Я направил начальнику МУРа Савченко вежливое, но сухое по интонациям письмо, в котором вопрошал: доколе будет бардак в системе учета и контроля преступного элемента. Отправил в горячке, прекрасно понимая, что мы, несговорчивые, ему поперек горла, и клал он на мое послание с прибором.
Однако один эпизод моего хмурого дня был не лишен приятности, хотя я всегда думал, что будет наоборот. Мне позвонил следователь следственного управления Федеральной службы контрразведки Юрий Макаревич и предложил встречу на нейтральной территории, пахнущей свежим пивом. Грешен - согласился.
Юрий оказался невысоким лысоватым мужичком, этаким хитрованом.
- Чьих шпионов у нас сейчас больше всего? - спросил я его для затравки. - Американских, немецких или эстонских?
- Русских, - меланхолично ответил тот, сдувая от края кружки пену.
- Русских? А что им здесь делать?
- Вы не поняли. Есть дикая масса народа, готового быстро, дешево и со вкусом продать на Запад или на Восток какую-нибудь военную тайну. Но потенциальных предателей сейчас гораздо больше, чем государственных тайн. А при нашем теперешнем положении дел шпионь - не хочу. Все развалено, система работы, которую налаживали десятилетиями, приказала долго жить. Ломали монстра КГБ, а в итоге - ни разведки, ни контрразведки, хотя то, что ломали, осталось цело. Для того чтобы возродить старую Лубянку со всем ее карающим всесилием, понадобятся сутки. Зато там, где действительно нужно работать, провал за провалом…
- Может быть, потому, что раньше шпионов искусственно создавали?
Мне не хотелось его поддевать, просто показалось, что он говорит такие вещи с каким-то умыслом, а не потому, что наболело.
- Да нет, настоящие, крутые разведчики всегда к нам приезжали. А нам достаточно часто удавалось их разоблачать. Беда в том, что силовые министры лезут в политику. Политика у нас между тем клановая. Пока твой и мой шефы в одной команде, мы играем одну игру. Как только разойдутся, начнем друг другу палки в колеса совать. Так ведь?
Я пожал плечами:
- Не знаю, как там в верхах, но мне в процессе работы чаще всего приходилось ставить палки в колеса всем сторонам, хотя политика до сих пор не входила ни в число увлечений, ни в сферу профессиональных интересов.
- Судя по делу, которым вам сейчас приходится заниматься, вы снова влезли в политику, - улыбнулся контрразведчик.
- Пожалуй. Но не думайте, что я от этого в восторге.
- Не думаю.
Мы немного помолчали, потом Макаревич осторожно сказал:
- Мне кажется, если у вас сохранится предубеждение ко мне как к представителю известных органов, нам тяжело будет работать вместе.
- Вы ошибаетесь, Юра, у меня нет предубеждений. Я знаю, что в любом ведомстве есть люди и есть подонки, нет такой конторы, в которой сидели бы сплошь ангелы. А вопросы, может неприятные, задаю потому, что тяжело работать, тяжело как никогда.
- У нас то же самое, Александр Борисович. У нас есть проблема. Вернее, не совсем у нас, в разведке. Провалы пошли косяком. Около десятка нелегалов в Америке и Канаде раскрыли. Конечно, в первую очередь у Службы внешней разведки голова должна болеть. Но когда ищут Иуду в своих рядах, а без него однозначно не обошлось, нас тоже привлекают к работе. Так всегда было. А сейчас доходит до того, что шеф разведки заявляет нам, что это их внутреннее дело. Сегодня, впрочем, всем не до того. На первом плане Чечня. Константин Дмитриевич говорил мне, что вас интересуют Аслангиреевы. Так?
- В общем, да. Только в связи с убийством американца и гражданки Мещеряковой.
- Понятно. Аслангиреевых выкупили, вывезли в Грозный. Это вы знаете?
- Да.
