Я кивнул молча: что толку спрашивать - у центрального управления, видимо, были веские основания для столь строгих мер предосторожности. Попросту говоря, вокруг меня, судя по всему, становилось жарко. Впрочем, я и сам это чувствовал. Ну ладно, ничего не поделаешь. Буду, как говорится, "и один в поле воин".
Я опять смотрел на себя словно бы со стороны. Без всяких сантиментов.
Мера, предпринятая Центром, была целесообразной, имела свой совершенно ясный рациональный смысл, и я ее принимал. С восторгом или с неохотой - это не имело никакого значения.
Я отхлебнул глоток шабли. Оно было приятно терп-коватым и оставило во рту легкий привкус малины. По озеру моторная лодка мчала за собой водного лыжника; вода веером взвихрялась из-под его ног, сверкающая и почти белая на фоне темно-голубой глади озера; вдали под красными парусами бесшумно скользила яхта, а белые виллы на зеленом мысу походили издали на кусочки сахара.
Из глубины ресторана на террасу доносился запах жарящегося мяса. За холмом приглушенно гудели десятки машин, проносившихся по автомагистрали, а неподалеку от нас в песке играли две белокурые малышки.
Ян Вихерт изложил мне систему связей, аварийных сигналов и предусмотренные пути отхода на случай крайней опасности.
- Шеф передает тебе привет, - сказал он. - И Батек Плихта тоже. Особо просит передать тебе следующее: если ты заподозришь, подчеркиваю, только даже заподозришь, - он уставился на меня одним из своих темных глаз, а другим в это время испытующе разглядывал скальные склоны за рестораном, - что-либо неладное, сразу же свертывай все и возвращайся домой.
- А Шульц?
- Я сказал тебе ясно, Ярда. Таков приказ руководства. Прежде всего твоя безопасность. Пойми, ты не должен попасть им в руки!
Я знал - приказы не обсуждаются. А в разведке это правило тем важнее, чем большая свобода действий в деталях предоставляется разведчику. По я был перенапряжен, мне надо было расслабиться, и оттого я позволил себе немного поспорить.
- Слушай, неужели я отправился за Шульцем через Швейцарию за тысячу верст для того лишь, чтобы портить себе первы? Если я не привезу Шульца, то все это предприятие не стоит и выеденного яйца.
Это было, конечно, неверно.
Даже только то, что тут со мной произошло, позволило нам выявить новую систему в действиях противника. Мы знали теперь по меньшей мере о трех сотрудниках ЦРУ, о которых прежде не имели представления. Барри Рейнолдс, доктор Рик да, пожалуй, и господин Готфрид Ауфдермауэр. Это было то положительное, что я вполне мог отнести на свой счет. Однако основной проблемы все это не решало.
- Повторяю, - тихо, но твердо проговорил Ян Вихерт, - ты не смеешь провалиться. Еще раз: если ты увидишь или только заподозришь, что вокруг тебя затягивается петля, ты обязан, понимаешь, обязан немедленно прекратить свою деятельность.
Я кивнул.
- Что нового о Шульце?
- По данным наших сотрудников в Голландии, его должны выписать из санатория вероятнее всего в конце декабря.
- Здорово живешь. За это время его там искорежат, как свинья огород! - вспылил я.
- Не кипятись! - сердито буркнул Ян.
И сердился он справедливо. Я становился просто невыносим. Даже для самого себя.
- Ему разрешили прогулки два раза в неделю, - продолжал Яи, - по вторникам и субботам. Наши направили туда особую группу, которая вела за Шульцем наблюдение во время этих его прогулок с женой. Он ездит то к небольшим озерам, то к морю. Иногда заезжает к себе домой. Эти поездки занимают примерно пять часов.
Я перевернул следующий лист страхового полиса.
Под ним оказались фотографии, при виде которых я чуть было не вскочил со стула.
На них был изображен Бобин. Его продолговатое, замкнутое лицо с незнакомыми мне доселе глубокими складками вокруг рта и вроде бы потускневшими глазами.
