- Я ненавидел ее! Боже мой, Хэлен, как я ее ненавидел! Я никогда ее не видел, первый раз увидел тогда, на прошлой неделе, но это она, она превратила мою жизнь в муку, из-за нее я так всегда жил… - деревянные резные башенки и галерейки буфета дребезжали, и Берден догадался, что Кводрант стоял, прислонившись к буфету, совсем близко, так близко, что можно было дотянуться до него рукой, если бы между ними не было стены. - Я не желал ей смерти, но теперь я рад, что ее нет!
- Милый! - Берден представил, как она прижалась к Кводранту, обвив его шею руками. - Давай уедем отсюда, немедленно, сейчас же. Ну, пожалуйста! Нам с тобой нечего здесь делать!
Он с яростью оттолкнул ее от себя. Они слышали, как она вскрикнула, затем раздался звук проехавшего по линолеуму стула.
- Я должен вернуться наверх, - сказал Кводрант, - а ты иди. Слышишь, Хэлен? Быстро уходи. Твое присутствие здесь неуместно. Один твой вид в этом наряде… - он помолчал, подыскивая подходящее сравнение, - ты здесь, как попугай на голубятне.
Она неуверенно поплелась к двери, уничтоженная его предательством. Она еле шла, ей теперь мешали высокие каблуки. Берден, увидев в щель, как мелькнул ее оранжево-зеленый силуэт, нетерпеливо рванулся вперед, но Уэксфорд с силой сжал его руку. Судя по шуму, раздавшемуся сверху, там кто-то начал терять терпение. Над ними грохнуло, словно прямо над крышей дома ударил гром. Это на пол швыряли книги.
Дуглас Кводрант тоже услышал грохот. Он кинулся к лестнице, но Уэксфорд опередил его. Они стояли в холле у подножия лестницы, глядя в упор друг на друга. Хэлен Миссал взвизгнула и зажала рот рукой.
- Черт возьми! - закричала она, очнувшись. - Зачем, зачем ты не ушел со мной, когда я тебе говорила!
- Никто не уйдет отсюда, миссис Миссал, - сказал Уэксфорд. - Сейчас мы все поднимемся наверх, - и он носовым платком взял со столика ключ на серебряной цепочке.
Кводрант неподвижно застыл с поднятой рукой, как фехтовальщик в белой рубахе на помосте. "Фехтовальщик, проигравший свой выпад, - подумал Берден, - охотник, попавший в расставленные им же силки". Однако лицо Кводранта было непроницаемо. Он посмотрел долгим взглядом на Уэксфорда и закрыл глаза.
- Ну, так пойдем? - наконец произнес он.
Они стали подниматься. Впереди шел Уэксфорд, шествие замыкал Берден. "Странная процессия", - думал он на ходу. Поднимались они медленно, не спешили, шли, опираясь на перила, и напоминали чем-то покупателей, которые пришли осматривать дом на предмет его покупки, а может быть, и родственников больного человека, который лежал там, наверху, и теперь им, собравшимся у его одра, было дозволено подняться и предстать пред очи.
На первом повороте лестницы Уэксфорд сказал:
- Я веду вас в комнату, где Минна держала книги, которые дарил ей Дун. Дело началось здесь, в этом доме, и будет справедливо, если, следуя канонам поэзии, оно здесь и закончится. Правда, тех книг, содержащих высокие образцы поэзии, больше тут нет; вы их не найдете, мистер Кводрант. Как сказала миссис Миссал, вам тут нечего больше делать.
Он замолчал. Грохот наверху стал еще сильнее. В тот момент, когда Уэксфорд взялся за ручку двери, оттуда донесся протяжный, жалобный стон.
* * *
В комнате повсюду на полу валялись растерзанные книги, с отодранными корешками и вырванными страницами, с изорванными и мятыми обложками. Одна книжка стояла торчком у стены, куда ее в сердцах запустили, и была раскрыта. Иллюстрация изображала девочку, здоровую, спортивного вида, с задорным хвостиком на макушке; она улыбалась, салютуя зрителям хоккейной клюшкой. Посредине этого хаоса ползала на коленях жена Кводранта, яростно комкая в руках оторванную от книги цветную обложку.
