- И что, так сразу именно на вас вышли люди именно из "Кремлевской команды"? - недоверчиво переспросил Турецкий.
- Почему нет? Разработка, очевидно, велась давно, и, кроме того, меня строго инструктировали, что прямо в нашей конторе сидят их люди и их тоже нужно выявить. Еще организовали очень тихий, но все же заметный скандал с моим участием: будто бы я имел нежелательные контакты и мой уровень жизни несколько превышает тот, что можно позволить на мою зарплату. Скандал замяли, но слушок пошел.
- Понятно, - остановил Турецкий словесный поток Розанова. Тот чувствовал себя удивительно непринужденно, как в хорошей тесной компании. - Давайте вернемся к вашей деятельности в "Кремлевской команде".
Розанов легко переключился:
- Вначале работал по мелочам: полазить в компьютере, предупредить, если готовится наезд на кого-то. Ничего криминального я пока не совершал, так как все было с ведома начальства, но работодатели решили, что я уже увяз по уши, и мне предложили поискать напарника среди своих для более серьезных дел. Я выбрал Козина, его кандидатуру тоже согласовали с начальством. В основном мы ездили по СНГ, что-то перевозили с места на место, и было совсем неясно, зачем хозяевам понадобились именно фээсбэшники на роль простых курьеров. Как честные, мы писали отчеты, сообщали подробности. Но однажды пришлось и пострелять. После этого нас как бы повысили и поставили на сопровождение денег. То есть мы вначале не знали, что перевозим. Потом вдруг полюбопытствовали: такой кучи баксов я не видел даже в кино. А она, по сути, у нас в руках, и если только поработать головой как следует, можно всю оставшуюся жизнь прожить на Гаити в собственном замке с собственным гаремом. Начальству мы продолжали писать отчеты, что сопровождаем неизвестные опломбированные грузы, но никаких даже намеков на авиаперевозки, давали липовые ориентировки на тех, кто нам их передавал, кто принимал, и в конторе, очевидно, продолжали считать, что нам еще не доверяют, что мы еще не поднялись на нужный для нормальной работы уровень. А дальше, чтобы все вышло гладко, нужно было обмануть Мефистофеля, который руководил и организовывал перевозки. Он тоже должен был быть кем-то из наших. В смысле из ФСБ. Собственно, его-то мы и должны были вычислять по заданию начальства. Ну вот и… вычислили…
- И здесь вы тоже помогли правосудию?
- Конечно. Если бы мы его сдали, ничего бы из этого не вышло. Он был явно не дурак и концы прятал хорошо.
- А стрелял в него тоже Козин? - поинтересовался Турецкий, гадая, что выберет Розанов: амплуа крутого киллера или невольного соучастника. Розанов, уже сваливший убийство Бакштейна на напарника, остался верен себе:
- Да. Козин.
- Вот вы все говорите: начальство, начальство. Кто именно давал вам задания и перед кем вы отчитывались?
- Генерал Иванов, замдиректора ФСБ.
- А на новом поприще кто вас инструктировал, кто говорил где, когда и что вы должны принять и куда перевезти?
- Мне выдали мобильный телефон и предупредили, что этот номер не следует знать никому. По нему мне звонил некто, всегда один и тот же, он никогда не представлялся и никогда не разговаривал просто так, за жизнь.
- А почему вы вообще решили, что работаете на "Кремлевскую команду"? Вы что, видели где-нибудь соответствующие вывески, визитки, документы с соответствующим грифом? Откуда вы узнали о существовании Мефистофеля и его роли?
- Издеваетесь? Мне популярно все объяснил тот же Иванов.
Когда Розанова увели, Турецкий с Реддвеем закурили.
- Ты веришь этому Розанову? - спросил Реддвей.
- Конкретным фактам - да, - после недолгого раздумья ответил Турецкий. - На их умозаключения и выводы я, разумеется, полагаться не собираюсь, но в целом им невыгодно нам лгать, они могут рассчитывать на какие-то льготы только в случае полной откровенности.
- И ты узнал, что хотел?
