- Ник! - обратился Рамазан к Николасу - хозяину комнаты, - Полотенца есть? Давай мочи их под водой быстрее, за респираторы сойдут! Так! Игорь, бери третье полотенце и пошли с нами на тот этаж. Надо людей выводить, задохнутся, к черту… Ник, ты давай на лестницу, к лифтам, никого не пускай на этаж. Понял? Давай!
Коридор общежития был затянут белесой пеленой дыма. Торопливо замотав лицо мокрым полотенцем, Уфимцев нырнул в эту кисею вслед за Ромкой и Мишей. Дверь горящей комнаты была заперта. На стук никто не отзывался.
- Давай к соседям! - сориентировался таджик.
Выскочившая в халатике девушка хватанула дыма, рвущего легкие, закашлялась, едва успев сообщить, что соседка, венесуэлка Мария, уже как час ушла к своим землякам куда-то на этажи выше. Игорь, чуть ли силком вытолкнул ее на лестничную площадку к лифтам.
- Но у меня там вещи… - трепыхнулась было она.
Но вытаращенные над вафельным полотенцем глаза Уфимцева, которого уже тащил на своем поводке адреналин, пресекли эту попытку на корню. Девчонка покорно нажала на кнопку вызова, а Игорь бросился обратно в коридор.
Дальше пошла обычная работа: отчаянный стук в дверь, короткое объяснение и выталкивание людей из все сильнее затягиваемого дымом коридора. "Пробомбив" все двери горящего крыла, срывая повязку в тамбуре у лифтов, до которого еще не дотянулась вонь горящей помойки (именно так пахнут пожары), Рамазан продолжал командовать дальше:
- Все! Здесь или больше никакого нет, или им не повезло. Дальше работа пожарных. Игорь, мы с Мишкой и Николасом двинем в другое крыло - будем оттуда народ эвакуировать. А ты дуй вниз, на вахту, вызывай пожарных!
Не дожидаясь лифта, Уфимцев кубарем скатился по крутым ступеням лестницы с восьмого этажа. Впрочем, его растрепанная фигура не произвела никакого впечатления на бабушку-вахтершу, видавшую на своем посту разные виды.
- Пожар? - равнодушно протянула она, - Вот телефон, вызывай. Мне проблем за ложный вызов не нужно!
- Да ты нос высуни на улицу, посмотри! - бешено прохрипел Игорь.
- Звони, мне-то что… - ответила бабка и шлепнулась обратно в свое кресло.
…После того, как пожарные, поднявшись на лестнице до восьмого этажа, пролили из брандсбойтов комнату погорельцы Марии, (в результате чего обои жилья Николаса этажом ниже дружно отвалились, а в разбухших шкафах перестали закрываться двери), обещали прислать акт и уехали восвояси, на этаже появилась хозяйка комнаты. Бродя растеряно по почерневшему от копоти линолеуму среди обгоревшей утвари, она повторяла по-испански только одну фразу: "Проклятый русский телевизор!"
Африканец Николас сидел у стола с раскисшими остатками тризны по Жан-Клоду и рассеянно цедил водку из оставшейся бутылки.
- И как ты все это оцениваешь? - проговорил Уфимцев, усевшись рядом с ним на мокрый от пены стул, - Может, дух Клода таким образом решил о себе напомнить?
- Жан-Клод был христианином. А я похож на жреца вуду? - пробурчал Николас, - Все просто. Эта курица Мария включила телевизор. "Телек" старый, ламповый, в нем произошло короткое замыкание. Курица выдернула штепсель из розетки и, не посмотрев толком, пошла на пятнадцатый этаж к землякам. Пока она там спрашивала почти целый час, телек разгорелся… Я всегда говорил, - неожиданно заорал двухметровый негр, бешено вращая карими зрачками в орбите красноватых белков, - что наши дасовские латиносы - раздолбаи!!! Эта курица постоянно забывала выключать воду в туалете, топила нас постоянно. Иди посмотри: у нас в сортире специальный зонтик висит. Я с ним на унитазе сидел, бля!!!
- Наводнение во время пожара в "доме активного секса", - вздохнул Игорь, - почти как в поговорке, - Ник, может, тебе хватит водку пить?
