"Он что, неврастеник или издевается? - подумал Кусенев. - Но почему, почему так бесцеремонно и вызывающе себя ведет? Неужели имеет высоких покровителей и потому борзеет? Так уже бывало, звонят, просят, грозят. Но нет, с ним этот номер не пройдет!"
Сняв трубку, попросил постового Трубина из здания УВД не выпускать. Быстро спустился на лифте вниз. Подойдя к Трубину, вежливо попросил его вернуться в кабинет. А тот и слушать не хочет. Мало того, стал угрожать, что с Кусеневым сегодня же разберется областной прокурор, и что работать ему осталось не больше чем до конца дня.
- Хорошо-хорошо, до конца дня так до конца, но вначале давайте определимся по адвокату. Вам нужен адвокат?
- Какой адвокат? - закричал Трубин. - Зачем? И вообще с этими крохоборами связываться не желаю. Я сам себе адвокат.
- Выходит, что в адвокате не нуждаетесь?
- Да, не нуждаюсь! - зло выпалил Трубин.
- Тогда все ясно, - пожал плечами Кусенев и, посмотрев на постовых, распорядился:
- Отведите гражданина Трубина в КПЗ.
Доставить Трубина в КПЗ, хотя оно и находилось в здании УВД, оказалось делом непростым: он отчаянно сопротивлялся, угрожал и оскорблял сотрудников милиции. Но его туда доставили, там Трубин и был опрошен об обстоятельствах дорожно-транспортного происшествия. После длительных препирательств он наконец заговорил по существу. Пояснил, что увидел мальчика, когда тот был на середине проезжей части дороги и сделать уже было ничего нельзя. У Кусенева зрела уверенность в том, что правый глаз у него не видит, по этой причине и сидит за рулем вполоборота, чтобы лучше просматривать дорогу. Трубин между тем утверждал, что мальчик сам виноват, что он "как кузнечик прыгнул" на машину. Затем стал поливать грязью его тетку-учительницу, которая "на чужом горбу в рай захотела въехать". Не выйдет! Он еще сам подаст в суд на родителей за разбитое лобовое стекло. Кусенев не мешал Трубину выговориться, а все что нужно заносил в протокол допроса. Затем подготовил протокол о задержании его на трое суток. Основания были. И тут Трубин вновь взорвался: он кричал, угрожал расправой не только Кусеневу, но и сотрудникам КПЗ.
О странном поведении задержанного Кусенев рассказал своему шефу - Батищеву. Почему Трубин так вызывающе себя ведет? Ведь подобные выходки никому не позволительны. Начальник отдела - человек опытный, и за свою жизнь всякое повидал. Он посоветовал Кусеневу держаться на допросах с Трубиным спокойно и ни в коем случае не срываться. Как раз этого тот и добивается. А угрозы о расправе записывать на пленку - ему же потом хуже будет.
…С момента задержания Трубина в КПЗ прошли сутки. Осталось еще два дня и две ночи. Тогда срок задержания закончится, и Трубина надо будет или выпустить, или предъявить ему обвинение. Так мало времени и так много следует прокрутить. Кусенев вспомнил ухмылку и угрозы Трубина. Он их осуществит, если Кусенев не сумеет доказать его виновность. Если сказать, что Кусенев работал трое суток напряженно, то это ничего не сказать. Он крутился, как белка в колесе. За оставшееся время надо было допросить всех очевидцев дорожно-транспортного происшествия, а их около двух десятков, провести автотехническую экспертизу и следственный эксперимент, самому не раз побывать на месте происшествия. И это далеко не все.
Но он сумел уложиться в эти трое суток. На основании добытых в процессе расследования дела доказательств: показаний свидетелей, следственного эксперимента и заключения автотехнической экспертизы было установлено, что Трубин располагал технической возможностью избежать наезда на мальчика. В установленный срок Кусенев предъявил Трубину обвинение в совершении наезда по его вине, и Трубину была избрана мера пресечения - содержание под стражей. Санкцию на арест прокурор дал без всяких вопросов. С постановлением об избрании меры пресечения Кусенев спустился в КПЗ. Трубин встретил его в этот раз молча, куда и былая спесь подевалась. Также молча подписал постановление. Лишь потом неохотно добавил, что в чем-то и он виноват, так как вовремя не увидел на дороге мальчика. Но признание было запоздалым.
Доказав вину Трубина в совершении наезда на мальчика, Кусенев решил срочно выяснить, каким образом он вылечился: ведь правый глаз не видит, а левый видит очень даже хорошо. Врачи ВТЭКа пояснили, что при такой болезни, как у Трубина, пока еще никто не вылечивался. Не могло быть и такого, чтобы левый глаз стал видеть на все сто процентов. Председатель ВТЭКа сказал, что запомнил этого "больного". Он приходил на медицинское освидетельствование с поводырем - мамой, в кабинете абсолютно не ориентировался, беспомощно натыкался на стулья и стол. Мама при встрече пояснила Кусеневу, что это у сына с детства, так как он перенес тяжелое заболевание, давшее осложнение на зрение.
