Взяв Катю под руку, бережно, как истинно хрупкое создание, Борис повел ее к выходу. На крыльце раскланялся с курившими милиционерами, а когда те попытались теперь уже официально, как стражи порядка, потребовать документы, показал им красную книжицу налогового полицейского. Те наверняка не успели ни прочесть, ни понять, кто все-таки перевернул вверх дном кафе, но спокойствие и уверенность незнакомцев в сочетании с красной книжицей благоразумно удержали их от дальнейших действий: значит, имеют право.
- Господи, какие мы все же дураки, - отойдя несколько метров, обвисла на руке капитана Ракитина.
Силы оставили ее, и то, что она столь мужественно держалась все это время, то, что она, по сути, и спровоцировала драку, казалось невероятным.
- Ладно, зато все соответствовало первоначальной легенде: за лук и чеснок не брались, костюм - не от Кардена, конечно, - Катя осмотрела себя, - но все же ничего. А что вместо французского прононса пришлось вспоминать восточное кэмпо - тоже не впервой, - подвела она итог неизвестного Борису расклада.
- А где овладевали восточной борьбой?
- Понравилось? - с гордостью и тайным удовлетворением спросила Катя.
-.Красиво.
- "Хочешь остаться живой - учись и этому", - так сказал однажды мой первый начальник, когда привел в секцию рукопашного боя. Послушалась. Не жалею. Хотя мальчики, в принципе, не виноваты, что из них сделали недоученных и недоразвитых вышибал, - вспомнила и пожалела она тех, кто хотел их самих вышвырнуть, как блохастых котят, на улицу.
- Перебьются. Они за это деньги получают. И, скорее всего, побольше нашего, - успокоил девушку капитан.
Хотя, конечно, можно было обойтись и без погрома. Но кто поймет женщину? Чего хочет женщина, того хочет бог.
- Ты сейчас в гостиницу?
- Да. А ты?
От "выканья" отошли не запнувшись и не заметив этого. Лишь на вопрос о ночлеге Катя пожала плечами:
- За меня не беспокойся. Впервой, что ли, оставаться одной посреди тундры.
Сказано больше, чем просто о работе и неизбежных ее коллизиях. Что-то душевное и одинокое прорвалось в словах Ракитиной. И именно эта грустная нотка насторожила Бориса, заставила прекратить расспросы: самая опасная женщина не та, которая бьет ногой в лицо, а у которой в глазах печаль. И если поддашься сочувствию, то взвалишь на себя такую ответственность, что тысячу раз проклянешь себя. Женщина - она и в самом деле слабее, ей обязательно нужно прислонить голову к чьему-то плечу. Вроде на минуту, ни на что серьезно не претендуя. Но только почему-то запах именно этого мужчины становится для нее наркотиком и без него делается еще тяжелее и невыносимее. Прислоняться хочется все чаще и чаще, и любое противление этому начинает восприниматься как кровная обида. Сильнее той, из-за которой когда-то было доставлено для успокоения плечо. И ничьей ни в чем вины…
С Борисом уже случалось подобное, когда нежность превращалась в обязанность и связывала его путами. Заведенный на два-три оборота быстрее, чем встречаемые на его пути женщины, он физически ощущал, как уходит время, он не успевал участвовать в каких-то событиях, перепрыгивать через новые барьеры. Он задыхался не от того, что слишком быстро бежал по жизни, а от топтания на месте.
К сожалению, женщинам казалось, что он убегает от них. Не убегал. Просто в таком ритме жил. И кто понимал его, к тем он возвращался. Кто капризничал - с теми рвал и уходил.
Впервые за вечер он ощутил начало чего-то подобного. И Катя почувствовала, как прекратился прилив тепла от понравившегося ей капитана. Безошибочно угадала причину, покивала головой грустно и разочарованно. Вырвала руку и махнула проносящейся мимо машине.
- Ты куда? - попытался оттащить ее от края тротуара Борис.
- Домой. Не в тундре же ночевать.
- Да сейчас все в гостинице уладим.
- Я люблю просыпаться в своей постели, когда расстояние позволяет добраться до нее.
