- Что делать? Придется доставить Труди домой. Именно доставить. Посадить ее в такси, так она выпрыгнет у первого же светофора. Ставлю сто против одного, что старая карга, которая, как предполагается, смотрит за ней, задремала, и сейчас отец Труди прочесывает весь город. Право же, ему проще было бы посадить ее на цепь - дешевле стоило бы.
Я разомкнул руки Труди (что далось не просто) и поднял ее левый рукав. Сначала я взглянул на руку, а потом посмотрел на Мэгги. Та широко раскрыла глаза и плотно сжала губы, увидев, как изуродована рука следами шприца. Я опустил рукав и обследовал вторую руку. При первой встрече Труди плакала, а сейчас она стояла и хихикала, будто все это было веселой шуткой.
- Свежих следов нет, - буркнул я.
- Вы хотите сказать, что не видите свежих следов? - спросила Мэгги.
- Не вижу… Что ж, по-вашему, мне делать? Заставить ее стоять под этим холодным дождем и демонстрировать стриптиз прямо на берегу канала, под органную музыку? Подождите минутку…
- В чем дело?
- Хочу подумать, - терпеливо ответил я.
Я стоял и думал. Мэгги послушно ждала, а Труди захватила мою руку, как будто та была ее собственностью, и с обожанием смотрела на меня, Наконец я спросил Мэгги:
- Вас в церкви никто не видел?
- Насколько я могу судить - нет.
- Но Белинду, конечно, видели?
- Конечно. Но, пожалуй, не узнают, если увидят снова. Там все с покрытыми головами. У Белинды шарф и плащ с капюшоном, и она сидит в темном углу. Я заглядывала в дверь и видела.
Вызовите ее. А сами дождитесь, пока не кончится служба, и продолжайте слежку за Астрид. И постарайтесь запомнить лица - и как можно больше - из тех, кто был в церкви.
Па лице Мэгги появилось кислое выражение.
- Боюсь, что это будет трудно сделать. Почему?
- Они все выглядят одинаково.
- Все? Они что, китайцы?
- Большинство из них монахини с библией в руках и четкими у пояса. Волос не видно, и они в длинной черной одежде и в белых…
- Мэгги! Я с трудом сдержался. - Я ведь знаю, кик выглядят монахини!
Да, но тут есть и еще кое-что… Дело в том, что они все очень молодые и красивые…
- Ничего странного. Совсем не обязательно быть уродиной, чтобы стать монахиней. Позвоните в ваш отель и оставьте координаты. Ну, Труди, пошли домой!
Она послушно пошла за мной, сперва пешком, а потом мы сели в такси. Пока ехали, Труди держала мою руку и очень оживленно несла всякий вздор. У дома Ван Гельдера я попросил шофера подождать.
Девушка получила солидную порцию нотаций и от Ван Гельдера, и от Герты, выданную с той суровостью и страстностью, которые всегда маскируют чувство облегчения, и была отправлена в постель.
Ван Гельдер наполнил стаканы с поспешностью человека, которому не терпелось выпить, и пригласил меня присесть. Я отказался.
- Меня ждет такси. Где в это время можно найти полковника де Граафа? Я хочу одолжить у него машину, желательно, способную развивать большую скорость.
Ван Гельдер улыбнулся.
- Не буду отвлекать вас вопросами, друг мой. Вы найдете полковника в его служебном кабинете - сегодня он долго пробудет там. - Он поднял свой стакан. - Тысячу благодарностей! Я очень беспокоился.
- Вы послали полицейский наряд, чтобы разыскать ее?
- Неофициальный… И знаете, почему? - Ван Гельдер снова улыбнулся, но уже как-то криво. - Об этом извещены всего несколько близких людей. А ведь в Амстердаме почти миллион жителей!
- Как вы думаете, почему она ушла далеко от дома?
- О, здесь как раз нет ничего странного. Герта часто водит Труди туда. Я имею в виду церковь. Ее посещают выходцы с острова Хайлер. Это гугенотская церковь. На Хайлере, правда, тоже есть церковь… Скорее, не церковь, а нечто вроде служебного помещения, которая по воскресеньям используется в качестве молельного дома. Герта и туда ее возит - они часто бывают на острове. Две эти церкви да Вондель-Парк - единственные места прогулок бедной девочки.