Настало время узнать у Трубина, почему же он получал пенсию, не являясь инвалидом. А если поверить, что вылечился, тогда почему не отказался от инвалидности? Когда Кусенев пришел в следственный изолятор и сказал, что надо побеседовать о незаконном получении пенсии, Трубин растерялся. Он занервничал и не знал как себя вести. В самом деле, если он инвалид по зрению и ничего не видит, то почему сел за руль? А если видит хорошо, то почему незаконно получает пенсию?
Отвечал Трубин длинно, путано, нес всякую ахинею: якобы в детстве, из-за болезни, он вообще ничего не видел. Мать возила на лечение в Московский институт Гельмгольца, затем в абхазский город Гудаута к какой-то знаменитой знахарке. Эта знахарка дала бутылку снадобья, которым он мазал себе глаза. И представьте себе, сказал удивленно, прозрел!
Все это требовало проверки. Кусенев сделал необходимые запросы и стал ждать. Одновременно с этим, чтобы проверить обоснованность доводов Трубина, обратился во ВТЭК к главному специалисту, а затем назначил комиссионную судебно-медицинскую экспертизу, в состав которой вошли врачи ВТЭКа, окулисты, судмедэксперты. Ответы из Москвы и Гудауты пришли почти одновременно, и оба - отрицательные. На амбулаторный прием в институт Гельмгольца Трубин не обращался, из Гудауты ответили, что у них вообще таких знахарей не было и нет. Выводы авторитетной комиссионной судебно-медицинской экспертизы были категоричны: левый глаз - единица, а правый - ноль. С таким зрением Трубин не мог быть инвалидом первой группы.
Как же получилось, не раз спрашивал сам себя Кусенев, что комиссия не разобралась с Трубиным? Как он, имея монокулярное левостороннее зрение, сумел обвести ВТЭК вокруг пальца? Да, приходил в темных очках и с мамой-поводырем, и что? Выходя из здания ВТЭК, он заворачивал за угол, снимал очки и отпускал мать. И потом, есть же специальный аппарат, с помощью которого проверяется реакция зрачков на свет. Кусеневу пришлось провести немало бесед со специалистами, и он пришел к твердому убеждению, что Трубину помогли. Могли, к примеру, ссылаясь на загрузку, посмотреть реакцию на свет только справа, где она действительно отсутствовала. А в левый глаз ему, по-видимому, подсказали закапать атропин, после чего реакция зрачка может отсутствовать. Врачи-эксперты, доверившись собранным Трубиным справкам, даже отметили, что он нуждается в постоянной помощи и уходе. Кто и в чем виноват, Кусенев разберется позже. Он также установит, что когда Трубин проходил во ВТЭКе освидетельствование, то кроме работы в институте еще подрабатывал в качестве художника-шихтовщика и занимался фотоделом. Работники института, с кем Кусеневу пришлось встречаться, в один голос защищали Трубина: сдал кандидатские минимумы, имеет научные работы, готовится к защите кандидатской диссертации. А случившееся дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом мальчика квалифицировали как несчастный случай. Никто даже и не предполагал, что их коллега мошенник, что он, незаконно оформив инвалидность по зрению, получает еще и пенсию.
Но Кусенев пошел в расследовании дальше. Изучая паспортные данные, он обратил внимание, что Трубин, постоянно живущий и прописанный в Воронеже, водительское удостоверение получил почему-то в одном из пригородных районов. Спросил об этом - Трубин пожал плечами: так получилось. И сразу вопрос: "А что, разве запрещено?" Пришлось ехать в тот сельский район и поднимать документацию, на основании которой было выдано водительское удостоверение. В одной из медицинских справок, которую Трубин получил в городской больнице, были все подписи врачей, в том числе и врача-окулиста. Кусенев встретился с окулистом и показал ему копию справки. Оказалось, что врач не подписывал, а вместо него подписал хирург, которого "попросили". Он и подмахнул за окулиста, считая, что со зрением у Трубина все нормально. Вновь встречи, теперь уже с работниками Госавтоинспекции. Начальник ГАИ сельского района признался, что к нему приехал коллега из города и авторитетно попросил за Трубина. Он такую услугу оказал. Вождение принималось на берегу речки, и никто даже не заподозрил, что у Трубина видит лишь левый глаз. Теоретическую же часть Трубин сдал на отлично. Кусенев понял, что сдать на права в сельском районе было куда проще, чем в городе, да еще при поддержке со стороны начальников отделений ГАИ.
