- Когда вы с ним последний раз встречались?
- Я с Барабановым вообще не встречаюсь.
- А на позапрошлой неделе?
- На каком основании я должна перед вами отчитываться. Вы что, муж мне?
- Я сотрудник уголовного розыска… - начал было Антон. Но Тузкова грубо оборвала его:
- И это дает вам право врываться ночью в квартиру и задавать дурацкие вопросы?
- Во-первых, сейчас далеко еще не ночь, во-вторых, я вошел в квартиру с вашего позволения, а в-третьих, не надо из мухи раздувать слона, - Антон посерьезнел. - Я пришел к вам не ради амурного разговора… Вы не слышали, как серебровский шофер Тропынин хотел по телефону подшутить над Барабановым насчет покупки машины?
Тузкова растерянно отвела взгляд в сторону:
- Вам обязательно это надо знать?
- Обязательно.
- Хотите сплетницей меня выставить?
- Нет, хочу знать правду.
- А потом скажете Тропынину, что я на него наговорила?
- При необходимости сотрудники угрозыска умеют хранить тайну.
- Значит, Тропынин о нашем разговоре не узнает?
- Не будем рядиться.
Майя нахмурилась, прикрыла полой халата обнаженную ногу и неуверенно стала рассказывать, как лаборантка Вера и шофер из Серебровки Тропынин хотели подшутить над Барабановым. Сейчас Тузкову прямо-таки нельзя было узнать. Бирюкову даже показалось, будто она всерьез подражает телевизионной пани Монике.
За стенкой крутили магнитофон, в подъезде тоскливо мяукала кошка, на кухне журчала вода, бегущая потихоньку из крана.
- Вера и Тропынин звонили при вас? - спросил Антон, когда Тузкова, пересказав "розыгрыш", замолчала.
- Не-е-ет. Тропынин начал звонить, а я, сделав анализ, ушла из лаборатории.
- Но вы как будто уверены, что они звонили…
- Конечно, уверена. Вера на каждом шагу мстит Барабанову.
Бирюков хотел задать очередной вопрос, однако вдруг показалось, будто то ли у шифоньера, то ли у платяного шкафа скрипнула дверца. Он чуть-чуть скосил глаза вправо и заметил, что одна из голубых створок ниши, начавшая было раскрываться, медленно прижалась на прежнее место. Лицо Тузковой окаменело, но она тут же, видимо, стараясь отвлечь Бирюкова, капризно спросила:
- Собственно, что вам от меня нужно?
- Вы Шурупа знаете? - вдруг спросил Антон.
На лице Тузковой промелькнуло похожее на испуг недоумение:
- Кого-о-о?
- Сашку Бабенко.
- Сто лет его не видела, - ответила Майя, но от внимания Антона не ускользнуло, какой силы воли стоило ей ответить спокойно. Придерживаясь намеченного принципа неожиданности, он опять спросил:
- Кто у вас в квартире прячется?
Лицо Тузковой вспыхнуло так, словно ей припечатали пощечину. На несколько секунд Майя даже онемела, но тут же подскочила, как ужаленная:
- Вы издеваетесь?!
Антон тоже поднялся. Спокойно проговорил:
- Откройте шкаф.
- Это произвол!
- Я приглашу понятых…
Дальнейшее произошло молниеносно. Створки голубой двери с треском распахнулись. Под ярким светом люстры игрушечной молнией сверкнуло узкое лезвие финки и острым, как шило, концом уперлось Антону в живот.
Детина чуть не под потолок, ошалело выпучив глаза, дыхнул перегаром:
- Шевельнешься - кишки наружу…
В критических ситуациях люди ведут себя по-разному. Одни бросаются на противника, у других вырывается крик отчаяния, третьи падают в обморок. Ни того, ни другого, ни третьего с Бирюковым не произошло. Словно с недоумением глядя в остекленевшие черные глаза, Антон почти безотчетно проговорил:
- Вот, оказывается, ты какой, Шуруп Бабенко…
- Тих-х-о, угр-р-розыск, - прохрипел детина и для устрашения почти взвизгнул: - Понял, да?!
"Злить не надо", - мелькнуло у Антона.
- Зря ты так, Бабенко…
- Тихо!! На хвост сел? Шурупа голыми ручками хотел с-сцапать? - Острый конец финки, пропоров Антону пиджак, коснулся тела. - Сейчас сам чики-брики с-сцапаешь…
- Зря, Бабенко. Зачем тебе лишнее убийство?
- Терять нечего. Что за две, что за три мокрухи - вышка одна. Шевельнись, с-суконка, ш-ш-шевельнись…
Глаза Шурупа безумно горели. Рот ощерился. Терять Бабенко действительно было нечего, и Антон отлично понимал, чем может кончиться неосторожное движение. Спасти могла только мгновенная реакция. Резко отшатнуться назад? Там - стол. Вправо? Шифоньер. Влево? Шуруп стоит так, что при этом движении финка войдет в живот до самого позвоночника. Что делать?..
- Слушай, Бабенко, уходи по-доброму…
В лицо дыхнул заряд перегарной вони:
- Х-ха! Ш-шутишь, детка?! Становись на колени!
- Ты ведь пырнешь, коли шевельнусь.
- Пыр-р-рну.
- Ну, а зачем мне это, Бабенко? Убери нож, ты и без него сильней меня.
- Х-ха! Нашел дуру. Становись, с-с-суконка…
"Сколько он весит, этот Шуруп? Не меньше центнера. Хватит силы бросить его? Должно хватить. Только бы на секунду он отвел взгляд, отвлекся. Ну, покосись, Шуруп, на Тузкову покосись… Прижимаешь финку? А рука дрожит, чувствуется по финке, что дрожит. Оказывается, и для тебя не так просто зарезать человека?.. Только бы не промахнуться… Прежде всего надо втянуть живот, чтобы финка не зацепилась… Я готов, Шуруп. Отвлекись на секундочку! Переглянись с Тузковой или заговори с ней".
- Н-н-ну! - рявкнул Бабенко. - Чего глазами сучишь?!.
Что произошло в следующую секунду, окаменевшая Тузкова, видимо, не поняла. Финка, сверкнув лезвием, мелькнула в прихожую, а Шуруп, утробно ёкнув, в одно мгновение перевалился мешком через пригнувшегося Бирюкова и, чуть не задев длинными ногами люстру, с грохотом ударился головой в пол. Перемахнув через него, словно через труп, Бирюков подхватил в прихожей финку и вбежал в спальню. Зажужжал диск телефона.
- Слава! Срочно ко мне! С опергруппой…
Все это промелькнуло перед Тузковой, будто в калейдоскопе. Когда Антон выскочил из спальни в зал, Майя, зажав ладонями рот, так и стояла возле диван-кровати, словно окаменевшая. На полу, приходя в сознание, шевельнулся Бабенко.
Глава 20
Мягкое сентябрьское солнце заполняло просторный кабинет начальника РОВД, поигрывая бликами на толстом настольном стекле и на лезвии остро заточенного финского ножа, лежащего поверх пухлой пачки денег.
Посмотрев на деньги, подполковник Гладышев повернулся к Бирюкову и спросил:
- Значит, просчитался Шуруп с Барабановым?
- Да, Николай Сергеевич, - ответил Антон. - Бабенко рассчитывал, что Барабанов будет иметь при себе не меньше пяти тысяч рублей, а у того наличными оказалось всего полторы.
- Ну, Шуруп, - покачал головой Борис Медников. - Чем Репьев-то ему насолил?
- Пасечник припугнул Бабенко, что выдаст его в случае убийства, а такие угрозы, Боря, убийцы не прощают.
- Непонятно, зачем он екашевский обрез до самой Крутихи под полой тащил?
- Во-первых, чтобы отпечатки свои уничтожить, а во-вторых, не хотел наводить на след Екашева. Насчет старика у Бабенко были дальние планы. Знал, что у того есть деньги.
- Хорошо, разве Шуруп не мог ножом покончить с Репьевым?
- Репьев был не из тех, кого легко ножом достать, - сказал Антон. - Бабенко это знал и решил бить наверняка. Кстати, за обрез он заплатил Екашеву двадцать пять, а не пятерку.
- Где же Екашев деньги прячет?
Тут вмешался прокурор:.
- Деньги Екашев нажил трудом и может держать их, где хочет. Другой вопрос, какая необходимость в таком изнурительном накопительстве?..
С улицы через распахнутое окно донесся размеренный цокот лошадиных копыт по асфальту. Прокурор, подойдя к окну, сумрачно продекламировал:
- Цыгане шумною толпой покочевали в Серебровку.
- Опять туда? - спросил подполковник.
- Заработанные деньги получать.
- Что-то Левки с Розой не видно, - рассматривая пеструю толпу, сказал Антон.
- Ушли они из табора, - проговорил прокурор.
Подполковник обвел взглядом присутствующих:
- Что, товарищи, будем считать расследование законченным?..
Прокурор отвернулся от окна и утвердительно наклонил голову:
- Петр Лимакин уже обвинительное заключение составляет. Передадим дело в суд.
Степан Осипович Екашев скончался в районной больнице за неделю до начала суда. Вскоре после его смерти в подполе обветшалого дома в Серебровке нашли тайник с необычным кладом. Глубокая, выложенная кирпичом ниша была заполнена перевязанными дратвой пачками денег, в каждой из которых было ровно по тысяче рублей. И насчитали этих пачек девяносто девять штук. До ста не хватало одной-единственной…