Турецкий неопределенно хмыкнул. Версия о Мефистофеле - Невзорове его не вдохновила. Фроловский вполне достоверно объяснил, на какие цели предназначались те двадцать три миллиона, и пока у Турецкого не было причин сомневаться в его словах. У него вообще складывалось впечатление, что Мефистофель - миф, что реально он не существует.
Это как НЛО: кто-то в них верит, кто-то не верит, кто-то с ними борется, кто-то пропагандирует и ждет, кто-то их даже видел и даже общался, только вот ему, Турецкому А. Б., при всем желании до них не добраться.
По сути, убийство Невзорова раскрыто, причины катастрофы самолета выяснены, можно паковать чемоданы и возвращаться в Москву. Официально дела по ликвидации "Кремлевской команды" ему никто не поручал. И если бы не Храпунов, так идеально вписавшийся во все обстоятельства, а потом оказавшийся невиновным, Турецкий, пожалуй, так бы и поступил.
Но теперь он был воробей стреляный и ограничиваться раскрытием дела на уровне исполнителей не собирался.
- Ведь можно же предположить, - продолжил Турецкий свою мысль вслух, - что Мефистофель, если он вдруг все же существует, аккуратно и ненавязчиво навел Розанова и Козина на идею убийства Невзорова.
- Потому что Невзоров узнал, кто он, и шел его сдавать, - согласился Реддвей, который в отличие от Турецкого верил, что Мефистофель есть. Вернее, есть человек, который нагло хозяйничает на его территории, создавая дополнительную головную боль и заставляя Реддвея шевелить не только мозгами, но и ногами, чего он в последнее время делать не любил. Называть его можно как угодно - хоть Мефистофелем, хоть Фаустом, хоть Вольфгангом Иоганном Гете. Так или иначе, нужно его поймать. - Тут, кстати, ваш Расторгуев, генерал и большая шишка в деле борьбы с вашей мафией, прямо у нее на родине желает оказать нам посильную помощь. Звонил мне недавно.
- И что ты ему сказал? - насторожился Турецкий.
- А ничего, решил с тобой посоветоваться.
- Молоток!
- Что есть молоток?
- Hummer.
- Что Hummer?
- Слэдж Хаммер, герой вашего эпоса.
- Ну?
- Молоток в смысле молодец.
- А! Идиома! - обрадовался Реддвей.
- Вот именно. Что ему уже известно?
- Пока - ничего. Он пока даже об аресте этих двоих не знает.
Турецкий задумался, покусывая кончик карандаша.
- На самом деле тут еще нужно прикинуть, что нам выгоднее. То есть всей правды мы ему точно не скажем. Но можно сказать ему квазиправду, а можно псевдоправду…
- Александр, говори проще, я не настолько силен в русском.
- Я и говорю: мы или держим его на дистанции и просто не подпускаем к делу, чтобы ничего не напортил. От них, свиней, как говорит Грязнов, всего можно ждать. Или, наоборот, выливаем на него ведра два дезинформации в надежде, что хотя бы часть ее просочится к Мефистофелю и он, испугавшись, проявит себя.
Козин, когда Реддвей рассказал ему, что Розанов повесил на него всех собак и обвинил во всех убийствах, побагровел, и оспинки на его круглом лице приобрели синюшный оттенок. Отношение напарника ему явно пришлось не по душе. Но Реддвей на это и рассчитывал, ожидая услышать новую версию событий.
Козин признал, что в Невзорова действительно стрелял он, но только под давлением обстоятельств. Невзоров их видел и, скорее всего, узнал. Но инициатором и организатором всего мероприятия был несомненно Розанов.
- Если бы он для своей бабы не пожелал купить всю вселенную одновременно и за наличный расчет, вообще ничего бы не случилось, - запальчиво говорил Козин, волнуясь и от этого слегка заикаясь.
- Кто она? - справился Реддвей, который очень не любил, когда при нем неуважительно, а тем более пренебрежительно отзывались о женщинах.
- Ася какая-то, - скривился Козин. - Он перед ней половичком стелился, ноги позволял об себя вытирать. И на Невзорова она нас навела.