Кусенев продолжал раскручивать дело, теперь уже не только по дорожно-транспортному происшествию, но и по мошенничеству Трубина. Он вновь и вновь изучал материалы дела и находил в них зацепки. Обратил внимание, что в медицинской справке на получение водительского удостоверения были серия и номер одного паспорта, а родители Трубина (по просьбе Кусенева) принесли другой. Обратился в паспортный отдел и получил разъяснение, что Трубину взамен утерянного им паспорта был выдан новый. Как выяснилось позже, Трубин паспорта не терял. Именно этот паспорт с другими документами передали Кусеневу его родители. А в нем были данные о том, что Трубин состоит в зарегистрированном браке с гражданкой Никитиной, проживающей в Москве. У нее и прописан. Кусенев был удивлен, так как знал, что Трубин состоит в браке и проживает с женой, дочерью и матерью в Воронеже. Он лично встречался с женой, которая словом не обмолвилась о втором московском браке мужа. Парадокс, да и только, ведь прежде чем вступить во второй брак, следовало в судебном порядке расторгнуть первый? Пришлось ехать в Москву и встречаться с Никитиной. Та подтвердила, что у нее с Трубиным брак зарегистрирован, и что он прописан на ее жилплощади. Заметила, что отношения у них не совсем нормальные: зарплатой никогда не делится, часто уезжает в длительные командировки. В общем Никитина также не знала, что Трубин состоит в зарегистрированном браке с другой женщиной. Странной была их жизнь: муж периодически наезжал в Москву, занимался диссертацией, потом уезжал, а Никитина ждала. В последний свой приезд Трубин сказал, что скоро будет искать варианты для размена жилья, иначе обещал с Никитиной судиться.
Кусенев сделал запрос в отдел социального обеспечения по месту прописки Трубина в Москве, чтобы узнать, не получает ли он и тут пенсию по инвалидности? Полученным ответом был ошарашен: оказывается, Трубин уже обращался по поводу выплаты ему пенсии как инвалиду по зрению, но вопрос был временно отложен из-за того, что заявитель не представил некоторых документов.
* * *
…Второй месяц Трубин в следственном изоляторе. На допросах отмалчивается, от адвоката из принципа отказался. "Принцип" Кусеневу понятен - вряд ли в его-то ситуации поможет даже опытный адвокат. Это был уже не тот нахальный и самоуверенный Трубин, который совсем недавно стрелой влетел в кабинет и стал диктовать ему свои условия. Думал, что угрозы подействуют и следователь отступится, но просчитался. Видимо, Трубин, и сам не раз задумывался, насколько опрометчиво и неразумно поступил с пришедшей к нему учительницей. Всего-то и просила помочь по-человечески похоронить погибшего под колесами его же машины племянника. Отказал, и как! Теперь этого уже не вернуть. А потом позвонил этот вежливый и дотошный до всего следователь и стал раскручивать…
Следствие подходило к концу. Кусенев обрабатывал обвинительное заключение, после чего материалы дела передаст в суд. Комиссионные проверки, поездки, допросы, встречи, переживания - все это осталось позади. Совсем скоро в деле будет поставлена последняя точка. Для ознакомления с материалами уголовного дела Кусенев приехал к Трубину в следственный изолятор. Одев очки, тот хмурится, то и дело поправляет волосы, что-то обдумывает. А подумать есть над чем: по совокупности статей за дорожно-транспортное происшествие со смертельным исходом, за мошенничество в виде незаконного получения пенсии по инвалидности и двоеженство ему светит не менее восьми лет лишения свободы. Но это будет несколько позже, а пока он читает, думает, делает для себя выписки.
Прочитав заключение, Трубин потер ладонью лицо и мрачно уставился на Кусенева.
- Что-то не так? - спросил тот.
- Да нет, все по закону, можно сказать без перехлеста.
- У вас ко мне есть какие-то претензии?
- Нет, придраться не к чему. Я ведь поначалу думал, что не выдержите и сорветесь. Терпеливый, однако. Но это не для протокола.
- Спасибо на добром слове.
- Наверное, торжествуете, что несостоявшегося кандидата наук упекли за решетку?
- Это работа. А радоваться, собственно, нечему. Куда лучше было бы, если б не погиб под колесами вашей машины мальчишка и не было бы всего остального, за что вам придется отвечать перед судом.
Трубин опустил голову. В тусклое окно следственного кабинета светило осеннее солнце. Конец бабьего лета. Скоро оно кончится и начнется слякоть, непогода. Подняв голову, Трубин бросил тоскливый взгляд на луч света, пробившийся в комнату через зарешеченное окно. С обреченностью в голосе произнес:
- Я ведь в ноябре должен был защищать кандидатскую диссертацию. Всего-то и осталось полтора месяца.
