- Вы меня знаете, Саша, не первый год, я всегда был за торжество закона, но сколько у нас с вами было дел, когда под суд шли одни шестерки, а тузы исчезали или выходили сухими из воды. У меня глаз наметанный. У моего клиента номер один, как я его для себя называю, повадки не преступника, а военного из аристократии. Высок, спортивен, элегантен, умеет убедительно врать. Он был у меня на днях и принес на этот раз деньги россыпью, явно побывавшие в чьем-то кошельке, был озабочен, сказал, что в Кремле все сошли с ума, со дня на день надо ждать введения в Чечню подразделений российской армии. Это значит, гражданская война!
- Раньше это называлось замирением, - вздыхаю я.
Слава спрашивает:
- А фамилию интересного клиента ты не можешь сказать, Семен Семенович?
- Не могу, Слава, я фамилий не спрашиваю, ворованным не приторговываю…
- Да я не про то, Семеныч!..
- Может, и так, но это не твои клиенты, Слава, не щипачи, не медвежатники и не гопники. Таких и раньше трудно было арестовать, а теперь и подавно!
- Как сыновья, Семен Семенович? - спрашиваю я, чтобы увести разговор от больной и неприятной темы.
Парни-близнецы Миша и Гриша, сыновья Моисеева, вскоре после невразумительной истории с ГКЧП в августе 1991 года уехали в Израиль. Тогда Семен Семенович очень переживал, потому что руководство Мосгорпрокуратуры ясно дало понять идеологически неустойчивому прокурору-криминалисту, что попрут его из партии, если Гришка с Мишкой отправятся-таки на землю обетованную. Но нет худа без добра. Случился путч, и по его итогам Коммунистическая партия перестала быть руководящей и направляющей силой нашего общества.
- Саша, вы помните, они всегда были у меня скрытные, про их отъезд я узнал, наверное, самый последний из всей родни. Там они не стали лучше, пишут скупо: работают, получили жилье, женились…
- Поздравляю!
- Ха, поздравляете! С чем? Подшиванцы, свадьбу играли оба в один день, а что мне с той свадьбы перепало? Причем женились на бывших москвичках, представляете? Стоило ехать за тридевять земель, чтобы найти жену из Черемушек?
Я понимал, что возмущается Семен Семенович притворно, в шутку, чтобы не сглазить относительное благополучие сыновей. На самом деле он рад за них.
Перед тем как проститься, я, поддавшись внезапному импульсу, достал из кармана одну из ксерокопий письма, обнаруженного Олегом Величко в шинели умершего полковника Скворцова.
- Семен Семенович, посмотрите, как вам понравится такая шифровочка?
Моисеев взял у меня белый лист, поднес поближе к глазам.
- На шифровку не похоже, - заключил он.
- Тем не менее обнаружено в кармане у полковника Главного разведывательного управления. Если не трудно, покумекайте на досуге, а?
- Для вас всегда с удовольствием, Александр Борисович, - согласился Моисеев. - Что бы вы ни сказали, уверен, что интерес у вас не праздный…
- Очень может быть.
- Опять гусей дразните! - с укором произнес бывший криминалист и неожиданно предложил: - Знаете что, ребята, если у вас так все серьезно, я имею в виду, что Славин телефон на кнопке, давайте сделаем штаб у меня или у Шуры Романовой? Кому в голову придет, что вы между собой можете связываться через нас? Как думаете?
- Вполне, если вас не обременит.
- Меня - нисколько, и Александра Ивановна, насколько я знаю, скучает. Она ведь дама деятельная, не то что я, старая лабораторная крыса…
3
Моисеев был прав: сейчас Грязнов был, кажется, трезвее, чем после того, как мы простились с Меркуловым. Он шел почти не шатаясь, только в развалку, как морской волк.
