Врач все еще что-то доказывает, но тут подкатывают два заводских пикапа. У ограды и вокруг машин собираются рабочие ночной смены.
На глазах у Паоло из пикапов вытаскивают два тела, закутанных в прогоревшие одеяла. Оба мужчины. Один изуродован до неузнаваемости: обезображенное взрывом лицо в крови; другой тоже весь залит кровью. Когда его кладут на носилки, Паоло узнает густую шевелюру, усы. С разинутым в крике ртом он начинает продираться сквозь толпу, но тут же сгибается от сильного удара локтем в живот.
Чьи-то мускул истые руки помогают ему распрямиться.
- Вам плохо?
Паоло встречает взгляд Джулиано. На его осунувшемся лице выражение суровой решимости.
- Иди отсюда, быстро! Уходи! - шепчет рабочий. Внимание всех присутствующих приковано к носилкам. - А… - начинает Паоло, но спросить не решается.
- Дондеро пока жив. Антонио убит. Не высовывайся. До завтра. Увидимся в траттории.
С этими словами Джулиано исчезает в толпе.
8
У Паоло дрожат руки, желудок сводят спазмы. Смочив полотенце, он с силой трет им лицо. Голова должна быть свежей - ему надо думать, думать. Достав из холодильника маленькую бутылочку виски, он двумя глотками опустошает ее. В горле жжет, но тошнота прошла. Ему и раньше случалось попадать в критические ситуации, собирая "взрывоопасные" материалы, но тогда он был как бы сторонним наблюдателем. На этот раз все обстоит по-иному. Он решает в любом случае идти до конца, но действовать осторожно. Надо выиграть время. Разузнать побольше, поговорить с Маринетти, заручиться поддержкой своей газеты. Позвонить Бьонди? Тогда он рискует навлечь беду на Дондеро, да и сам может влипнуть. До чего гнусная история, черт побери!
Направить их по ложному следу? Это он может. Паоло садится на кровать, ставит пишущую машинку себе на колени. Разве он приехал в Геную не за тем, чтобы написать статью о судах, плавающих под чужим флагом, о "морских извозчиках", о кораблекрушении? Закрыв глаза, он пытается вспомнить все, что рассказал ему коллега из генуэзской газеты. Гибель судна, судебный процесс, семьи погибших моряков, адвокаты, подозрения… Сто двадцать строк. Хватит, пожалуй. Внизу он ставит подпись и добавляет: "Продолжение следует". Затем примечание для Бьонди. Всего два слова: "Опубликовать обязательно". Хорошо, если он догадается. Прежде чем покинуть номер, Паоло торопливо чиркает кое-какие заметки в своем блокноте - в сущности, то, о чем он уже сообщил в своей корреспонденции - и кладет блокнот на тумбочку на видное место.
Внизу за конторкой дремлет ночной портье, но, когда он видит ассигнацию в пять тысяч лир, сон с него мгновенно слетает. Не позаботится ли он о том, чтобы эта статья была передана по телетайпу в римскую газету? Паоло будет очень занят, возможно, даже не сможет вернуться в отель. Если на его имя придет корреспонденция, нусть положат в его ящик. Расплывшись в улыбке, портье заверяет, что сделает все в лучшем виде. Паоло оставляет ключ от номера на стойке, и, пока портье вешает его на крючок, быстро направляется к выходу. Однако, не дойдя до двери, юркает в небольшую гостиную рядом с холлом и там замирает в темноте за шторой. Все в порядке, портье ничего не заметил: сквозь щелку видно, как он снова усаживается на свое место и закрывает глаза.
Если Паоло прав, ждать придется недолго. Осмотревшись, он понимает, что это холл, где обычно смотрят телевизор, и, стараясь не шуметь, садится в одно из кресел. Здесь его никто не увидит.
Они являются примерно через час. Двое, между тридцатью и сорока. Оба подтянуты и сосредоточены. У портье при виде удостоверения сонливость как рукой снимает. - Вызвать администратора? - спрашивает он, почуяв неладное.
- Не надо, - отвечают ему четко и твердо, но не грубо. - Где номер синьора Дондеро?
Портье бросает взгляд на ключи, я глазах его заметна растерянность.
- Видите ли, в номере его сейчас нет.
Один из пришедших протягивает руку за ключом и выразительно молчит. Растерянность портье длится недолго.
Минут через пятнадцать оба агента возвращаются в холл. Они несут чемодан Дондеро.
- Можете не беспокоиться, - говорит тот, что постарше, возвращая ключи портье, - этот человек не вернется. Я сам оплачу счет, приготовьте его.
Паоло продолжает наблюдать за стоящими к нему спиной агентами. Руки у него холодеют от напряжения.
Пока тот, что постарше, расплачивается, второй, прежде молчавший, небрежно роняет фразу, от которой у Паоло перехватывает дыхание
- Синьор Дондеро приехал сюда один?
Портье сдвигает брови: заметно, что он колеблется. Неприятностей ему, конечно, не хочется. Но агенты свое дело знают.
- Кто он?
- Вообще-то трудно сказать, были ли они вместе. Я только видел, как они разговаривали, и прибыли оба в один день.
- Имя.
- Журналист, Алесси. Из Рима.
Спины у обоях агентов напрягаются.
- Он здесь?
- Нет, вышел. Совсем недавно. И еще сказал, что не знает, вернется ля утром. Вот, оставил мне корреспонденцию, которую я должен передать на телетайп: сам он очень, занят.
Когда тот, что постарше, протягивает руку - точно как за ключом Дондеро, - Паоло переводят дыхание. Портье колеблется, но агент говорит:
- Никаких проблем. Мне нужно только взглянуть.
Агент пробегает глазами листки, я по его лицу видно, что он в замешательстве. Поджав губы, он показывает листки своему напарнику.
- Ключ, - требует он решительно, и портье тотчас выполняет приказ. - А ты оставайся здесь, - бросает он второму, направляясь к лифту.
Паоло, вынужденному сидеть в темном холле, зверски хочется курить. Сказывается напряжение, накопившееся за день. Краем уха он слушает, как второй агент выпытывает у портье какие-то подробности, но его это не очень волнует: свой ход он уже сделал. Если ход удачный, значит, у него будет несколько дней передышки. В противном случае…
Первый агент возвращается.
- Пошли, - слышит Паоло. - Нечего здесь время терять. Скажем, чтобы завтра организовали проверку.
Они выходят, а Паоло с облегчением засыпает в своем кресле.
Будит его шум лифта. Во рту ужасная горечь. Пока его не заметили, он тихонько выскальзывает на улицу. Ему нужно выпить кофе. Немедленно. И умыться. Еще очень рано, улицы почти пусты, в кафе только собираются поднимать жалюзи. Он проглатывает две чашки кофе и ополаскивает лицо над фонтанчиком в каком-то переулке.
Паоло чувствует, что влип, и сам виноват во всем случившемся. Не встреться он с Дондеро, тому не пришла бы в голову эта безумная затея. Наверное, следовало отговорить его, ведь можно было попытаться добыть нужную информацию другим способом.
Он понимает, что лучше всего тотчас уехать в Рим и рассказать обо всем в редакция или даже написать в газете: пусть бомба разорвется. Но тогда он раскроет карты и погубит Дондеро окончательно. Эх, Дондеро, Дондеро.
Паоло спешит к газетному киоску. В местной газете сообщение о несчастном случае (именно так они и написали) занимает правую колонку на первой странице. Почти ничего нового из этого сообщения он не узнает. Имена не названы, Дондеро и того, кто был с ним, именуют двумя рабочими с завода "Эндас". Дондеро жив, но пока в коматозном состоянии и находится в больнице под охраной. В своем комментарии "Эндас" высказывает предположение, что это был акт саботажа. Пока не известно, жертвы или преступники эти двое, документов при них не обнаружено, а погибший обезображен до неузнаваемости. Поскольку все произошло на предприятии, выпускающем вооружение, к расследованию привлечена военная разведка. Часть архива компании в результате взрыва бомбы и пожара уничтожена.
Паоло несколько раз перечитывает сообщение, подписанное его генуэзским коллегой, пытаясь найти что-то между строк. Это не так уж трудно. Либо ребята оказались в архиве случайно именно тогда, когда взорвалась бомба, которая должна была уничтожить улики, либо их там обнаружили и одним выстрелом, можно сказать, убили двух зайцев. В любом случае след потерян. Больше того - он вел в западню.
Паоло идет пешком в лабораторию Джины Пешетто. Агентов он замечает еще издали. Двое мужчин в белой "джулии" с антенной на крыше. У одного в руках фотоаппарат. Со спины они похожи на тех, в гостинице, которые приходили уничтожить следы Дондеро. Паоло быстро поворачивает назад. Итак, западня. До чего же быстро они действуют. Зато теперь ясно, что он на верном пути. Оскар Штиц, "гепарды", взятки. Только кто же этот Оскар Штиц, черт побери?!
Когда Паоло приходит в тратторию, Джулиано уже ждет его за одним из угловых столиков. Он один. Поздоровавшись кивком, Паоло садится напротив.
Журналист чувствует себя не в своей тарелке, не знает, с чего начать.
- Тот, второй, действительно был Антонио? - спрашивает он наконец.
Джулиано утвердительно кивает. Он водит вилкой по тарелке, но ничего не ест.
- Сейчас разыскивают тех, кто им помогал.
- Я знаю. - Паоло рассказывает о двух агентах в гостинице. Что за домом Пешетто тоже ведется слежка, он умалчивает. Чем меньше Джулиано будет знать, тем лучше для него. - Думаешь, они и до тебя доберутся?
- Если меня в чем-то подозревают, то просто постараются найти предлог, чтобы подвести под увольнение. Вот и все, - мотает головой Джулиано.
Вот и все, вот и все… Да, дела…
- Как Дондеро? Тебе что-нибудь известно?
- Может, он еще и выкарабкается. Может быть… Но нескоро, - говорит Джулиано, медленно прожевывая мясо. Паоло видит, какое усилие он делает над собой, чтобы проглотить. - Ты тоже закажи что-нибудь, а то на нас обратят внимание. Не знаю, что и думать. У меня есть приятели в больнице, они говорят, что его пока держат в реанимации. Очень много крови потерял. Кто он, им неизвестно, а я говорить не стал. - Джулиано смотрит на Паоло. Глаза у него, как два уголька, в них ярость и боль. - Дондеро бомбой оторвало ногу, ее нашли метрах в тридцати. Еще у него внутреннее кровоизлияние. - Лицо у Джулиано бледное, осунувшееся. - Я воевал в горах. И вот теперь, почти через сорок лет, на моих глазах людей снова убивают. Все было подстроено, их ждали. Паоло берет его за локоть и спрашивает:
- Почему ты думаешь, что их ждали?
Джулиано понемногу приходит в себя. Он наливает себе вина и медленно пьет.
- В помещениях, где хранятся архивы, - говорит он, - всегда есть охрана. А вчера ночью там никого не было. Мы и обрадовались. Дондеро и Антонио пробрались туда, и ни у кого из нас не возникло подозрений. Меня послали следить за конвейером. Там у нас узкоколейка, которая проходит как раз под окнами заводоуправления. Люди из службы безопасности появились неожиданно. Они велели мне убраться в цех и даже остановили конвейер. Мы голову себе ломали: что такое могло случиться, и вдруг - взрыв. Подойти поближе не дали. "Пока не прибудут пожарные", - говорили они. А пожарные прибыли только тогда, когда большая часть архивов была уничтожена. Я наблюдал за всем издали. И ничего не мог сделать. Ничего. Я видел, как их вытащили, погрузили, словно кули, в два фургона. Что было дальше - сам видел.
Паоло был готов ко всему, но рассказ Джулиано буквально потряс его. Да, они недооценили противника. Следовало ожидать, что он будет действовать жестоко и решительно. А они - дилетанты, жалкие безмозглые дилетанты. Уж если у Фульви и у Гуараши ничего не вышло!
- Ты ничего и никого не знаешь. Держись спокойно. Если тебе что-нибудь станет известно, предупреди или оставь записку в редакции. - Паоло вскакивает со стула.
- Будь осторожен. Не стоит рисковать жизнью ради какой-то статьи.
- Разве дело в статье? - отвечает Паоло. И это правда.
Они расстаются без рукопожатия. Только сейчас Паоло замечает, насколько Джулиано старше его. Да, он ведь воевал. Поколение Паоло выросло, не изведав горя и тягот войны, теперь наступает его черед.
9
Паоло в кабинете у Бьонди; беседа идет за закрытой дверью.
Главный редактор стоит к нему шиной и смотрит в окно на закат.
- Ты, вероятно, недостаточно хорошо разобрался в обстановке, - говорит он, указывая на разложенную на столе газету. - Читал ночной выпуск?
Паоло настораживается.
- Нет, я был в дороге. А что?
- Компания "Эндас" опубликовала коммюнике, в котором утверждается, что это саботаж. Опознаны оба - и Дондеро, и тот, второй, из заводской комиссии. Дондеро в больнице под стражей. Следователь пока не выдал ордера на арест, но за этим дело не станет.
- Абсурд. Я же говорил тебе, что он здесь ни при чем. - Паоло вдруг охватывает паника; сам того не замечая, он срывается на крик.
- Послушай, - объясняет Бьонди, глядя ему в глаза, - я журналист, и мне нужны факты. Факты же могут в равной мере подтвердить то, что утверждаешь ты, и то, что говорят они. - В раздражении он плюхается на стул. - Как же ты, черт возьми, не понимаешь? Да тут грандиозная провокация. Что им стоит теперь впутать в это дело и тебя, и нашу газету? Ладно, мы организовали тебе "крышу". Ты ездил в Геную, чтобы написать статью о контрабандных судах. Статью мы напечатали. Но достаточно ли этого? Ты был там с Дондеро, и кто может поручиться, что он тебя не заложил?
Пабло нужно разобраться в ситуации, но мысли у него разбегаются.
- Ну а Штиц? А Джина Пешетто?
Бьонди качает головой.
- Штиц? Пока это призрак, о котором знаешь только ты. Ты уверен, что твоя Джина согласится дать свидетельские показания? Да и против кого?
За окном багровые мазки заката постепенно угасают, солнце уже так низко, что отсюда его не видно. Паоло чувствует себя совершенно измочаленным: костя у него до сих пор ноют после ночи в гостиничном кресле. Его взгляд скользит по картинам на стенах, по лицу Бьонди.
Главный редактор распахивает дверь.
- Забудь об этом деле, - говорит он. - Хотя бы на время. Приступай к работе или возьми отпуск на несколько дней. В общем, решай сам, но постарайся не нарываться на неприятности.
В отделе - час пик. На столе заведующего скопилась груда статей спецкоров и сообщений телеграфных агентств.
- Давай помогу, - говорит Паоло и берет пару корреспонденций, которые надо просмотреть и отредактировать. Его стол завален старыми телетайпными лентами и газетами; он сбрасывает все прямо на пол. Остальные сотрудники удивленно поглядывают на Паоло, но молчат: каждый сходит с ума по-своему.
Примерно через час раздается телефонный звонок. Одни из коллег снимает трубку и, прикрыв ее рукой, обращается к Паоло:
- Это тебя. Какая-то Франка.
Паоло почти бессознательно мотает головой:
- Меня нет, я еще не приехал, говори что хочешь.
- К сожалению, его сегодня никто не видел. Нет, когда вернется, не знаю. Если вам вадо что-нибудь ему передать, я соединю вас с секретарем редакции. - И, положив трубку, замечает: - Ничего не сказала.
Паоло поднимается.
- Пожалуй, я действительно возьму несколько дней в счет отпуска.
- У тебя неприятности?
Наверное, у него все написано на лице. Паоло не отвечает и делает неопределенный жест, который можно истолковать как угодно.