Бобина вела под руку супруга. Я всмотрелся в ее округлое лицо с ярким, несколько чувственным ртом, кокетливо вздернутым носиком и широко распахнутыми глазами.
- Лакомый кусочек! - заметил Ян Вихерт.
- Да, - согласился я, - но… обрати внимание на ее глаза.
В ее глазах ощущалось какое-то напряженное, настороженное ожидание и алчность, которые резко контрастировали с ее, казалось бы, совсем юным лицом. Еще одна фотография Бобина. На этот раз аппарат нашего сотрудника запечатлел его одного на берегу моря. Светлые пенистые волны подкатывались почти к самым его ногам, расстегнутый плащ развевался по ветру. Этот снимок особенно ярко отражал - как и некоторые другие фотографии, сделанные во время наблюдения за Шульцем, - атмосферу полного, странного и какого-то безнадежного одиночества.
На следующем снимке Бобин стоял с женой у БМВ-2002. Моя память автоматически зафиксировала но-_ мерной знак автомобиля.
- Во время прогулок их кто-нибудь сопровождает? - спросил я.
- Нет. Ездили они всегда только вдвоем. Ребята занимались ими три недели. А потом еще раз в течение четырнадцати дней.
- Это может означать только одно…
- Верно, - не дал мне досказать Ян Вихерт, - это с наибольшей вероятностью свидетельствует, что надзор за ним возложен на нее. Точнее - именно на нее. Ребятам удалось забраться однажды в их машину и осмотреть ее. В ней они обнаружили радиопередатчик. Включается он и настраивается через прибор для сушки стекол, а микрофон встроен в печку.
- Так вот оно что! Значит, мадам Шульцова работает на господ с противной стороны?
- Похоже, так.
- А чем она занимается в свободное время? Вы соблаговолили поинтересоваться?
Ян Вихерт выдал мне целый список роскошных ресторанов, дорогих баров и шикарных клубов, которые посещает сия дама в сопровождении мужчин. Имена ее кавалеров установлены, но пока они ни о чем не говорят. Возможно, это просто, мягко говоря, "друзья", но не исключено, что и профессионалы из голландской или американской секретной службы. Вихерт перечислил мне первоклассные ателье и модные салоны, услугами которых регулярно пользуется Гана Шульцова. Подведенные им итоги ее ежемесячных расходов превышали даже очень высокий оклад ее супруга примерно на две тысячи голландских гульденов. То есть на сумму, которая па дороге не валяется.
Вывод был ясен. И лично для меня отнюдь не утешителен.
Но, с другой стороны, все эти данные подтверждали наши предварительные предположения и выводы, к которым мы пришли еще в Праге. Я вспомнил профессора Плигала и его суждение о том, что доцент, инженер, кандидат наук Мартин Шульц для своей жены - дочери Виноградской шляпницы и мелкого лавочника - всего лишь привратник, открывший ей дверь в общество, в которое без него она никогда бы не попала.
’Это суждение находило полное подтверждение, хотя в изменившихся ныне условиях и обретало несколько иную форму.
- Что еще известно нашей фирме о ее нынешней личной жизни?
- Ее регулярно посещает заместитель доктора Па-арелбакка, некий доктор Картенс. И сочетает, так сказать, приятное с полезным. Так что с ним тоже все ясно.
- Да, этот господин, по всей вероятности, связной либо резидент. А, общаясь с женой Бобина, заодно, видимо, и скрашивает свои служебные обязанности. Нет ли в окружении Шульцовой человека по имени Гайе ван Заалм?
- Пока никаких данных, - ответил Ян Вихерт.
Я кивнул удовлетворенно.
- На основании всего установленного Прага пришла к заключению, что эту операцию действительно лучше всех можешь провести именно ты, поскольку у тебя есть естественный мостик, ведущий к Шульцу, - дружба с ним с детских лет. А обостренная эмоциональность, осознание, что нет ничего ценнее друзей молодости, - болезнь, весьма распространенная среди эмигрантов, - принимает характер чуть ли не убийственной эпидемии… Кроме того, - продолжал Ян Вихерт, - запомни следующее…
Он сообщил мне, что время начала операции по непосредственному освобождению Бобина должен установить я сам. Это как обычно: полная ответственность и ограниченные возможности.
