- Мне хотелось бы с вами поговорить… - Уфимцев чувствовал, что он больше не может находиться в этом помещении, пропахшем химической смертью, - Может, выйдем на улицу?
- Отчего же не выйти? Пошли! Мы уже согрелись - ответила все та же обходчица, предварительно оглядев товарок, - Я вам все расскажу, но с условием: не надо нас называть. Начальство за это по головке не погладит…
Ситуация прояснилась быстро. Местные железнодорожники вместе с районной властью на место аварии пригнали снегоуборочный поезд, из бункеров которого на залитые гептилом пути высыпали несколько тонн песка, позаимствованного в ближайшем карьере. Потом грейдером того же поезда песок убрали и вывезли. Пресс-служба губернатора все сообщила правильно, если не обращать внимание на детали.
А детали заключались в том, что ковш грейдера, предназначенного для уборки снега с путей, был устроен так, что мог сгребать только тот песок, что был выше железнодорожных рельс. Его-то потом и благополучно собрали с помощью транспортера… Лежавший же на отравленной земле и пропитавшийся высотоксичным ракетным топливом, так и остался на месте. В компании с грунтом, который, естественно, тоже никуда не делся…
Вторая деталь состояла из того небольшого, но очень примечательного факта, что даже тот относительно чистый песок, что благополучно собрали на месте аварии, ни на какой специальный полигон не отвозили. Его кучи высыпали в пруд неподалеку от насыпи с двух километрах к югу от города.
Третья же заковыка была в том, что уже после официальной "ликвидации аварии" в больницу попали еще несколько дорожных рабочих, которые так и не смогли свыкнуться с ядовитым запахом в будке обходчиков и вокруг нее. Примечательно, что заболели мужчины, женщины же оказались более устойчивыми к ядам. Об этом с грустной улыбкой размышлял Уфимцев, пока по грязным улицам Данилова разыскивал здание местной власти.
"Вымираем потихоньку, - думал он, перепрыгивая через очередную лужу в асфальтовой выбоине, - Оказываемся менее приспособленными к мутациям. Как мамонты. Да здравствует победивший матриархат и вечная память героям, павшим на половом фронте!"
В здании районной администрации Игорь оценил преимущество небольших городков: все ее представители оказались на месте. И они, со смущением и после традиционных попыток свалить вину друг на друга, признали грустные и общеизвестные факты: аварию ликвидировали небрежно из-за отсутствия нужной техники, людей, а - главное, желания. Это, впрочем, не помещало бодро отчитаться перед областной властью, которая, как водится, не проверила выполнение работы. Она, как обычно, все трудности исполнения свалила "вниз", не испытывая желания помочь провинциалам, зато своевременно отрапортовала в Москву о своих героических деяниях по предотвращению крупной экологической аварии…
- Мы еще раз проверим ваш сигнал! - энергично произнес глава районной администрации на прощание, - И если он подтвердится, накажем недобросовестных исполнителей!
При этом он грозно взглянул на ссутулившегося начальника местной гражданской обороны. Не оставалось никаких сомнений, кто окажется "недобросовестным исполнителем".
"В общем, все нормально, - подумал Уфимцев, выходя из кабинета, - Стрелочника назначили, показательную порку проведут… Но они так и не смогли мне ответить, как будут собирать тот грязный песок и грунт. Надеюсь, что после моей статьи в Ярославле почешутся. Говаривают, наша газета - любимая у губернатора…"
… -Игорь! Уфимцев! - раздался мужской голос у него за спиной.
Журналист обернулся и увидел идущего к нему Володю Зенина, сорокалетнего местного жителя, корреспондента местной районки и одновременно - собкора их газеты.
- Вот так встреча! - произнес Игорь, пожимая коллеге руку, - А ты как здесь очутился?
- Давицин позвонил, сказал что ты к нам едешь. Попросил помочь. К электричке на вокзал я не успел, ну, думаю, ты все равно в местную администрацию пойдешь… Вот и подождал.
- Ты в курсе? - спросил Уфимцев.