- Давай так, Сашка, разгребусь после Балашихи - и закроем этого американца, на фиг. Буряк практически сознался, побудительные причины ясны, а чтоб за Исматом ехать, надо эскорт из внутренних войск брать, иначе не пустят никуда. А кто нам сейчас сопровождение даст, все столицу от дудаевских камикадзе охраняют, маловато шансов второго достать…
- Может, ты и прав, Слава, хотя боюсь, что устного, хоть и при свидетелях, признания будет маловато. Надо же кого-то посадить на скамью подсудимых за убийство высокого американского гостя. В принципе преступление раскрыто больше чем наполовину. Остальное можно и отложить до тех пор, пока на Кавказе не станет тихо. Но, прежде чем откладывать дело в долгий ящик, хотелось бы мне узнать, кто и зачем убил Мещерякову Катерину…
Дома, разбавляя выпитые водку и кофе чаем с медом, я положил перед собой оставшуюся у меня копию зашифрованной факсограммы из кармана Скворцова. Было бы на моих плечах поменьше усталости, а на часах поменьше времени, вспомнил бы захватывающее дух отроческое чтение - рассказ Конан Дойла "Пляшущие человечки". Единственное, что я смог сделать, пока карандаш не выпал из пальцев, это выписать в столбец все составляющие текст знаки, подсчитать количество одинаковых. А вот при попытке найти ключ к шифру, подставляя наобум вместо знаков буквы алфавита, я впал в глубокую дрему.
Чтобы не разбудить чутко спящих своих женщин, пробираюсь в спальню ощупью, по стеночке, как пьяный. Голова тяжелая, но это не угнетает, как после водки, потому что алкоголя в крови нет, есть только усталость и почти восторженное предчувствие подушки, о которую ударится сейчас с размаху вместилище аналитического ума.
В спальне бархатный мрак, и легкое дыхание жены и дочери трудноуловимо. То ли дело - когда здесь почивает хозяин. Пока я снимаю костюм и пытаюсь повесить его в шкафу на плечики, глаза понемногу привыкают к темноте. Крупицы света, проникающие в спальню через окно, словно заставляют отсвечивать белизну постельного белья. И я, уже не боясь придавить свою хрупкую музыкантшу, ныряю под одеяло и… натыкаюсь на худощавое, но округлое колено.
Колено медленно уползает на другую половину кровати.
- Явился, пьяница? - сонно шепчет Ирина.
- Являются привидения, а здесь вполне конкретный на ощупь человек, - бормочу я.
- Где?!
Она шарит рукой и по иронии судьбы попадает пальцами, нет, не в небо, скорее совсем наоборот. Мы, как говорится, не первый год замужем, поэтому Ирка смущенно хихикает, но руку не убирает.
А я, подчиняясь не столько мысли, сколько условному рефлексу, опускаю мягкую, расслабленную ладонь на ее не скованную лифчиком грудь. Некоторое время мы лежим молча, не шевелясь. Затем с некоторым удовольствием осознаю, что добропорядочное стремление поспать уступило место совсем иным желаниям.
- Это ничего, что тебе завтра рано вставать? - шепчу я.
- Ты же меня знаешь, Турецкий! - шепчет она в ответ. - Ради хорошего дела…
- Тогда пошли, - говорю я и сползаю с кровати.
У малышки сон чуткий, как у сторожевой собаки, поэтому громко разговаривать, шуметь, а тем более секс в спальне противопоказаны. И хотя мы оба люди не старые, но достаточно консервативные в некоторых вопросах, пришлось в последние пару лет заниматься любовью не на супружеском ложе, а где придется. Причем чаще это бывало днем.
Вот и сейчас мы тихонько перебираемся в гостиную. Стоим у стены между креслом и телевизором. Я тычусь лицом в теплую укромную ложбинку между грудей. Ирина крепкими и в то же время нервными пальцами музыкантши теребит ежик волос у меня на затылке так, что мурашки бегут по спине между лопаток.