- И наконец, - добавил Ян Вихерт, - Центр утвердил тебе разработку того типа в Голландии.
Фотографии исчезли в его кармане.
Вихерт ткнул пальцем в одну из граф страхового полиса, и я расписался. Затем я вынул кошелек, отсчитал четыреста франков - первый страховой взнос, - а он протянул мне квитанцию.
Итак, я застраховал свою жизнь от несчастного случая в страховом обществе "Вадтунфалл" и притом непосредственно у инспектора этого почтенного учреждения Яна Вихерта.
- Отлично, отлично, земляк, вот увидите - вы не пожалеете! - разведя руками, воскликнул Вихерт и, обернувшись, спокойно огляделся по сторонам.
Довольно полный мужчина с рыжеватыми волосами устремил на нас взгляд своих водянисто-голубых глаз. Две седовласые дамы, попивавшие за соседним столиком кофе со сливками, наклонили головы, делая вид, будто вообще не обращают на нас внимания.
Сидевшие за соседними столиками, хотя и не понимали содержания нашего разговора, вполне уяснили тем не менее смысл происходящего: разбитной страховой агент, "ауслендер" (иностранец) - термин, в устах швейцарцев звучащий с нескрываемым отвращением, - привязался к своему соотечественнику и уговорил его подписать страховой полис.
- Розмари, дай два кофе со сливками и два коньяка! - крикнул по-лемецки Вихерт.
Я вынул кошелек.
- Да ты что, земляк?! Плачу я. Обмываю сделку! - замахав на меня руками, завопил Ян. - Рюгельд ви сагет бай унс! - повторил он в расчете на публику.
Те, кто услышал его, насупились еще больше - швейцарцы не любят пришельцев, выдающих себя за аборигенов.
Официантка поставила перед нами чашки и рюмки. Мы чокнулись и молча выпили.
Всю эту комедию мы разыграли по первому классу. Подписанный страховой полис, который я уносил в своем кармане, полностью легализовал нашу встречу. А мне больше ничего и не было нужно.
- Извини, Барри, но я полагал, что в фирмах, которые на Востоке называют капиталистическими, больше порядка, - сказал я.
Барри Рейнолдс подкрутил свой гусарский ус, ухмыльнулся и спросил: г
- Что тебе опять не по духу, дружище? Вы, выходцы с Востока, только и знаете, что все критиковать.
Близился конец сентября. За окнами кабинета заведующего торговым отделом фирмы "САССЕКС Кеми инкорпорейтед" стлался легкий утренний туман. Теплый и успокаивающий. Я смотрел на него и не спешил с ответом. Теперь я мог позволить себе даже некоторую толику дерзости: пробыв почти два месяца в Испании, я не только в деталях выяснил конкурентоспособность препаратов "САССЕКСа" на испанском внутреннем рынке, но и придумал рекламный трюк, который с первых же минут повысил спрос на них почти на целый процент. И это только начало!
Короче говоря - успех был полный. А главное - я подтвердил свою легенду: доказал, что я действительно коммерсант. Напористый и деловитый, для которого превыше всего интересы фирмы, во всяком случае, пока она за это платит. А она мне за это платила. Теперь я мог уже вернуть часть долга обществу беженцев, сменить в автоторговой фирме "Бюльманн" уже отслужившую свой срок машину "ауди-100 ЛС", которую я изрядно погонял по дорогам Испании, на модный двухместный японский "дацун-240", легко набиравший на хорошей автостраде скорость до двухсот километров.
И это было еще далеко не все.
Мне предоставили самые разные совершенно секретные данные и убедились, что я обращаюсь с ними в строгом соответствии с предписаниями. (Домой я привезу то существенное, что запомнил.) По возвращении аз Испании я обнаружил по едва приметным, но для настоящего разведчика достаточным признакам, что у меня в квартире производился обыск. Относительно его результатов я мог быть спокоен: они не могли найти ничего, потому что ничего компрометирующего я у себя не хранил.