Увидев Уэксфорда, она сделала над собой невероятное усилие и постаралась принять такой вид, будто она у себя дома, занимается поисками какой-то понадобившейся ей вещи на собственном чердаке, и вошедшие четверо людей совсем некстати, они мешают, отрывают от дела, но надо быть вежливой. Вердену даже пришла в голову смешная, фантастическая мысль, что, пожалуй, она может разыграть роль светской дамы, подойти и протянуть руку. Но она только поднялась с пола и стояла безмолвно, опустив беспомощно руки. Затем она тихонько стала пятиться к окну, а руки медленно поднесла к лицу. Унизанные кольцами пальцы впились в щеки. Каблуком она зацепилась за толстую книгу на полу, объемистый женский календарь, споткнулась и осела на сундук, тот, который был побольше. Отняв руки от лица, она схватилась за его крышку. На лице остался след - огромный бриллиант всеми гранями отпечатался на ее щеке.
Она полулежала на сундуке и пыталась подняться, но у нее не было сил. Тогда Кводрант подошел и поднял ее с сундука. Она со стоном приникла к нему, спрятав лицо у него на груди.
Хэлен Миссал, стоявшая в дверях, вдруг топнула ногой и капризно произнесла:
- С меня хватит! Я хочу домой!
- Инспектор Берден, закройте, пожалуйста, дверь, - спокойно сказал Уэксфорд и, подойдя к маленькому окошку, распахнул его. Движения главного инспектора были неторопливы и уверены, как будто он находился не на чужом чердаке, а в своем собственном кабинете. - Неплохо было бы впустить свежего воздуха, тут душно, - сказал он.
Комнатка была маленькая и длинная и обклеена обоями тускло-зеленого цвета, что делало ее похожей на коробку из-под обуви - изнанку этих коробок обклеивают такой же неяркой бумагой. И хотя Уэксфорд открыл окно, прохладнее не стало. Зато сразу дохнуло уличным пеклом.
- Я должен извиниться за то, что вынужден держать вас здесь, в тесноте и духоте, - сказал Уэксфорд тоном смущенного хозяина дома. - Мы с инспектором Верденом постоим, а вы, миссис Миссал, можете присесть на другой сундук, что поменьше.
К большому удивлению Вердена, она повиновалась. Он заметил, что она не отрывает глаз от главного инспектора, как послушный пациент от гипнотизера. В ней произошла разительная перемена. Она была смертельно бледна и выглядела надломленной, постаревшей. Даже пышная грива ее рыжих волос теперь казалась париком, с помощью которого пожилая женщина скрывает свои истинные годы.
До сих пор Кводрант молчал, нежно прижимая к себе жену, словно утешал обиженного ребенка. Наконец он изрек в обычном своем презрительном тоне:
- Копируете методы Сюрте , господин главный инспектор? Ну что же, мелодрама вполне в их духе.
Уэксфорд не ответил на колкость. Он стоял у открытого окна, за его головой сияло голубое небо.
- Я хочу рассказать вам историю одной любви, - проговорил он. - Историю любви Дуна к Минне.
Никто не двинулся с места, кроме Кводранта. Он дотянулся рукой до своей куртки, которая лежала на сундуке рядом с миссис Миссал, вынул из кармана золотой портсигар и спички и закурил.
- Когда Маргарет Годфри впервые приехала сюда, - начал Уэксфорд, - ей было шестнадцать лет. В семье ее воспитывали в старомодном духе и, естественно, она казалась чопорной, строгой, застенчивой. Это не была молоденькая жительница Лондона, приехавшая покорять провинцию, не тот случай. Выросшая сиротой в бедном предместье Лондона, она попала в атмосферу богатого и весьма просвещенного старого сельского городка со своими понятиями, историей и традициями, которые он чтит. Вы согласны со мной, миссис Миссал?
- Пожалуй, что так.
