- Закоренелые преступники не очень-то идут на контакт с нами, - вставил свое слово Сунгоркин, - полагая, что длинный язык удлиняет срок. Тут нужен посредник.
- Я?!
- Ты!
- А если они меня шлепнут?!
- Не дрефь, - покровительственно положил руку на плечо Уфимцева Касимов, - Мы будем рядом.
- Только не надо "ля-ля"! - поморщился Игорь, - Рядом! Вчера на болоте вы тоже были "рядом", а колобок все равно укатился!
Против такого убойного аргумента возражений не нашлось, и в комнате несколько минут плавала тишина.
- Риск, конечно, есть, - проговорил, наконец, Сунгоркин, - Но… Мы подняли уголовные дела на Сиплого и выяснили, что он - авторитетный вор старой фармации, а такие люди на "мокрые дела" просто так не подписываются. С ним можно и нужно поговорить.
Уфимцев молчал, опустив голову.
- А если я откажусь? - произнес он в пол.
- Тогда мы в твоей сумке, которую мы подобрали в лесу, сейчас найдем пакет с героином, - жестко проговорил Касимов, - И такой же героин найдем у Сиплого. Тогда ты пойдешь с ним в одной упряжке - появление твое около его дома зафиксировано. А потом на суде ты долго будешь рассказывать о своим мотивах появления в этом месте.
- Тебя могут даже освободить, - подключился капитан Сунгоркин, - из зала суда. Мол, очередная провокация спецслужб против свободной прессы. Ты даже можешь стать героем среди борцов за демократию. Но ты-то будешь знать, что стал героем из-за своей трусости. Чем ты лучше Кружкина?!
Уфимцев молчал.
- Ладно, - буркнул Сунгоркин, - никакого героина у нас нет. Можешь собирать манатки и валить на все четыре стороны. Только запомни, что ты станешь таким же как они - он кивнул куда-то за окно. - Те, что в сорок первом спасали свою шкуру.
Игорь поднял голову.
- Черт с вами, - произнес он, прищурившись, - я согласен. Только не думайте, что я вашего героина испугался.
- Ты своей совести испугался, Игорек, - ответил Сунгоркин, - А от нее ломки похлеще, чем от наркоты бывают. Правда у тех, кто она есть.
- Только не надо комплиментов, - скривился Уфимцев, - Что я должен делать?
Глава шестая
Визитёр
Автобус, что вез Уфимцева обратно в село, был тот же, на котором журналист бесславно удирал от погони накануне вечером. Водитель узнал Игоря и, надрывая купленный в кассе автовокзала билет, дружелюбно заметил:
- Обсох после вчерашнего?
- Обсох, - равнодушно кивнул корреспондент, не имея ни малейшего желания продолжать разговор. Мыслями он был уже там, в конечном пункте своего путешествия.
Извилистая тропка в березовой роще, мелкое болотце с камышом, косогор, с которого Игорь сигал вчера, в свете дня выглядели по-домашнему мило. И в другой раз корреспондент, умевший ценить деревенские пейзажи, умилился бы даже, глядя на незамысловатую русскую природу, но…
Ледяной ком, спрятавшийся где-то около сердца после того, как он дал свое согласие на посредничество, не хотел таять, и поэтому, сжав зубы до желваков на щеках, Уфимцев прошел через рощу как сквозь вражеский строй.
…Вот и свалка раскуроченной техники, желтые заросли высокой травы, скрывающие покосившийся дом, все тот же пес, привязанный к дверце разобранного грузовика. И лает он так же: самозабвенно и злобно, с остервенением…
На этот раз парень в высоких армейских ботинках не счел нужным скрываться потайными тропами, выйдя к визитеру прямо из дома. Да и черной механизаторской спецовки не было поверх белой майки, обтягивающей широкие крепкие плечи.
- Опять ты? - с недоброй усмешкой процедил он, - Я же тебя предупреждал…
- Сиплый появился? - оборвал его Уфимцев, - Не темни, он должен быть дома. Передай ему, что у меня к нему есть очень важный разговор. Это в его интересах.
- В интересах? - переспросил липовый механизатор, - Угрожаешь? Немного я видел дурачков, которые решались на такое.