- Не хватит, - просипел негр, заглатывая очередной стакан, - Я водку всегда допиваю. Иначе она ви-ди-хнет-ся!
В "свою" комнату Игорь вернулся пропахшим дымом и водкой. Счастик уже спал в своей половине, накрывшись с головой одеялом от электрического света настольной лампы, пробивавшейся с "половины" Мазурина. Леня сидел за столом и читал книгу.
- Сессия у тебя закончилась, а ты все учишься, - присел рядом с ним на кровать Уфимцев, - Пошел бы развеялся…
- Как ты? - уточнил Мазурин, - ты же знаешь, что я водку как-то не очень… У меня от нее вся физия пятнами красными покрывается… Да, кстати, как прошли поминки?
- Наводнение во время пожара в публичном доме. В прямом и фигуральном смысле.
- То-то от тебя дымом пахнет. Я слышал, пожар в соседнем крыле случился. Естественно, без твоего участия не обошлось… Любишь ты всякие приключения! - спокойно заключил Мазурин.
- Ну, не на тебя же, ботаника, равняться!
- Сейчас будешь прибедняться. Ты же на курсе не хуже меня учился. Скажи: какого рожна ты на заочное отделение перевелся? Только не вешай мне лапшу на уши об исторических процессах, о стране, которая встала на дыбы в то время когда мы, как школьники, сидим за партами…
- Не буду. Потому что ты сам знаешь, что это - правда. Жизнь проходит мимо, Ленька. Настоящая жизнь, не по учебникам. Знаешь, когда я принял решение перевестись, то впервые в мае почувствовал себя человеком. Весна, на Воробьевых горах цветут яблони, я молод, полон сил - весь мир передо мной и не нужно заморачиваться предстоящей сессией… Мы же всю сознательную жизнь заморачивались: сначала, в школе, контрольные, экзамены… Только в армии слегка отпустило - сопки, тайга дикая. Только не мне тебя объяснять, что в армии сильно не расслабишься даже под дембель. Один раз попытался - ночь на киче у "красначей" провел, а им, беспредельшикам, похеру - "дембель" ты или "дух"… А потом опять - коллоквиумы, зачеты, сессии… А за окном была весна… Скучно мне стало, а душа пела… Я захотел жить, дышать полной грудью и…
- …сбежал с урока.
- Можно и так сказать.
- Доволен?
- По-разному, да и приходится иногда дышать не только розами. Чаще - вот так как сейчас. Сгоревшей помойкой.
- Ну понятно, репортер криминальной хроники… А что дальше?
- Дальше - Кавказ. Рейды с ментами по воровским притонам меня уже не прикалывают.
- Решил повоевать… Адреналина мало? Ты всегда был таким, с шилом в жопе. И когда в каникулы кости погибших солдат искал с поисковиками в болотах, и когда во время путча потащил Счастика к Белому дому… Он мне рассказывал…
- Как говорил робот Вертер: "Мне будет что вспомнить на свалке!"
- Главное, чтобы не оказаться на ней раньше отпущенного срока.
- Кесарю-кесарево, а ботану-ботаново… До сих пор не могу понять, как ты мог отказаться от той поездки в Ригу ради какого-то коллоквиума по Кальдерону!
- Жизнь есть сон - учил нас Кальдерон, - усмехнулся Мазурин, - У нас с тобой, товарищ романтик, разные подходы к жизни.
- Ты, наверное, Маз, и не помнишь… Ехали мы с тобой как-то с занятий в общагу, стояли на трамвайной остановке у Донского кладбища. И ты сказал, глядя на девятиэтажки через дорогу: "Закончу универ, в Москве не останусь. Люди здесь жизнь кладут, чтобы заработать вот такую "двущку" в панельной коробке, кататься на метро и трамваях с работы домой и обратно… Какая разница, здесь это или у меня в Саратове!" Забыл? А я запомнил. А я еще тогда сказал, что в Москве останусь. Получилось наоборот, правда. Потому что твои слова вдруг в один прекрасный момент вспомнил. Вспомнил и уехал… А ведь ты, Ленька первым из нас будешь жизнь на "двушку" в новом панельном класть…
Он помолчал и добавил:
- И в тоже время мы с тобой на рабфаке и на первом курсе были не разлей вода. Помню, кто-то из наших девчонок сказал: "Как они могут дружить, они же совершенно разные!" И дружили же…
- А сейчас?