- Она поняла, что не в силах тягаться с местными барышнями, и, чтобы не казаться серенькой на их фоне, придумала себе своего рода маску: она должна была казаться загадочной, несколько не от мира сего, витающей в облаках и вместе с тем строгой. Сочетание этих качеств чарующе действует на тонкие натуры, так оно и случилось. Дун был покорен. Он был богат, умен, хорош собой. Я не сомневаюсь в том, что на какое-то время Минна (так называл ее Дун, и так отныне буду именовать ее я) не устояла и поддалась его обаянию. Дун мог покупать и дарить ей вещи, которые Минна никогда не смогла бы себе позволить, и таким образом Дун в каком-то смысле покупал любовь Минны, скажем, не любовь, а дружбу, возможность быть рядом с Минной; ибо это была любовь духовная, ничего физического в той любви не было.
Кводрант молча слушал и курил, жадно затягиваясь.
- Я уже сказал, что Дун был умен, - продолжал Уэксфорд. - К этому я бы добавил, что, к сожалению, блестящий интеллект, умная голова не всегда приносят их обладателю радостное чувство удовлетворения, внутреннего покоя. Не было его и у Дуна. В его случае все, что было связано с осуществлением честолюбивых замыслов, творческими успехами, реализацией внутреннего "я", - все находилось в зависимости от любви и участия его избранницы, Минны, от ее верной дружбы. А для Минны дружба с Дуном была историей мимолетной, временной, у нее были свои планы. Потому что, видите ли, - Уэксфорд остановил долгий взгляд на каждом из трех "пленников", - как вам сказать… Вы же сами прекрасно знаете, что Дун, при всем своем богатстве, красоте и уме, имел один абсолютно непоправимый недостаток. О нем я пока умолчу. Лишь скажу, что этот недостаток куда серьезнее любого физического уродства, и это с особенной ясностью осознавала Минна, воспитанная в старомодной семье и в соответствующем духе. И ни время, ни долгие годы, и никакие жизненные обстоятельства не заставили бы ее изменить свои убеждения.
Хэлен Миссал кивнула головой, подтверждая слова Уэксфорда. Ее глаза зажглись огнем, она была во власти воспоминаний. Супруги Кводранты опустились на большой сундук. Фабия Кводрант сидела, прижавшись к мужу, и тихо плакала.
- Поэтому, когда возник Дадли Друри, Минна отвернулась от Дуна без всяких сожалений. Она запрятала все ценные, старинные книги, которые дарил ей Дун, в сундук и больше ни разу на них не взглянула. Друри был унылый и вполне ординарный парень, можно даже сказать - неотесанный, так ведь, миссис Кводрант? Не был он никаким ни страстным, ни властным, ни ревнивым. Эти качества характера скорее можно отнести к Дуну. Но Друри был лишен недостатка, того самого недостатка, который так претил Минне, и Друри победил.
"Она выбрала меня!" - Берден вспомнил, как захлебываясь от волнения, кричал на допросе Друри.
Уэксфорд тем временем продолжал:
- Когда Минна отказала Дуну в любви, или, точнее, отказалась принимать любовь Дуна, его жизнь была разбита. Родные и близкие объясняли перемену, произошедшую в Дуне, слишком резким скачком в развитии, неожиданным повзрослением, на деле же перемена в нем была результатом глубочайшей душевной травмы, которую нанесла ему Минна. Разрыв последовал в июле 1951 года, и с той поры у Дуна развилась тяжкая душевная болезнь, заглохшая было с течением времени, но она вспыхнула с новой силой, когда Минна вернулась в эти края. Дун вновь обрел надежду. Оба они уже не были теми юными существами, теперь встретились люди взрослые, зрелые. Вот, когда Минна, наконец, должна была услышать его и все понять. Но она не услышала и не поняла. Потому она и заслужила смерть.
Уэксфорд чуть приблизился к сундуку, на котором сидел Кводрант, и обратился к нему:
- А теперь поговорим о вас, мистер Кводрант.
- Если бы это представление не огорчало так мою жену, я бы мог считать, что мы провели сегодня веселенькое утро, - в голосе Кводранта слышались насмешка и высокомерие, внешне он владел собой прекрасно, только зачем-то стрельнул сигаретой в открытое окно, при этом она едва не задела ухо Уэксфорда. - Сделайте одолжение, я готов вас выслушать.
