- Я тоже так думаю, - подытожил полковник, причем опять серьезно, без улыбки, как бы давая понять, что шуткам тут уже нет места, идет обсуждение моментов работы, работы серьезной и нелегкой для меня. - Искать зелено-голубую девушку я поручил людям, даже не нашего городского отделения, вместе с ребятами, которые эту девушку видели. Искать будут осторожно, не дыша, на цыпочках. Как найдут, покажут вам издали и сами со сцены долой, - тут полковник глянул на меня и вздохнул чуть. - На этом мой сценарий и заканчивается. Дальше начинается ваша импровизация с Максимом Крыловым. Ваша партия. Как это в балете называется, когда танцуют вдвоем?
- Па-де-де, кажется.
- Вот это самое - па-де-де… Попытаться за эту зелено-голубую зацепиться, а через нее и на остальную компанию выйти. Коли они в это кафе наладились, то - если не спугнуть - еще придут. Молодежь - она осторожничать не умеет. Конечно, пока вы в кафе танцевать будете, мы здесь тоже сложа руки сидеть не станем. Ножичек тот в лаборатории исследуют - может, что-нибудь на нем от хозяина осталось, что не успела смыть вода. Мои Шерлоки Холмсы будут потихоньку район просеивать - машину искать. Если верить собачке, то Конюхову к этой остановке на машине привезли. И почему именно к этой остановке, а не к какой другой? Над этим уже здесь мы будем голову ломать. А вам, главное, за зелено-голубую зацепиться.
- А может, она к нашей истории ни с какого боку? Простая случайность.
- И такое может оказаться. Что делать - версию эту нужно доработать, другой нет. И здесь Максим Крылов - вам не везде помощник, придется действовать одной, я думаю. Соло, так сказать.
Полковник Приходько опять взглянул на меня и опять нахмурился. Догадаться, о чем он подумал, мне уже было нетрудно.
- Да, Евгения Сергеевна, да! Пожалейте вы меня, старого, чтобы мне по ночам спокойно спалось. Не испытывайте судьбу, без крайней-то необходимости. Рискованный вы все же человек. А ведь эти молодцы - это вам не наши жулики-хапуги, это молодые люди, и уж коли они за нож взялись… их на сентиментальной лирике не купишь… Единственно, чем мы поначалу сможем вам помочь: там на задах кафе переулочек есть, и в нем по субботам будет стоять машина, "москвичок" зелененький, номер у него 32-71. Шофер в нем наш, естественно, и по радио связь с нами через телефон у дежурного. Это на всякий пожарный случай. Не забудете номер?
- Не забуду, - пообещала я.
Итак… Опять мне предстояло входить в чужой образ, выдавать себя за женщину, которой я не хотела бы в настоящей жизни быть.
Мне на самом деле было нелегко.
Когда-то я успешно играла на студенческой сцене, и там, если мне удавалась роль, были довольны и зрители, и я сама. Но то было искусство, а оно всегда несет радость. Сейчас от того, как я сыграю свою роль, у кого-то надолго сломается жизнь.
Все верно - совершивший зло должен быть наказан. Это закон - мера социальной защиты. Нарушитель с этим не согласен, он прячется. Почти всегда. Прежде чем наказать, его нужно найти. Его можно искать явочным порядком. Современный Шерлок Холмс находит нарушителя, применяя изощренные методы современной дедукции, и мы неизменно уважаем такого Шерлока Холмса. Иногда его уважает даже сам преступник.
В моем случае не так. Мне придется отыскать нарушителя, прячась и подглядывая. И частым приемом моего поиска будет обыкновенная ложь. Ложь - это всегда нехорошо, чего уж хорошего… Но Закон не допускает исключений, и нарушитель должен быть найден.
Любой ценой?…
На этот вопрос нет однозначного ответа. И в моем случае цену поиска определяю только я.