- Как? - оживился Турецкий. Ему в голову вдруг пришла совершенно гениальная мысль: а вдруг Мефистофель - женщина. Он стал перебирать в уме всех женщин, попадавшихся ему в ходе расследования, и не мог определить на роль злого гения никого, кроме Качаловой. Зато Качалова подходила идеально: и первую папку муровский оперативник забрал в Доме моды, и Фроловского своего любимого она могла подставлять вполне квалифицированно, и с Родичевым знакома: якобы дочь его одевает, и все время вокруг него, Турецкого, терлась - выведывала секреты наверняка, мало ли что он по пьянке мог сболтнуть. - Что, извините?.. - Он так увлекся неожиданной идеей, что прослушал реплику Козина.
- Она влезла в компьютер Дойчебанка, - повторил Козин, - и просмотрела счет Невзорова. А Макс, в смысле Розанов, и уши развесил. Сразу у него руки зачесались поиметь миллионов двадцать.
- Что, так прямо и влезла с домашнего компьютера? - уточнил Турецкий.
- Не знаю, не присутствовал. Розанов утверждает, что он ее неделю уламывал. А когда пообещал золотые горы, у нее тоже глазки загорелись.
- А кто она вообще, эта Ася?
- Баба как баба. Красивая, конечно. Шейпингом занимается. Работает то ли в банке, то ли в какой-то коммерческой фирме программистом.
- А фамилия, полное имя?
- Нас друг другу не представляли.
Асю нужно было вычислять, но, кроме того, Турецкого волновали и другие вопросы и в первую очередь: что удерживало эту "русскую пару" в непосредственной близости от места преступления.
Козин в их тандеме явно был не лидером, а ведомым, и если Розанов будет за каждое слово, за каждый выданный факт торговать себе привилегии, то Козин, похоже, уже ни на что не надеется. Гвоздь тогда описал Козина очень точно: толстый, рыхлый, безвольный, потенциальный петух.
- Хорошо, а расскажите: как вы вычислили Бакштейна?
- ФСБ разрабатывало его в связи с тем, что он за большие деньги оформляет какое-нибудь европейское гражданство высокопоставленным чиновникам в России и СНГ. Но по ходу разработки возникло подозрение, что он, кроме того, работает еще и курьером - переправляет большие суммы наличности из России в Германию. Но у него была дипломатическая неприкосновенность, и поймать его с поличным было невозможно. Самый простой способ - обвинить его персоной нон грата и запретить ему въезд в Россию - был отвергнут, поскольку так бы был только перекрыт канал, но появился бы другой и его пришлось бы разрабатывать с нуля, а нужно было скорее прояснять его связи и ловить наших чиновников и бизнесменов, нечистых на руку.
Козин успокоился, лицо его больше не было багровым, он говорил тихо, монотонно, но достаточно внятно и при этом смотрел себе под ноги, совершенно не интересуясь, какое впечатление производит его рассказ. Реддвей с Турецким переглядывались, молча спрашивая друг друга: он это придумал от начала до конца или все действительно было так убийственно примитивно?
- А что, информация о разработке Бакштейна была общедоступной? - справился Реддвей.
- Нет, конечно, - не меняя интонации, продолжил Козин, - но, если задаться целью, источник можно найти всегда. Более того, мы ведь не дураки были и бескорыстно ишачить не собирались: вариант с багажом Бакштейна рассматривался вполне серьезно. Мы водили его ненавязчиво, но внимательно и однажды выявили контакт с Гвоздем. Тем самым, который передавал нам наш груз. А Гвоздь - это определенно деньги, значит, Бакштейн деньги все-таки возит. Дальше - больше: Бакштейн никогда не летал с ящиками и контейнерами, почти всегда один-два чемодана. Возник вопрос: почему часть денег отделяется от общей кучи? Либо он возит не деньги, а, скажем, бриллианты, либо очень крупные купюры - тысячные или даже пятитысячные, которые не идут сразу на оплату сделок, как наши сотни, а отмываются где-то отдельно.
