- Но зачем он тебе ее показал, тебе-то?
Арле и сам задавался этим вопросом, но убедительного ответа не находил. Впрочем, многие подробности еще ускользали от него. Например, какую роль тут сыграл Салику:. его предательство как-то не увязывалось со всем остальным.
- Не знаю. Разве что хотел таким образом вытравить память о тебе, тот образ, который я хранил в душе… Он никогда меня не любил. Еще в детстве завидовал мне. Я не помнил зла, думал, что с годами… Но и с годами Эдуар не изменился. И уж конечно, он никак не мог смириться с тем, что мы с тобой счастливы.
Арле посмотрел на Роберту.
- Там бы он снова тебя заполучил. Ты была бы в его власти…
- Нет!
- Тогда он бы тебя убил! Да, он все рассчитал. Он убил бы тебя, и никто бы никогда не узнал… Не забудь, ведь для всех ты мертва, тебя похоронили…
Роберту опять пробрала дрожь. Она нашла руку Арле и вцепилась в нее. "Похоронили", - подумал Арле. Он сам видел холмик красной земли под кокосовыми пальмами в Аджамэ. Там покоится утопленница.
- Она была сложена как ты, твоего возраста, с такими же светлыми волосами…
Он думал вслух. И вдруг его осенило. Утопленница, безымянная жертва, чье тело никто не востребовал… Да это же Малу, девушка из "Калао"…
- Да, это Малу. Он завлек ее куда-нибудь и убил. Покойница, из-за которой не будет никаких неприятностей! Он знал, что они там, в "Калао", скорее онемеют от страха, чем сообщат в полицию об исчезновении. Известно ли им что-нибудь? Фонтен думает, что нет. Если бы не Вотье… Он этой ночью взял правильный след, и Эдуар не остановился перед тем, чтобы убить и его.
В приступе ярости Арле вскочил, кинулся к секретеру и схватил телефонную трубку. Роберта следила за ним.
- Что ты собираешься делать?
С трубкой в руке Арле задумался. Его первым побуждением было известить Фонтена. Но теперь он заколебался. Половина девятого. Фонтен, конечно, выслушает его: "Звоните, не стесняйтесь, мой телефон 32–41". Дома ли он? Да, он сказал, что будет справлять Рождество у себя. Вот только как ему втолковать, что Роберта жива? Что труп подменили? Так сразу не объяснишь. Фонтен примет его за сумасшедшего! Как сегодня утром…
Арле повесил трубку, сунул визитную карточку комиссара под телефон и обернулся. Он успокоился, взял себя в руки. Нет, Фонтен ему не нужен. Это дело семейное, они с братом разберутся сами!
- Что ты решил делать?
- Попытаюсь встретиться с Эдуаром. - Арле сжал руки жены. - Ты останешься здесь и закроешься на ключ. Никому не открывай ни под каким предлогом. Эдуар вычеркнул тебя из мира живых, он ни перед чем не остановится.
Ее руки судорожно дернулись.
- Не уходи, Аль! Вдруг он придет, пока тебя не будет.
- Он не сможет войти. Я запру все двери. Забаррикадируйся в комнате. У тебя есть телефон. В случае чего звони тридцать два - сорок один.
Арле протянул жене визитную карточку Фонтена.
- Комиссар тут же приедет, он в курсе. Успокойся, пойми, у нас есть запас времени. Эдуар думает, что ты в пятистах километрах от Абиджана.
- Аль, умоляю, не ходи к нему! Он тебя убьет! Ты ведь тоже не можешь остаться в живых, раз знаешь…
На ее ресницах дрожали слезинки. Растрогавшись, Аль обнял ее.
- Это правда, мы с тобой в одной лодке!
Он отпустил жену и прошел в кабинет, из ящика письменного стола достал пистолет и проверил обойму. Роберта, не отступая ни на шаг, следила за каждым его движением.
- Надеюсь все же, что оружие не понадобится, - сказал Арле, возвращаясь в гостиную. - У тебя есть ключ?
- Ключ?
- Ключ от "аронды". "Ситроен" в ремонте, разве я тебе не сказал?
Упрямо морща лоб, Роберта не шелохнулась.
- Ты правда хочешь увидеться с братом сегодня вечером?