- Ты спрашиваешь, что мне не нравится, Барри? - ответил я вопросом на вопрос. - Да то, что вы обращаетесь со мной как с мальчишкой. Едва я освоился в Испании и смог бы там вовсю развернуться, как ты хочешь загнать меня в Голландию.
Поездку в страну, прославившуюся своими тюльпанами, каналами и ветряными мельницами, Барри Рейнолдс предложил мне сразу же после моего возвращения из Испании. Таким образом, моя операция приблизилась вдруг к критической точке.
Теперь мне следует больше, чем когда-либо прежде, взвешивать каждое свое слово. Во всяком случае, принимать это предложение с восторгом никак не следовало, чтобы не вызвать и тени подозрения. Но уклоняться и отнекиваться тоже надо было, как говорится, в меру. Иначе, принимая во внимание мои заслуги перед фирмой, они могли бы посчитаться с моими возражениями, и таким образом я сам себя загнал бы в тупик.
Рейнолдс протянул руку к ящику, где у него обычно стояла бутылка виски.
- Оставь, Барри. Я теперь не могу видеть ничего крепче сепарированного молока. Ведь испанские вечеринки - это же какой-то ужас! У парней там, кажется, нет ни печени, ни почек.
- Давай выпьем чуточку, - настаивал Барри.
- Нет, только вечером.
- Ну ладно, как знаешь. Хотя тебе сейчас это бы не повредило.
У меня перехватило дыхание. "Что случилось? Что могло случиться? Что-нибудь в Праге? Засыпалась Мария?" Пока ничто, правда, такую возможность не предвещало, но и не опровергало. Я кивнул, и Барри налил мне рюмку.
- Послушай, - сказал он, - в Голландии придется заниматься не контрактами. Там у нашего центрального управления есть свой торговый представитель. Тебе предстоит с ним связаться. Заметь это себе…
Он подождал, пока я выну записную книжку в темнозеленом сафьяновом переплете, чтобы старательно записать сообщаемые им данные о Гайе ван Заалме! Потом, приподняв стакан, он сказал:
- За твое здоровье! - Выпил немного и продолжал: - У нас, то бишь у "САССЕКС Кеми инкорпорейтед", ощущается необходимость проверить положение дел с выгрузкой и складированием наших товаров в Роттердамском порту. И это все предстоит сделать тебе.
- Ладно, Барри. Только я хотел бы…
- Минутку! - прервал он, снова выпил и закурил.
А я тем временем думал, что эти четырнадцать дней, предстоящих мне в Голландии, могут при определенных обстоятельствах стать последними днями моей жизни, притом в предстоящей игре возможны три варианта. Либо они знают все, абсолютно все, и гонят меня в западню - ведь Роттердамский порт действительно занимал в планах нашего Центра определенное место. Либо они посылают меня в Голландию просто для того, чтобы проверить, какой деятельностью я там займусь. И наконец, возможно, они окончательно уверились, что я именно тот, за кого себя выдаю, оставили меня в покое и поручают действительно нужное фирме дело. Но на последнюю возможность лучше вообще не рассчитывать.
Барри Рейнолдс как-то глубокомысленно вздохнул и сказал:
- У меня есть для тебя известие, Джерри, хотя и не очень приятное.
Тишина, последовавшая за этими словами, была подобна глухоте, охватывающей после оглушительного взрыва. И тут у меня возникло вдруг ощущение, какое испытывает человек, под ногами которого проваливаются мостки и он понимает, что жить ему остается какая-то доля секунды до того, как он рухнет в пропасть. Страха уже не было, осталось только напряженное, какое-то безысходное ожидание.
- Доктор Рик вернулся из Праги. Он посетил твою жену, Джерри, но ничего утешительного передать мне для тебя не смог.
- Погоди, как это передать? Я думал, что встречусь с ним.