Перед тем как перейти к более глубоким ласкам, мы отстраняемся друг от друга на минуту, чтобы потом уже не расплетать объятий до самого финала. И тут я начинаю чувствовать психологический дискомфорт. Не могу понять, в чем дело. Ирка все так же любима, привлекательна, соблазнительна, в конце концов. Но в чем же тогда дело?
Наши окна не задернуты шторами, а на крыше соседнего дома установлена световая реклама какой-то фирмы. До сих пор никогда не обращал на нее внимания, не знаю, как она называется - эта чертова фирма! И сейчас не смогу узнать, потому что светореклама периодически мигает, как фотоаппарат со вспышкой на автоспуске… Вот она, причина! Эти упорядоченные до жути бело-голубые блики напоминают о работе. Когда их отсвет падает на Ирину, я невольно воображаю себя дежурным следователем, выехавшим в очередное дежурство на место происшествия.
Негромко выматерившись, подхожу к окну, задергиваю плотные шторы. К счастью, они достаточно хорошо гасят чужие отсветы.
- Думаешь, за нами могут подсматривать? - смеется жена.
- Конечно, - бормочу. - Каждому хочется знать, везде ли "важняк" находится на высоте положения!..
- Нет уж! Это буду знать только я!..
ТЕЧЕНИЕ ЖИЗНИ
1
Олег Величко с юных лет твердо знал, что будет ловить преступников. Поэтому и готовился к будущей работе соответственно: занимался боксом, тренировал память, шлялся с друзьями по криминогенным районам, закаляя характер. Собирал блатной фольклор и учил по крупицам "блатную музыку". Но получилось так, что после учебы попал он в следственный отдел прокуратуры, а не в уголовный розыск. Здесь ему не требовались пока ни навыки боксера, ни коронная фраза, сопровождаемая длинным плевком сквозь зубы: "Кент фуфло не гонит, бикса клевая была". А хорошая зрительная память пригодилась.
Разобравшись насколько возможно с текущими делами в прокуратуре, вечером Олег решил поговорить с женой полковника Главного разведуправления Скворцова. Адрес он запомнил, еще когда листал над телом полковника его записную книжку. Как он и предполагал, в обычном телефонном справочнике домашнего телефона работника военной разведки не было. Но у юристов есть свои каналы информации. Через несколько минут искомый номер был записан на перекидном календарике. Олег смотрел на него несколько секунд, затем, не столько из предосторожности, сколько из давней любви к шпионской романтике, листок вырвал, положил в чистую пепельницу - следователь Величко был некурящим - и не без торжественности сжег.
С полчаса с интервалом пять минут набирая номер, Олег натыкался на безнадежно длинные гудки, наконец в трубке щелкнуло.
- Слушаю вас, - отозвался глуховатый, усталый женский голос.
- Добрый вечер. Это квартира Скворцовых?
- Что вы хотели?
- Следователь горпрокуратуры Величко, - представился Олег. - Хотел бы встретиться с вами.
- По какому вопросу?
- Мы выясняем обстоятельства… смерти вашего мужа…
- Вы считаете, что-то нужно выяснять?
- Нет, не я персонально. Закон требует.
- Видите ли, молодой человек, от того, что я узнаю имя убийцы моего мужа, ничего не изменится. Убийца не может быть наказан… Хотя бы потому, что я не хочу этого. Я достаточно доходчиво объяснила?
- Нина Сергеевна, нам ничего не известно об убийце…
- Вот и хорошо!
- Я совсем не об этом хотел с вами поговорить, Нина Сергеевна! Мне кажется, смерть вашего супруга как-то связана с неприятностями по службе! - ляпнул Олег наугад.
Скворцова помолчала с минуту, затем осторожно спросила:
- Вам просто кажется, следователь Величко, или у вас есть, что сказать?
Прижмет, спрошу про факс, решил Олег и твердо сказал:
- У меня есть что сказать.
- Тогда приезжайте, - позволила Скворцова и сказала адрес, который Олегу был уже известен.