- Руслан стал банкиром. Как все у них там, банк Руслана полукриминальный. До сих пор, насколько нам известно, он финансово поддерживал Дудаева. Однако некоторые источники сообщают, что у них пошли разногласия по поводу отношений с Россией. Таким образом, Руслан сидит сейчас в Чечне, а Гена ездит туда-сюда по маршруту Москва - Грозный, выполняет ответственные поручения, оружие, скорее всего, закупает. Потому что, скажу я вам, Александр Борисович, влезаем мы туда нешуточно. А в первую очередь - контрразведка. Что и подтверждает мою мысль о приверженности начальства к политическим играм. Со дня на день там начнется война…
Все прямо или намеками говорят о предстоящей стрельбе, и от этого у меня портится настроение. Иногда ловлю себя на мысли, что вполне согласен с точкой зрения обывателей: потушить не прекращающиеся с начала перестройки конфликты на Кавказе можно одним способом - отгородиться от них колючей проволокой, и тогда, предоставленные сами себе, они быстро успокоятся, займутся добыванием хлеба насущного. Наверное, это не выход, но и выхода что-то не могут найти уже скоро десять лет. Или не хотят?..
2
Грязнов сказал мне, что, мол, поручил молодому сотруднику, который пошустрее, пройтись по району, прилегающему к тому двору, где нашли полковника Скворцова, поговорить с людьми и показать фотографию, которую Александра Ивановна принесла от вдовы. Конечно же людям показывали не тот снимок, где был запечатлен миг страсти. С этой фотографии пересняли и увеличили только лицо женщины.
- Понимаешь, Саня, - сказал Грязнов, - работа оказалась не такой простой, как вначале предполагал молодой сотрудник. Надо было учесть, что лицо женщины было несколько искажено, пусть и от положительных эмоций. Именно поэтому соседки сначала ее не узнали. - Грязнов усмехнулся. - "Вроде знакомое что-то, - сказала лейтенанту грузная пожилая тетка, посмотрев снимок. - Может, где-то тут живет, не знаю". Что нынче редкость, Сашок, лейтенант заверил меня, что у нее было искреннее желание помочь милиции, и, когда лейтенант, опечаленный тем, что не выполнил простейшего задания, возвращался тем же двором к автобусной остановке, тетка окликнула его: "Погоди-ка, дай еще посмотрю… А что это она какая-то будто не в себе?" Лейтенант, смутившись по молодости, объяснил: "Она там с мужчиной, вот, значит… Но он установлен…" Тетка с жадным любопытством всмотрелась в фотографию и торжественно объявила: "Ну тогда знаю! Валька Ковалевская из второго подъезда!" Понял, Шура, какие сыщики в народе пропадают?..
Прошел день, и я знал о подруге полковника Скворцова все, что можно узнать о человеке по открытым каналам. Валентина Николаевна Ковалевская, швея военного ателье, тридцать семь лет, разведена. Детей нет. Иногда погуливает, преимущественно с офицерами служб тыла. До Скворцова постоянного кавалера не было.
Я собирался нагрянуть к ней вечером, а до того решил позвонить Моисееву.
Старик был дома.
- Здрасте, Семен Семенович! Вы не заняты?
- Добрый день, Саша. Если вы о клиентах, то свободен. А вообще занят.
- Чем-нибудь достойным?
- А той головоломкой, что вы мне принесли…
- Да? Я ведь тоже голову над этими значками ломал, но так ничего путного и не получилось. А у вас как?
- Если есть возможность, приходите - посмотрим.
Почему бы и нет? - решил я.
Но, прежде чем я успел улизнуть, в кабинет заявился Шелковников.
- Уже уходите, Александр Борисович?
- Исключительно по делам, Николай Николаевич.
- Задержитесь на минутку.
Я не стал надевать шапку, но и куртку не снял, намекая, что много времени начальнику не дам.
- Вот о чем я хотел посоветоваться, Александр Борисович, надо ли нам сильно раздувать дело фирмы "Геронт-сервис". Там вполне достаточно фигурантов, чтоб составить красивое обвинительное заключение и передать дело в суд.
Я догадываюсь, куда он клонит, но виду не подаю, пусть раскрывается.
- Так оно вовсе не раздувается, Николай Николаевич, скорее наоборот. Вот Петрова, например, уже нет…
- Ну, там сыскари здорово напортачили! Я, собственно, о другом… Зачем вы тащите в это дело Селиверстова?
- Ну что вы, вовсе не тащу! Он не интересен мне на скамье подсудимых. Он свидетель. Другое дело, что частное определение по нему суд обязательно вынесет. Как ни крути, если не прямое потакание, то халатность явно имела место. Если чувствовал, что дело нечистое, зачем самолично подписывал фирме льготные документы. А если по наивности…
Кривится бедняга, но что сделаешь?
- Значит, вы не планируете пристегнуть его к делу?
- Виноват, Николай Николаевич, наверное, я при разговоре с ним был излишне суров, напугался Селиверстов. Передайте - пусть не боится, не до него сейчас!