- Но как ты в такое время!.. Нет, я тебя одну не отпущу.
- Отпустишь. У тебя своих подчиненных полно, а отвечать за кого-то дополнительно… - косвенно, но дала понять, что же на самом деле послужило причиной ее решения.
- Ты - не дополнительно. Ты - это ты! - вдруг неожиданно даже для себя проговорил Соломатин.
Катя повернула к нему голову. Верить или нет? Захотелось поверить…
Притормозила рядом и машина.
- Куда, уважаемые?
- В Москву, - попросил Борис.
- Солнцево, - дала более точные координаты Ракитина.
- Пожалуйста. Через Переделкино - и в один момент будете дома, - мгновенно сориентировался и подсчитал для себя выгоду "левак".
Катя осторожно, боясь оказаться в неудобном положении, если вдруг Борис все-таки скажет "до свидания" и захлопнет дверцу, подвинулась в глубь сиденья. Однако оперативник решительно нырнул следом, и она привычно, как сотни раз при машинном варианте наблюдения, требовавшем молниеносных посадок, освободила место.
- К ларькам подъезжать будем? - поинтересовался водитель, сразу, правда, и объяснив: - Обычно всегда чего-то не хватает, потом ищем.
- Да, тормозни, - согласился с дальновидностью "левака" Борис.
Катя хотела возразить, мол, ничего не нужно, но вновь поосторожничала: а вдруг Борис хочет купить что-то для себя, а тут она вылезет… Он ведь тоже хорош - сел рядом и ничего не говорит.
В такой чуткой настороженности и молчании пересекли переделкинский лесок, миновали дачи писателей и оказались в другой части Подмосковья. У железнодорожного переезда, закрытого перед электричкой, Борис выскочил к киоскам, позаглядывал в окошки, стал нагружать пакет. Электричка запаздывала, и он успел еще пробежаться вдоль фруктовых рядов. Сумку принес, удерживая на груди: ручки не выдержали веса, расползлись.
Открылся и переезд.
- Отлично, теперь без остановок, - обрадовался водитель. - Ваша улица? - безошибочно угадав в Кате хозяйку, обратился сразу к ней.
- Авиаторов. Борис усмехнулся.
- Чего? - тут же насторожилась Ракитина. Ей бы не в "наружке" работать, а "слухачом".
- Ассоциации. Авиаторы для десантников - это… Понимаешь, они все время нас сначала поднимали вверх, а затем открывали люки и выбрасывали.
- Но здесь-то вроде никто не собирается тебя выбрасывать, - пожала плечами девушка, ожидая, однако, ответной реакции.
- Хорошо. А то я уже давно не надевал парашют. Наверное, и навыки потерял.
10.
Около указанного дома водитель остановился, удовлетворился полученной мздой, но благоразумно постоял еще некоторое время: видимо, не раз приходилось после разговоров у подъезда забирать пассажиров обратно.
Сегодня хитрость не прошла. Традиционный разговор у подъезда состоялся, но за дверью скрылись оба седока.
- А у тебя ничего, уютно, - оглядевшись в квартире, Соломатин отдал должное хозяйственности Кати.
- Да какое там уютно, - махнула та рукой. - Извини, я сразу чайник поставлю.
- Не-ет, честно. После общаги такое кажется истинным раем…
- Общага есть общага, - согласилась хозяйка. - Зато мне после посещения некоторых квартир моя кажется собачьей будкой… Э-э, что говорить. Плюнула на все и живу по принципу: жалей не о том, чего бог не дал, а радуйся тому, что он не отнял. Будет по-иному, станешь сквалыгой и гипертоником. Мой руки.
Всего несколько недель назад Борис точно так же входил в квартиру княгини Людмилы. И почти с таких же слов начиналось то посещение. У Люды он еще напросился помогать на кухне, резал лук. Плакал. Вот житуха: тогда плакал, сейчас - улица Авиаторов. Как здесь не гадать, везет ему на женщин или нет…
Не желая повтора даже в мелочах, отбросил ненужные воспоминания и, не заглянув в кухню, прошел в комнату. Однако Катя спросила из кухни:
- Ты не хочешь мне помочь? Хочет.
