Закончив разговор, Алик обвел взглядом присутствующих и сказал:
- Все, братва, харэ веселиться! Завтра едем поутру, так что пора спать.
- Куда едем? - спросил Лисовский.
- Поездом в Ганновер, а оттуда нас заберет самолет - и прямо на место.
- А почему Борька, с-скотина, не стал со мной говорить? - возмущенно спросила Лариса. - Думает, раз моего Фрола убили, так можно и меня на хер!..
Она громко и непристойно всхлипнула.
- Пусть не р-рыпает… Последнее слово зах… за Хельмутом…
- Может, я ее в номер отведу и уложу? - предложил Лисовский.
- Да, пожалуйста, - с облегчением согласился Алик и покосился в сторону Майера. - Секача боюсь посылать - еще трахнет мальчишку эта акула!
- Я и сам боюсь! - поддакнул Марк.
Лисовский взял Ларису под руку и, нашептывая ей что-то на ухо, повел из номера.
Вернулся Лис минут через пятнадцать, взглянул испытующе на Алика и Марка, сказал:
- Еле уложил…
- Честно говоря, совсем неплохо, чтоб она так и не просыхала, - со смешком сказал Месхиев. - Зачем алкоголичке деньги? Все пропьет!..
- Надо спросить у Бориса, - вяло сказал Лисовский.
Месхиев бросил взгляд на спрятанные за шкафом кейсы с грузом, которые привез вчера прямо в гостиницу незнакомый молчаливый немец.
- Слышь, Лис, с чемоданами что будем делать?
Лисовский резко повернулся к нему.
- А что?
- Ну если я правильно понимаю, в одном чемодане пустышка?
- Да.
- Так на кой хрен она нам теперь нужна? Бросим здесь!
- Может, рановато?
Марк навострил уши - Лисовский покосился на него и как бы нехотя обронил:
- Понимаешь, Алик, мне показалось, что за нами следят.
- Что?!
- Да, точно.
- Кому мы нужны, Лис? Мы же не засветились нигде! Разве что Секач…
- Чего - Секач?! - возмущенно приподнялся Марк.
- По публичным домам шастал?
- Была нужда!
Марк недоговорил. Снова подал переливчатый сигнал телефон. Алик с Лисом переглянулись. Трубку поднял Месхиев, но первым говорить не стал, ждал, когда заговорят на другом конце провода. Объяснялось это, конечно, не только тем, что немецкий язык он знал слабовато. Некоторое время он молча слушал, потом повернулся и сказал подозрительно и раздраженно:
- Слушай, Лис, это опять тебя! У тебя, наверное, даже в Израиле родня есть!
- Какая родня! - воскликнул, подходя к телефону, Лисовский.
Он взял трубку, послушал, ничего не сказав, положил ее на рычаги, сгорбившись, сел на смятую постель Месхиева и спрятал лицо в ладони.
- Ну? Что? Бабушка умерла? - несколько язвительно, но и встревоженно спросил Алик.
- Хуже! Те козлы, которых около Секача повязали, оказывается, понтов не кидали. Ребята звонили из той же шайки, что Фрола угрохали, только местного разлива. Сказали, что мы у них под колпаком, под круглосуточным наблюдением. Если я рогом упрусь, они просто перестреляют нас всех. Приказали, чтоб я ночью принес им груз или сообщил, когда и где могу это сделать…
Месхиев длинно и цветисто выругался.
Марк с интересом наблюдал за Лисовским, удивлялся его выдержке или хитрости - неизвестно, чего было больше в этом отнюдь не богатырского вида человеке. Он вполне мог допустить, что, улучив минуту, Лис припадет к его широкой груди и попросит помощи, потому что знает, кем на самом деле является недалекий Секач. Но, кажется, молить о спасении вовсе не входит в планы Александра Андреевича Лисовского. О чем это говорит? Может быть, и о том, что пожизненный заместитель рассчитывает каким-то образом отделаться и от своих преследователей, и от такого нежеланного телохранителя, как оперуполномоченный уголовного розыска.
- О чем базар, братва? - спросил он, потягиваясь. - Наезжает, что ли, кто? Так дай мне автомат, покажи норку - я знатное мочилово устрою. Рейх содрогнется!
Марк говорил это и смотрел с любопытством на Лисовского. Как же он будет отбрехиваться от столь радикальной помощи?
- Это хорошо было бы сделать, а? - поддержал Марка Месхиев.
- Не думаю, - покачал головой Лисовский.
- Почему? Боишься?