В комнату, ковыляя, вошла Герта. Ван Гельдер с тревогой взглянул на нее. В ответ она удовлетворенно кивнула и вышла.
- Слава Богу, хоть инъекций нет. - Ван Гельдер осушил свой стакан.
- На этот раз - нет. - Я тоже выпил, попрощался и ушел.
Я расплатился с шофером на Марниксстрат и вышел из машины. Ван Гельдер успел предупредить де Граафа о моем приходе, и тот уже ждал. Если он и был занят, то не показывал этого ни единым жестом.
Как обычно, полковник восседал в кресле, стол перед ним блистал чистотой, пальцы подпирали подбородок, а опущенные глаза словно созерцали бесконечность.
- Можно предполагать, что вы делаете успехи? - приветствовал он меня.
- Боюсь, такое предположение ошибочно.
- Как? Ничего нет?
- Лишь толкаюсь в тупиках.
- Как я понял из слов инспектора, вы собираетесь просить у меня машину?
- Если можно.
- Я могу поинтересоваться, зачем она вам.?
- Чтобы заезжать на ней в тупики… Но не это главное. Я хотел попросить вас и о другом.
- Я это и подозревал.
- Мне хотелось бы получить ордер на обыск.
- Зачем?
- Чтобы произвести обыск, - терпеливо объяснил я. - Разумеется, самым официальным образом. В присутствии полиции.
- Где вы хотите произвести обыск?
- На складе сувениров "Моргенстерн и Моггенталер". В районе доков. Точного адреса я не знаю.
- Я слышал об этом складе, - де Грааф кивнул. - Но у меня против них ничего нет. А у вас?
- Тоже.
- В таком случае, откуда такое любопытство?
- Клянусь Богом, сам не знаю. Вот и хочу выяснить, откуда у меня такое любопытство. Я был там сегодня вечером.
- Но ведь вечером он закрыт. Я позвенел перед ним связкой отмычек.
- Вы же знаете, что эти инструменты противозаконны! сурово сказал он.
- Я спрятал отмычки и карман.
- Какие инструменты?
- Что ж, видимо, у меня была минутная галлюцинация, равнодушно сказал де Грааф.
- Мне, например, любопытно, почему у них на стальной двери установлен замок с реле времени? Мне любопытно, почему у них огромные запасы библий. - Я не упомянул про запах гашиша и о человеке, стоявшем за куклами. Но больше всего меня интересует список людей, снабжающих эту контору.
- Ордер на обыск можно оформить под любым предлогом, - сказал де Грааф. - Я сам пойду с вами. Несомненно, утром вы объясните причину вашей заинтересованности более подробно. Теперь насчет машины. Ван Гельдер предложил отличный автомобиль. Через пару минут сюда прибудет полицейская машина, снабженная всем необходимым, начиная с двусторонней радиосвязи и кончая наручниками, но внешне оформленная под такси. Но, как вы сами понимаете, вождение такси создаст вам определенные трудности.
- Я постараюсь все предусмотреть. Ничего нового мне не сообщите?
- Тоже через пару минут. Эта машина доставит кое-какие сведения из протокольного отдела.
И действительно, через пару минут на стол полковника легла папка. Он просмотрел бумаги.
- Астрид Лемэй, - начал де Грааф. - Как ни странно, это ее настоящее имя. - Отец - голландец, мать - гречанка. Служил вице-консулом в Афинах. Ныне уже покойный. Где находится мать, неизвестно. Астрид 24 года. Никаких улик против нее нет, но, с другой стороны, о ее жизни практически ничего не известно. И вообще, сведения довольно туманные. Работает официанткой в ночном клубе "Балинова", живет поблизости от него в маленькой квартирке. Имеет одного известного нам родственника - брата по имени Джордж. Двадцати лет. Ага, вот это может вас заинтересовать: Джордж, видимо, прожил шесть месяцев за счет Ее Величества.