- И сейчас. Только мы повзрослели, Леня. И дороги наши расходятся. А знаешь в чем между нами разница? Твои умозаключения остались в тебе, а я их решил воплотить в жизни… Она же у нас одна, Ленька, и тратить ее на "двушку" очень нерационально.
- Убьют же дурака.
- Не убьют. Что-то мне подсказывает, что раньше времени не убьют.
- А потом?
- А потом все равно будет.
Глава пятнадцатая
Пузыри на воде
Зима, отыгрываясь за мокрый январь, морозила землю до конца марта. И только перед Днем дурака побежали настоящие ручьи и снег стал пористым, как плитка молочного шоколада. Капель жизнерадостно долбила в пузырящуюся лужу. Солнце весело пускало зайчики в окно редакционного полуподвала, отражаясь от талой воды. Уфимцев щурился и вполуха слушал привычно-надоедливое бухтение Шведа:
- Игорь, нужно к первому апреля написать несколько шутливых заметок, так, чтобы никто не догадался… Ну чего ты опять смотришь в окно? Кто на контракте: ты или я? Или опять с Бунина пример берешь? Да, кстати… Тебя Лариса из отдела культуры искала. Хочет взять в компанию на постановку премьеры театра-студии. У нее там контрамарки лишние, что ли… Да будешь ты меня слушать или нет?!
- Напишу, Витя, напишу… - лениво отозвался Уфимцев, - и в театр схожу, какие наши годы!
Отбившись от настырного начальника, он вспомнил, как прошлой осенью ездил в пригородный совхоз на презентацию новых сортов голландской картошки. А вспомнив, в течение часа набил на "Эрике" историю о прибытии гуманитарной акции из объединенной Германии, приславшей в губернию колонну с семенными овощами. Причем, под бдительной охраной бронетехники и пехоты бундесвера. Чтобы, типа, по дороге не украли, хе-хе…
"Гуманитарку" демократической России слали все, кому не лень, разворовывали ее не менее бодро, перепродавая в коммерческих ларьках, и народ уже перестал ощущать грань между вымыслом и реальностью. Поэтому первоапрельская "утка" должна была "прокатить".
Вечером он сходил в театр, по возвращении из которого сочинил ехидную заметку о голосистых дилетантах, играющих самих себя в сценках из семейной жизни. После чего на следующий день на поезде уехал развеяться в Котлас с очередной группой милицейского сопровождения.
В поездке ничего особенно не произошло, если не считать задержания группы картежных "катал", или "формы 36", как они сами себя называли. "Каталам" предъявить было нечего, поскольку "лохи" садились играть совершенно добровольно. Поэтому все кончилось стандартной процедурой снятия отпечатков пальцев в управлении, фотографированием жуликов на "поляроид" и отпусканием их на все четыре стороны…
После своей поездки на север Уфимцев специально опоздал на утреннюю планерку. Должны же быть какие-то привилегии у специального корреспондента в отличие от не выезжающих за городскую черту коллег…
- Игорь, - окликнули его из отдела писем, - тебе тут редактор письмо читателя "расписал". Забери. Кстати, тебя с утра искали…
- Двое с носилками, один с топором! - выглянул из своего кабинета ответственный секретарь Владимир Николаевич, - И я не шучу…
В отделе писем зазвонил телефон.
- Игорек, снова тебя! - донеслось до него, - Это по поводу твоей публикации.