- Но только если не резать лук.
- Плакать не любишь?
- Нет.
- А я люблю, - неожиданно созналась Катя и, дождавшись Бориса, повторила: - Люблю. И часто, к сожалению, этим мокрым делом занимаюсь.
Уместно было пожалеть, хотя бы дотронуться до плеча девушки. Но из-за того, что жест вновь мог напомнить о другой женщине, он отсек свое желание. Протиснулся к раковине, куда были свалены купленные им фрукты.
- Набрось фартук, а я переоденусь. Как-никак, почти норма. А компенсации не дают.
Что будет дальше, как станут развиваться события, по крайней мере вчерне можно было уже обрисовать: ужин, беседа, приближение… Катерину с ее одинокостью понять не ложно, да и его желание - не тайна за семью печатями. Так почему бы тогда, в самом деле, двум одиноким людям не потянуться друг к другу?
Иной вопрос - чтобы потом не наступило разочарование, чтобы не стали они в тягость один другому. Не требовали чего-то сверхъестественного и не выдвигали претензий. Занудность в отношениях способна затмить самые светлые тона.
Немного выпили, хорошо поели - день на бутербродах еще никого не делал сытым. Наступала ночь, Катя перехватила один из взглядов, брошенных ее гостем на часы, и сама предложила:
- На ночь остаешься у меня. Но спать будешь почти на полу, - она достала из шкафа свернутый матрац. Борис раскатал его у противоположной от дивана стены - иного места по длине не нашлось. - Если желаешь, иди в ванную, а я тем временем постелю.
"И зачем мне это нужно было?" - стоя под теплым душем, грустно размышлял Борис. Нет, он не был против того, чтобы оказаться рядом с такой приятной женщиной, как Катя. Он не аскет, ему претят моралисты, те, кто знают и указывают, кому и как жить.
Но в какие-то моменты, Катя права, лучше проснуться в своей постели. Это не усталость, не отторжение женщин. Скорее, та самая боязнь поступиться даже частью привычной свободы и независимости.
- Не одевайся, иди ложись, я на кухне, - постучала мимоходом в дверь хозяйка.
Облачаться после душа в тесные одежды в самом деле не хотелось, но он все равно оделся. Зачем-то захотел продемонстрировать это Кате и вместо комнаты зашел на кухню.
Девушка курила. Полы халатика, в который она переоделась, разъехались, открывая колени, и Борис невольно задержал взгляд. Да, он не аскет и не моралист, а нужно ли было ехать сюда, он поймет завтра. Все, кроме Кати, завтра!
- Покурить хочешь?
- Нет.
- А чай?
- Тоже нет.
- Музыку послушать? - хозяйка потянулась к приемничку, нашедшему себе скромное местечко на подоконнике среди цветочных горшков.
- Ничего не хочу.
- А меня?
Спросила в шутку, может быть, даже не раз ловила на нее мужчин, потому что удовлетворилась оторопью в глазах Бориса. И теперь уже серьезно порекомендовала, устало вдавив окурок в приспособленное под пепельницу кофейное блюдце:
- Пора ложиться.
Ложиться - это хорошо. А то ненароком заденешь не ту струну в настроении, и мелодия сорвется. А зачем? Пусть играет…
Как давно не касался Борис таких чистых, плотных, отглаженных - домашних - простыней. Он почувствовал их хрустящую холодность. В то же время чутко ловил все шорохи и звуки из кухни. Катя помыла блюдце, переставила чашки, вытерла стол. Зашла в ванную. Закрылась, словно постоялец мог набраться наглости и войти к ней, раздетой. Долго, бесконечно долго регулировала краны, подбирая температуру воды. Наконец стала под душ…
- Удобно? - первое, что спросила, войдя в комнату.
Борис в ответ лишь протянул руку. Катя секунду размышляла, потом все же подошла. Протянула в ответ свою. Капитан сделал вид, что или не заметил ее, или промахнулся. Коснулся ладонью колен. Катя, прикрыв глаза, в который раз вспомнила Некрылова с его вопросом, кому же будет сегодня разрешено касаться их. Оказалось, капитану, о существовании которого еще утром она и не подозревала.
