Потом перекинулись на российско-германские отношения с их перипетиями за последние сто лет. Турецкий с изумлением смотрел то на жену, то на Фроловского. О чем они говорят?! Он в очередной раз представил шурина с мокрыми штанами и не смог удержать усмешку. Большой Человек с мокрыми штанами.
Вера пристально и с интересом посмотрела на Турецкого.
Бабушка Элеонора затянулась "Лаки страйк", делая вид, что внимает беседе. Внезапно ее посетило озарение, она загасила едва прикуренную сигарету, хлопнула ладонью по столу и провозгласила:
- Гимн! Требую гимн! Ира, к роялю!
- Какой гимн? - не поняла Турецкая.
- Еще спрашиваешь! "Боже, царя храни"!
Возражать было бесполезно. Кроме бабушки, слов никто не помнил, мужчины петь не умели, но все дружно подтягивали.
- Ваши коммунисты - импотенты, - заявила Элеонора Львовна, прикуривая снова, - я не одну тысячу пьянок посетила, будьте уверены, и гимн Советского Союза не пели ни разу. Никогда! - Тут ее посетила новая идея. - Пойдемте, я покажу, что подарила себе на день рождения.
Все послушно поднялись.
- Прошу прощения, только родственники.
Турецкий остался вдвоем с Качаловой. Они отправились в сад покурить.
Курила Качалова чувственно, словно смотрела эротический сон, а он напрягал извилины, пытаясь вспомнить все, что знал о своей родственнице. Знал немного. Она училась в Париже модельному бизнесу, кто и как ее туда снарядил - загадка природы, там же познакомилась с Фроловским лет семь назад. Он тоже выезжал "…в Париж по делу. Срочно…", вот и познакомились.
- Вам удаются дипломатические приемы, - Турецкий прервал ее сладостное уединение с сигаретой, - это природный дар или результат упорных тренировок?
- Вы слишком грубо мне льстите, Александр. Что до дипломатических приемов, они удаются, когда в них есть какая-то изюминка. Например, если Президент сядет в торт - прием войдет в историю.
- Да. Любители лизать задницу получат законный повод отличиться. К сожалению, его здесь нет. - Турецкий понял, что фраза вышла довольно двусмысленной, но Вера беззаботно расхохоталась, запрокинув голову, даже слезы выступили.
- Представляю, как он пел бы "Боже, царя храни", - насилу выговорила она, давясь от смеха.
Турецкий для развития успеха хотел поинтересоваться, входят ли в юбилейную программу танцы и ночное купание в пруду, но вместо этого почему-то сказал совершенно другое:
- Полагаю, мы не сошлись бы характерами, даже после пол-литра. Президент сильно подвержен влиянию окружения, а в последнее время в его администрации меня недолюбливают.
Вера опять широко улыбнулась:
- В последнее время? А раньше вы были в администрации своим человеком?
- Раньше у нас проблем не возникало, - честно признался Турецкий. - Я полагаю, первый танец за мной?
- Танец? Думаю, бабушка Элеонора будет танцевать только с вами. Как кавалер вы ей наверняка нравитесь гораздо больше моего мужа. Она же выше его…
- Вы приписываете уважаемой старушке свое личное мнение или способны постичь тайный ход ее мысли?
- Ход мысли, Александр, как правило, очевиден, это скачки непредсказуемы. - Она посмотрела на озеро. - Вот вы, например, хотели бы искупаться, если, конечно, подберется подходящая компания, а также подорвать репутацию Фроловского в глазах почтенной публики. Я видела, как вы сияете, глядя на него, значит, замыслили какую-нибудь каверзу.
- Ловлю на слове - обрадовался Турецкий, - так вы признаете, что нам есть из-за чего соперничать?
- Вы, наверное, найдете. Искать - ваша профессия, верно?
На веранде послышались голоса. Турецкий взял Веру под руку:
- Позвольте, я хотя бы провожу вас до крыльца.