- Если бы боялся, остался бы дома, - отрезал Лис. - Когда бы мы знали, сколько их тут всего, это раз. Второе - нам лишний шум ни к чему. Перестреляет, допустим, Секач, пять человек, а если они не такие командированные, как мы, а подданные Германии? Знаете, как полиция начнет шарить?..
2
Лисовского в этот момент осенило, он придумал, как все надо сделать, но говорить об этом не торопился, ждал, когда спросят, а пока просчитывал в уме все плюсы и минусы. Чек, добротный, подлинный чек на миллион долларов с четко вписанной фамилией Lisovsky, надежно спрятанный ближе к телу, приятно согревал изнывшую от тревог душу, придавал достаточно робкому Александру Андреевичу смелости на грани с наглостью.
- Так что ты хочешь сказать? - спросил раздраженно Месхиев. - Хочешь их в долю взять? Тогда тебе на обратный билет не хватит!
- Никакой доли! О чем ты? Они на долю не согласны!
- Тогда болт им!..
- А я о чем? - удивился Лисовский. - Только главное - без шума и пыли, а то не конкуренты, так легавые все заберут.
- Ну тогда не телись, рассказывай! По морде вижу, что-то придумал!
- Есть одна идейка, - согласился Лис. - Завертим динаму в таком направлении: я с понтом соглашаюсь продаться им за какие-нибудь небольшие деньги, чтоб совсем голым не остаться, но говорю им, что вы мне не доверяете и все время пасете, чтоб я не скрылся с товаром. Они, конечно, тоже будут пасти, но по-тихому. Им лишний шум тоже ни к чему. Вот тут нам и пригодится "пустышка". Надо договориться и придумать, когда я от вас как бы сорвусь с пустышкой и убегу. Может, прямо из самолета, пока не взлетел, можно же разыграть все как по нотам. А потом, когда от них отделаюсь, найду вас…
Месхиев подумал, к определенному выводу не пришел, но снизошел до того, чтоб посоветоваться с Секачом:
- Как придумано?
- Нормалек, - сказал Марк. - Только я для убедительности пальнул бы вслед Лису разок-другой, не прицельно, конечно…
- Можно и без этого обойтись! - торопливо перебил Лисовский. - Поверят и так.
- А если проверят? - спросил Месхиев.
- Что?
- Ну кассету эту…
- Первый раз работаю с людьми; которые понятия не имеют о транспортировке радиоактивных грузов! - восхитился Лис. - Проверять кассету разрешено только в специальных лабораториях с применением защитных средств!
- Ладно тебе, Лис, главное - до финиша почти добрались. А ты молодец! Круче нас всех рискнул! Я тебе бы половину Ларискиной доли отдал! - сказал Алик.
- Спасибо! - усмехнулся Лисовский. - А вторую половину куда?
- Себе, куда же еще!
3
Утро выдалось туманным, сырым, промозглым.
Лариса Колбина с похмелья была сердита и неразговорчива. А может, она не забыла, несмотря на вчерашнее состояние, что Борис не пожелал разговаривать с ней о деле. Марк тоже хмурился, и по тому же поводу: все утро, пока Колбина еще спала, а Майер собирался, Алик и Лисовский шушукались о чем-то. Как оперативнику Марку эта секретность была, грубо говоря, до фени, но Секач должен был нервничать и злиться, ведь не исключено, что положенцы обсуждали, как избавиться от лишних, на их взгляд, подельников. Марк знал, что путь всей честной компании лежит в Мюнхен, что в конце преступной цепочки, начавшейся на Урале, некий таинственный немец. И пока этого было Марку достаточно, главное же сейчас - не дать Месхиеву с Лисовским убрать его по-тихому. Определенная сложность заключалась в том, что у Марка не было оружия и что, кроме поддельных документов высокого уровня изготовления, у него не было ни жетона, ни зашитой в подкладку муровской "корочки" - ничего такого, с чем можно было прийти в любое полицейское управление и получить помощь. Оставалась надежда, что следователь Турецкий свяжется с немецкими коллегами и тогда у русского немца Майера появятся помощники.
Поезд на Ганновер отправлялся в девять часов. На вокзал отправились загодя - надо было проверить, следят ли за ними.
Лариса участвовать в эксперименте отказалась и потому была посажена в такси. Тут вышла заминка. Простодушный убийца Секач предложил не надрываться - отправить с Ларисой и чемоданы с грузом. Лисовский замялся. Месхиев посмотрел на Секача недоуменно, сжал крепкий мосластый кулак и сказал:
- Не надо, сами довезем! У нас надежней будет!
Лариса хлопнула дверцей так, что водитель покосился на нее недовольно.