- Не твое дело! - повысил голос на парня Игорь, тем самым словно мстя ему за вчерашний страх.
- Ну, смотри… - мотнул головой боевик и вернулся в дом, привычно прикрикнув, - Джек, место!
Сегодня корреспонденту ждать долго не пришлось. Сопровождаемый остервенелым лаем собаки и ставшим вдруг молчаливым охранником, журналист потянул на себя шершавую скобу на почерневшей от времени некрашеной покосившейся двери.
Темные сени, забитые всяким хламом, явившимся взгляду на мгновение, пока входная дверь не захлопнулась за спиной…
Но в этот момент Уфимцев увидел нечто, что в другой момент заставило бы его удивленно поднять бровь, а после разговора в номере гостиницы лишь заставило учащенно биться сердце. (Хотя оно и так бухало в груди, словно молот в кузнечном цеху ярославского моторного завода). В углу, по соседству с дырявыми чайниками и сломанными удочками, стоял, небрежно прикрытый рогожей, аквалангистский аппарат.
"Не наврали, гады…" - беззлобно подумал корреспондент об оперативниках.
Ему стало легче: он нашел то, что в своих размышлениях напряженно искал весь свой путь до заветной калитки - ключевую фразу для начала беседы со старым вором.
"С чего мне начать разговор?" - спросил Игорь Сунгоркина после того, как тот сжато обрисовал ему ключевые моменты предстоящего диалога.
"Сориентируешься на месте, - ответил тот, - По обстановке. В таких ситуациях домашние заготовки не действуют".
Жилое помещение избы, разделенное давно не беленной русской печью, тоже не могло похвастать хорошим освещением. Солнечный свет с трудом пробивался сквозь щели между грязными занавесками на окнах, выхватывая из полусумрака покрытые облупившейся коричневой краской полы, стол с остатками завтрака, окруженный несколькими стульями, старинную "горку" с посудой и - "видеодвойку" последней модели на тумбочке в углу. У стены стояла вполне современная софа, на которой, накрытый пледом, полулежал человек.
При появлении Уфимцева он слегка приподнялся и сделал пригласительное движение рукой:
- Журналист… Бери стул и садись… Нет, в центре комнаты садись, чтобы тебя отовсюду было видно…
Голос у старого вора действительно был сиплый. Однако по тому, как тот говорил - с натугой и придыханием, Игорь понял, что у хозяина берлоги были серьезные проблемы со здоровьем.
- …Ну, говори, зачем пожаловал.
- Я тут у вас в сенях интересный аппарат увидел, - заставил себя усмехнуться Уфимцев, - подводным плаванием увлекаетесь? Ну и как сокровища Рыбинского моря? Радуют?
- Плохое начало, - качнул головой старик на софе, - Хамишь. Значит, боишься… Не бойся, говори. Что тебе до моих увлечений? Что тебе здесь надо? Только не ври! - голос Сиплого внезапно окреп.
- Я работал с архивами УВД, - начал журналист, - и нашел интересное дело времен Великой Отечественной войны. О группе диверсантов из числа предателей, которые должны были отравить целый город с помощью препаратов, доставленных на самолете. Им это сделать не удалось: самолет сбили, диверсантов захватили. И в эту группу входил некто Кружкин, который, как выяснилось, после отсидки жил в этом селе. Мне захотелось с ним побеседовать. Вот только выяснилось, что Кружкин уже умер, а могилу его осквернили какие-то вандалы.
- И ты этих вандалов стал искать среди нас? - саркастически прохрипел Сиплый.
- Да! - выдохнул Уфимцев, - Это сделали ваши люди!
Из темноты комнаты в сторону журналиста шагнули сразу два человека. Корреспондент физически почувствовал тяжелую угрозу, исходящую от этих фигур, и напрягся, ожидая удара. Заговорил быстрее, старясь предотвратить такую нежелательную развязку. Однако напор не ослабил, памятуя наставления Сунгоркина "Надо их сразу вводить в клинч. Знаешь, есть такой боксерский термин? Нужно их ошеломить фактами".
…-Вы нашли этот самолет. Но в нем оказалось не то, что вы ожидали. Не наркотики, а яд! И ваши люди разгромили могилу Кружкина. Отомстили мертвому.