…-Интересно, какой из них, - недовольно буркнул Уфимцев, - Что у меня вышло во вчерашнем номере? "Шутилки" к первому апреля и рецензия на театральную постановку? Ну-ну…
Он знал, что если на следующий день после публикации корреспонденту звонят читатели, то к гадалке не ходи - публикация кого-то сильно обидела. И нет ничего противнее и глупее объяснять человеку про обиды на зеркало…
Прародителем современного репортера Игорь считал голландского героя Тина Уленшпигеля, а вовсе не безымянного представителя "второй древнейшей профессии", чем не без мазохизма козыряли некоторые представители "четвертой власти". Однако, согласно книге Шарля де Костера, весь жизненный путь его героя изобиловал происками врагов, наветами недоброжелателей, сопротивлением дураков и непониманием любимых и друзей, отчего Уфимцев порой задумывался о своих невеселых жизненных перспективах…
…-Уфимцев? Слушай, Уфимцев, жди нас, Уфимцев, мы скоро приедем!!! - донесся до Игоря из трубки разъяренный рев мужчины, - Ты ответишь за свою херню!
- У-у, как страшно! - протянул корреспондент, - А поподробнее?
Подробности выяснились быстро.
Два фермера из-под Переславля заключили договор с московской фирмой на поставку нескольких тонн элитного голландского семенного картофеля. И уже собирались организовать перевод денег на ее счет, как прочитали в популярной областной газете о гуманитарной помощи из далекой, но дружественной (после слома берлинской стены) федеративной Германии. Не долго думая, мужики расторгли договор с москвичами и срочно позвонили в редакцию с предложением: не могут ли журналисты направить немцев со своей картошкой именно под Переславль? Последние готовы были даже возместить затраты топлива для бронетранспортеров бундесвера. Откат-святое дело…
- Ну, и чего вы от меня хотите? - устало произнес Уфимцев.
- Чтобы редакция возместила нам ущерб сорванной сделки! - прозвучало на том конце провода.
- Все вопросы к маме! - грубо ответил журналист, - Какой маме? Родной, бля! Которая родила таких придурков!
Он бросил трубку и обратился к Ларисе из отдела культуры, с интересом наблюдавшей за ним:
- А ведь они ни в чем не виноваты. Это мне, дураку, урок на будущее: не надо шутить над святым для народа: надеждой на халяву!
- Там, на последней полосе номера, была ссылочка, что это - первоапрельская шутка, - заметила Лара.
- Кто на эти ссылочки смотрит…
- Я тебе еще один сюрприз приготовила, - ответила Лариса, - Из театра звонили. Тоже ругались. Говорят: мы вам, как приличным людям, контрамарки дали, думали, что вы о нас напишете хорошо… Короче, у них спонсор был, обещал денег на костюмы и декорации подбросить, а после того, как ты их обругал - ни спосора, ни денег. Обещали морду набить…
- То есть все претензии не к отсутствию таланта, а к проклятому писаке. Как утверждали в Политбюро, в развале Союза виноваты журналисты и велосипедисты… "Почему велосипедисты? - А почему журналисты?" - продекламировал Уфимцев.
- Все это пустяки, - произнесла в ответ Лариса, - Критические заметки о нашей творческой интеллигенции тоже писать надо. На самом деле, дилетантов развелось…
- С тобой все ясно, - усмехнулся Игорь, - С господами режиссерами, с которыми тебе еще работать, ты ссориться не захотела и поэтому решила подставить меня. В качестве прокладки.
- Какой еще прокладки?
- С крылышками!
- Фу, как пошло! - поморщилась Лариса, - Но я тебя прощаю… И даже подготовила для тебя небольшую премию… В общем, есть в Данилове художник, который продает свои картины за Западе и мечтает на вырученные деньги построить собственную конюшню с породистыми лошадьми. Ты поедешь в Данилов и можешь с ним встретиться… Дарю тебе эту тему.
- С чего ты взяла, что я поеду в Данилов? - озадаченно спросил Игорь.
- А вот из резолюции редактора - кивнула девушка на распечатанный конверт в его руке.
- Блин, в этой конторе все знают больше, чем я… - пробурчал Уфимцев и пошел в своей отдел разворачивать письмо.