Это была элементарная схема моих рассуждений, которая объясняла, почему мне было нелегко. Преступнику повезло, ему удалось замести все следы, и обязательства, взятые полковником, вынуждали его применить, возможно, единственно надежный способ расследования…
Уже дома, готовясь к посещению кафе, я серьезно задумалась: а в чем я туда пойду. Я должна привлечь чье-то внимание, значит, должна выглядеть соответственно своей роли: молодая незамужняя женщина, не очень строгого поведения, само собой… торговый работник - значит, какие-то возможности одеться. Я могу пойти в кафе и в платье, и в брюках. Но брюки - это желательно джинсы "Ренглер". Я знала, конечно, что в последнее время в моду вошли комбинезоны и брюки "бананы". Ни "Ренглера", ни "бананов" в моем гардеробе не было.
Я решила поначалу обойтись тем, что есть. Но все-таки недооценила предусмотрительности начальника. Полковник Приходько, как обычно, продумал все мелочи и учел все возможности, которые были в поле его предвидения.
Я еще размышляла у открытой дверки шкафа, когда нам в дверь позвонили.
Посыльный - молодой человек в пуховой куртке и отечественных джинсах - принес большую картонную коробку. На мой вопрос: не ошибся ли он адресом, так как мы ничего не заказывали, он сказал, что принес точно, куда нужно. Я спросила - откуда у него такая уверенность, он взглянул на меня еще раз и сказал, что все верно, добавив "до свидания!", ушел, оставив меня стоять с коробкой в руках.
- Любопытное кино! - изрек возникший за моей спиной Петр Иванович. - Раньше в таких коробках кавалеры присылали бальные платья дамам своего сердца.
- Вы начитались Бальзака, - заявила я. - Но в данном случае, кажется, недалеки от истины. Если исключить даму сердца, пожалуй.
- А кавалер?
- Да и кавалер, догадываюсь, не тот. Не бальзаковский.
Я развязала ленточку на коробке. На самом деле - там было платье. Вернее, не платье, а тот самый комбинезон. Материал, из которого он был сшит, выглядел скромным на вид. Но я ведь была еще и товароведом и могла распознать качество изделия. На месте была и "фирма" - черная полоска с золотыми буквами на нагрудном кармане, конечно, это был тот самый комбинезон "Ренглер" и о таком комбинезоне женщина моего возраста и другого настроя могла только мечтать.
- Там еще что-то лежит, - заметил Петр Иванович. Я достала из коробки и развернула бумагу - это оказалась изящная сумочка под цвет комбинезона. Мало того - в сумочке лежала пачка сигарет "Мальборо" и зажигалка фирмы "Ронсон".
Полковник Приходько, как мог, использовал свои возможности.
Петру Ивановичу догадаться о "кавалере" было уже нетрудно, как и сделать вывод, что мне опять предстоит работа "на вражеской территории". Настроения это ему не прибавило, но он соблюдал правила игры и ни о чем меня не спросил.
- Ваша новая спецодежда, - только заметил он.
- Вы намекаете на рабочий покрой? - попробовала отшутиться я.
- Намекаю. Для строителя-штукатура одежда вполне подходящая.
- А в сумочке удобно носить мастерок, - поддержала я.
Полковник Приходько профессионально точно определил мой размер - комбинезон пришелся как нельзя по фигуре. Мне хотелось, естественно, поглядеть, как я в нем выгляжу - мое комнатное зеркало позволяло это сделать только по частям. Большое зеркало имелось в комнате Петра Иваныча - осталось от его жены, он собирался выставить его в переднюю, для меня, но в передней не находилось места. Я направилась к Петру Иванычу. Чтобы меня не стеснять, он вышел на кухню. Я было хотела сказать, что он мне не мешает, но сообразила, что таких слов в данной ситуации говорить мужчине - какого бы возраста он ни был - мне не следовало.
Наглядевшись, я направилась на кухню, показаться Петру Иванычу.
Он кивнул одобрительно.
- Нормально. Как говорят наши высокоученые дети, которым школьный курс русской литературы, к сожалению, не помог обогатить словарный запас.
- Но вы как-никак дополнительно упражнялись в русском языке, - напрашивалась я.
- Упражнялся, - сказал Петр Иваныч, - что ж, "моей Людмиле любая шапка хороша…" - уклонился он. - Но, как я понимаю, такое одеяние требует и соответствующей обуви - что-то лаковое и, желательно, на высоком каблуке. Я ни разу не видел вас на высоком каблуке. Видимо, это идет от привычки твердо стоять на земле, а высокий каблук создает ощущение зыбкости, неустойчивости. Кстати - не примите как комплимент, - классические формы тоже обходят высокий каблук. Могли бы вы, скажем, представить Венеру Милосскую в туфлях на высоком каблуке?
- Не могу, - согласилась я. - Но и, вообще, во что-либо одетой ее не представляю.
- Что ж, вы правы - любая тряпка на ней будет выглядеть пошлостью. Но вернемся к нашим… каблукам. А туристские ботинки на "вибраме" в моду еще не вошли?
- Ну что вы?
- Ничего невероятного. Например, я никогда бы не подумал, что покрой комбинезона станет когда-либо бальным платьем. Тем более что туристские ботинки у вас есть, и почти новые.
- Пожалуй, танцевать в них будет неудобно.
- Ах, вы собираетесь еще и танцевать?
- А что же мне еще остается делать в комбинезоне престижной фирмы "Ренглер"? Хотя… я бы с большим удовольствием отправилась в нем затирать потолки на соседней девятиэтажке.
Поплакаться в жилетку Петру Иванычу не удалось, в дверь позвонил Максим - я уже знала манеру его звонка.
На Максиме был новый костюм и полосатый яркий галстук, который своей нагловатой вычурностью как нельзя более подходил к моему модному комбинезону.
В руках Максим держал коробку.
- Так-так! - подытожил Петр Иваныч. - Максим при галстуке и тоже с коробкой. А мы как раз только что говорили о твоей коробке.
- О коробке?
- Ну, не о ней, а о том, что внутри. Ты не ошибся номером?
- Кажется, нет, - сразу встревожился Максим. - Тридцать восьмой.
- Не ошиблись, не ошиблись, - сказала я, забирая у него коробку. - Вы никогда не ошибаетесь, Максим. Тем более что сейчас у вас такой эрудированный консультант.
Я уже не стала ни удивляться, ни переспрашивать. Я просто вынула из коробки туфли, надела их и прошлась по передней, прищелкивая высокими каблучками.
КАФЕ "КАПЕЛЬКИ"
1
Нам не было особой необходимости появляться в "Капельках" слишком рано. Вечерняя программа начиналась в семь часов. Не доезжая до кафе две остановки, мы выбрались из троллейбуса и пошли пешком.
Вечер был ясный и тихий. Подмораживало. На улице уже горели светильники. Я шла рядом с Максимом, положив руку на его локоть. Мои новые каблучки задорно постукивали по мерзлому асфальту, однако самочувствие у меня было несколько меланхоличное, не было того настроя, который появляется, когда идешь на интересное "дело".
И все же молодого человека в мохеровом беретике я заметила, думаю, раньше, нежели Максим.
Вернее, раньше обратила на него внимание.
Он шел нам навстречу и, зажав в зубах сигарету, весьма натурально - чуточку излишне натурально - ощупывал карманы в поисках спичек.
Я придержала Максима за локоть.
Молодой человек круто повернулся к нам, и я узнала посыльного, который принес коробку от полковника Приходько. Прохожих поблизости не было, тем не менее он держался как посторонний человек, которому просто понадобились спички.
Максим не курил, но я знала, что сейчас у него есть с собой спички и сигареты, впрочем, и у меня в сумочке лежала пачка "Мальборо" и газовая зажигалка "Ронсон".
Максим неторопливо полез в карман.
- Она сидит за вторым столиком, слева от оркестра, - молодой человек говорил тихо и ожидающе поглядывал, как Максим зажигает спичку. - Брюнетка, в красной вышитой безрукавке и белой блузке - не спутаете. Вместе с ней молодой человек. - Он наклонился, дохнул на спичку, она погасла. - Извините! - сказал он и продолжал: - Вторая пара за столиком наши - практиканты из школы милиции. Когда увидят вас, рассчитаются, и вы займете их места. Официантка - Лиля Прохорова - чаевые берет, не стесняется… - он прикурил от второй спички. - Удачи вам, Евгения Сергеевна, - и, не взглянув на меня, прошел мимо.