- Наркотики?
- За нападение и попытку ограбления. Все было проделано совершенно непрофессионально. Допустил ошибку, напал на переодетого сыщика. Подозревался в употреблении наркотиков. Возможно, с помощью ограбления он хотел добыть деньги для покупки очередной порции. Вот и все, чем мы располагаем… - Полковник взял другую бумагу. - Числа и цифры, которые вы нам дали: МОО 144,- позывные бельгийского каботажного судна "Марианна", прибывающего завтра из Бордо. Ну как, опытный у меня штат, не правда ли?
- Я никогда в этом не сомневался. Когда именно прибывает судно?
- В полдень. Считаете, стоит произвести обыск?
- Там вы наверняка ничего не найдете. И, пожалуйста, не показывайтесь вблизи причала. Как насчет двух других цифр?
- Боюсь, насчет 910020 - ничего. И насчет 2797- тоже. - Он помолчал, видимо, что-то взвешивая в уме. - А может это означает дважды 797? Например, 797797?
- Все, что угодно.
Де Грааф вынул из ящика стола телефонную книгу, но потом отложил ее и взял трубку.
Номер телефона 797797,- сказал он. - Выяснить, на чье имя он зарегистрирован. И, пожалуйста, сделайте это немедленно.
Мы сидели молча. Вскоре раздался звонок. Де Грааф выслушал и повесил трубку.
Телефон ночного клуба "Балинова", - сказал он.
- У опытного штата - ясновидящий босс!
- И о чем вам говорит мое ясновидение?
- О ночном клубе "Балинова", - ответил я и поднялся. - Как вы думаете, полковник, у меня не очень запоминающееся лицо?
- Такое лицо трудно забыть. И эти белые шрамы… Кажется, хирург плохо постарался.
Напротив, он очень постарался… скрыть свою несостоятельность по части пластических операций. У вас здесь есть коричневая краска?
- Коричневая краска? - Он, моргая, посмотрел на меня, а потом широко улыбнулся. - Только не это, майор Шерман! Гримироваться? В наш-то век? Шерлок Холмс умер много лет назад.
- Если бы я хоть наполовину обладал смекалкой Шерлока Холмса, - сказал я с чувством, - то мне не понадобился бы никакой грим.
Глава 6
Желто-красное "такси", которое мне предоставили, внешне выглядело как обычный "опель", но, видимо, на нем стоил форсированный двигатель. Полиция вообще здорово потрудилась над этой машиной. Она была снабжена сиреной, мигалкой, обычной для полицейских машин, и светящимся "стоп-знаком". Под передним пассажирским сидением лежали веревки, пакеты для оказания первой помощи и баллоны со слезоточивым газом. В надверных карманах - Наручники с ключами. Что хранилось в багажнике - одному Богу известно. Да я и не интересовался. Мне требовалась скоростная машина, и я ее получил.
Я остановился в запрещенном для стоянки месте, возле ночного клуба "Балинова", прямо напротив постового полицейского. Тот почти незаметно кивнул и удалился размеренным шагом - он узнал полицейское такси с первого взгляда и не собирался объяснять возмущенным горожанам, почему одному из таксистов сходит с рук то, за что остальные получали квитанцию о штрафе.
Я вышел, запер машину и отправился ко входу в клуб, Над выходом вспыхивала и гасла неоновая вывеска и пара неоновых танцовщиц исполняла гавайский танец хула-хула, хотя я совершенно не улавливал связи между Индонезией и Гавайскими островами. Можно предположить, что это танцовщицы с острова Бали, но тогда возникал вопрос, почему они одеты, или, скорее, раздеты, на гавайский лад? По обе стороны от входной двери красовались витрины, в которых иллюстрировалось с помощью весьма недвусмысленных картинок, какие культурные наслаждения можно получить в этом клубе. Сведущие люди угадывали за этими картинками даже нечто большее. Молодые девушки, изображенные находчивым художником лишь в серьгах и браслетах, казались почти неприлично разодетыми. Однако меня больше заинтересовала физиономия кофейного цвета, смотревшая в упор из отражения в стекле. Если бы я не был уверен, что это я сам, я бы себя не узнал.