- Подумай сама, Роберта, мы ведь и так потеряли слишком много времени.
Роберта опустила руку в карман плаща и неохотно протянула мужу связку ключей.
- Глупо, конечно, но это сильнее меня. Лучше я поеду с тобой, а то одна умру тут со страху.
Арле хотел было отговорить Роберту, но передумал. В глубине души он чувствовал облегчение, что не придется оставлять ее одну на вилле.
- Ладно, сядешь сзади и не будешь высовывать носа из машины.
Он взял брелок с ключами и спустился в сад. Когда Роберта подошла к машине, Арле едва ее узнал. Она подняла воротник плаща, спрятала под косынку белокурые пряди. Большие темные очки скрывали лицо.
- Браво! Тебя не узнать!
Арле повернул ключ, и машина завелась. Он сдал чуть назад и по аллее, освещенной желтым светом фар, направился к воротам.
2
Бульвар Пельё. Светлая ночь. На небе вокруг висящего рогами вверх полумесяца - множество звезд. Непрерывно дует ветер, принося с собой ядовитые испарения с лагуны.
Арле поднял стекло и полной грудью вдохнул ландышевый запах: "Диориссимо", духи, приносящие удачу! Да, он правильно сделал, что взял с собой Роберту. Арле поглядел в зеркало: в глубине справа маячило во тьме бледное пятно.
- Как ты там?
Пятно шевельнулось и замерло. Бедная Роберта. Снова мрачная мысль пришла в голову Арле: покойница, он везет покойницу. Что за нелепость!
- Держись! Теперь недолго!
По правде сказать, Арле сам не знал, долго или недолго. Он понятия не имел, где брат. Но уж когда он до него доберется… Арле снова глубоко вдохнул. И опять в его сознании странным образом отчеканилось: "духи усопшей". Будто название детектива. Может, когда-нибудь он такой читал? Что только не приходит в голову! Ведь сзади сидит Роберта, живая Роберта!
Проехали мимо сверкающего "Аквариума". Перед дверями - принаряженные женщины. Внутри - танцы. Может, Эдуар в "Аквариуме"? Нет, это место для него чересчур изысканное. Эдуар любит непринужденную обстановку. Забегаловки, где дерут глотку и наедаются до отвала, - вот заведения в его духе. Если он не разыщет брата сразу, придется объезжать все подобные места.
Пари-Вилаж. Улица Шарди. Арле поставил машину на пустыре, тянущемся вдоль улицы Лекёр, вышел и тщательно закрыл дверцу.
- Подожди минутку.
Сначала в гостиницу "Парк". Это в двух шагах. Спокойный фон, приглушенный свет. Арле справился в регистратуре. Нет, Эдуара в ресторане нет. С час назад он ушел с друзьями. Он и появлялся ненадолго: только поднялся в номер переодеться. Они все уехали на "бьюике". Да, вещи он оставил.
Эдуар не может быть далеко, думал Арле. Он его перехватит в одном из ночных кафе. В этом районе их множество. Арле обежал их одно за другим. Модные бистро, дансинги, кабаре со стриптизом, "Шотландия", "Корсар", "Бристоль", "Кантри-клуб"… Никаких следов Эдуара.
Расстроенный, Арле вернулся к машине. Он явно недооценил всей трудности поисков. Даже если посвятить этому добрую часть ночи… Плато он прочесал. Остаются Аджамэ и Трешвиль, добрых полтора десятка местечек, где празднуют Рождество. Да он не все и знает. И это не считая дешевых ресторанчиков вдоль дороги на аэропорт… "Харчевни Мафу" на 61-м километре, где предлагают "рождественский ужин по-перигорски": Арле запомнилось меню, он днем обратил на него внимание в газете.
Роберта сидела в той же позе.
- Ну что?
- Осечка. Едем в Трешвиль. Может, он в "Блэк-энд-Уайт"?
"Аронда", переваливаясь с боку на бок, выползла с пустыря. Арле вполголоса бранился:
- Еще называется чистый город! Чувствуешь запашок? Не иначе как этот пустырь служит отхожим местом!
Проехали по улице Шарди, затем по бульвару Антонетти. Арле все принюхивался:
- Чудится мне, что ли? И здесь воняет.
- Должно быть, с лагуны.
- Думаешь, гарматан добирается и досюда?