- Откуда ты знаешь…
- Только Кружкин не виноват, он сам не знал, что в самолете вместо психотропных веществ были сильнодействующие яды.
- Отвечай на мой вопрос! Откуда ты это знаешь?! - Сиплый почти выкрикнул эти слова, и Уфимцев почувствовал, как на его плечи легли тяжелые руки, стали давить к полу.
- Все это было в деле, в протоколах допросов, которые я прочитал… - выдохнул корреспондент, - Вы… Отравились?..
Руки на плечах неожиданно ослабли. Журналист не заметил, как старик подал сигнал своим громилам.
- Да, - просипел он, - Эта сука отравила меня. Там было всего несколько целых ампул. Остальные разбились, наверное, еще тогда, когда самолет упал в воду. Мы решили попробовать… Лохматый умер сразу, Кружка эта - тоже, а я скриплю еще… Но и мне скоро хана. Яд говоришь? Но тогда почему я жив до сих пор?
- Может, срок годности… - бросил реплику Уфимцев. - Этот яд должен отравить целый город и если он попадет в водозабор…
- Я тебе уже говорил, придурок, что остальные ампулы разбились, - прокаркал Сиплый, - Ящики были набиты колотым стеклом и затянуты илом. Отравиться город должен был еще тогда, в сорок втором…
- Но не отравился, - прошептал Уфимцев.
- За него это сделал я, - умирающий оскалил зубы в подобии улыбки, потом протянул руку в сторону стола, - Там карта с точными координатами падения самолета. Две недели искали… Этот Кружкин не хера не помнил… Отдашь властям, пусть экспертизу проведут. А то такой кипеж начнется… Возьми две ампулы оставшиеся. Тоже отдай… Не дрейфь, они безопасные - запаянные… Все - вали! Будешь статью писать - про меня не говори, а то все блатные смеяться будут, как Сиплый фрайернулся…
…Дверь дома захлопнулась с глухим стуком. Пес по-прежнему лаял. Со скрипом закрылась за спиной калитка. Охранник на этот раз не обмолвился ни словом. Ветер обдул вспотевшую спину, колыхнул сухую осеннюю траву, прошелестел листвой кривой березы, донес хриплый крик петуха. Всё.
Уфимцев посмотрел на часы: его визит длился ровно пятнадцать минут. Всё. Кончилось. Все так обыденно, что не верится. Он вспомнил рассказы о центре - "глазе" морского урагана, где волны плещутся в штиле, в то время как вокруг уходят на дно корабли. А может, все настоящее на самом деле обыденно, спокойно? Если ты, конечно, находишься в центре событий, а не страдаешь эмоциями где-то на их обочине.
Игорь сжал пальцами в кармане ампулы, завернутые в клетчатую бумагу, вырванную из школьной тетради. Всё. И он, передвигая вдруг затяжелевшие ноги, пошел по узкой тропке, заставляя себя не оглянуться назад, туда, где в спину, словно пулеметная очередь, бил тяжелый взгляд боевика, удерживающего на коротком поводке захлебывающуюся лаем немецкую овчарку. И Уфимцев на мгновение ощутил, что на его плечах - не джинсовая корейская куртка, а расползающаяся от влаги и грязи шинель. А сзади - вышка с солдатом латышских частей "ваффен-СС" и - короткий раструб "цвайундфирцих-машиненгевер", целящий меж лопаток. И - та же рвущаяся с поводка собака. И - томительное ожидание выстрела с вязким хрустом плоти, расходящейся под ударом пули…
…Та же березовая роща, те же желтые листья, чуть слышно шуршащие под ногами, прохладный по - осеннему ветерок, обдувающий спину… Те же, да не те. Игорь, поминутно оглядываясь, шел по тропе, то и дело сворачивая с нее под укрытие деревьев, готовый в любую секунду броситься в глубину леса. Он ждал погони. Но ее не было.
Во время очередного зигзага, Уфимцев только собрался перевести дух и выкурить сигарету, как из-за кустов, как раз со стороны леса, куда он собирался бежать, к нему шагнули две фигуры. Журналист едва не выронил пачку и уже собирался броситься наутек, но вовремя узнал в одной из них капитана Сунгоркина.
- Ну? - без предисловий произнес тот, останавливаясь перед Игорем и поднося зажженную зажигалку к кончику его сигареты. Уфимцев при других обстоятельствах обязательно оценил бы этот эффектный жест, как и само неожиданное появление контрразведчика, но в данный момент сил на удивление и восхищение не было.
Журналист в ответ прикурил сигарету, старясь спрятать дрожь в пальцах, затянулся, поперхнулся дымом, тяжко закашлялся. Сунгоркин стоял рядом и терпеливо ждал. Подавив кашель, Игорь также молча протянул капитану газетный сверток с ампулами.
- Что это? - спросил тот, не торопясь брать его в руки.
- То, что вы искали. Не боись, они запаянные…
Смеркалось. Накрапывал дождь. Ветер с Волги гнал листву и мусор вдоль главного рыбинского проспекта, именовавшегося до революции 1917-го "Крестовским". Проезжали редкие троллейбусы. По мокрому, узкому тротуару, едва освещенному тусклыми редкими фонарями, торопливо семенили прохожие, вжимая голову в плечи перед враз наступившей осенью. Уфимцев сидел на тяжелом дубовом стуле, смотрел в заплаканное окно в баре, обитом мореной сосной, с тяжелыми, стилизованными под старину, светильниками над столами, и пил бренди "Сленчев бряг".
Изделие из коньячного спирта, разлитого по пузатым, из зеленого стекла, бутылкам в подпольном заводике где-то под Москвой, никоим образом не напоминало настоящий бренди одноименной марки, появившийся в первопрестольной еще в 90-м. Однако это был единственное изделие в баре, которое можно было отнести к "коньякам". Остальной народ пил водку. Уфимцеву же не нужно было туманить голову - требовалось согреть душу. Поэтому он цедил коньячный спирт, привезенный откуда-нибудь из-под Грозного, и вспоминал события прошедшего дня.
В той роще Сунгоркин забрал у него уцелевшие ампулы, внимательно рассмотрел и засунул в портмоне листок бумаги с координатами погибшего самолета, переданные Игорю Сиплым. Выслушал короткий рассказ, потом протянул Уфимцеву руку:
- Спасибо за помощь. Дальше мы сами, - улыбнулся, - с меня причитается. Давай, Игорек, двигай к шоссе, там тебя машина ждет: добросит, куда скажешь, в Ярославле.
- Не, - помотал головой Игорь, - У меня еще в Рыбинске дела есть. До Ярославля сам доберусь, автобусом.
Он вдруг вспомнил о девушке со светлыми волосами, Любе. В конце концов, должно же произойти хоть что-то хорошее в этой чертовой командировке!
- Ну, как знаешь, - пожал плечами капитан, - Я бы на твоем месте в этом городе не отсвечивал. Уголовники, понимаешь, народ ненадежный, могут пожалеть, что такого свидетеля отпустили. Мы же за тобой хвостом ходить не можем. У нас, сам знаешь, другая задача.
Игорь вместо ответа еще раз пожал Сунгоркину и его незнакомому спутнику руки и, не оглядываясь, пошел в сторону шоссе.
Подождав, когда джинсовая спина журналиста скроется за деревьями, спутник повернулся к Сунгоркину:
- Ты рисковал, Андрей. А если бы с парнем что-нибудь случилось?
- Процентов тридцать риска - это нормальный уровень. Я же не мог светить своего источника в окружении Сиплого: если бы на них вышли мы, то этот старый уркаган наверняка догадался, что "протечка" произошла из его окружения. А тут прямо в масть подвернулся этот журналист. И "легенда" у него была вполне правдоподобная.
- Интересно, если в ампулах действительно яд, то почему Сиплый не сдох сразу?
- А хер его знает. Вполне возможно, что среди груза самолета действительно были какие-то сильнодействующие вещества. Дыма без огня не бывает: Маков и Кружкин, рассказывая о них на допросах, вряд ли так согласованно врали… Впрочем, вскрытие покажет, что там валяется на дне среди обломков самолета. Так что пора заряжать группу аквалангистов.
- С уголовниками что будешь делать?
- Ничего, - ответил Сунгоркин, - Пусть живут, романтики ножа и топора. Хотя, о Сиплом это уже не скажешь.
Об этом разговоре Уфимцев не знал, да и не узнает никогда. Единственное, что Игоря мучило, пока он шел к ожидавшей машине, так это факт, что написать об этом приключении он не сможет никогда. По крайней мере, лет десять. Об этом, на прощанье предупредил все тот же капитан Сунгоркин:
- Подписок о неразглашении с тебя брать не буду, но учти, Игорь, болтать об этом не рекомендуется. Да и писать тоже… Без компетентного подтверждения твоя статья будет лишь блефом, а государство все это будет отрицать. И выйдешь ты в глазах общественности всего лишь балаболом, который в командировке нажрался, потерял фотоаппарат, попал в отделение милиции, а чтобы отмазаться перед своим начальством, придумал такую байку. Да и твой редактор статью не пропустит, несмотря на всеобщую гласность: чтобы без доказательств пугать целый город, нужно быть полным мудаком.
- Фотоаппарат-то я нашел, - ответил Игорь, которому тон капитана нравился все меньше.
- Так снова потеряешь. Дурное дело нехитрое.
- Пугаешь?
- Нет, Игорь, выношу благодарность. На самом деле ты сделал очень большое дело. И ты рисковал. Ей-Богу, если бы все происходило в старые времена, ты бы благодарность от органов получил, а сейчас… Это тебя только скомпрометирует. Вот, бля, времена-то пришли: выполнение гражданского долга - компрометация! Ладно, Гоша, иди. Бутылка армянского коньяка все равно за мной… Ну как, договорились?
Уфимцев решительным глотком протолкнул в желудок остатки бренди, которые ожгли слизистую не лучше самогона, сжал в руке жетон телефона-автомата и выбрался из-за стола. Кивнул у стойки бармену:
- Присмотрите за столиком, чтобы не занимали - я сейчас подойду!
Таксофон висел в тамбуре, и Игорь поблагодарил случай, что не ему не потребовалось выбираться под унылую серую промозглость, вдруг сменившую ярко-желтые цвета конца лета.
…-Алло, Люба? Это Игорь. Какой? Ну, мы вчера в автобусе познакомились. Вечером. Помните? Может, встретимся? Вы сегодня заняты? У подруги? Да-да конечно… Нет, завтра я не могу. Я уезжаю обратно в Ярославль. Да, конечно, пишу ваш ярославский телефон. Да, конечно. До свидания, Люба.
Уфимцев посмотрел на часы и прощально махнул бармену: мол, держать столик уже необязательно. Поднял воротник курточки и вышел на улицу. Он посмотрел направо: к остановке как раз подъезжал троллейбус до автовокзала: до ближайшего рейса в областной центр оставалось около часа…
Глава восьмая
Типичное
Вторая половина рабочего дня выдалась исключительно тоскливой.
Ранние октябрьские сумерки сгустились за окном обширного кабинета редакции ярославской областной газеты, в котором уместилось целых три отдела: информации, местной жизни и экономики. Верхний свет был выключен, горели только настольные лампы на рабочих местах журналистов. От этого мгла за окном была еще беспросветней.
Собственно говоря, в этом кабинете - комнате бывшей коммуналки, обклеенной темно-зелеными обшарпанными обоями, даже в яркий солнечный день не было светло. Редакция располагалась в полуподвале старинного купеческого особняка, ставшего после октябрьской революции обычным жилым домом, и большинством своих окон выходила во двор, на белую стену домика союза писателей, соединенного с особняком арочными воротами. Скорее всего, до исторического материализма в нем обитала прислуга хозяина дома, далеко не бедного купца, позволившего себе двухэтажный кирпичный особняк в центре губернского города.
Ярославские писатели собирались в своих пенатах крайне редко, дверь чаще всего была заперта. Так было и сейчас. С обеда беспрестанно сыпал дождь пополам со снегом, и это усиливало беспросветную скуку вечера.
Игорь Уфимцев, чей стол как раз располагался напротив полуподвального окошка, забранного выкрашенной белой краской решеткой, еще раз с отвращением посмотрел во двор и перевел взгляд внутрь кабинета.