- Нет, доктор Рик установил в Праге очень хорошие контакты, сулящие значительные торговые возможности, и потому улетел прямо в Штаты. В центральное управление фирмы. Остановку в Цюрихском аэропорту он сделал, собственно, только ради тебя. Там я с ним накоротке и встретился.
Барри снова наполнил свой стакан и сделал несколько глотков.
Мне же, чтобы узнать, какой оборот приняло дело, оставалось только ждать. Я прикидывал: доктор Рик не собирался со мной встречаться… Это может быть и хорошо и плохо. То ли проверка прошла отлично, и я вне подозрений, то ли что-то сорвалось, и он перепоручает меня другим, чтобы со мной расправиться.
К тому же, как знать, действительно ли этот долговязый господин, которого здесь зовут доктор Рик, находится сейчас в Соединенных Штатах? Он может быть где угодно, скажем, даже тут, за углом, в роскошных апартаментах отеля "Швейцергоф", или, к примеру, в Голландии, в Париже, в Буэнос-Айресе - в любом месте.
И откуда, Кстати, вообще известно, ездил ли доктор Рик в Прагу? Мне сказал об этом Барри. Только он! В шестьдесят восьмом доктор Рик был в Чехословакии. Он не может не допускать, что мы его "раскусили". И мы это действительно сделали. Иными словами, Рика могли приставить ко мне, чтобы установить, не встречался ли он со мной в шестьдесят восьмом. Допустим, он подтвердил, что нет. И все-таки они должны были исходить из того, что если я разведчик, то передам его приметы в свой Центр.
Что они могли предпринять в этом случае?
Направить к нам кого-то другого. Наши ждали бы Ри-ка, а у них меж пальцев проскользнул бы кто-то другой. Быть может, маленький и толстый. И вообще не торговец лекарствами, а, скажем, обыкновенный турист, проявивший интерес, допустим, к Карлштейну. Марию паши предупредили относительно Рика. Сообщили ей его приметы. Возможно, даже дали ей его фотографию. И инструкцию, как себя с ним вести. И вдруг вместо него появляется кто-то другой.
Как поступит Мария?
Конечно, тут же профессия скажется. Она не растеряется, разгадает их замысел и выполнит данные ей инструкции. А человека, назовем его пока "заместитель", приметит. Нет, отсюда опасность мне не угрожает. Во всяком случае, не должна угрожать.
- Послушай, Джерри, - вторгся вдруг в мои размышления чуть приглушенный уже алкоголем голос Барри Рейнолдса, - отнесись к тому, что я скажу тебе, как мужчина. Твоя жена, не дав доктору войти в квартиру, выскочила из дома, не пустив его и на порог. Когда же он заговорил о тебе, она стала зло браниться.
- Вот тебе и на… - со вздохом вырвалось у меня.
- Ты удивлен?
Я пожал плечами.
- По правде говоря, не очень. Муж в эмиграции. В квартиру вваливается американец. Для чехословацких органов безопасности это, пожалуй, уж слишком…
Барри Рейнолдс закивал своей рыжей шевелюрой.
- Вот именно. В конце концов, она все же впустила Рика, но, правда, только в кухню. Сказала ему, что тебя и знать не хочет, не то что тебя слушаться, и что ты вообще негодяй, поскольку бросил ее с двумя детьми и заставил бедствовать. Ее сняли с работы, и теперь она стала судомойкой в каком-то международном отеле. По случайному стечению обстоятельств оказалось, что именно в том, где остановился Рик. Он видел однажды, как она шла на смену. Но давай-ка я лучше расскажу тебе все по порядку. Она велела передать тебе, что разведется с тобой и детей будет воспитывать сама. Хотя с деньгами у нее туго. Когда же Рик предложил ей помощь, она…
Я слушал с поникшей головой, а Барри продолжал:
- …она отйазалась. В конце концов он все же заставил взять немного. Что-то около пятисот чехословацких крон, и она написала тебе пару строк. Вот и все…
Я глубоко вздохнул и посмотрел на Барри Рейнолдса. Потом взял конверт, который он мне протянул, и вскрыл его. Читая лежавшую в нем записку, я переводил ее вслух Барри: