Следователь Никонов попросил шофера милицейской машины въехать на обочину и осветить фарами место, где стояла телефонная кабинка. И вот тут ему повезло - на мерзлой земле он разглядел уже затоптанный кусочек картона с надписью "Зуб. - 14". Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться, что это очередь к зубному врачу в одну из поликлиник города. И девушка могла выдернуть его из кармана вместе с носовым платком. По закону парных случаев следователю Никонову повезло второй раз - в первой же поликлинике, куда он обратился, признали картонный квадратик и методом исключения нашли фамилию больной, не явившейся к стоматологу.
Дальше все пошло быстрее.
В тот же день следователь Никонов побывал и в училище, и в общежитии.
Зоя Конюхова поступила в полиграфучилище, окончив восемь классов Тогучинской средней школы. Подруги по общежитию рассказали: по словам Зои, своего отца она не видела никогда, а ее мать, выйдя замуж еще пару раз, устроила дочь в училище, решив, что тем самым выполнила все свои родительские обязанности, и тут же уехала на БАМ, зарабатывать деньгу. Подруги рассказали также, что последние два месяца Зоя частенько, особенно по субботам, возвращалась в общежитие поздно, и от нее попахивало вином. Комендант общежития, не вникая в причины "аморального" поведения, устроила Конюховой разнос, пригрозив выпиской. Зоя Конюхова, обливаясь злыми слезами, заявила, что имеет право на личную жизнь и так далее. Поэтому, когда в прошлую субботу она не вернулась к ночи, подруги решили, что она уехала в Тогучин, пожаловаться на свою судьбу.
Что-либо наводящее на след ее городских знакомых подруги сообщить не могли. Однако добавили, что еще до того, как началось ее "аморальное" поведение, Конюхова, кажется, встречалась с Мишей Севиным из старшей группы линотипистов.
Характеристика, выданная завучем школы в адрес Миши Севина, была довольно прохладной. Правда, записей о каких-либо нарушениях дисциплины в личном деле не было, но и доброго о Севине завуч припомнить ничего не мог.
Поначалу и следователю Никонову Миша Севин не понравился. И разговорился с ним следователь не сразу. Юноша оказался с гонором и заявил, что да, он дружил с Зоей Конюховой, но два месяца тому назад они расстались, больше он с ней не встречается, что это его личное дело и он не собирается об этом что-либо рассказывать. Но узнав, что случилось, смешался, побледнел даже. Следователь было подумал, что он имеет какое-то отношение к этому грязному делу. Когда первое замешательство прошло, Севин рассказал следующее: в их районе есть кафе "Капельки", где по пятницам и субботам выступает джаз и устраиваются танцы. Два месяца тому назад он зашел с ребятами в кафе и увидел Зою за столиком в компании неизвестных ему молодых людей. От объяснений она отказалась, тогда он перестал с ней встречаться, но как-то случайно опять встретил ее возле кафе, в той же компании, и, похоже, - пьяную. Словесные портреты ее спутников нарисовал приблизительно, потом задумался и нерешительно добавил, что, пожалуй, может опознать их при встрече.
Причину своих колебаний он не объяснил, но его предложение было единственной ниточкой, за которую и ухватился следователь Никонов. И по его поручению в очередную пятницу оперуполномоченный лейтенант Сазонов (в гражданской одежде) и Миша Севин отправились в кафе "Капельки".
Кафе было переполнено, но официантка нашла им два места за столиком в уголке.
Танец следовал за танцем, разглядеть кого-либо за плотной толпой не было возможности. Севин решил обойти зал по кругу, поближе приглядеться к присутствующим. Лейтенант Сазонов предупредил его, чтобы он ни в коем случае в какие-либо разговоры не вступал, даже если и кого заметит.
Миша Севин ушел. Через какое-то время он вернулся и заявил, что никого из интересующих их людей не заметил. И сам предложил прийти в следующий вечер. У лейтенанта Сазонова на субботу было запланировано другое мероприятие, но ему понравилось усердие свидетеля, он отложил свои дела и в субботу тоже прибыл в кафе.
Как и в прошлый раз, Севин пошел по кругу, и Сазонов потерял его из виду в плотной толпе танцующих. Он прождал его шесть минут - проверил по часам, - забеспокоился и отправился следом. Обошел зал, затем спустился вниз в вестибюль, где кроме гардероба находились и прочие подсобные помещения. Не увидев никого в вестибюле, лейтенант Сазонов, естественно, заглянул в мужской туалет.
Миша Севин лежал на полу, а возле него растерянно топтались два паренька, один из них с испугом смотрел на свои окровавленные ладони. По их словам, зайдя в туалет, они увидели молодого человека, запрокинувшегося в одной из кабинок, подумали - пьяный, подняли и заметили на груди кровь.
На какие-либо поиски уже не оставалось времени, и лейтенант Сазонов постарался сделать все, что мог. Он поставил швейцара к дверям туалета, сам позвонил в "скорую" и в милицию.
А тут как раз закончились танцы, вестибюль заполнила шумная толпа, и вести какой-либо розыск уже не представлялось возможным.
"Скорая" приехала, как и Положено "скорой", - через какие-то семь минут, но все равно поздно. Все эти семь минут Миша Севин был мертв. "Проникающее ранение грудной клетки, вероятно, задето сердце, болевой шок… умер, не приходя в сознание".
Проверять всех посетителей, покидающих кафе, смысла уже не было. Правда, работники милиции внимательно приглядывались к уходящим, обратили внимание на одного паренька, который уж очень старательно вытирал платком ладони, но оказалось, что он просто стирал с рук следы апельсинового сока.
- Я не собираюсь ни обвинять, ни оправдывать лейтенанта Сазонова, - продолжал Борис Борисович, - хотя можно было поставить ему в вину, что он отпустил Севина одного, но кто из нас, профессионалов, мог бы бросить в него камень - случилось непредвиденное. Так или иначе, свидетель погиб, собираясь нам помочь, и тот, кто обязан был быть с ним рядом, не успел его защитить.
Борис Борисович помолчал, смахнул со стола видимые ему одному пылинки.
- Трудно, конечно, заключить, как все произошло. Несомненно, Севин нашел тех, кого искал. Чем-то он себя разоблачил, а те догадались, чем грозит им эта встреча, и его как единственного свидетеля решили убрать. И убрали решительно и умело. Орудие убийства нашли на другой день, специально разобрали сливную трубу туалета и в изгибе ее нашли нож, обыкновенный складной нож, типа монтерских ножей, которые продаются в каждом хозяйственном магазине города. Конечно, все отпечатки были смыты с ножа начисто. Ни швейцар, ни гардеробщик ничего подозрительного не заметили. Когда в вестибюль спустился лейтенант Сазонов, там никого посторонних не было, швейцар выяснял отношения с группой ребят, желающих попасть в кафе, а гардеробщик присел за своим барьерчиком, решил перекусить и тоже ничего не видел и не слышал. Правда, он сказал, что минут за десять до поднявшейся суматохи ему предъявил номерок молодой человек, сказав, что забыл в кармане куртки сигареты. Гардеробщик подал ему куртку, и молодой человек тут же вернул ее обратно. Что, можно подумать?
- Можно подумать, - согласилась я. - Танцевать, пусть даже со складным ножом в кармане, неудобно, да и незачем. Поэтому нож могли взять из куртки, когда он понадобился.
- К сожалению, личность молодого человека гардеробщик не запомнил, а куртка была как куртка, темная, поролоновая. Вот только вешалка на его куртке была привинчена маленькими болтиками, для крепости, - эту особенность одежды гардеробщик, профессионально, что ли, заметил. Ребят, которые подняли Севина, расспрашивали уже в милиции и порознь, и вместе, и в правдивости их показаний сомнений не возникало. Студенты, неделю тому назад вернулись с практики из села. В вестибюле они тоже никого не видели, но одну существенную деталь все же сообщили. Когда они спускались вниз, на лестнице их остановила девушка. Или она спускалась тоже, или поднималась - этого они не могли решить, но она остановила их и попросила закурить. Показалась им чуточку пьяной, долго и неловко разминала сигарету, порвала ее, извинилась, попросила вторую, долго прикуривала. И вот, после того что они увидели в туалете и услышали в милиции, у них появилось подозрение, что она просто старалась их На лестнице задержать. А если так, то она знала, что происходит в туалетной комнате, дала возможность кому-то свести счеты с Севиным, а потом спрятаться в углу за шторой и, когда Сазонов вошел в туалет, подняться наверх. К сожалению, про девушку они вспомнили уже после расспросов в милиции, просто до этого не могли связать эту встречу с тем, что произошло. Одета девушка, по их словам, была не то в голубое, не то в зеленое платье - здесь у них единого мнения не было, но лицо ее они запомнили хорошо. Когда работники милиции вместе с ними вернулись в кафе, то было уже поздно. Среди немногих одевающихся посетителей девушки не нашли… Этим пока все и закончилось… Вот такая неприятная история. Конечно, и парня жалко, это само собой, да и на нашей репутации пятно - не сумели свидетеля уберечь. - Борис Борисович глянул на часы. - Что-то задерживается наше начальство, это на него не похоже… Ага, вот и он звонит.
И Борис Борисович пошел открывать дверь.
3
Полковник Приходько хмуро кивнул мне, устроился за столом. Извинился за опоздание.
- Машина подвела. Выехали из Ордынки и встали прямо на шоссе. Я своему шоферу выговор закатил - у милиции машина на полпути останавливаться никак не должна, понятно, кажется. Спасибо автоинспекторам - подвезли… А вам от Максима Крылова привет. Точно не помню, но думаю, что передавал.
- Спасибо! - только и оставалось ответить мне.
Спросить, зачем мое начальство каталось за сто километров в Ордынку и встречалось там с Максимом, не позволяла субординация, и, хотя полковник держался со мной просто, я старалась ее соблюдать. Но я подумала, что мне и так это расскажут. И даже подумала, что это может иметь какое-то отношение ко мне.
Как обычно, Борис Борисович принес нам по стакану крепкого, со вкусом заваренного, чаю. Полковник выпил один стакан, отказался от второго, что, как я уже знала, было признаком его плохого настроения.
- Про девушку, конечно, рассказал? - спросил он Бориса Борисовича.
- Рассказал.
- И про мальчика?
- И про мальчика рассказал. А что, не нужно было?
- Почему не нужно - мне меньше говорить придется. До сих пор не пойму, как это ты догадываешься, что тебе нужно рассказать, а что нет?
Полковник отодвинул стакан, положил локти на стол.
- Вот так! - насупился он. - Прохлопали мальчика, детективы!
Он произнес это таким тоном, что даже я, не имеющая к этой истории никакого отношения, почувствовала какую-то долю вины. Корпоративное мышление, сказал бы Максим.
- Всего не учтешь, согласен, - продолжал полковник, - и рисковать нам зачастую приходится. Так это нам, наш риск - он по уставу положен. А если случилось, что мы человека, который нам помочь хотел, от ножа уберечь не могли - тут уж никакие оправдания в зачет не идут. Никонову попало, конечно, а Сазонова вообще от дела отстранили. И правильно. Даже не потому, что с него главный спрос, а потому, что он уже себя в кафе засветил, и пользы от него не будет.
Я слушала полковника и жалела лейтенанта Сазонова. Понимала, что у него сейчас на душе, хотя, честно говоря, не могла бы его в чем-то обвинить. Случилось непредвиденное, как сказал Борис Борисович.
- И не осталось ни одной зацепочки, - продолжал полковник. - Так, один мираж зелено-голубой. Официанток расспросить, может, и упомнят, кто где сидел, Только, по-моему, пустое это дело. Официантки - народ болтливый, разговоры пойдут, конечно, и мы виновников вообще от кафе отпугнем, а тогда нам их нипочем не найти. Можно, правда, насильников и поискать - Никонов говорит, что девушку, похоже, на машине привезли. Так ведь еще не зима, все машины на ходу, это мы сколько там шариться будем, все впотьмах. И подумал я к этому делу с другого боку подойти.
Полковник Приходько как-то вопросительно посмотрел на меня. И вот тут-то я начала соображать, зачем, он меня пригласил. Я постаралась спокойно и согласно встретить его взгляд, и чуть заметная тень одобрения появилась в его обычно холодных серых глазах.
- Да, Евгения Сергеевна, вижу - догадываетесь. В надежде на вас я и попросил передать это мутное дело в наш отдел. Должны мы с вами разыскать преступников. Любой ценой должны отыскать. Найдем и об этом в газетах напишем, чтобы люди нашу уверенность почувствовали, что никому мы не позволим безнаказанно покушаться ни на чью-то жизнь, ни на девичью честь. Доверил нам народ такие обязанности, и должны мы их выполнять.
Я не сразу нашлась, что сказать, а мне не хотелось, чтобы полковник расценил мое молчание, как некую неуверенность или еще что.
- Буду стараться, - просто ответила я.
- Я это знаю, - кивнул полковник. - Другого ответа и не ждал, но всё равно приятно услышать.
Он опять облокотился на стол, взгляд его потеплел, он даже усмехнулся чуть, видимо, каким-то своим мыслям.
- Тут еще такое дело… Мой начальник сегодня мне лекцию прочитал. Ладно, не при всех, а после заседания. А начал он так: "Это, конечно, хорошо, что полковник Приходько промашку ребят из уголовного розыска принял как свою собственную беду и помощь пообещал, и догадываюсь, на кого он рассчитывает. Так не думает ли полковник Приходько, что уж очень он удобно устроился, законспирировал у себя в отделе молодую женщину, на гулянки с хапугами ее посылает, в Обском море чуть не утопил. Правда, дело Аллаховой закончил "на пятерку" и победителей вроде бы не судят, но не слишком ли свободно работает начальник отдела, прямо не отдел, а "сыскное бюро полковника Приходько". Вот так он мне выговаривал, а я молчал. Да и что мог сказать? Прав он, если по правде-то. Спаивал вас у Аллаховой и в Обском море чуть не утопил - было такое. Старый стал, видимо, сам путного ничего посоветовать не мог и не ожидал, что вы такую разведку боем устроите. Не учел. Угнаться за вами, молодежью, уже не могу. Как, Борис Борисович, может, мне уже пора на бережок - рыбку ловить?
- Так вы рыбку-то, по-моему, сроду не ловили, - заметил Борис Борисович.
- Не ловил, верно. Всю жизнь, как помню, только разную шпану да жуликов ловлю. Значит, поздно мне на рыбную ловлю переучиваться. Я тут сам себе однажды ревизию устроил, подумал: узнай я заранее, что, вы надумали на Обское море ехать, отговорил бы вас от лишнего риска, и, кто знает, добрались бы мы до фальшивых накладных Аллаховой? Конечно, не в оправдание себе, просто факты привожу. Но, если бы вы тогда с моря живой не вернулись, я бы из милиции ушел. За ненадобностью, как несоответствующий. Все время я за вас в ответе, Евгения Сергеевна, и не забывал этого ни на минуту. Но и вы не забывайте, прошу вас…
- Я не забываю. Спасибо вам, товарищ полковник. …
Что еще я могла сказать в ответ на эти по-отцовски теплые слова?
- И все еще вас в секрете держу. Погоны ваши только издали показал. Хотя и собирался было вам форму вернуть, раздумал пока. И начальство со мной согласилось. Понятно, что последняя ниточка по делу Конюховой и Севина в кафе уходит, другой нет. А в кафе оперуполномоченного в форме не пошлешь. Но сказали мне: "Смотри, полковник, все время по краю ходишь, и везет тебе пока что, везет!" Что ж, ответил я, правильно, везет! И оба по столу постучали, шутя, конечно, но постучали, вот как сейчас.
И полковник Приходько даже без улыбки постучал костяшками пальцев по столу.
- Столешница-то пластмассовая, - ухмыльнулся Борис Борисович.
- Да ну? Тогда я по стулу постучу, стул-то, поди, у тебя все же деревянный… Видите, Евгения Сергеевна, расхвастался я перед начальством и отступать после таких заверений некуда. Ловить будем паразита этого. И поймаем, обязательно поймаем. Налей-ка мне, Борис Борисович, еще стаканчик. Я вот на Евгению Сергеевну посмотрел, и настроение у меня, прямо говорю, улучшилось.
Борис Борисович принес полковнику чаю. Я отказалась. Говорить мне было нечего, спрашивать пока тоже не о чем, и я сидела, что называется, "сложа ручки". Но вот полковник Приходько отодвинул пустой стакан, повозился на стуле за столом, устраиваясь поудобнее, - это означало, что инструкция будет длинная, и я приготовилась слушать. Я никогда и ничего не записывала, память у меня была хорошая, полковник это знал, и похоже, ему нравилось, что у меня с собой даже записной книжки нет. Да и записывать пока тоже было бы нечего, план поиска был несложен поначалу, продолжение его зависело от обстоятельств, которые ни полковник, ни я предугадать бы не смогли.
- По убийству Севина шуму в кафе поднимать не будем. Чтобы эту компанию не спугнуть. Судя по всему, бывают они в кафе часто. Даже если главный виновник и притаился, то остальные, думаю, придут, по старой памяти. Бояться им вроде нечего, подозрений на них нет. Да и мы еще наведем "тень на плетень". В "Вечерке" напечатаем статью, вообще о работе молодежных кафе, что пока там слаб общественный надзор, имеются случаи злостного хулиганства, виновники задержаны, ведется следствие. На "Капельки" ссылаться не станем, и все это будет сущей правдой - есть у нас задержанные из других кафе. Вот за такой статьей я и ездил к Крылову, - работник он опытный, ему много объяснять не нужно. Он тут же при мне и статью написал. А я ее тут же в редакцию "Вечерки" отвез.
- Статью мог и здесь Петр Иванович написать, - заметила я.
- Мог, конечно. Но я подумал, что кафе - тема молодежная и Крылов как журналист более подойдет. Притом у меня была к нему просьба, так сказать, частного порядка.
Мне пора было догадаться, что полковник ездил к Максиму не только за статьей.
- Скажите, Евгения Сергеевна, - спросил он, - вы танцевать любите?
- Не очень.
- Да ну? - как бы весьма удивился полковник. - Так совсем и не танцуете?
- Не совсем, конечно. Кто теперь не танцует, тем более что сейчас на это особого умения не требуется. Было бы настроение…
- Вот, вот - настроение. А пока вы у меня работаете, вам было не до танцев?
- Почему же, танцевала, и не раз. По долгу службы даже. На вечере у Аллаховой, с Башковым на его квартире. Но я догадываюсь, вы хотите, чтобы я еще потанцевала.
- Правильно догадываетесь, хочу. Очень хочу. Я даже вам и кавалера подыскал.
Теперь все причины поездки полковника в Ордынку стали понятны. Появляться в кафе одной не с руки, прикреплять ко мне кого-либо в спутники из состава милиции полковник тоже не хотел. А Крылов - журналист, и его появление в кафе никаких подозрений ни у кого не вызовет. И конечно, полковник понимал, что в паре с Максимом я буду чувствовать себя свободнее, нежели с незнакомым мне человеком. Я кивнула согласно:
- Надеюсь, что мы с вашим кавалером станцуемся.