- Диссертацию придется отложить, - пожал плечами Кусенев.
Чисто по-человечески ему было жаль Трубина. Тот еще не представлял, в каких условиях ему придется жить не месяц и не один год. И что он, в конце концов, выиграл своей хитростью, наглостью и самоуверенностью? Да ничего. Наоборот, все потерял. Рассчитывал, что вывернется, - не получилось. Думал, что друзья помогут, а они отвернулись. Но кроме жалости в душе Кусенева к нему еще не угасла и неприязнь. Это сейчас он стал сговорчивым, а как вел себя раньше? Не забыть слов заплаканной учительницы. Он, Трубин, издевался над своей второй женой, москвичкой Никитиной. В обход всех правил и законов решал только свои личные вопросы, на остальное ему было наплевать. Трубин мог бы принести людям и еще немало горя. А чему он мог научить молодежь в институте? Как подличать и обманывать друг друга? Что ж, сам заварил кашу, сам и должен расхлебывать.
Кусенева сейчас волновали другие вопросы. Завтра же на имя начальника УВД он подготовит предложение о проведении служебных проверок в ряде райотделов и напишет предписание в горздравотдел. Те, кто помогали в незаконных действиях Трубину, должны быть наказаны. Не затягивая, надо найти время и встретиться с Ниной Николаевной, рассказать ей, чем все завершилось. А главное, можно будет вплотную заняться другими делами - их столько подвалило.
* * *
…Прошло восемь лет - как раз на этот срок был осужден Трубин. Кусенев по-прежнему работал в следственном отделении по расследованию дел о дорожно-транспортных происшествиях. Как-то в середине дня дверь без стука открылась, и в кабинет молча вошел мужчина с бельмом на глазу. Не спрашивая разрешения и не поздоровавшись, он сел на стул. После продолжительной паузы усмехнулся:
- Узнал?
- Да, Алексей Семенович, узнал, с возвращением вас, - спокойно ответил Кусенев.
Пауза вновь затянулась, наконец Трубин с горечью в голосе спросил:
- Так за что же пришлось отсидеть столько?
Кусенев пожал плечами:
- А разве за это время вы так ничего и не поняли?
Вздохнув, Трубин признал, что все-то он понял: заплатил бы учительнице за похороны племянника и ничего бы не было, но сгубила жадность. После этого встал и молча вышел из кабинета.
Рассказ девятый
Полтора года жителям южных районов Воронежской области не давала покоя дерзкая бандгруппа. Бандиты грабили магазины и почтовые отделения, захватывали кассы правлений колхозов и совхозов. Действия преступников отличались наглостью и непредсказуемостью. У них были свои методы налетов и свой почерк ограблений. Они заблаговременно изучали охрану объекта и узнавали, чем можно было там поживиться. Перед налетом угоняли автомобиль с повышенной проходимостью. Кражи совершались ближе к полуночи - чаще в ненастную погоду, когда до населенного пункта добраться было непросто.
Впервые банда заявила о себе ограблением районного общества рыболовов и охотников. Преступники завладели тогда тысячами патронов к ружьям, большим количеством пороха и дроби. После этого кражи участились. Действия бандитов были четкими и быстрыми: выстрелами из ружья прогоняли сторожа (в основном это были старики), тросом срывался дверной запор, топором обрубалась, если имелась сигнализация, затем забирались деньги, спиртное, и все, что представляло хоть какую-то ценность. Загрузив машину, преступники скрывались, а сторож бежал извещать милицию об очередном ограблении. И так раз за разом, причем в самых неожиданных местах.
Пока оперативная группа милиции добиралась до места преступления, бандитов и след простывал. Преступники знали, что один участковый приходился на два-три населенных пункта - вот почему банда долгое время оставалась безнаказанной и отчего еще больше наглела.
Лишь раз, когда преступники по ранее отработанному плану совершили налет на почту, а неподалеку проживал участковый - бывший фронтовик, тот, услышав стрельбу, раздетый, на служебном мотоцикле стал их преследовать. Бандиты отстреливались, но участкового это не испугало. Открыв из пистолета ответный огонь, он настигал машину. Попетляв по улицам, бандиты рванули на выезд, но не по той дороге, что приехали, а совсем по другой, где днем раньше начали ремонтировать мост и вместо дощатого настила лежали лишь два бруса. Однако бандитам повезло - брусья выдержали, и машина проскочила. Участковый все же успел заметить ее номер и позвонил в отдел милиции. Машину нашли брошенной в райцентре. А смелого участкового преступники ранили, хотя он в горячке погони этого сразу и не заметил. Когда его доставили в больницу, то из тела извлекли около сорока дробинок. После этого случая бандиты на время притихли. Казалось, что ниточка, потянувшаяся к раскрытию таинственной банды оборвалась.