- Так… - сказал Максим.
- Так, - подтвердила я.
- Значит, пришли. Теперь нам нужно без шуму и пыли проникнуть в это заведение.
Мы подошли к кафе. За стеклом двери висела табличка: "мест нет!". Табличка была выполнена со вкусом, золотыми буквами на черном фоне, что, видимо, должно было утешать посетителя, которому отказывают в приеме. Два молодых человека в пуховых куртках и с хорошей шевелюрой, заменяющей им головные уборы, растерянно переминались у дверей. Очевидно, они уже стучали, но уйти не могли - музыка, доносившаяся из кафе, притягивала их, как магнит.
Максим вежливо потеснил молодых людей и постучал в дверное стекло. Ему пришлось стучать, пока за стеклом не возникла сурово насупленная физиономия швейцара в коричневой "фирменной" куртке. Максим достал удостоверение с крупными буквами "Пресса" на картонной обложке, приложил к стеклу и уверенно, даже не дожидаясь реакции швейцара, приглашающе протянул мне руку. Я, признаться, замешкалась - уж очень чугунная была фигура швейцара, закаленного в битвах у входных дверей, однако он, хотя и без особой готовности - как бы в сомнении, - но приоткрыл дверь ровно настолько, чтобы Максим успел пропихнуть меня и пробраться сам.
Молодые люди наивно сунулись было следом.
- Куды! - только и сказал швейцар и закрыл дверь на задвижку.
Гардеробщик принял нашу одежду, повесил на один номер, Максим сунул номерок в свой карман. Я кивнула в сторону швейцара:
- Очень похож на вышибалу, которого кинорежиссеры ставят в дверях дореволюционных кабаков.
Максим поправлял галстук перед зеркалом:
- Подходит! - согласился он. - Так ему, наверное, и сейчас, в эпоху цветных телевизоров, частенько приходится выполнять дореволюционные обязанности. Современный человек, - философствовал он, посматривая на меня в зеркало, - когда перепьет, то в манерах своих двигается тоже не в будущее, а в прошлое, иногда довольно далеко. Культура - весьма тонкий налет, водка без труда стирает его начисто.
- А ее здесь подают?
- Водку-то? Конечно, нет. Но легкое вино, думаю, есть. А водку, в конце концов, можно и с собой принести.
В танцевальный зал на второй этаж вела широкая лестница с ковровой дорожкой. Двери в туалет находились где-то под лестницей, за тяжелыми шторами.
Я тихо сказала Максиму:
- Загляните туда, где все случилось.
Он достал сигарету, спички и, прикуривая на ходу, непринужденно направился под лестницу, и я сумела убедиться, что из вестибюля вход в туалетные комнаты фактически не просматривается, что в свое время и учел убийца Миши Севина.
Мы поднялись в зал.
Налево у стены на овальной, приподнятой над полом площадке разместился оркестр: аккордеон, две электрогитары и барабан; точнее, барабанов было несколько - три или четыре малых барабанчика вокруг большого. Лихой широкоплечий "ударник" трудился вовсю, задавая основной ритм.
Середину зала заполняла плотная толпа танцующих. Смотреть на эту беспорядочно шевелящуюся толпу было любопытно, но не более того, каждый изображал, что хотел, не интересуясь, как это выглядит со стороны. Я уже несколько поотвыкла от таких массовых зрелищ, невольно вспомнила, как на одном из прошлых институтских вечеров решили использовать старорежимную польку-бабочку, - мне понравилось, но подруги заявили, что это не современный, слишком "запрограммированный" танец.
На краю эстрадной площадки стоял юноша с бакенбардами и пел в микрофон:
Не прожить нам в мире этом
Без потерь, без потерь…
Слова куда как подходили к случаю, который привел нас сюда.
Столики в зале располагались полукругом возле трех стен, я ничего не видела за танцующими, но Максим что-то рассмотрел, оглянулся и я пошла за ним.
Второй столик слева от оркестра, как можно было заключить по приборам, занимали четверо, но сейчас там сидели двое, два молодых человека - один в замшевой куртке, второй - в пиджаке. Они не спеша потягивали пиво, рассеянно поглядывали на танцующих. Заметив нас с Максимом, коротко переглянулись и разлили остатки пива по стаканам.
У стены, между зашторенными окнами, стоял просторный "ресторанный" буфет, официантка, - видимо, это и была Лиля Прохорова - молодая плотная женщина в модном седом парике, выставляла на буфетную полку бутылки из ящика. Максим подошел к официантке, она только развела руками, видимо, ответив, что мест нет. Максим улыбнулся просяще - как он вообще никогда не улыбался - и довольно ловко сунул в кармашек белого передничка зеленую бумажку. Прохорова только покачала головой, оглянулась, соображая, куда можно пристроить пару стульев. И тогда один из молодых людей подозвал официантку, быстро рассчитался, и они оба ушли, даже не взглянув на меня.
Тут и барабанщик лихо отбил заключительные аккорды, стукнул по тарелке. Плотная толпа танцующих распалась на отдельные группы, начала редеть, а места за столиками стали заполняться.
Темно-красную безрукавку я заметила еще издали и успела разглядеть девушку, прежде чем она подошла. Максим усадил меня, но сам продолжал стоять у столика, как бы не желая мешать официантке сменить приборы, а я догадалась, что он тоже заметил девушку в красной безрукавке. Кавалер ее шел следом и замешкался, и Максим предупредительно подвинул девушке стул:
- Пожалуйста!
- Благодарю, - коротко уронила она.
Голос ее был глуховатый, равнодушно-спокойный. Она не взглянула на Максима и опустилась на стул, даже не притронувшись к нему руками, как бы заранее зная, что стул окажется на месте.
Она, вероятно, одних лет со мной, четкие крупные черты лица, тонкие губы и хорошо вылепленный подбородок. Не знаю, как там с интеллектом, но характер у нее, несомненно, был. Глаза серые и холодные, чуть навыкате - как у артиста Дворжецкого, которого я хорошо запомнила по кинофильму "Бег". Она чуть скользнула взглядом по моему лицу, и я почему-то - совершенно непроизвольно - ощутила непонятный холодок тревожного предчувствия.
2
"Интуиция должна только помогать отыскивать факты, но не заменять их", - эту заповедь полковника Свиридова, который вел спецдисциплины в школе милиции, я запомнила очень хорошо, хотя бы потому, что сама частенько грешила вот такими интуитивными домыслами и получала серьезные замечания от полковника. Но если мои домыслы в дальнейшем оправдывались, он обязательно отмечал это на очередном семинаре, добавляя: "Однако следователь без интуиции и фантазии никогда не станет хорошим следователем".
Я не собиралась подкреплять своей интуицией предположение ребят, которых эта девушка когда-то задержала на лестнице. А мое тревожное предчувствие могло появиться и оттого, что я частенько в воображении проигрывала эту встречу.
Ее спутник остановился возле стола.
- У нас новые соседи, - сказал он.
- Да, если не возражаете, - ответил Максим.
- Почему же, пожалуйста. Парни до вас здесь сидели, куда как скучные.
У него были тонкие губы и внушительный нос, который этаким утесом возвышался на его плоском лице. На убийцу он в моем представлении не тянул, но ко всему остальному… Впрочем, фразу он построил довольно литературно, проявив если не уровень образования, то наличие, во всяком случае, какой-то начитанности. Официантка успела заменить нам приборы, фрукты уже лежали в общей вазе на столе. Максим заказал бутылку сухого.
- И еще два фужера, пожалуйста.
- Я вам поставила, - сказала официантка.
- Дополнительно, - попросил Максим.
Следуя правилам хорошего тона, Максим отлил вина в свой фужер, затем наполнил три остальных и свой и подвинул два фужера нашим соседям.