- Чтоб ты заблудился, чурка!.. - донеслось из удаляющейся автомашины.
Марк знал немецкий язык достаточно прилично, но не спешил это афишировать, таскал с собой карманный разговорник.
Лисовский и Месхиев, готовившие вместе с Генералом эту операцию уже полгода, столько же времени потратили на усердное и ускоренное изучение немецкого языка. Трудно сказать, кто из них продвинулся в этом деле дальше, во всяком случае на то, чтоб добраться общественным транспортом до банхоффа (он же вокзал), у обоих хватило словарного запаса.
На вокзале было немноголюдно. Немцы, ранние пташки, птахи и птичищи, уже давно трудились в поте лица. Лариса, совсем не похожая на немку, хотя прожила здесь уже больше года, стояла в просторном полупустом зале ожидания и нервно курила. Возле нее на подоконнике выстроились в ряд пять пустых бутылочек из-под пива.
- О, претесь как совки несчастные! - встретила она мужчин язвительными словами. - Не могли носильщика взять?
- Не зуди, старуха! - оборвал ее Алик, не забывший, как полчаса назад она обозвала его.
- Засекли кого-нибудь? - спросил он у Лисовского и Марка.
Лисовский виновато пожал плечами.
Марк заметил одного паренька, который "вел" их от гостиницы до вокзала, правда, следил неумело, почти демонстративно.
- Волокся один, - сказал он Алику. - Хлюпик какой-то, соплей перешибить можно.
- Постарайтесь не болтать по-русски, - перебила Лариса. - На нас оглядываются…
- Это на тебя оглядываются, снять хотят на вечерок! - хмыкнул Алик.
- Пошел ты!.. - прошипела Колбина, но адрес, куда бы она хотела отправить Месхиева, назвать не решилась.
Это могло означать лишь то, что Лариса, недавняя влиятельная "генеральша", потихоньку начинает сдавать позиции молодому поколению наглых гангстеров, не имеющих должностного почтения к воровскому закону.
Месхиев почувствовал это и сказал грубо:
- Билеты давай! Развонялась тут, как шмара!
Лариса аж дымом сигаретным поперхнулась, но, как ни крути, верх уже был не ее. Нервно швырнув окурок на пол, она стала рыться в сумочке.
Месхиев резко выхватил у нее сумочку и негромко, но грозно приказал:
- Подбери бычок, сука! Хочешь, чтоб до нас полицаи доцепились?! Подними, а то удавлю!..
И Колбина сдалась окончательно, наклонилась и подняла наполовину испепелившийся белый цилиндрик с желтым наконечником фильтра.
4
Предъявив контролеру билеты, они прошли со своими чемоданами на перрон. Здесь царила та же совершенно непривычная российскому глазу чистота, что и в зале. Пассажиры налегке, с кейсами или вообще без ничего терпеливо стояли на сером асфальте каждый у того места, где остановится указанный на билете вагон. Было тех пассажиров не больше сотни, но и этого количества оказалось достаточно, чтобы Марк потерял из виду парня, следившего за ними.
Подали состав, чистый, сверкающий, как авиалайнер.
Пассажиры чинно поднимались в вагоны, кивая проводникам, бормочущим как заведенные: "Гутен морген".
Словно полемизируя с персоналом железной дороги, Алик обронил, усаживаясь на свое место:
- Посмотрим, какое доброе это утро будет.
Затем отдал распоряжения по поводу того, кто, где и с кем будет сидеть:
- Лис, иди ко мне! А ты, Секач, садись с Ларисой!
Марк пожал плечами, мол, мне все равно, в то же время на лице постарался отразить якобы имеющееся недовольство таким раскладом. Злая, униженная, слегка окосевшая от потребленного на свежие дрожжи пива, рядом плюхнулась Колбина.
Марк смотрел в окно. Быстро, но без суеты и толкотни опустевший перрон навевал грусть. Интересно, подумал Марк, вот сейчас мне нравится немецкая упорядоченность, дисциплинированность, чистота. А проживи я в Германии, скажем, полгода, не затосковал бы по российской грязи, толкотне, грубости, не злобной, а такой, скажем, рабочей грубости, которая свойственна русским очередям и толпам? Что пересилило бы - отцовские гены или атмосфера Привоза, в которой я вырос?
Однако порадоваться размеренному порядку, присущему второй родине, Марк как следует не успел.
До отправления оставалась минута, электровоз дал уже предупредительный свисток. В этот момент, оттолкнув не привыкшего к такому обращению контролера, на перрон выбежало некое создание, встрепанное, агрессивное и молодое. Драные голубые джинсы по щиколотку, высокие кроссовки, короткая черная кожаная куртка, короткие темные волосы, на шее пестрый платок, в каких любят щеголять палестинские арабы.