- Когда нам в полицию сообщили об исчезновении Минны, стало о том известно также и вам. Контора ваша находится у самого моста, и вы, должно быть, видели, как мои люди искали тело в воде. Вы, конечно, сообразили, что на шинах вашего "ягуара" осталась грязь проселка. Учитывая свое "щекотливое положение", как вы изволили выразиться, вы решили застраховать себя на случай, если бы нам понадобилось проверить шины "ягуара", - кому-кому, а вам известны методы нашей работы, не так ли? Поэтому вы решили под любым предлогом, но вполне легальным, проехать в своей машине тем проселком. Делать это днем было рискованно, но как раз в тот вечер вы должны были встретиться с миссис Миссал…
Хэлен Миссал вскочила и закричала:
- Нет, нет, это неправда!
- Сядьте, - спокойно сказал Уэксфорд. - Неужели вы думаете, что она ничего об этом не знает? Неужели вы думаете, что она никогда ничего не знала ни о вас, ни о других женщинах? - он повернулся к Кводранту. - Все-таки вы удивительно самоуверенный человек, мистер Кводрант. Вы были совсем не против того, чтобы нам стало известно о связи между вами и миссис Миссал. И если бы у нас возникло подозрение, что вы имеете отношение к совершенному преступлению, вы бы, соответственно, повозмущались бы, как положено в таких случаях, поскольку ваша прогулка по проселку, в самом деле, была, во-первых, тайная, а во-вторых, абсолютно интимного характера. И с вас взятки были бы гладки. Но когда вы подъехали к лесу, вам захотелось во что бы то ни стало посмотреть и убедиться собственными глазами. Уж я не знаю, под каким предлогом вы отлучились из машины, чтобы углубиться в лес…
- Он сказал, что ему надо зайти за кустик. - В голосе миссис Миссал звучала горечь, она чувствовала себя оскорбленной.
- Вы прошли подальше в лес, но так как было уже темно, для того, чтобы лучше рассмотреть тело, вы зажгли спичку. Зрелище настолько сильно на вас подействовало, что вы стояли, пока спичка почти не догорела и пока миссис Миссал не позвала вас из машины. После чего вы поехали домой, выполнив все, что задумали. Сложись обстоятельства для вас удачно, никому и в голову не пришло бы связывать вас с миссис Парсонс. Но вот я упомянул имя Дуна у вас в доме, кажется, вчера. И вы вспомнили о книгах. А в книгах, подумали вы, могли оказаться и письма, кто знает, это было ведь давно. Прослышав о том, что Парсонса сегодня дома не будет, вы решили, воспользовавшись ключом покойной, который, кстати, исчез вместе с ее кошельком, проникнуть к нему в дом и забрать отсюда все, что могло бы послужить уликами, все, что было связано с Дуном. За этим занятием мы вас и застали.
- Ну что же, звучит правдоподобно, - сказал Кводрант. Он поправил растрепавшиеся волосы жены и крепче прижал ее к себе. - Конечно, вам абсолютно не удастся обосновать предъявленное нам обвинение, но если хотите, мы потом, когда будет время, вместе попытаемся во всем разобраться, - он говорил так, как будто речь шла о пустяковом недоразумении, которое можно легко устранить. Ну, например, сломалась машина, а надо добираться домой, или, скажем, их приглашают на нежелаемую вечеринку, и приходится вежливо уклоняться от приглашения.
- Нет, мистер Кводрант, - произнес Уэксфорд. - Мы не будем терять время на разбирательства. Можете уезжать, воля ваша, но все-таки я хочу, чтобы вы остались и выслушали меня. Видите ли, Дун любил Минну, и к его любви могла примешиваться ненависть, да, именно ненависть, но ни в коем случае не презрение. Вчера я задал вам вопрос: знали ли вы миссис Парсонс раньше? Вы захохотали и впервые за все это время естественным образом отреагировали на мой вопрос. Смех ваш был полон презрения, злой издевки. И я подумал: "Да, Дун мог убить женщину, но это была бы страсть, и страсть толкнула бы его на убийство, однако это чувство не совместимо с презрением к предмету страсти". Далее: сегодня в четыре утра ко мне поступили еще кое-какие сведения и я понял, что ни вы, ни Друри не могли быть Дуном. И я наконец узрел, в чем заключается тот самый непоправимый недостаток, которым страдал Дун.