- В общем, да… - погрустнел Зенин, - Но, понимаешь, мне полгода назад в городе новую квартиру дали, поэтому с нынешним главой мне ссориться как-то…
Он замялся.
- В общем, не с руки, - подсказал Уфимцев и подмигнул, - Да ладно, я все понимаю. Как раз для таких случаев и существуют корреспонденты из центральной редакции. Нам что, нам здесь не жить… Ты знаешь, куда песок со станции вывезли?
- Знаю, - ответил Зенин, - два километра от станции в сторону Ярославля.
Информация железнодорожников подтверждалась.
- А как туда добраться?
- Пехом. Это болото около насыпи, туда дорог нет. Только пешком по "железке" дойти можно.
- Болото говоришь… - задумчиво повторил Уфимцев, - А мне сказали, что пруд.
- Ну, это раньше речка была, - уточнил Зенин, - Когда насыпь делали, ее под дорогой в узкую трубу замкнули. Речка стала мелеть, заболачиваться…
- То есть на этом месте есть грунтовые воды, - пробормотал как бы про себя Уфимцев, - И вся токсичная гадость с песка уйдет под землю, а оттуда в водозаборы, на поля колхозные. В пищу. В общем, все, как обычно. Ладно, прогуляюсь до речки… Знаешь, что… - Игорь на секунду задумался, - В качестве моральной компенсации за прикрытие твоей задницы хочу попросить помочь свести с одним местным оригиналом…
"Без пяти четыре, - Уфимцев посмотрел на часы после беседы с космополитом художником, нарушавшим западные, некогда нерушимые границы бывшего Союза, рисовавшим в Германии и копившим деньги на рысаков для возрождения России, - У меня полтора часа: последняя электричка в Ярославль уходит пол-шестого. А нужно еще протопать по насыпи четыре километра в оба конца…"
Игорь твердо решил добраться на болота с песком и сделать снимки: после их публикации губернатор будет просто обязан приказать дезактивировать станцию уже по-настоящему. Бодрым шагом, решительно закинув далеко за спину черную сумку из кожзаменителя с фотоаппаратом и блокнотом, он шагнул на серый гравий железнодорожной насыпи.
Через первые двести метров выяснилось, что прогулки по ней - не самое приятное занятие. Камни выворачивались из-под ног, сбивали темп ходьбы. Узкая полоска между краем насыпи и рельсами порой сужалась и приходилось идти по самим путям. А уж в этом случае нужно было постоянно вертеть головой, шарахаться от любого гудка тепловоза и прыгать вниз, чтобы не оказаться без ног или головы.
Первый километр был пройден без особых приключений. Вдоль путей тянулись дачные участки даниловцев, насыпь была низкая, заросшая кустарником, поэтому загнанный в него двумя товарными составами корреспондент всего-то провалился в талые сугробы и промочил ноги до колен.
Это даже бодрило: по-настоящему интересный материал должен добываться в труде и лишениях. Как там в песне поется? "Сутки шагать, сутки не спать - ради нескольких строчек в газете!" Эту песню Уфимцев недолюбливал из-за ее излишнего пафоса, но на данный момент она подходила как нельзя лучше.
Речитатив песни, позволяющий держать темп ходьбы, сбился на втором километре пути. Кромка насыпи сузилась до одного шага взрослого человека. Высота насыпи увеличилась же на метра два. И по ней все чаще приходилось карабкаться вверх после того, как очередной локомотив загонял Уфимцева в болото, бесконечно тянувшееся вдоль железнодорожного полотна.
В ботинках противно хлюпало, сырые мокрые носки напоминали о неизбежной простуде, время до ухода последней электрички стремительно уходило. Несколько раз Игорь малодушно думал о том, что неплохо повернуть назад. Однако он останавливал себя одним, не менее разумным доводом: об этом следовало бы подумать раньше, а не сейчас, когда большая часть пути пройдена. Об обратной дороге размышлять не хотелось.