- Спи, - отступая от его ложа, произнесла она. Рука Соломатина скользнула вниз, попыталась задержать исчезающую в темноте ногу, но девушка повторила:
- Спи-спи, завтра рано вставать.
- Встанем. Присядь ко мне.
- Нет, Боря. Тебе это не нужно.
- С чего ты взяла? - Борис сел сам.
- Я не хочу, чтобы ты утром о чем-то пожалел.
Катя сбросила халатик и быстро юркнула под свое одеяло, мелькнув незагорелой выпуклостью груди и трусиками. Борис невольно подался к этой белизне, но девушка остановила его:
- Если у нас сложатся добрые отношения, ты, может быть, когда-нибудь приедешь ко мне. Но приедешь сам и ко мне. А не из-за того, что негде переночевать, а тут вроде как бы и женщина под боком. Договорились?
Борис, совершенно не ожидавший такого поворота, промолчал. Ведь все шло к тому, что они будут вместе, уже самого себя убедил в искренности и неизбежности отношений, уже та фраза на кухне вызвала прилив крови, а в итоге - "ждите ответа".
Ответа ждала на самом деле Катя.
- Э-эй, о чем молчим?
- Да так.
- Все нормально, Боря. Вот увидишь. Ты мне понравился, я не скрываю, но… Спи.
- Уснешь тут.
- Уснешь. Когда мысли уходят - уснешь.
- Так мысли - они не зависят от нашего желания.
Катя не ответила. Это можно было расценить как угодно: она сомневается в правильности своих действий или наконец согласна соединить их постели и только стесняется сказать об этом, или, наоборот, молчанием прекращает ненужный разговор.
Какой из вариантов выбрать и при этом не ошибиться - такая задача для Бориса оказалась непосильной. Приподнявшись на локте, он долго смотрел в сторону дивана. Ракитина лежала без движений, он различал только ее руку, выпростанную из-под одеяла и свесившуюся к полу. Подойти, взять ее поцелуем…
- Спи, - в который раз за вечер проговорила Катя, но голос был уже отдаленный, из начинавшегося забытья.
11.
- Поспать бы, - мечтательно потянулся Костя Моряшин, когда "форд" в очередной раз остановился у ларьков и выпало несколько мгновений отдыха.
Но под голову попали нарды, а не подушка, и вместо сна Косте пришлось чесать ушибленный затылок. Белый по связи передал:
- Посадка.
Юра Вентилятор бессердечно бросил свою "девочку" под колеса и бамперы мужчин - "москвичей" и "мерседесов". Хорошо, что те блюли правила дорожного движения и ни щипать, ни гладить бока игривой "ладушки" желания не проявили. Им-то что, они ни от кого не убегают и сами ни за кем не гонятся, идя в общем потоке как стадо железных баранов. Неинтересно вообще-то жить в потоке…
- "Американец" собирает все красные, - предупредил Аркадий, пока в одиночку ведущий "форд".
Кличку клиенту еще не прорабатывали, но если человек ездит на американской машине, почему бы ему и в самом деле не побыть какое-то время американцем?
- Дальтоник хренов, - выругался Вентилятор.
То, что "Американец" не будет реагировать на светофоры, открытием не явилось. И Юра с молчаливого согласия Лагуты добавил скорости, пытаясь обогнать объект и под контролировать его спереди. Кажется, вовремя, потому что на следующем перекрестке Аркадий запросил поддержки:
- Не вижу.
- Во второй строчке, - дал корректировку полосы движения Лагута, не отрывающийся от зеркала заднего вида. - Между вами прокладка из автобуса.
- Понял. Мне не выйти в сторону.
- Принимаем на себя.
Юра притормозил, пропуская правый поток. "Форд" вальяжно прорезал трассу рядом. Добавил газу и Юра, держась на полкорпуса сзади в соседнем ряду. В сгущающихся сумерках одна отрада была - приметность машины объекта. Так что нет худа без добра, пусть и дальше клиенты выбирают себе машины поэкстравагантнее.
