мебельных гарнитуров...
Была обещана и шуба и гарнитуры. А утром искатель дорогих вещей, некто гражданин Гулачо, был уже на Петровке и, ревя в три ручья, несвязно рассказывал о том, что вчера зело переложил, а проснувшись у себя в номере, не обнаружил ни документов, ни денег. А там было три тысячи.
- Что делать? Что делать?
Ни имен, ни фамилий, ни сколько-нибудь характерных примет своих "друзей" он назвать не мог.
"В памяти провал. Понимаете? Очень уж опьянел".
У Матюшина и Горбанюка оказался, таким образом, немалый куш. С реализацией ценностей из музея можно было не спешить. И они, пробыв еще несколько дней в Москве, уехали к своим родным, в Гудермес и Нальчик.
Домашних они обрадовали рассказами об успешной учебе, обещали скоро привезти дипломы об окончании института. Весело погуляв в родных местах недели две и пополнив бумажники за счет родительских щедрот, приятели подались в Крым, потом перебрались в Тбилиси, оттуда в Ереван. Гуляли, пока не иссякли деньги. Вновь пополнили их испытанным уже способом. Но заметили как-то, что уж очень пристально приглядываются к ним двое молодых людей в штатском. "От греха подальше", - решили приятели и быстренько подались в Москву.
Сразу же по приезде наведались в Исторический музей. Надо же увидеть старого приятеля. Шли туда не без дрожи, но никто на них не обратил внимания. Удар обрушился чуть позже, когда они спросили, почему нет сегодня на дежурстве Кирилла Фомича. Дежурный по музею присвистнул:
- Бунякова? Он давно у нас не дежурит. Несет вахту в других местах. Пять лет получил.
- За что же это его? - удивленно спросил Горбанюк.
- Какие-то старые дела вскрылись, - ответил дежурный и, в свою очередь, спросил:
- А вы кто ему будете?
- Да так, знакомые, - быстро нашелся Матюшин, и оба поспешили к выходу.
Прямо из музея друзья отправились на вокзал и первым же поездом - в Апрелевку.
На участке никого не было. Они открыли сарай, торопливо вскрыли тайник. Все вещи лежали на месте.
Ночью они перевезли все ценности к себе в комнату. Теперь надо было реализовать украденное. Толкнулись в магазины. В один, другой, третий... Но там смотрели на них настороженно, недоверчиво: откуда ценности? Какая есть документация? Очень скоро им стало ясно, что кража в музее не забыта.
Находились и коллекционеры. Но как только знакомились с одной-двумя вещами, отказывались от сделки наотрез. Для профессионального взгляда было ясно, что вещи эти "студентам" не принадлежат. А раз так, то дело, следовательно, ненадежное, опасное.
- Самое лучшее - это найти бы какого-нибудь толстосума-иностранца и сбыть ему сразу все, - твердил Горбанюк.
Матюшин не возражал:
- Согласен. Только как это сделать?
Наконец после долгих поисков такой покупатель нашелся. Договорились и о сумме. Но что-то, видимо, заподозрил иностранец, потому что в назначенное время к месту встречи не пришел. На следующий день Матюшин разыскал его в гостинице, но тот не пустил его даже в номер, повторяя только одно:
- Найн, найн.
И все же решено было твердо: найти покупателя из приезжих гостей. Легкость, с какой тот иностранец согласился уплатить солидную сумму за показанные вещи, не давала покоя, питала надеждой на успех дела.
И вот приятелям удалось-таки зацепить двух заморских любителей русской старины. В "Нарве" договорились о встрече у Савеловского вокзала. По дороге, во время поездки, показали реликвии и сторговались. Не сумели договориться только о шпаге. Матюшин и Горбанюк хотели за нее отдельную и немалую цену, а покупатели на это не шли. Но и та и другая договаривающиеся стороны чувствовали, что, пока доедут до Москвы, сторгуются.
Однако операция эта проводилась, когда оба "владельца" музейных экспонатов были уже в поле зрения Иванцова и Рябикова. И белый "мерседес" в тот день возвратился с Дмитровского шоссе в сопровождении двух оперативных машин уголовного розыска.
Через месяц в МУР позвонили из музея.
- Приезжайте на открытие экспозиции. Реставраторам пришлось потрудиться, но все сделано, кажется, хорошо.
Дедковский вызвал Иванцова и Рябикова:
- Съездите. Раз приглашают, неудобно отказываться.
Иванцов и Рябиков, в свою очередь, атаковали Дедковского.
- Поедемте, товарищ майор, вместе. Займет это полчаса-час, а взглянуть интересно.
Дедковский махнул рукой:
- Ладно. Поедем.
Директор музея сам вызвался проводить гостей по залам. Он подробно, с нежной влюбленностью показывал каждый экспонат, каждую витрину.
- Вот это берестяные древнерусские грамоты XII-XV веков, обнаруженные при раскопках в Новгороде. Это свинцовая печать Александра Невского; это первая печатная русская книга "Апостол", вышедшая в типографии Ивана Федорова, а это глобус, по которому получал первые уроки географии Петр I.