Собственная квартира кажется ему теперь тесной, неустроенной. Случайная мебель, сваленные на полу книги, громоздкая кровать посреди спальни, одежда на прибитых к стене старых вешалках - раньше вое это давало ему ощущение свободы. Сбросив туфли, он падает на постель И сразу же проваливается в глубокий сон.
Просыпается он от яркого света: забыл опустить жалюзи, и солнце заливает кровать. Одежда на нем пропиталась холодным липким потом. Проспал он достаточно, но отдохнувшим себя не чувствует. Не взбадривает даже душ.
Паоло надевает халат. Этот ужасный шелковый халат, на спине которого вышит огромный дракон, ему привез из Японии коллега. Паоло надевает его, лишь когда остается один. Он готовит себе завтрак и тщательно накрывает стол. Завтрак для него - ритуал. Хлеб с маслом и медом, кофе, омлет из двух яиц. Эту маленькую роскошь он позволяет себе с той поры, как стал жить один. Дома, у родителей, к завтраку подавался только кофе с молоком: много молока, мало кофе. Кофе вредит здоровью, утверждала мама. Завтракает он не спеша.
Потом выходит за газетами, выпивает еще чашечку кофе в баре на первом этаже своего дома, по пути перекидывается парой фраз с сапожником, багетчиком, переплетчиком. По ночам здесь работает еще и кондитер. Паоло живет в старом римском квартале, где жители знают друг друга и здороваются при встрече, где пахнет стариной и чем-то знакомым, родным, где в траттории можно положиться на совет хозяина и не заглядывать в меню. Кто знает, долго ли еще так будет. Безродные толстосумы скупают и перестраивают старые дома; из окон с латунными переплетами видно, как приходят в упадок старые улочки.
Все разрушается.
Лишь возвратившись домой он заглядывает в газеты. Садится в любимое кресло - огромное, кожаное, с подставочкой для ног. Два воскресенья Паоло приглядывался к нему на рынке подержанных вещей у Порта Портезе, а когда принял окончательное решение, вскочил в пять утра, опасаясь, что кто-нибудь уведет у него кресло из-под носа. В дверь оно не пролезало, пришлось втаскивать через окно.
Генуэзскому покушению газеты отводят еще довольно много места. А Дондеро, оказывается, фигура: его отец - большая шишка в каком-то министерстве. Только сейчас Паоло узнает, что Дондеро - генуэзец и не женат. Хоть какое-то утешение. Все это время он тщетно пытался отогнать от себя мысли о жене и детях погибшего Антонио.
Паоло обеспокоен реакцией некоторых консервативных газет. Оказывается, Дондеро еще студентом университета симпатизировал левым экстремистам и даже участвовал в стычках с полицией. Вообще-то эти газеты высказываются с оглядкой, но свою линию проводят очень хитро и тонко. Много места уделено высказываниям людей, связанных с государственной промышленностью. Кое-кто намекает на проникновение экстремистских групп в профсоюзы, на опасные симпатии, дающие себя знать в федерации металлистов, и даже на попустительство властей.
Паоло не ожидал, что эту историю используют таким образом, но теперь понимает - удивляться нечему. Он снимает трубку, чтобы позвонить Маринетти, но тут же опускает ее на рычаг. Может, это паранойя, но в нынешнем положении он не имеет права на легкомысленные поступки. Тем двоим, которых он видел в генуэзской гостинице, его имя известно, а поскольку сомневаться в их умении работать не приходится, вполне возможно, что за ним уже следят, а телефон прослушивается.
Лучше позвонить Марии. Оказывается, она уже вернулась.
- Два дня звоню и все никак тебя не застану. А в редакции мне не пожелали сказать, где ты, - упрекает она его. Но не сердито.
- Давай встретимся, - говорит Паоло, испытывая неодолимое желание немедленно увидеть Марию. - Завалимся куда-нибудь на всю ночь.
- А как же дети?
- Оставь их у свекрови.
- Ах ты, эгоист, - смеется Мария.
- Полакомимся рыбкой. Поедем во Фьюмичино. - Паоло чувствует потребность в широком жесте.