Я вошел в клуб.
Клуб "Балинова", согласно лучшей из проверенных временем традиций, представлял собой маленький зал - душный, прокуренный и насыщенный неописуемым благовонием, главным ингредиентом которого, казалось, был запах жженой резины. Предполагалось, вероятно, что этот аромат настроит клиентов на соответствующий лад для получения максимума удовольствий от ожидаемых развлечений, но реальный эффект оборачивался параличом обоняния, наступавшем буквально через несколько секунд. Сквозь плавающие под потолком облака дыма едва пробивался намеренно приглушенный свет, и лишь одно место выхватывал ослепительный луч прожектора - сцену, которая, опять-таки согласно стандарту, была вовсе не сценой, а крохотной круглой танцевальной площадкой в центре зала.
В большинстве своем за столиками располагались представители мужского пола, начиная от восторженно глазеющей по сторонам молодежи и кончая липнущими ко всему глазами-бусинками веселыми старичками, чье зрение, по-видимому, не затуманили прожитые годы. Одежда почти всех посетителей выглядела весьма солидно, ибо первоклассные ночные клубы Амстердама, призванные удовлетворять утонченные вкусы любителей своеобразного вида пластического искусства, предназначались вовсе не для пенсионеров. Короче говоря, - эти клубы - отнюдь не дешевое удовольствие, а "Балинова" был очень и очень дорогим заведением, можно смело сказать, одним из самых дорогих в городе, в котором, к тому же, бессовестно обсчитывали.
Среди посетителей находилось лишь несколько женщин. Я безо всякого удивления увидел Белинду и Мэгги. Они сидели за столиком недалеко от входа. Перед ними стоял какой-то мутно-бледный напиток. Обе выглядели замкнуто и отрешенно, особенно Мэгги.
На какое-то время маскировка показалась мне излишней - когда я вошел, никто даже не взглянул в мою сторону. Да и кто мог заинтересоваться мною в данной ситуации, когда у публики, можно сказать, чуть не трескались линзы в дорогих очках - такими пламенеющими взорами сопровождали они происходящее на сцене, стараясь не упустить ни одного нюанса, ни одной детали оригинального и содержательного балетного номера, демонстрировавшегося под аккомпанемент дисгармонического буханья и астматического сопения душераздирающего оркестра, который звучал бы совершенно органично в штамповочном цехе. Хорошо сложенная молодая чертовка, сидя в пенящейся ванне, пыталась дотянуться до полотенца, хитро подвешенного на один ярд дальше, чем она могла достать. Воздух казался наэлектризованным, публика пыталась предугадать, какую из весьма ограниченного числа возможностей выберет эта несчастная.
Я подошел к столику девушек, приветствовал Белинду улыбкой, которая при моей новой внешности вполне могла считаться ослепительной. Та быстро отодвинулась от меня дюймов на шесть и подняла носик дюйма на два выше обычного.
- Задавака! - сказал я. Обе девушки удивленно уставились на меня, а я кивнул на сцену и спросил: - Почему никто из вас не подойдет к этой несчастной и не поможет ей?
После довольно долгой паузы Мэгги сказала:
- Что с вашим лицом?
- Маскировка. И говорите потише.
- Но… но я звонила в отель всего две или три минуты назад, - прошептала Белинда.
- Шептать тоже не надо. В "Балинову" меня направил полковник де Грааф. Она, что, пришла прямо сюда?
Обе утвердительно кивнули.
- И больше отсюда не уходила?
- В эту дверь - нет, - ответила Мэгги.
- Вы постарались запомнить лица монахинь, когда те выходили из церкви? Как я вас просил?
- Мы старались, - ответила Мэгги.
- Заметили хотя бы в одной из них что-нибудь странное или необычное?
- Нет, ничего… Кроме того, что все монахини здесь очень красивы.
- Мэгги уже говорила мне об этом. И это все? Они посмотрели друг на друга, словно в нерешительности, а потом Мэгги сказала:
- Откровенно говоря, кое-что странное было: нам показалось, что из церкви вышло меньше народа, чем вошло.