Дедковский, улыбнувшись, заметил:
- Да вы не беспокойтесь, ребята теперь ваш музей знают прекрасно, я тоже бывал здесь... Покажите-ка лучше, как выглядит восстановленная экспозиция.
- Да, да. Обязательно. Вот эти залы.
В стеклянных витринах мерцали бриллиантовые грани шпаги фельдмаршала, выстроились предметы столового набора - свидетели былых походов великого полководца; мирно покоились в своих мягких гнездах пистолеты генерала Платова...
В зал вошла большая группа экскурсантов. Молодая девушка-экскурсовод начала рассказ:
- Мы находимся в зале героев Отечественной войны 1812 года. Перед нами вещи, принадлежавшие Михаилу Илларионовичу Кутузову и генералу Платову. Замечу, что экспозиция этих залов открывается только сегодня после восстановления и реставрации. Все эти вещи были похищены из музея и лишь недавно вернулись к нам благодаря самоотверженной работе товарищей, которые занимались их розыском...
Иванцов тронул Дедковского за рукав:
- Пошли, товарищ майор, дальше.
Дедковский посмотрел на смущенные и взволнованные лица Иванцова и Рябикова, обнял обоих за плечи:
- Ну что ж, ребята, взыскания вам не будет, а благодарность, как видите, уже объявлена. Так что поздравляю!
Однако в машине, когда подъезжали к Петровке, Дедковский несколько омрачил общее радостное настроение.
- Дело "антикваров" вы закончили, преступников нашли. И благодарность, конечно, заслуженная. Но несколько ошибок по делу вы, вернее, мы с вами допустили. И серьезных ошибок...
- Какие же это ошибки, товарищ майор? - запальчиво спросил Рябиков.
Дедковский улыбнулся:
- Спорить ведь будете? Верно? Верно, - ответил он сам себе. - А спорить сейчас некогда. Вот соберемся в конце месяца на оперативно-методическое совещание, тогда и поспорим. А за это время подумайте. Очень советую. Были ошибки, были. Победителей, как известно, не судят, но от критики и они не застрахованы. - И, посмотрев на часы, приказал: - Капитан Иванцов и лейтенант Рябиков, вам предстоит командировка в Алма-Ату. Есть данные, что туда отбыл один интересующий нас объект. Через час, в четырнадцать ноль-ноль, прошу быть у меня. И подготовьтесь к отлету - самолет в шестнадцать часов.
БУРАН С ПЕТРОВКИ
По сложившейся традиции по субботам, если в городе было спокойно, в комнате оперативных совещаний МУРа вечером собирался свободный от дежурства инспекторский состав. Приходили сюда и старые, опытные криминалисты, проработавшие на Петровке не один десяток лет, и молодые, лишь недавно пришедшие в угрозыск то ли со студенческой скамьи, то ли от станков московских заводов и фабрик. Ветераны вспоминали свою молодость, нелегкую работу в МУРе, молодые находили здесь хорошую школу опыта. Они с интересом слушали рассказы Сергея Дерковского, Анатолия Волкова, Фридриха Светлова, Василия Пушкина, Владимира Арапова и многих других. Бывало, сюда заглядывали и те, кто работал в МУРе еще в первые годы Советской власти, - Георгий Федорович Тыльнер и Алексей Иванович Ефимов. Их встречали с особым почтением, старались не пропустить ни слова из их воспоминаний. В их рассказах речь шла о ликвидации воровских бандитских притонов, шаек и банд, оставшихся еще от старой, дореволюционной Москвы.
В один из таких субботних вечеров зашла речь о собаках. Поводом послужил разноголосый собачий хор, послышавшийся из вольеров, расположенных во дворе Управления внутренних дел.
Низенький, коренастый капитан Плужин, начальник отделения розыскных собак МУРа, был известен всем как самый заядлый "собачник", яростный защитник своих питомцев. И сейчас, когда была затронута постоянно волнующая его тема, он не смог удержаться.
- Есть у нас скептики, которые считают, что собака - это архаизм в розыскном деле, так сказать, средство отжившее. Но они, безусловно, не правы. Наши собачки необычные, особенные. Половина отмечена медалями на Всесоюзной выставке служебного собаководства. А Рекс и Вьюга четырежды получали золото.
- Псы у тебя хорошие, спору нет, - вступил в разговор майор Стеклов. - И медалей нахватали они вдоволь. Но речь ведь идет не об этом. При современных условиях на собачий нюх надежда действительно плохая. Ну, сам посуди. Обчистил вор квартиру, сел в такси и уехал. И все. След грабителя кончился у тротуара или на стоянке такси. Кончились и возможности твоих Рексов и Вьюг.
Стеклова поддержал еще кто-то:
- Или химикатами какими-нибудь бандюга свои следы обработает. А их, химикатов разных, теперь наделано столько, что специалисты и то не все в них разбираются, не только собаки. Нет, время твоих четвероногих кончилось.
Плужин разволновался, вскочил с дивана и, отчаянно жестикулируя своими короткими мускулистыми руками, торопясь и волнуясь, произнес целую речь.