Насвистывая, Олег вышел из здания прокуратуры, прихватил с собой достаточно модный портфель искусственной кожи, в котором среди прочих не очень важных бумаг лежали бланки для протоколов. Просто так, на всякий случай.
Он носил шапку из собаки и куртку "аляска" поколения середины восьмидесятых годов, которая на сгибах отражала свет любого источника, будь то бледно-голубое сияние уличного фонаря, радужный блик витрины или желтые глаза автомобильных фар. Рослый и блестящий, он был виден издалека в пасмурные сумерки.
Это очень обрадовало двоих мужчин, которые по очереди следили за ним от дверей прокуратуры. Впрочем, как оказалось, объект слежки был настолько беспечен, что один из следивших в спину подталкивал его в переполненный автобус. Делал он это, конечно, не из озорства, только окончательно убедившись, что следователь - полный лопух.
Олег шестым чувством испытывал некий доселе неведомый дискомфорт - даже в толчее и тесноте салона дребезжащего автобуса он ощущал, будто кто-то уже давно, хоть и с небольшими интервалами, сверлит ему спину недобрым взглядом. Но слишком занят он был мыслями о предстоящем разговоре, чтоб обращать внимание на трудно объяснимый дискомфорт, который к тому же можно было объяснить как перепады настроения.
Искомый дом, белая кирпичная двенадцатиэтажка, прятался в глубине двора, окруженный, словно барин челядью, серыми панельными пятиэтажными зданиями.
Олег отыскал нужный подъезд, зашел в исписанную металлистами и им сочувствующими кабину лифта, поднялся на нужный этаж…
Возле дверей в квартиру Скворцовых стояли двое - высокие крепкие, уверенные в себе. В хороших импортных длинных пальто. Не в таких, правда, в которых разгуливает рэкетирская элита и молодые миллионеры. Подпоясанные пальто.
Олег догадался, откуда мужички, но виду не подал, пошел как ни в чем не бывало к дверям.
- Постой-ка, гражданин, - сказал один из них, загораживая дорогу.
Олег мельком отметил, что мужчина очень крепкий, лицо как из гранита высечено, о подбородок и боксер первогодок может пальцы выбить, если рискнет ударить.
- В чем дело?
- Кто такой будете и зачем в эту квартиру направляетесь?
- У меня договоренность о встрече, - терпеливо начал объяснять Величко. - Я следователь.
Он уже начал подозревать, что к Скворцовой его не пустят, будь он хоть сам прокурор города.
- Документы, пожалуйста, предъявите!
- А вы кто будете? - поинтересовался Олег.
- Не бродяги, разве не видно? Работники компетентных органов, понятно?
- Так ведь сейчас почти все хорошо одеваются, особенно бандиты, - пожал плечами Олег. - Давайте сначала вы свои ксивы покажете, а?
Коллеги Скворцова, а это, очевидно, были они, рассмеялись, потом тот, что перекрыл Олегу дорогу, сказал:
- Ишь, наблатыкался у себя в Бутырках, комсомолец! На смотри!..
Он достал из кармана удостоверение, раскрыл на той странице, где фотокарточка приклеена, махнул небрежно перед носом у Олега и спрятал обратно.
- Теперь твоя очередь.
Олег показал свои документы.
После этого представители военной разведки посерьезнели и сказали:
- Извини, друг, и рады бы, но пропустить не можем.
- Почему?
- Потому что это наш работник был, а значит, все следственные действия желательно производить при участии работника ГРУ.
- Так пойдемте, и поучаствуете, - предложил Олег.
Оба хмыкнули сочувственно, словно Величко сморозил несусветную глупость.
- Мы, друг, не уполномочены. Мы дежурим, чтоб никто до особого распоряжения вдову не беспокоил.
- Так она меня ждет! Мы договорились, - пытался убедить их Олег.
Но те оставались непреклонными.
- Нет разрешения, пойми! - доказывал ему разговорчивый. - И жена его не имеет права никому ничего говорить, пока наши структуры не разберутся окончательно и не дадут заключение по поводу кончины…
Олег понял - не пустят, и точка.