Солнце катилось к закату. Теплые весенные лучи спрятались. Сквозь кустарник и деревья леса, обступающего дорогу, пробивались красные полосы. Уфимцев шел по западной части насыпи, ее половина уже погрузилась в тень, и корреспондент уже застегнул на все пуговицы легкомысленно расстегнутую куртку. Игорь бы с удовольствием погрелся под последними лучами на восточной стороне, однако, по словам бригадирши обходчиц, песок вывалили как раз по пути его движения, и он боялся пропустить нужное место.
"Мудры ребята, - думал он о даниловских начальниках, - Песок собрали почти идеально чистый, поэтому какой смысл везти его на специальный полигон, платить за это деньги? Ни один прокурор не придерется. А что касается вонючих путей… Со временем запах подвыветрится. Да и вообще, когда шпалы "шанелью" пахли? И то, что работяги заработают непонятные болезни… Так через сколько лет они проявятся и проявятся ли вообще? Попробуй свяжи их с давнишней аварией, произошедшей на перегоне в начале девяностых… Мудры. Но у меня эта бомба взорвется!"
Уфимцев, несмотря на своей общее достаточно скептическое отношение к демократическим властям, губернатору, сменившего полтора года назад первого секретаря обкома партии, симпатизировал. Бывший рыбинский мебельщик запросто общался с журналистами, реагировал на их критические замечания в адрес власти, демонстрировал здравый смысл и не чурался народа. Да и в борьбе с областным Советом газета, в которой работал Игорь, поддерживала именно его. Поэтому Уфимцев надеялся, что неправильно информированный "губер" (как фамильярно, по свойски звали его в области), исправит положение, допущенное головотяпами на местах.
…Обходчицы не соврали.
Десятки тонн песка ровными бараханами почти засыпали чахлое болотце с сухими камышами. Игорь взобрался на них, отщелкал десяток кадров, затем вскарабкался на насыпь, чтобы сделать общий план.
И здесь он даже не услышал, а почувствовал правой щекой тугое движение холодного воздуха.
Позже, когда Игорь попытается проанализировать свое поведение, он придет к выводу, что действовал абсолютно инстинктивно, и что его мозг начал анализировать детали уже после происшедшего.
После того, как Уфимцев прыжком вымахнет с середины путей на откос, кубарем скатится с насыпи и провалится в талую воду.
Только после этого он будет осмысленно смотреть на мелькающие вагоны "ярославской" электрички, на которую он опоздал.
И которая едва не убила его, стрелой вылетев из-за ближайшего поворота.
До Данилова он добрался уже в синих весенних сумерках. Посидел в деревянном кресле на вокзале, шевеля пальцами в раскисших носках и тупо глядя на неизменную пальму в кадке. Поерзал, примеряясь к неизбежной ночевке. Понял, что заснуть в этом кресле можно только после того, как не поспишь сутки или выпьешь бутылку водки. После чего решительно встал и направился в сторону двери в табличкой "Дежурный по вокзалу".
…-Пассажирских не будет до утра. А что касается грузовых составов, то я не имею полномочий посадить вас на проходящий поезд!
Дежурный впервые видел живого журналиста, поэтому к представителю "четвертой власти" (по определению уважаемого и авторитетного - не то что, какой-то Горбачев! - первого президента России) испытывал определенный пиетет. Как к любой власти. К коей он себя так же причислял, и оттого считал, что должен помочь коллеге из той же сферы, хотя и из другого цеха.
- Поймите, у меня нет таких полномочий!
Растрепанный ветром и осунувшийся хмурый парень буркнул в ответ:
- А у кого они есть?
Дежурный с шумом выдохнул воздух, посмотрел в окно, подозвал корреспондента:
- Видите на третьем пути стоит грузовой? Через десять минут он идет в Москву. Без остановок идет. Если экипаж вас как-то сможет высадить в Ярославле, то… В общем, идите и договаривайтесь со старшим машинистом. Может, и возьмут…
Взяли.
Много позже, вспоминая, Уфимцев поймет атмосферу того времени, которое в двадцать первом веке назовут "лихими девяностыми".
Первые годы этого десятилетия станут сродни таким же романтическим, горячим и беспредельным годам гражданской войны начала двадцатого столетия. Сродни из-за общего духа надежды, веры в лучшую жизнь и справедливость новых правителей. Только потом будет расстрел Белого дома - новый Кронштадт 93-го. Жуткая в своей бессмысленности бойня в Чечне… Политический блеф новой власти в виде генерала Лебедя и подтасовка президентских выборов в 96-ом. Дефолт. И усталость, разочарование целого поколения, из прорвы вытащившего страну из новой разрухи. Поколения советских людей, не вошедших в формат нового века и оставшегося в понимании гламурных новых людей "лузерами".
Но это будет потом. А в апреле - го локомотив бежал на юг, в сторону Москвы. Люди, еще не успевшие озлобиться, и забыть братскую общность единого народа, привыкшего жить бедно, но гордо, помогали друг другу.
Просто так.
За красивые глаза.
Уфимцев стоял между машинистом и его помощником и зачарованно смотрел на нескончаемый калейдоскоп блестящих путей, огней семафоров и пролетающих станций. "Наш паровоз вперед лети, в коммуне остановка. Иного нет у нас пути…"
В Ярославле, на станции "Приволжье", что тянется вдоль длиннющих корпусов моторного завода, локомотив притормозит.
- Помни! - скажет на прощанье молодой помощник, - прыгай вперед, по движению! И ноги сгибай! Столб проехали! Давай!
Уфимцев прыгнет, забыв согнуть ноги, получив ощутимый удар по ступням, моментально отозвавшийся болью в паху. Пробежит пять метров вперед, едва не ткнувшись лицом в землю. И оценит точность железнодорожника, увидев впереди очередной столб - главную и смертельную опасность всех "прыгунов". Махнет на прощанье рукой, услышав гудок тепловоза.
Корреспонденция вышла в газете через два дня. Еще спустя неделю Игорь позвонил в Данилов справиться о реакции властей и узнал, что все осталось по-прежнему: пропитанный ракетным топливом грунт со станции не собрали, песок остался под насыпью, а обходчицы, как и прежде, греются в пропахшей химической смертью будочке.
Уфимцев сгоряча схватился на трубку телефона и набрал пресс-службу областной администрации, где его всегда привечали и поили чаем. Однако на этот раз ответила не личный пресс-секретарь губернатора Ирина, а кто-то из референтов.
"- Да, да - услышал он скучный голос на другом конце провода, - Мы читали вашу заметку. Однако, понимаете, она очень субъективна и не отражает настоящего положения вещей…"
"- Как не "отражает"! - едва не закричал Уфимцев в ответ, - Я же там был! Я лично все видел. Сам чуть не отравился!"
"- У нас совершенно другие данные. Впрочем… Мы их перепроверим. Спасибо. До свидания!"
- Ну, а ты чего ждал? - до сего момента тихо сидевший на своем месте Швед насмешливо посмотрел на раздосадованное лицо Игоря, - Что команда главы администрации после твоей заметки будет показывать, что они обгадились? Как же! Лучше сделать вид, что твоего материала просто не было. Стой! - Швед предостерегающе поднял руку, увидев, что Уфимцев с решительным видом выбирается из-за стола, - Ты куда?
- К Лехе! - Игорь мотнул головой в сторону кабинета главного редактора.
- Думаешь, он не предвидел такой результат?
- Тогда зачем я ездил? - Уфимцев растеряно остановился посередине комнаты.
- Чтобы продемонстрировать независимость нашей газеты. Показать, что и мы имеем свою точку зрения, а не питаемся только из официальной кормушки.
- И мы показали…
- И мы показали! - кивнул Швед.
- Прокукарекали…
- Прокукарекали!
- А дальше хоть не рассветай!
- Можно сказать и так… - сморщил Швед свой длинный нос.
- А я… Эту отраву хавал, по болоту ползал, от электричек увертывался… Блин, а люди, которые там…
- Это твоя работа, Игорь!
- Кукарекать.
- Ну зачем так трагично…
- Ничего, все нормально…
Уфимцев сгреб со стола листы черновика очередного материала, небрежно сунул их в верхний ящик стола, подхватил сумку и направился к выходу.
- Ты куда? - кинул ему в спину Швед.
Уфимцев не ответил.
В "Бристоле" было накурено - работал бармен Андрей, и по этой причине в полутемном баре тусовалась привычная компания. Она сразу приняла в свои ряды Игоря, и "Сленчев Бряг" горькими обжигающими комочками покатился в горло, рассасывая застрявший в груди горячий комок обиды.
- Чего-то тебя давно не было! А тебя тут вспоминали… - редактор студенческого альманаха Рязанцев наклонился к его уху и показал на вход.
Игорь поднял глаза от стакана и увидел у двери брюнетку Жанночку. Она улыбалась, глядя на него. Улыбалась несколько неуверенно, что на нее совсем было непохоже.
"Как нельзя кстати!" - подумал Уфимцев, швырнул в горло остатки бренди и пошел навстречу девушке, - "Как там говорил дон Румата? Будем веселиться, черт возьми! Будем веселиться!"
…Апрель подходил к концу. Снег сошел с крыши и поэтому капель уже не долбила жизнерадостно в пузырящуюся лужу. Солнце просто отражалось от нее, весело пускало зайчики в грязное окно редакционного полуподвала и резало глаза. Уфимцев щурился, тер похмельную голову, мечтал о обеденном перерыве с бутылкой пива и, как обычно, вполуха слушал привычно-надоедливое бухтение Шведа.
Телефон на соседнем столе зазвонил. Швед взял трубку и протянул ее Игорю:
- Тебя!
…-Уфимцев? Игорь? Это Седков говорит. Из управления транспортной милиции. Помнишь? Не передумал на Кавказ с нашими ехать? Тогда собирайся! Завтра-инструктаж. Выезжаем во вторник.
Уфимцев посмотрел на календарь. На нем значился понедельник.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Группа сопровождения
Глава шестнадцатая
Дагестанский ветер
Все было очень похоже на армейский марш-бросок.
Стремительный инструктаж актовом зале. Группа сопровождения сидит на стульях в его середине. Офицеры, провожающие их - вдоль стен, по периметру комнаты. Больше всего говорит подполковник необъятных размеров, рассказывая на все лады, что в далекой республике в делать нельзя, а что можно. (И оказывается при этом, что "можно" только одно: бдительно нести службу, не забывая о высоком звании российского милиционера). Подполковник тучен, говорит отдуваясь, и поэтому его слова на фоне непрерывного посапывания кажутся всего лишь необходимым привеском мероприятия.
Генерал, единственный из присутствующих сидящий в президиуме, за столом на небольшой сцене, в свою очередь, краток. Сказал лишь, что группа сопровождения должна вернуться обратно в том же составе, что и сейчас.
От этой речи у Игоря по лопаткам протянуло сквозняком.
За стенами актового зала последовало короткое знакомство с четырьмя товарищами по группе: Вадимом, усатым капитаном из Архангельска; Саней, коренастым старшиной из Сыктывкара; и двумя сержантами - белобрысым усатым постовиком из Данилова, Володей и - совсем молодым, чернявым, в берете морской пехоты, Валерой из родного Ярославля. "В дороге познакомимся плотнее", - заметил старший группы, капитан, когда все пятеро вышли из управления и сгрудились на трамвайном кольце недалеко от вокзала Ярославль-Главный.
И они разбежались в разные стороны. Приезжие - по магазинам, докупать мелочи в дорогу, Игорь и Валера, которого журналист за глаза назвал "морпехом" - по домам.
Если быть точным, домой Игорь придет поздно. И изрядно навеселе. И тут же закроется в своей комнате, чтобы не встречаться с хмурым взглядом отца и - полным надежды взором матери, до последнего момента надеявшейся, что их непутевый сын откажется от очередной своей сумасшедшей затеи…