- И вы решили его ограбить… - подсказал Реддвей.
- Да ничего мы не решили! - вдруг взорвался Козин. - Если бы не Макс: давай-давай, скорей-скорей! Хотели взять из наших ящиков по три-четыре миллиона и исчезнуть. И исчезли бы. Начали планировать операцию, выяснять, кто полетит с нами, куда и будет ли у нас возможность проделать все аккуратно. Поковырялись в компьютере "Глобуса", и вдруг выяснилось, что с нами полетит Бакштейн. Ничего подобного раньше не случалось, нас никогда не сводили вместе. А тут Макс загорелся: такой возможности больше не будет, давай-давай! Ну и додавались.
- А что вы собирались делать потом? - спросил Турецкий. - С тысячными купюрами вас бы рано или поздно все равно выловили.
- В Мексике? В Парагвае или Колумбии? - Козин наконец поднял глаза и посмотрел на Турецкого как на дефективного ребенка. - Да нас бы там никто и искать не стал, а сдать бумажки с минимальной потерей, скажем, по 60–70 центов за доллар, никаких проблем.
- Так почему же не уехали? - удивился Реддвей.
- Жадность, - пожал плечами Козин и снова ударился в созерцание своих ботинок.
- Надеялись сбыть прямо здесь и дороже?
- Нет, надеялись урвать еще. Вы ведь наверняка уже перекрыли основные аэропорты и заокеанские линии? Но кто бы вам позволил держать блокаду годами, а мы тем временем прямо у вас под носом извлекаем еще лимонов двести пятьдесят, причем в сотенных бумажках, и отсиживаемся в тихом месте. А тысячи нигде бы и не засветились.
- Откуда извлекаете, из подвалов Гельфанда?
- Значит, вы нас уже опередили, - обреченно констатировал Козин.
- Разумеется, - не моргнув глазом, соврал Турецкий. - Но как вы на него вышли?
- Через Бакштейна. Те шесть - восемь миллионов, которые мы собирались незаметно унести, нужны были в первую очередь на организацию, возможно, более крупного и наглого мероприятия. Вначале мы собирались выяснить, куда попадают деньги, которые мы возим, и как долго они лежат мертвым грузом. Но фактически прямо в аэропорту контейнеры загружались в грузовик, и нам говорили "до свидания". Садиться на хвост внаглую было опасно. Но однажды у нас появилась ниточка. Если до того мы даже не были уверены, что деньги остаются в Германии, и тем более не подозревали где, то вскоре мы вычислили не только город, но и конкретное место. Шофер грузовика постоянно что-то жрал, и это что-то оказалось бутербродами из ресторанчика "Der Geburstag" (что переводилось ни больше ни меньше как "День рождения"), а на пакетике, который мы извлекли из мусорника, был адрес в Линдерхофе. В перерыве между рейсами мы смотались сюда, чтобы вычислить грузовик. Макс ждал в аэропорту самолет с Бакштейном, а я дежурил возле той кафешки в Линдерхофе. И так получилось, что мы встретились. Бакштейн был, правда, не на грузовике, но с его багажом это и не требовалось. Зато он как раз завозил очередную партию денег этому Гельфанду…
Тут у Реддвея просто руки зачесались поскорее проверить дом Гельфанда на предмет наличия в нем несметных богатств русской мафии, и он с несвойственной ему резвостью вылетел из кабинета отдавать распоряжения. А Турецкий, пользуясь случаем, решил расставить все точки над "и" в убийстве Невзорова.
Собственно, у него уже была полная и вполне связная картина, из которой выпирал только один факт - Храпунов, а точнее, его удостоверение, которым пользовался Козин. Но Козин ответил на этот вопрос легко, не задумываясь:
- Удостоверение дал мне человек Гвоздя - "авторитета" Юго-Западной группировки. Он на этого капитана что-то имел и хотел его замазать, просил махать этой корочкой, не стесняясь, в самых хреновых ситуациях, да еще так, чтобы ее обязательно запомнили.
Розанов фамилию Аси наотрез назвать отказался. До того был покладистый и разговорчивый, даже слишком, а тут уперся и ни в какую. Она ни при чем и все. Не хочу, чтобы ее по судам таскали.
Турецкий, бессильный что-либо предпринять самостоятельно, отправил Грязнову факс:
"Нужно провести обыск на квартире Розанова!!!
Слава, подними все телефонные и записные книжки, если такие найдутся, проверь компьютер и память на телефоне. Ищи телефон Аси (возможно, Александры, Анфисы, Алисы, Анастасии, Олеси - короче, найдешь имя, примеряй на Асю). Среди этих ась нужно искать ту, которая работает то ли в банке, то ли в коммерческой структуре, предположительно программистом, оператором, диспетчером сети или кем-то еще, но тесно связана с компьютером.
Приставляй к ней "наружку" и сразу посылай мне установленные данные на эту особу.
P.S. В квартире наверняка есть ее пальчики, проверь на всякий случай".
36
За домом Гельфанда установили круглосуточное наблюдение.
То есть его и до того наблюдали, но теперь Реддвей развил невероятно бурную деятельность: телефоны, установленные в доме, прослушивались, каждый входящий и выходящий проверялся и перепроверялся, Реддвей поднял все финансовые документы объекта за последние пять лет. Ненавязчиво и осторожно опросили соседей, достали план дома и проверили на предмет возможных бункеров и тайников.
Результаты проверки Реддвея не удовлетворили.
Объект - Михаель фон Гельфанд, восьмидесяти трех лет от роду - выглядел вполне безобидным старичком. Его образ жизни можно было очень точно охарактеризовать как затворнический, то есть дом он покидал не чаще одного-двух раз в год, шумные, да и нешумные компании у себя не принимал. К нему вообще постоянно наведывался только врач, который охарактеризовал его весьма положительно: добряк, филантроп, энтузиаст, увлеченный любимым делом. Гельфанд коллекционировал старинные библии, рукописные, четырнадцатого века и более ранние. Экземпляров в его коллекции было немного, но все - достаточно ценные. Однако финансовые документы по всем приобретениям в полном порядке. Старичок был последним отпрыском увядающего, но славного рода фон Гельфандов, он унаследовал замок своего отца и вполне приличное состояние, которое не потерял во время войны и размеры которого вполне позволяли ему такие маленькие слабости, как приобретение пергаментных свитков стоимостью порядка двухсот - трехсот тысяч долларов.
Родственников у Гельфанда не было, в доме постоянно жили секретарь, повар, садовник, шофер и три весьма злобного вида добермана, за которыми присматривал сторож. Каждого из них (кроме доберманов, конечно) проверили и снова не нашли ничего примечательного.
Бакштейн в доме появлялся, но крайне редко и, по неподтвержденным сведениям, только по приглашению хозяина. Он был адвокатом Гельфанда, и его подпись действительно красуется под доверенностями на приобретение очередных экспонатов.
Личная и сугубо конфиденциальная беседа Реддвея с начальником полиции Линдерхофа не дала ничего нового: старик, почетный член муниципалитета (почетный потому, что ни на одном из заседаний не появлялся), к юбилею города пожертвовал десять тысяч марок на проведение праздника, на который сам не пришел. Начальник бывал у него лично: в доме все как в довоенные времена, телевизор старик не смотрит, компьютеров, микроволновок, кондиционеров и других уже вполне обыденных вещей не признает, но свои убеждения не пропагандирует и вообще мягок, покладист, чертовски умен и, главное, не жаден. Показывал свою коллекцию, в кабинете есть большой сейф, но, кроме старинных книг, в нем ничего нет. Все деньги Гельфанда хранятся в местном банке.
В банке выяснилось, что в последнее время никаких крупных поступлений или, наоборот, изъятий наличными со счета Гельфанда не было.
Реддвей высказал смелое предположение: возможно, старикан и не в курсе. Бакштейн вполне мог оставлять в доме, и надолго, наличность, а Гельфанд, погруженный в свои занятия и наверняка уже давно пребывающий в маразме, даже об этом не догадывался.