- В церкви, несомненно, было намного больше народу, чем оттуда вышло, - подтвердила Белинда. - Я ведь присутствовала на службе, вы же знаете.
- Знаю, - терпеливо сказал я. - Что означает "намного больше"?
- Ну немного больше, - ответила, ощетинившись, Белинда.
- Вот те на! Мы уже опустились до "немного". Вы, конечно, удостоверились, что в церкви никого не осталось?
Теперь ощетинилась Мэгги:
- Вы же сами велели идти за Астрид Лемэй. Мы не могли ждать…
- А вам не приходило в голову, что кто-то мог остаться, чтобы помолиться в одиночестве? Или вы просто плохо считаете?
Белинда гневно поджала губы, а Мэгги положила ладонь на ее руку.
- Это нечестно, майор Шерман! - И это говорила Мэгги. - Может, мы и ошибаемся, но с вашей стороны это нечестно!
Когда Мэгги говорит так, я всегда к ней прислушиваюсь.
- Простите, девочки! Когда такие трусливые люди, как я, чувствуют беспокойство, они отыгрываются на людях, не имеющих возможности им ответить… - Тут они одарили меня нежными и сочувственными улыбками, от которых в обычное время я полез бы на стену, но которые в эту минуту чрезвычайно меня тронули. Может быть, грим каким-то образом повлиял на мою нервную систему. - Одному Богу известно, сколько я делаю ошибок, гораздо больше, чем вы… - Это была правда, и именно тогда я совершил одну из величайших ошибок: мне следовало более внимательно выслушать информацию девушек.
- Ну, а что теперь? - спросила Мэгги.
- Да, что нам теперь делать? - повторила Белинда. Меня явно простили.
- Ходите по ближайшим ночным клубам. Тут их предостаточно. Присматривайтесь к официантам, артистам, публике. Может, узнаете среди них кого-нибудь из тех, кто сегодня вечером был в церкви.
Белинда недоверчиво посмотрела на меня.
- Монахини - и в ночных клубах?
- А почему нет? Ходят же епископы на званые вечера?
- Но это не одно и то же!
- Развлечения есть развлечения, и так - во всем мире, - сказал я назидательным тоном. - Особенно обращайте внимание на тех, кто носит закрытые платья с длинными рукавами или бальные перчатки до локтей.
Почему именно на них? - спросила Белинда.
- Подумайте хорошенько и поймете сами. Если обратите внимание на кого-либо из этих людей, постарайтесь выяснить, где они живут. К часу будьте у себя в отеле. Там мы и встретимся.
- А что вы собираетесь делать? - спросила Мэгги. Я неторопливо оглядел зал.
- Мне еще нужно выяснить здесь массу вещей. Могу себе представить, - бросила Белинда.
Мэгги открыла рот, чтобы заговорить, но Белинда была избавлена от неизбежной в таком случае нотации. Зал взорвался восторженными возгласами и ревом восхищения. Зрители повскакивали со своих мест. Раздосадованная актриса решила проблему простым, но остроумным и чрезвычайно эффектным способом: перевернула ванну и, прикрыв ею румянец девственной стыдливости, словно черепашка под панцирем поползла к злополучному полотенцу. Там она встала, завернувшись в полотенце, - Венера, выходящая из морских глубин, и с царственной грацией поклонилась публике - ни дать ни взять мадам Мельба, когда прощается с публикой в театре Ковент-Гарден.
Восторженная аудитория свистела и требовала продолжения, особенно восьмидесятилетние старцы, но напрасно - ее репертуар был исчерпан. Она мило покачала головкой и, семеня, убежала со сцены, оставляя за собой облако мыльных пузырей.
- Этот номер мне нравится! - сказал я. - Держу пари, что ни одна из вас не додумалась бы до такого!
- Пошли, Белинда, - сказала Мэгги. - Нам здесь не место!
Они поднялись и вышли. Проходя мимо, Белинда шевельнула бровью, возможно, даже подмигнула мне - от нее всего можно ожидать - нежно улыбнулась и сказала:
- Пожалуй, таким вы мне нравитесь.