Пассажиры, которые сидели возле окон, выходящих на перрон, со сдержанным молчаливым осуждением наблюдали непривычную сцену. По их коротким репликам Марк понял, что юного беглеца или беглянку приняли за турка. Потом оказалось, что наблюдают они не простое баловство. Когда темноволосое создание скрылось в одном из вагонов, на перрон по одному, как положено, проходя контролера, выбежали пятеро мужчин средних лет и обыкновенной наружности. Быстро распределившись, они по одному вскочили в пять средних вагонов, и поезд тронулся.
- Наркоман какой-нибудь, - заметила Колбина, равнодушно отворачиваясь от окна.
Сидевшие через проход Месхиев и Лисовский негромко переговаривались, прильнув друг к другу, как два голубка.
Лариса закопошилась вдруг с иллюстрированным журналом. Как оказалось, она тайком писала записку, которую вскоре подсунула Марку, мягко шкрябнув длинными ногтями по его колену.
Марк, не снимая с бедра маленького белого листочка, лишь прижав его кончиком пальца, прочел:
"Че ты телишься? Они же нас кинут а то и хужей!"
Марк допускал, что высшее образование жене вора ни к чему, но такая жуткая безграмотность его удивила.
Может, и мне проканать за неграмотного, стану Ларисе духовно ближе, - мелькнула у Марка озорная мысль. Но решил не переигрывать, а для легкости восприятия текста опустить знаки препинания. Перевернул листочек чистой стороной кверху, взял у Колбиной ручку, быстро написал:
"Че мне их здесь мочить в натуре?"
И пошла у них переписка!
"Так ты понял что кидают?"
"А то!
"Че будим делать?"
"На месте разберемся только ни свою ни Генералову долю никому дарить не собираюсь".
"А мою?"
"За твою мне Генерал ничего не говорил", - черкнул Марк, чтоб раззадорить даму.
Реакция превзошла все ожидания. Колбина выпучилась на него так, будто Марк ей в лицо плюнул, рот раскрыла, будто сейчас заорет.
Марк приставил палец к губам, мол, тише, наши друзья услышат. Неизвестно, хватило бы у Ларисы благоразумия промолчать или нет, потому что в этот момент резко хлопнули створки дверей. В вагоне появилось то самое существо, нарушившее тихую хмурость привокзального утра.
При ближайшем рассмотрении существо оказалось довольно миленькой девушкой лет семнадцати с небольшим. Нетипичные для немки темные волосы, из-под сбившегося арабского платка торчит худая длинная шея. Вполне сгодилась бы для съемок фильма о концентрационном лагере, если бы не здоровый, матовый даже цвет лица. Однако выражение симпатичной мордашки совсем не гармонировало со здоровым видом. А большие темные, чуть раскосые глаза немо кричали: "Помогите!"
Девушка взглядом обежала вагон, и - не почудилось ли Марку? - посмотрев на него, вокзальная разбойница хотела рвануться было в его сторону, но не сделала первого шага.
Марк бросил взгляд на сидящую рядом Ларису. Та, надув в три слоя накрашенные губы, строчила ему очередное послание.
- Пропусти-ка, - попросил ее Марк.
Та недовольно оторвалась от весьма трудной для нее работы:
- Чего ты?
- Пойду к чувихе поприкалываюсь.
- Нашел время!
- Куда? - в свою очередь поинтересовался Месхиев.
- Сейчас вернусь…
Марк прекрасно понимал, что нарушает все писаные и неписаные правила внедренного в банду оперработника. Майера, как капитана, должна интересовать только операция, и ничего, кроме операции. Если он, занявшись с девушкой, упустит груз, да так, что потом никто не найдет концов, в лучшем случае капитана Майера попрут из розыска по причине профнепригодности. Но… Но не оперработник, а просто двадцатишестилетний Марк Майер ничего не мог с собой поделать.
Он подошел и сказал ей на хорошем немецком:
- У вас проблемы, милая девушка?
Та несколько ошарашенно посмотрела на Марка и кивнула. Ей трудно было представить, что вполне добропорядочный на вид немец станет заниматься чужими неприятностями.
- За мной гонятся…
- Заметил, - кивнул Марк. - Где они?
- Там, сзади, наверное…
- Тогда пойдем вперед. Я иду первый, вы - за мной. Когда увидите, что кто-то из них впереди, дайте мне знать, хорошо?
- Да.