Сам он не помнил. В Абиджане гарматан - редкость. Дует всего два-три дня в году. А триста шестьдесят два остальных дня донимает влажная духота - немудрено и забыть.
Арле прибавил газу. Крюк к набережной, надо заскочить в "Калао". Хотя сомнительно, чтобы Эдуар пошел туда, это было бы уже верхом бесстыдства. В этот вечер в "Калао" дым стоял коромыслом. Почти одни мужчины. Глаза горят, голоса возбужденные. Арле протолкнулся к бару и, как и ожидал, услышал от Магды, что Эдуара нет.
- Последние несколько недель я его тут не видела, - сухо сказала она.
Значит, раньше Эдуар здесь бывал! Арле вышел. Вслед ему донесся голос Армана Местраля, который затянул "Полночь, христиане". Раньше времени, на часах еще только девять с небольшим.
- Теперь в Трешвиль.
Миновали площадь Лапалю, двойную светящуюся гирлянду моста Уфуэ-Вуаньи. Вдруг позади раздался вой сирены. Арле вздрогнул. Роберта, встрепенувшись, наклонилась вперед и спросила:
- Что это?
- Полицейский кортеж.
Он вспомнил: сегодня в аэропорту встречают президента. Чтобы выбраться с моста, Арле выжал газ до отказа, потом притормозил и попытался встроиться в ряд, но не успел. Черный министерский "кадиллак" в эскорте мотоциклистов обогнал "аронду", промчавшись почти впритирку. Один из мотоциклистов что-то крикнул. Он отделился от остальных, повернул назад и белой перчаткой указал на обочину дороги.
- Остановитесь!
Арле повиновался. Подъехав вплотную к "аронде", полицейский слез с мотоцикла. Поднял очки на каску, снял перчатки. Красномордый носатый европеец нахального вида. На погонах - две нашивки крест-накрест. Заорал:
- Вы что, не можете ехать в ряду, как все?
- Я оказался на мосту, - объяснил Арле. - Мне оставалось разве что забраться на парапет.
Полицейский сделал вид, что не понимает:
- "Водители, освобождайте дорогу официальному кортежу", - процитировал он. - За последний месяц в "Утреннем Абиджане" это печаталось раз пятнадцать. Вы что, газет не читаете?
- Редко, - признался Арле.
- Ваши документы!
Полицейский подозрительно пробежал глазами водительские права, справку об уплате пошлины, техталон и недоверчиво спросил:
- Глава фирмы?
Тон его смягчился. Он покосился на машину и протянул документы обратно.
- Ладно уж, на первый раз прощается!
Только тут полицейский заметил, что Арле не один, и наклонился, чтобы получше разглядеть.
- Что с вашей спутницей?
Арле обернулся. Роберта полулежала на заднем сиденье - бледная, с черными кругами очков, похожими на выпученные глаза.
- Ей плохо, - ответил Арле. - Вечно ее укачивает. Стоит залезть в колымагу…
- Да, тут ничего не поделаешь, - посочувствовал полицейский, натягивая перчатки и качая головой. - Все же вам лучше немного подождать, уж больно у нее нездоровый вид.
Он поправил очки, дал газ, и тяжелый мотоцикл с ревом турбореактивного двигателя умчался по направлению к Пор-Буэ.
- Что с тобой, дорогая? Тебе дурно?
Арле зажег в машине свет. Лицо у Роберты было изможденное, зеленоватое. Капельки пота образовали блестящую сетку по краю косынки.
- Хочешь, вернемся?
Она с усилием кивнула. Да, она хочет вернуться. Видимо, малейший жест отдавался болью.
Арле развернулся на перекрестке обратно к мосту. К черту "Блэк-энд-Уайт"! Ему не по душе заставлять ее часами мучиться вот так на сиденье при столь сомнительной надежде на успех.
- Ты выдохлась, старушка, в этом все дело. Пятьсот километров в день по африканским дебрям - это не шутки! Да еще такие переживания!
В зеркале перед собой Арле видел лишь бледный овал ее лица. Роберта забилась в угол. Да, это слабое, съежившееся существо - его жена. Прижать бы ее к себе, успокоить, защитить. Арле нажал на педаль. Скорее домой.