Мчались в сторону Москвы - обиталища чиновников, кинозвезд, художников, бизнесменов. Кто жаждет жить широко и вертеть дела по-крупному, столицу не минует. Ее не обойти, не облететь, не перепрыгнуть.
И вместе с этим Москва - болотный лабиринт. Пирамида, уходящая вниз. Она дает власть и тут же отнимает совесть. Приближает к кумирам и сильным мира сего и походя окунает лицом в зловония. Едешь в Москву - будь готов и сам подличать, и ждать того же от других. На белом коне ныне в Москву не въезжают. В белокаменную-смердящую можно протопать только собственными ножками. В столице вначале нужно сделаться своим, узнать, где, за что и какие секиры рубят высовывающиеся головы, а только потом, лавируя или подставляя головы других, идти в нужном направлении. Это раньше в Москву приглашали работать. Нынче - делать деньги. Или помогать делать деньги.
За ними, конечно же, рвался в столицу и "форд".
- Ты смотри-ка, что делает, - не уставал комментировать Вентилятор. - По-моему, включать повороты он считает слишком зазорным.
- Это у них машины на дармовщину, а нам свои бить смысла нет, - призвал к осторожности Лагута.
По себе знал: когда начинаются гонки, разум отстраняется. Но если раньше в КГБ за каждую аварию расплачивался Комитет, то в Департаменте лишних денег не было. Да и не такая серьезная нынешняя связь, ради которой есть смысл бить технику. Оборвется - ну и оборвется, сделают запись, что объект ушел без "НН" в сторону Москвы. Хотя и соваться пока никто не собирается…
- Замени, - попросил майор Белого, когда они промчались в непосредственной близости от объекта. В самом деле, шли рядом слишком долго. Объект, когда проверяется, сначала берет общую картину вокруг, потом только начинает запоминать отдельные детали. По ним и определяет, кто толчется рядом. Из общего потока машин вроде они ничем не выделились, но береженую "наружку" и объект уважает. Лагута даже прилепил на стекло пуделька на присоске: кивает себе головой и кивает, будто занимался этим уже черт знает сколько времени. Пусть он и запоминается. А потом уберется, и на стекло наклеется рекламная полоска "Курите сигареты "Мальборо". Ох, много машин в Москве, и все разные…
Чем ближе подъезжали к городу, тем внимательнее становились к объекту и дороге. Одно отрадно, что скорость поубавилась, и "Американец" стал притормаживать у перекрестков, явно уважая более крутых, которые не только за кольцевой, но и в столице чихать хотели на все три светофорных цвета сразу. Москва. Середина девяностых. Кураж наглости и денег.
- А машина, видать, не его, - предположил Лагута, когда водитель "форда" мягко утопил свою белую стрелу в темной духоте кирпичного гаража, а сам пешком направился в сторону метро "Краснопресненская". Торопясь, Лагута отдал распоряжение; - Юра, за нами. - Поднес к самым губам перебинтованный изолентой микрофончик, подключился к Аркадию Белому: - Оставляй "девочку".
Вести объект в городском транспорте, а тем более в метро - потная спина гарантирована. На ходу цепляя переносные рации, выскочили из машин. Стационарный микрофон, не попав в паз, стукнулся об автомобильный пол, и Вентилятор, даже не чертыхнувшись, привычно полез за изолентой.
Лагута, отпустив "Американца" подальше, последовал за ним вдоль Краснопресненского стадиона, где под покровом темноты строители сносили каменную стену с надписями времен октябрьских событий вокруг Белого дома в 93-м году. Здесь не наблюдалось, конечно же, восторгов и любви ни к правительству, ни к президенту. Вместо камня тут же возносилась железная решетчатая ограда - и бельмо смыто, и эстетично. А что под покровом ночи - ничего. Главное, сделать дело, а после него пусть будут любые призывы и возмущения.
Белый мелькал на другой стороне улицы. Моряшин, перепрыгнув через забор, помчался на параллельную улицу - взять под контроль перекресток.