- Хорошо, Александр Борисович, хотелось бы на этой неделе распрощаться с фирмой "Геронт-сервис". Как думаете?
- Аналогично.
3
Семен Семенович встречает меня в прихожей и провожает в тесноватую гостиную, где стол накрыт для чая.
После того как я пригубил из чашки густого, с долькой лимона напитка, Моисеев принес несколько листов бумаги, среди которых была и та ксерокопия, что я снял с записки, найденной у Скворцова Олегом Величко. Сейчас я мысленно поздравил себя с тем, что оставил у Олега оригинал, а не копии. Теперь похитители письма, кто бы они ни были, чувствуют себя относительно спокойно. Если подслушивают, то уже знают, как я дал молодому сотруднику отлуп за излишек инициативы.
Семен Семенович уселся напротив меня, разложил на столе бумаги.
- Чем порадуете? - спросил я.
- Знаете, Саша, чем отличается старый дурак от молодого?
- Вопрос провоцирует на дискуссию, Семен Семенович, - усмехнулся я.
- Ни в коем разе! Отвечаю: молодой дурак не знает ключ к решению проблемы, а старый дурак его уже забыл!
- Хорошо, я понял, что мы с вами дураки, но по глазам вижу, что какую-то разгадку вы все-таки нашли.
- Нашел, да. Существует, знаете, некий комплекс Шерлока Холмса, сразу хочется расшифровывать, разгадывать и прочими подобными упражнениями напрягать мозги. В данном случае надо было начинать не с этого.
- С чего же?
- Надо было покопаться в истории криминалистики.
- Вы покопались. И что?
- Сначала я убил целый вечер на поиски ключа к шифру, пока не понял, что здесь нет никаких мудрствований, просто буквы алфавита заменены значками. Потом мне показалось, что некоторые значки мне как будто знакомы, я полез в свои архивы - и нашел! Давно существует у наших друзей зеков алфавит под названием "тюремные руны", вот этими рунами и написано письмо.
- Читайте же! - воскликнул я в нетерпении, возбужденно хлебнул горячего чая и поперхнулся.
- Не надо так переживать, Саша, - укоризненно покачал головой Моисеев. - Никаких государственных тайн в послании нет.
- И не надо, но все равно читайте!
Семен Семенович поворошил бумаги, нашел нужную и, вооружив глаза очками, не торопясь прочел:
"Приезжаем завтра вечером сход у Вали в 22 неси все со мной кук потер документы".
Моисеев был прав - текст разочаровал меня. Если в военной разведке так переполошились оттого, что мы первые осмотрели покойного полковника, значит, боялись, что мы узнаем нечто такое, чего знать не должны. Из письма трудно было понять что-либо.
- Этот алфавит, Саша, знаков препинания не предусматривает, поэтому я не знаю, как интонацией выделить, кто кому чего неси и кто что потерял.
- Ничего, Семен Семенович, здесь есть одна существенная зацепка - сход у Вали.
- Вы знакомы с этой женщиной?
- Сегодня познакомлюсь.
Моисеев развел руками:
- Ну тогда вы не зря получаете зарплату!
- Это не я, это парни Грязнова.
- Ничего, вы еще тоже хлебнете!
- Ой, не каркайте, Семен Семенович!
- Это не карканье, это предчувствие.
- Да, Семеныч, у меня, к сожалению, такое же предчувствие. Меньше всего меня волнует, с кем делился секретами Скворцов и что это были за секреты. Меня задевает, что эти хреновы чекисты имеют наглость ставить свои "жучки" не только в милиции, но и у нас!
- Сделайте запрос, Саша, - посоветовал Моисеев. - Или хотите - я нейтрализую их аппаратуру?
- Нет, пока не подходит ни то, ни другое. Я пока не знаю точно, кто насажал нам микрофонов, а без этого запросы делать бессмысленно, просто отпишутся, что и в мыслях не было. Опять же портфель Скворцова… Вы же помните? Пока мы мирно спали, кто-то с ним поработал. Может, тот самый, который аппаратуру установил. Мне кажется, здесь есть связь между портфелем и этим факсом. Вот видите, написано "неси". Можно и так прочитать - "неси все". Можно предположить, что Скворцов и принес все… Как вы думаете, Семен Семенович, шифровальщики из ГРУ быстро это письмо расщелкают?