- Ладно! - сказал он. - Тогда я с санкцией приду из Прокуратуры России!
- Приходи, приходи, нам-то что. Только с нашим руководством все равно придется согласовывать…
2
Раздосадованный, Олег вышел во двор.
С максимализмом, свойственным молодости, он обвинял во всем самого себя. Считал, что Турецкий или Меркулов, живая, слава Богу, легенда прокуратуры, нашли бы выход и не из такой ситуации. А он, Величко, еще щенок, и этим все сказано.
Погруженный в свои мысли, он не заметил, что за ним идут трое подвыпивших мужиков, идут весело-агрессивные, жаждущие не очень опасного для них приключения. Таким развлечением вполне может оказаться какой-нибудь одинокий интеллигент. Да и место позволяет. С одной стороны пешеходной тропинки сплошная задняя стена частных гаражей, с другой - руины отслужившей свое котельной.
Нельзя сказать, что Олег совсем ничего и никого не замечал, как поэт в приступе вдохновения. Он слышал сзади шаги, шутливую перебранку, но боксерское прошлое придавало ему уверенности в себе. Вот только уверенность эта под воздействием его размышлений превратилась в самоуверенность. А из-за этого притупилась бдительность.
Он по-прежнему терзал себя немыми укорами, когда троица пошла на обгон. Олег машинально посторонился, давая им дорогу. В этот момент один из компании резким и точным движением сорвал с головы Олега шапку и не очень быстро побежал вперед.
Очнувшись от задумчивости, Олег растерянно оглянулся и погнался за воришкой.
- Эй ты, ну-ка стой! - крикнул Олег.
Дружки похитителя старались бежать рядом с Олегом и на бегу, прерывисто дыша отвратительным перегаром дешевых чернил вперемешку с одеколоном, уговаривали:
- Мужик… ты не обижайся… ну?! Щас вернем пыжика… щас! Сами ему вломим…
Олег легко догнал парня с шапкой, схватил за плечо.
- Стой, говорю!
Парень резко нагнулся, будто испугался, но при этом руку, в которой не было шапки, резко выбросил к лицу Олега. За долю секунды он успел заметить, что в пальцах у парня зажат круглый цилиндрик. Подумал: газовый баллончик…
В это время прямо в лицо Олегу ударила удушливой волной струя газа. Перехватило дыхание, начали обильно слезиться глаза и захлюпало в носу. Сильная резь ощущалась и под закрытыми веками.
Обезумев от жжения и удушья, Олег закашлялся, бросив портфель, стал тереть пальцами глаза. И тут кто-то из троих чем-то нетвердым, но тяжелым ударил его по затылку. Плавно проваливаясь в беспамятство, Олег услышал неожиданно четкую, резкую команду, отданную совершенно трезвым голосом:
- Тащите его в кочегарку! И портфель не забудьте!..
А. Б. ТУРЕЦКИЙ
1
С утра до обеда на работе ничего примечательного не случилось. Копошился, приводя в порядок старые дела. Потом был обеденный перерыв. Кафе и рестораны нынче дороги, дешевые столовки отмерли вместе с социализмом, поэтому обедаю тем, что прихватил из дому. Благо никто не мешает: кабинет отдельный, в здании посетители не толпятся - ведь из "важняков" "важняки" работают. Я нынче сам себе удивляюсь: одомашнился, в шкафу посудную полку завел, где у меня два кипятильника, два стакана, один для растворимого бульона, другой для чая, сахарница с сахаром и кухонно-шанцевый инструмент - вилки, ножи, чайные ложечки.
Едва закончил свой, скажем так, ленч, зазвонил внутренний телефон. Поднял трубку с досадой, решил, что Шелковников беспокоит, о судьбе Селиверстова печется. Оказалось - Меркулов. Сказал коротко:
- Привет! Зайди.