Торговая улица, пустынная и темная, потом снова бульвар Пельё. Арле гнал как сумасшедший. Мелькали освещенные виллы, открытые кафе с посетителями в смокингах, вот "Аквариум"… Нет, он не станет больше останавливаться. Бог с ним, с Эдуаром. Тот и так причинил им слишком много зла. Сначала он отвезет Роберту в безопасное место, останется с ней наедине. А потом будет время заняться и тобой, братишка…
Вот и перекресток Аджамэ. Машины гуськом карабкались на пологий склон. Ночная служба в Бингервиле всегда привлекала много народа. Наконец - дорога на Вьё-Кокоди, петляющая между гибискусами, ворота виллы.
Арле с тревогой оглядел окна и двери. Нигде ни огонька, разумеется. Осмотрел подступы к вилле. Чего он боится? Остановив машину у лестницы, он помог Роберте выйти. Сняв темные очки, она вымученно улыбнулась:
- Мне уже лучше!
Арле взял Роберту под руку и все время, пока они поднимались по каменным ступеням, поддерживал ее, как выздоравливающую. Мягкий свет бра в гостиной, уютный диванчик, на который они уселись…
Лицо Роберты ожило. Она сняла свою маскарадную косынку, провела пальцами по примятым белокурым локонам.
- Всё эти сирены, - сказала она. - Я страшно струсила. Не знаю почему, но меня как ударило: а что, если меня собираются арестовать!
- Тебя? Ты шутишь! Тебя арестовать?
- Да, глупо, конечно, но…
Она отвернулась, пряча глаза.
- Знаешь, Аль, странно чувствовать себя в шкуре мертвеца! Будто… будто я заняла чужое место!
- Чего ты испугалась? - спросил Арле. - Что полицейский наденет на тебя наручники? "Давайте, давайте, мадам, вы покойница, и без разговоров, объясняться будете в участке!"
Арле первый рассмеялся своей шутке, рассмеялась и Роберта. Это немного сняло напряжение. Подойдя к приемнику, Арле покрутил ручку. В ответ раздалось потрескивание. Потом - гул толпы, женские крики, дробь тамтамов. Чернокожий репортер надсаживался от крика - казалось, у него полон рот камней.
"Самолет с президентом Уфуэ-Буаньи на борту…"
- Допекли! - сказал Арле. - Надо же, заладили одно и то же.
Он нажал на клавишу и снова покрутил ручку. Может, на коротких волнах поймает Париж.
- Сегодня должны передавать рождественские программы.
В приемнике - шум, свист, урчанье. И вдруг, словно по волшебству, - чистый поток гармонии. Хор, оркестр.
- Гендель, - сказал Арле. - Явно английская станция. Слышишь, какой четкий звук?
Он возвратился на диван к жене, и какое-то время они вместе слушали музыку. Глаза у Роберты блестели.
- Жалкое в этом году Рождество!
- Что ты, Роберта, наоборот, чудесное!
Арле прижал ее к груди.
- Ты дверь закрыл? - спросила она.
- Конечно! На два оборота!
Он отстранился, чтобы взглянуть на жену. Роберта пыталась улыбнуться, но тень все еще туманила ее бледный взор.
- Если кто-нибудь придет… Никому не нужно открывать, Аль!
- Этой ночью никто сюда не войдет. Разве что начнут штурмовать виллу с пушками!
Он расстегнул ее дождевик и нежно через свитер провел рукой по ее груди.
- Ты обещала, что мы проведем Рождество в интимной обстановке, помнишь, Роберта? К девяти отошлем слугу… Ну вот, начался наш рождественский вечер. Салику нет Мы одни, на всю ночь закрылись в своем доме. Что может быть интимней!
Он потерся щекой о ее щеку. Она слегка отстранилась.
- Борода… Сколько дней ты не брился?
- Два дня или три… Не знаю. Как возвратился сюда, живу словно в бреду.
Вдруг они оба вздрогнули: совсем рядом зазвенел колокольчик. По радио. Концерт кончился. Замерла последняя нота.
- Десять часов, - сказала Роберта.
Она покрутила настройку, сбросила плащ.
- Кстати, мы что-нибудь ели?
- Кажется, нет, - ответил Арле.
Роберта отправилась на кухню:
- Пойду посмотрю, осталось ли что, какие-нибудь консервы. Увы, я приехала слишком поздно.