- Не быстрее меня, - не без гордости ответил старик. - У них совсем другая система шифрования. Это во-первых. Во-вторых, контингент другой. Я ведь почему вспомнил? Потому что имел дело с таким же письмом лет тридцать назад. Мы тогда перехватили письмишко одного урки на волю - из Бутырок передал. Но, Саша, ничего невозможного нет, делать им, кроме как шифры разгадывать, нечего. Так что методом проб, ошибок и исключений могут прочесть.
- Тогда, Семен Семенович, я пойду. Как говорят в госторговле, куй железо, не отходя от кассы!
4
С 1982 года я работаю с людьми. Может быть, иногда ошибаюсь, но на этот раз мне не трудно было по шагам определить, что женщина, которая движется ко входной двери изнутри, вся дрожит от нервного напряжения, ярости или страха.
- Кто?.. - отрывисто спросила она, затаившись у двери.
- Ковалевская Валентина Николаевна здесь проживает?
- А что?
- Откройте, пожалуйста. Это из прокуратуры беспокоят.
- А что вам угодно?
- У меня есть к вам несколько вопросов…
- А если я не хочу?
- Чего - не хотите? - несколько растерялся я.
- Если я не хочу вас пускать? - кажется, игриво спросила она.
- Если вы не хотите меня пускать, то через пять минут слесарь взломает вашу дверь, но я из мести вызову вас повесткой на завтра на десять утра…
Она нахально рассматривала меня в дверной глазок и прикидывала, видно, податлив ли я на флирт. Конечно, податлив!
Щелкнул замок, отворилась дверь.
- Входите.
Так-так, потупилась, сама невинность. Но лучшие-то годы уже позади, милая. Мы, считай, ровесники.
- Добрый вечер, - говорю, сохраняя дежурное выражение лица. - Вы Валентина Николаевна Ковалевская?
- Ну допустим…
Понимаю, что у меня не остается ничего иного, как честно поведать ей о цели своего визита, иначе она будет строить мне глазки и другие соблазнительные места, пока не выбьется из сил.
- Милая дама! - говорю ей с ослепительной улыбкой. - Я, следователь Турецкий, выясняю обстоятельства смерти полковника Скворцова Василия Дмитриевича! И не моя вина, что некоторые вопросы я могу выяснить только с вами. Поэтому давайте решим, какой способ дачи показаний устраивает вас больше: у вас на диване и пока неофициально или у меня в кабинете под запись на магнитофоне?
Все ее кокетство облезло, как косметика под струей горячей воды. Ковалевская превратилась в смирную, строгих правил женщину средних лет, которая движением руки показала мне направление в гостиную и сказала негромко, но с достоинством:
- В таком случае сюда, пожалуйста.
Прохожу в гостиную, обставленную достаточно богато для скромной разведенной швеи.
Ковалевская усаживает меня в глубокое, неудобное для ведения допроса кресло, потому что в нем я откидываюсь на предательски податливую спинку, сиденье низ кое, колени торчат, едва не возвышаясь над плечами. В такой позиции даже флиртовать не очень удобно, не говоря уж о "раскалывании" скорее всего не желающей сознаваться в грехах женщины.
- Вы, конечно, извините, Валентина Николаевна…
С этими словами встаю и пересаживаюсь на диван.
Здесь гораздо удобнее, руки можно упереть в черный неполированный журнальный столик, наклониться над сжавшейся в кресле Валентиной и спросить зловещим шепотом: "Ну что, гражданка Ковалевская, будем сознаваться?!"
Ей не остается ничего другого, как сесть в кресло, где мгновение назад барахтался я. Ковалевской тоже не хочется утопать в его расслабляющей мягкости, но ничего не поделаешь, форма нашей беседы не подразумевает сидения рядышком.
- Как вы сказали? - спросила она. - Вы говорите, что Василий Дмитриевич умер?
- Да, Валентина Николаевна. А вы не знали?
- Господи! Да откуда же?!..
Я вижу, что она волнуется, хотя всеми силами старается это скрыть. Она теряется в догадках о том, что мне известно, откуда я узнал о ней. Возможно, она винит в этом покойного Васю. Во всяком случае, слез, а главное, слов раскаяния на первой минуте встречи не предвидится. Что ж, время терпит.
- Валентина Николаевна, расскажите о своем знакомстве со Скворцовым.
- Стоит ли об этом сейчас? - с оттенком мелодраматизма в хрипловатом от напряжения голосе спросила она.
- Стоит. И желательно поподробней…