Берден знал, чем он закончит, но даже у него екнуло сердце.
- Дун - женщина, - сказал Уэксфорд.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Не смей, не смей любить!
Любовь чревата превращеньем,
Улыбка алых уст увянет, придет час;
В очах прочтешь ты холод, отчужденье;
Тепла ее рука, но пыл любви угас.
Кэролайн Нортон. Не смей любить
"Вот теперь с ним можно делать, что угодно. Он бы дал себя арестовать, посадить за решетку - таким он вдруг сделался смирным, как овечка", - думал Берден. Только что с Кводранта было снято всякое подозрение в убийстве, а эффект оказался обратный: его самоуверенность исчезла, в глазах появилось выражение панического страха, что в представлении Вердена никак не вязалось с Кводрантом.
Фабия высвободилась из его объятий и выпрямилась. Все время, пока Уэксфорд говорил, она тихо рыдала, и теперь ее губы и веки опухли. Возможно, оттого, что слезы считаются проявлением слабости, свойственной совсем молодому возрасту, она стала похожа на маленькую девочку. На ней было желтое платье из дорогой тяжелой ткани, которое, как туника, ниспадало с ее плеч ровными, прямыми фалдами. До сих пор она молчала. Но внезапно в ней словно что-то зажглось, и от переполнявшего ее чувства она взволнованно дышала и как будто хотела что-то сказать, но не могла, хотя слова так и рвались с ее губ.
- Когда я узнал, что Дун - женщина, - продолжал Уэксфорд, - для меня почти все встало на свои места. Я нашел объяснение скрытности миссис Парсонс, я понял, почему она, обманывая мужа, все же не полностью осознавала, что обманывает его, и не видела в том своей вины; почему Друри считал, что она стыдилась Дуна; почему, преисполненная отвращения к самой себе, она прятала подальше книги.
"…И почему миссис Кац, которая знала, что Дун - женщина, но не знала, кто она такая, ужасно не терпелось выведать у кузины, как ее зовут", - размышлял Берден. Это открытие, что Дун - женщина, также объясняло фразу в письме миссис Кац, над которой они с Уэксфордом ломали голову: "Все-таки никак не могу взять в толк, почему ты так боишься этой встречи. Ну, скажи, чего там бояться? Между вами же не было ничего такого…" Близкая родственница, которой миссис Парсонс поверяла все свои тайны, была полностью в курсе дела. Для миссис Кац тут не было никакой тайны, для нее это был факт, к которому она давно привыкла, и потому она не сочла нужным, узнав о смерти двоюродной сестры, обратиться в полицию, пока сам шеф полиции штата Колорадо не обратился к ней за разъяснениями. И правда выплыла, выплыла в постскриптуме к беседе Уэксфорда с шефом полиции из Колорадо, когда они этой ночью вышли на связь с Америкой. Она выплыла почти случайно, когда шеф, что-то не вполне понимая, сам объяснил все, и очень просто: "Эй, что вы там говорите, не пойму. Вы, кажется, считаете, что Дун - мужчина?"
Хэлен Миссал откинулась назад, к стене, спрятав лицо в тени. Место, где она сидела, освещало солнце, его лучи вплетались в яркий узор на ее юбке, десять маленьких солнц горели на ее длинных, лакированных ногтях.
- Вы странно себя вели, миссис Миссал, - сказал Уэксфорд. - Прежде всего, вы мне солгали, сказав, что не знали миссис Парсонс. Возможно, вы действительно не узнали ее на фотографии в газете. Но с вами очень сложно иметь дело. Как что - вы сразу вилять, обманывать, и в результате истина выясняется только из показаний других людей. Или остается о ней догадываться по случайно сорвавшимся у вас с языка фразам, обмолвкам.
Хэлен Миссал сверкнула в его сторону глазами, в них была ярость.
- Ради Бога, Дуглас, дай мне сигарету, - сказала она.