Арле услышал, как она открывает стенные шкафы, холодильник. Ее каблуки застучали по полу. Он не шевелился, смакуя свое счастье. Непривычно новое, неслыханное счастье.
- Есть сухой суп! - крикнула Роберта. - И мясное рагу с бобами. Ой, две бутылки шампанского, "Пол-Роже брют". Кладу одну в холодильник?
- Давай!
Он встал, стянул куртку, направился в ванную.
- Приведу себя в порядок. И побреюсь!
3
- Черт знает что, - ворчал Арле. - Так я только обдеру всю кожу!
Вот уже десять минут он скоблил лицо бритвой. Лезвие скользило плохо, скрипело, словно Арле водил им по железяке. Наморщив лоб, он натянул кожу так, что она чуть не лопнула. Пена уже высохла. Он обильно намылил лицо кисточкой. Стальное лезвие скрежетало. Самое ответственное место, над верхней губой, осторожно… Арле пробормотал ругательство: пена под самым носом покраснела. Еще один порез. Слишком дрожит рука. Почему он так нервничает? Для этого нет никаких причин, успокаивал себя Арле. Роберта рядом. Через отверстие под потолком доносился звон посуды. В трубах загудело: это Роберта пустила воду. Чем не мирный вечерок? Он так и сказал Роберте. Чудесное Рождество. Он на самом дело так думает.
Когда он вошел в ванную и провел влажной губкой по лицу, у него возникло ощущение, будто он соскреб маску, освободился от неестественного лихорадочного возбуждения, не оставлявшего его последнее время. То была не тревога, не гнетущее чувство ответственности, неотступной опасности. Даже не ненависть. Чувство было более низменное и более сильное, чем ненависть. Нездоровое чувство, неясное, грязное, которому он не осмеливался даже подобрать имя. Именно оно заставляло его сжимать кулаки, придавало его движениям резкость. Роберта…
Сейчас он сожмет ее в объятиях, но для него она никогда уже не будет прежней Робертой. Никогда. Он обманывался лишь наполовину, считая ее мертвой. Эдуар действительно убил ее этой ночью, во всяком случае, уничтожил дорогой для Арле образ жены, разрушил душевный комфорт. Покоя и уверенности больше не будет! В его сознании уже бурлят, лопаются ядовитыми пузырьками вопросы. Арле высокомерно отметает их - нет, это невозможно! Роберта не могла… Невозможно что? Где начинается и где кончается ложь?
Он с силой скоблил адамово яблоко: одно движение - и горло перерезано! Ложь. Роберта была любовницей брата до того, как вышла замуж за Арле. До того! Только до того! После ничего такого не было! Он верит ей. "Я верю тебе, Роберта! Я ведь уже сказал". Надо верить, он хочет, хочет верить всей душой. Потому что иначе…
Во второй половине дня она всегда была свободна, сама распоряжалась своим досугом, никто ее не контролировал. А Эдуар приезжал в город почти каждый месяц. Зачем она поехала в Гуильё? Нет, он несет вздор, он несправедлив. Фото - этим подлым приемом он заставил ее… Эдуар ждал три года. Целых три года. Именно этого Арле не мог понять. Почему он начал шантаж словно после долгой спячки? Три года назад… носила ли тогда Роберта челку, как сейчас?
Кончив бриться, Арле открыл кран, подставил лицо под струю воды, потом выпрямился. Он чувствовал себя посвежевшим. Ему стало стыдно. Вот его отражение в зеркале. Не слишком привлекательное, лицо перекошено от ревности. Он постарел: набрякшие веки прожигателя жизни, желтая кожа, нелепые волоски в ноздрях, остатки мыльной пены, царапины. Уродина, право слово. Но тут же его успокоила самодовольная мысль: "Все же, не льстя себе, могу сказать: если выбирать между Эдуаром и мной, Роберта должна…" Вот так! Все забыть, снять остроту, свести все к банальному соперничеству на любовной почве.
Арле открыл стенной шкаф, порылся среди пузырьков с лекарствами, косметических средств. Глоток гемоксила, пульверизатор с "Аква-Вельва"… Он поставил флакон на место, захлопнул дверцу. Немного резко. Стекло звякнуло.