Навстречу, стараясь сохранять твердость походки, шествовала Ирина. Она подмигнула Турецкому и зашептала на ухо:
- Пилите, Шура, пилите, она золотая.
Качалова, воспользовавшись моментом, благородно улизнула. Турецкий, оставшийся у разбитого корыта, решил по крайней мере сделать жене приятное и поинтересовался, что же такое секретное преподнесла себе Элеонора Львовна. Но Ирина уперлась и ни за что не хотела рассказывать. Только хохотала совсем как Вера. "Перебрала малость", - заключил Турецкий.
Вернулись за стол. Турецкий решил, что его час настал, пора привнести изюминку в саммит. Он потянулся за экзотическим фруктом, названия которого не знал, неуклонно приближаясь рукавом к рюмке Фроловского. К рюмке Большого Человека.
- Саша, осторожно! Мороженое! - Ирина попыталась предпринять спасительное телодвижение и слегка подтолкнула стол. Его собственная рюмка предательски покачнулась, и спустя доли секунды по брюкам расплылось коньячное пятно.
Грязнов и Турецкий заперлись у последнего в кабинете. Была уже поздняя ночь, но Турецкий разыскал товарища и уговорил-таки приехать. День рождения закончился скоропалительно минут через десять после того, как Турецкий был опозорен. Но в качестве утешительного приза он унес с собой непочатую бутылку того самого фантастического армянского коньяка. Точнее, две. Еще одну он Грязнову не показывал и решил сохранить как НЗ.
Грязнов тоже с утра не терял времени даром: хоть и в менее благородном обществе, он пропустил эквивалентное количество крепких напитков. Теперь оба находились в равной кондиции и жаждали выговориться в узком кругу.
- Ты понимаешь, Бисмарк ей хоть и понятен в своих устремлениях, но несимпатичен, - кричал Турецкий чуть ли не в самое ухо Грязнову, - а сама ногой брык, и я стою как обоссанный!
- Меня не облей. - Грязнов попытался водворить Турецкого на его законное место за столом, но тот не унимался и каждую секунду подскакивал. Ему хотелось все объяснить доходчивей.
- А это он, он должен был, понимаешь…
- Угу. Вздрогнули.
Турецкий наконец отвалился на стуле и безнадежно произнес:
- Так ты ничего и не понял. - Он посидел с минуту совершенно неподвижно и вдруг опять оживился: - Вот Бисмарк был как бы премьер-министр, и Фроловский тоже… А я просто Турецкий! И мне от этого было не по себе: как же так я подкачал? А теперь ты спроси: хочу ли я быть премьером?
- Ну?
- Нет, ты спроси, - капризно потребовал Турецкий.
- Хотел бы ты, - Грязнов разлил по маленькой и, желая успокоить друга, подал ему стакан, только что в рот не влил, - стать премьером?
- Ни хре-на! - выговорил Турецкий по слогам, размахивая при этом стаканом и делая вид, что собирается грохнуть его об пол.
- И не фига тебе там делать! - с радостью поддержал Грязнов. - Ты представь себе эту работу. Не затрахают, так за хрен задергают!
- А жена у него зато, я тебе доложу, у-у-ух! - Турецкий озарился каким-то внутренним светом. - За нее одну, Слава, ему можно все простить. И мне. Можно… Будет…
- Давай! - Грязнов в очередной раз налил. - За большие сиськи!
Турецкий с энтузиазмом чокнулся, часть божественного напитка выплеснулась в грязновский стакан, часть - на стол.
- Прости! - Турецкий выхватил у приятеля тару и вновь наполнил свою до того же уровня.
- Зря извиняешься, ты в самую точку попал.
- Никуда я пока не попал. - Турецкий неожиданно погрустнел.
- Да я не про бабу твою! Ты хоть знаешь, откуда обычай чокаться пошел? Из средних веков: нужно было так чокнуться, чтобы перехлюпнуло в твой бокал. Засвидетельствовать собутыльнику, что не отраву пьет…
- Ты мне это уже сто первый раз рассказываешь. - Турецкий обиделся. - Как вмажешь хорошенько, так начинаешь просвещать…
В бутылке осталось совсем чуть-чуть. Турецкий сидел мрачнее тучи. Грязнов чувствовал себя в чем-то виноватым и опять принялся утешать:
- Послушай, Саша, на самом деле здорово, что ты Фроловского своего не обгадил. Наоборот, поднял людям настроение!
- А-а-а! Ты все-таки въехал! - Турецкий взорвался на секунду и опять впал в оцепенение.
- Теперь можешь на законном основании просить… Нет! Требовать! Слушай меня! - Грязнов постарался растормошить приятеля. - …Требовать помощи. Раз он уже все равно премьер, пусть подсуетится на благо Родины. Пусть раскопает, чем занимался твой Невзоров. Ему ж это как два пальца об асфальт…
Лучший друг его не слушал.
- Как ты могла, - бормотал Турецкий, - жена моя. Мать моих детей… Анекдот! - Он сделал жест, требуя внимания: - Бал в доме Ростовых, все во фраках, декольте, бриллианты, мазурка. Заходит Ржевский, а к ноге у него на цепочке привязан унитаз. Проходит это он в центр зала, протаскивает за собой унитаз, садится на него: "Я надеюсь, дамы не будут возражать, если я закурю?"
Утром Турецкий был свеж и бодр. Знаменитый коньяк и здесь оказался на высоте - никакой головной боли, никакого выхлопа. Правда, конец вчерашней беседы с Грязновым он помнил очень смутно, было там, кажется, что-то интересное, но вот что? Славка как всегда выдал гениальную идею, и даже, кажется, насчет расследования.
Турецкий потянулся под одеялом: только четверть восьмого, можно еще поваляться полчасика. На кухне Ирина преувеличенно гремела посудой, что свидетельствовало о плохом настроении. Дочка еще спала. Чем же все-таки разродился Грязнов?
Из кухни пахнуло подгоревшей яичницей, а чуть позже сбежавшим кофе - Ирина не просто не с той ноги встала, она явно собирается устроить ему хелоуин. И за что, собственно?
Но Славка - жук, надо обязать его отныне выдавать все светлые мысли в письменном виде.
Турецкий осторожно поднялся и мимо закрытой двери на кухню прокрался в прихожую к телефону. Грязнов долго не отвечал, но Турецкий и не думал класть трубку, пока наконец после пятнадцатого гудка в ней не раздалось сонное мычание.
- Слава, ты можешь повторить свое вчерашнее озарение?
- Ты хам, я сплю. - А дальше короткие гудки.
- Сам ты хам, - буркнул Турецкий и снова набрал номер. Можно, конечно, подождать пару часов и выспросить все в спокойной рабочей обстановке. Но, собственно, с какой стати Славка спит?! Солнышко встало над речкой Хуанхэ, китайцам на работу пора.
- Славка, повтори идею, и я отстану. - На этот раз понадобилось не более десяти гудков.
- А коньяк еще остался?
- Не-а.
- Тогда спи.
- Слава! - Бесполезно, тот опять бросил трубку.
На вопль из кухни выглянула Ирина и тут же демонстративно захлопнула дверь. Черт, Славка, что же он такое придумал? Кажется, что-то насчет родственников… Интересно, его или моих? У него родственников-то… Денис разве, так он и не родственник, он - Денис. А у меня? Ну, жучара!
"Какой-то я совсем затурканный от этого коньяка", - подумал он и подивился лингвистической находке. Затурканный Турецкий - это звучит. Даже звучит гордо.
Е-мое, Фроловский! Вот он драгоценный, несравненный, длиннорукий и многосвязный, в смысле с большими связями родственничек. Большой Человечек.
Позвонить, конечно, можно, но неудобно как-то. Не мог Славка раньше идею выдать. За столом бы и провентилировал вопрос, в теплой и дружественной обстановке. А теперь что? На работу звонить?
Эх, Ирку бы попросить, так она дуется. И главное - за что? Может, я забыл исполнить свой супружеский долг?
Турецкий влез в брюки, понимая, что ложиться в постель уже ни к чему, и неожиданно обнаружил в кармане десять рублей. Откуда они взялись, он тоже не помнил. Вчера вроде не было. Может, тоже на даче прихватил? Коньяк какой-то склеротический.
Интересно, можно на десятку купить благосклонность жены?
Он осторожно, стараясь не шуметь, выскользнул из квартиры и спустился в булочную за углом. Теплые круассаны, пожалуй, хорошее дополнение к обугленной яичнице и испорченному кофе. Вернулся он буквально через пять минут. Нинка уже проснулась и огромной щеткой чесала перед зеркалом свои длинные волосы, усердно считая до пятисот. От отцовского утреннего поцелуя она отмахнулась:
- Не мешай, я собьюсь со счета. - Дочь почему-то вбила себе в голову, что если с младенчества не истязать себя многочасовым причесыванием, то к тридцати годам у нее будут отцовские залысины и плешь на макушке.
Турецкий прошел на кухню и выставил на стол яркую коробку с круассанами:
- Ир, давай плюшками побалуемся…
- Подлизываешься?
- Да нет, решил вот сделать вам сюрприз… а то все яйца да бутерброды…
- Так, я, значит, еще и готовить не умею?!
- Нет, я не это имел в виду, просто… Ну, могу я тоже поучаствовать, облегчить тебе жизнь, помочь, как говорится…
- Я так дешево не продаюсь, - буркнула Ирина, - и не старайся.
- А чего ты, собственно, дуешься?
- А ты не знаешь.
- Из-за Качаловой, что ли? Так ты сама меня подзуживала, да и не собирался я ее кадрить. Зачем? Я тебя люблю.
- Только не хохми. Любит он!
- Не веришь?! - Турецкий просто задохнулся от возмущения. Получилось хорошо. Натурально. Вполне на уровне приличного провинциального театра.
Ирина осторожно откусила кусочек мягкого, теплого, хрустящего, с нежным шоколадным кремом круассана и даже чуть закатила глаза от удовольствия.
- Вкусно… Только даже не пытайся меня уверить, что ты это просто так. Без всякой задней мысли. Говори, чего хочешь от меня.
- Практически ничего… так, самую малость…
- Ну?
- Позвони братцу…
- Турецкий!!!
Нинка наконец закончила с волосами. Наверняка сбилась раза два и начинала заново. Помахивая уставшей рукой, она, как большая, повиливая бедрами, продефилировала на свое место за столом и, выпив стакан сока, поднялась:
- Я в школу опаздываю.
- Круассанчик съешь, - предложил Турецкий.
- Ты что, пап, ополоумел? От них же толстеют!
- Нинка, ты как с отцом разговариваешь!
- Оставь ее, Турецкий, - вступилась за дочь Ирина и, когда девочка ушла к себе, продолжила прерванный разговор: - Так, значит, Качалова тебе безразлична?!
- Само собой.
- И ты даже не пытался ее кадрить?!
- Конечно.
- И вообще, мои родственники тебе неприятны и знать ты их не желаешь?!
- Ну, в общем, да.
- Так какого черта я должна им звонить? Что, коньяк понравился? Попросить ящичек? Или договориться с Верой о свидании от твоего имени?
- Ты что, Ириш, это по работе.
- Ах, по работе! Ну так и звони сам.
- Ир… - Турецкий осторожно погладил жену по руке: - Ну, Ир, мне неудобно… Неудобно просить Фроловского об одолжении, а тебе он не откажет. Ты же у нас дипломат…
- А ты подлиза и двуличный мерзкий тип, - парировала Ирина, но в голосе ее уже не было злости. Очевидно, правы все же физиологи: углеводы, особенно в виде сладких пирогов и булочек, особенно в больших дозах (а Ирина умяла уже почти все, что он принес), здорово успокаивают нервы и создают настроение благодушия и умиротворенности.
- Ир, ну я очень прошу… - Турецкий поцеловал жену в шею. - Я даже обязуюсь каждый день…
Раздался длинный и настойчивый звонок в дверь, который спас Турецкого, пока не придумавшего, чем бы таким соблазнить жену. Нинка с огромным ранцем выскочила в прихожую.
- Пап, мам, не тоскуйте, я учапала. - Нинка открыла дверь и, подставив щеку для поцелуя такому же шестилетнему кавалеру, свалила ему на руки свой рюкзак. Таких же, как она, первоклашек было в подъезде еще пятеро, и Турецкие не боялись отпускать ее одну: школа прямо во дворе, да и с кем-нибудь из однокашников Нинки обязательно ходили бабушки.
- Это кто такой? - осведомился Турецкий.
- Ее очередная любовь - Эмиль, хороший мальчик, между прочим. Ты бы дома почаще бывал, был бы в курсе, - снова почти завелась Ирина. Действие круассанов заканчивалось.
- Так позвонишь? - форсировал события Турецкий.
Ирина взялась за трубку и набрала номер дачи: если повезет, братца еще не увезли на работу.
- Так что ты обязуешься делать ежедневно? - переспросила она, но Турецкому опять повезло: ей ответили.
- Доброе утро, Михаила Константиновича, пожалуйста. Да. Ближайшая родственница. Турецкая Ирина Генриховна. Хорошо. Жду. Конечно. - Ожидая, пока к телефону подойдет ясновельможный троюродный братец, она испытующе всматривалась в Турецкого, а он усердно отводил глаза, лихорадочно соображая, что же ей пообещать.
- Миша? Привет. Да, все нормально. Замечательно. Спасибо, все здоровы. Нет, ничего не случилось, просто мой Александр желает использовать тебя в своих корыстных целях, но с ним как раз сегодня случился приступ скромности. Да. И меня он использует как таран. Да. Даю. - Она подала трубку мужу: - Только быстро, он опаздывает.
- Здравствуйте. Да. Маленькая просьба. Я веду дело Невзорова. Слышали? Тем лучше, не надо долго рассказывать. У этого Невзорова фээсбэшное прошлое, но ни к каким документам из этого периода мне никак не удается добраться. Может, по вашим каналам? Дело все-таки на контроле у Президента… Да. Был бы крайне обязан. Заранее благодарен. До свидания. - Он положил трубку. - Ф-фух! Обещались помочь. Поелику будя такая возможность. Большой Человек!
- Турецкий, в тебе умирает лизоблюд и жополиз!
- Молчи, женщина, я сам себе противен. Пойдем, что ли, досыпать?..
- Полдевятого. Тебе на работу не надо?
- Братец твой за меня работает.
Турецкий честно исполнил свой супружеский долг и, пока Ирина пребывала в грезах блаженства, быстренько ускакал на работу, так и не сказав, на какие жертвы он готов идти ежедневно вплоть до самой могилы. Не выполнять обещания нечестно и некрасиво, потому лучше их и не давать.
…Фроловский позвонил вечером и, практически извиняясь, сообщил, что у него тоже ничего не вышло. Людей, непосредственно контактировавших по службе с Невзоровым, в ФСБ не осталось, а без них старые документы никому ничего не скажут.
5
- Ну и что теперь? Ноги-ноги или постоим отдохнем? - спросил толстяк, отдышавшись.
- Лучше отдохнем, может, машину какой-нибудь добрый немец нам подарит, - ответил худой.
Стоять, однако, пришлось долго. То ли не вовремя все произошло, то ли еще по какой причине, но машин не было. Ждать надоело, и они решили двигаться дальше. Длинный зашагал своими огромными шагами, рядом засеменил, пыхтя, коротышка. Идти тоже было скучно, и к тому же рюкзаки оказались невероятно тяжелыми. Решили спеть какую-нибудь песню. К удивлению обоих, знали от начала до конца они только гимн Советского Союза. И над просторами Баварских Альп понеслось:
Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки великая Русь.
Да здравствует созданный волей народов
Великий могучий Советский Союз.