"В прошлом номере вы написали, что авария на станции Данилова была ликвидирована, на самом деле все это не так. Люди продолжают травиться. Двое уже в больнице. Приезжайте, сами посмотрите…"
Игорь отложил листок из школьной тетради в клеточку в сторону и вспомнил, как перед поездкой в Котлас, торопливо переписывал пресс-релиз администрации области. Как долбил по клавишам "эрики" о том, как на одной из цистерн состава, который пришел в область с севера, сорвало крышку нижнего люка. Цистерна была наполнена какой-то высокотоксичной жидкостью. Естественно, вся эта гадость начала хлестать на землю. Поезд был уже за входной стрелкой, на станции. И до полной остановки он шел с открытой горловиной, которую только потом обходчики обнаружили и законопатили…
Заметка со ссылкой на пресс-службу губернатора вышла оптимистичной: причина и последствия устранены, легкие отравления парами жидкости (сама жидкость не называлась) получили два обходчика, здоровью которых ничего не угрожает, гадость вместе с грунтом уже собрали и вывезли на специальный полигон для токсичных отходов…
- Ну и чего я должен делать? - недовольно заметил Игорь, - Ехать нюхать, и разбираться с недовольными местными жителями? Кстати, какая это могла быть жидкость?
- Да, ехать и нюхать! - пробурчал Швед, - с командировкой уже решено. А жидкость? Похоже, что груз был военный, с севера… Соображаешь?
- Постой, дай сообразить… Что у нас на севере? А на севере у нас космодром! А на космодроме у нас что? Правильно, ракеты! А ракеты у нас летают на чем? На топливе! А топливо у нас как называется? Гептил! А гептил у нас - очень редкостная высокотоксичная гадость, общаться с которой полагается только в костюмах химической защиты, именуемых в армии "химгандонами"… И такая гадость уже однажды проливалась на Ярославле-Главном в конце восьмидесятых… Кто-то уже тогда заработал инвалидность… В общем, ребята, вы решили меня извести? Вы меня куда посылаете?!
- А гражданский долг журналиста? - ехидно спросил Виктор, - А забота о наших читателях? Вообще, Игорь, если серьезно, никто тебя не заставляет там нюхать. Съезди, поговори с народом и - быстренько назад. Шеф сказал, что, скорее всего, ничего там особенного нет. Наши власти - не дураки, чтобы такую химическую бомбу оставлять. Не старые времена. По телеку сам губернатор выступал, говорил, что опасности нет…
- В 86-ом в Чернобыле ее сначала тоже не было, - проворчал Уфимцев, - Но, черт возьми, губернатор и его пресс-служба на всю страну сообщили, что последствия аварии устранены. Я сам слышал по ящику!
- Ты веришь ящику? - уточнил Швед.
- Исходя из твоей логики, и нам не нужно верить!
- Чтобы верили, нужно ехать. Поедешь?
- А куда я, на хрен, денусь… - проговорил Уфимцев, - Командировку я на один день выписываю, в Данилове и гостиницы-то нет…
Место, где произошла авария, долго искать не пришлось. Длинная дорожка из свежего речного песка между шпалами железнодорожной колеи тянулась с севера тонкой струной и обрывалась рядом с будкой обходчиков. Около кирпичного строеньица песка было больше: подтаявшая земля и даже снег вокруг на десятки квадратных метров покрывал светло-коричневая подушка. В нос бил резкий химический запах, словно здесь разбили десяток ящиков с бутылками растворителя.
Уфимцев обошел кругом избушку и почувствовал, как у него начала кружиться голова. Сделав над собой усилие, он подошел ко входной двери домика и, услышав за ней женские голоса, потянул скобу на себя.
В полутемной комнате с выкрашенными зеленой масляной краской стенами и лавками вдоль них сидели и о чем-то оживленно разговаривали несколько женщин в черных фуфайках, поверх которых были надеты яркие жилеты. Запах в комнате был в несколько раз сильнее, чем на улице. Чувствуя, как в голове застучали тысячи серебрянных молоточков, а уши стала закладывать ватой, Уфимцев произнес торопливо:
- Я - корреспондент областной газеты. Приехал по тревожному письму, присланному в редакцию из вашей организации. Кем-то из вас…
Женщины молча переглянулись.
- Ч-черт! - возмущенно выкрикнул журналист, - Как вы можете здесь работать!
- Сейчас стало пахнуть меньше, - ответила на распев одна из обходчиц, по-старще, сидевшая чуть в стороне от других, за обшарпанным столом, - А вообще-то привыкли… Пришлось привыкнуть: на улице холодно, греться ведь надо где-то…