Через три часа Андерман стоял на борту "Серки Лайн", глядя на панораму Манхэттена. Сойдя у статуи Свободы, поднялся по узкой лестнице к короне статуи, сделал круг по маленькой площадке, проверяя, нет ли слежки, потом направился к месту встречи. Пароход был набит китайскими туристами. Ужасно одетыми, но с японскими камерами, болтающимися на плечах. А еще немцы, итальянцы, англичане, французы и американцы. Когда паром пришвартовался, Андерман подождал и сошел последним. Он пошел по набережной, глядя на неспокойную воду. Подойдя к красным строениям Первой морской компании, оглянулся, будто разглядывал пожарный катер. Он проверял, нет ли слежки. Резко свернул к Батарейному парку, прошел через него к Западной Батарее и обогнул круглый форт.
Наконец он подошел к памятнику, имеющему форму полумесяца. Около железной ограды стояло две скамейки. Пакеты, банки из-под пива, алюминиевая фольга, коробки из-под гамбургеров валялись у ограды. Сквозь треснувшие плиты пробивались трава и ветки кустов. Он обошел колонну, читая надписи: "Воздвигнуто в честь погибших в море радистов; Дэвид Стэйер, пароход "Мезада", 3.2.22, Северная Атлантика; Джек Филлипс, пароход "Титаник", 14.4.12, Атлантика". Он двигался медленно, оглядываясь по сторонам.
В пятидесяти футах стоял другой памятник в честь американских героев обеих войн, спящих вечным сном в прибрежных водах Атлантического океана. Памятник состоял из восьми массивных стел с выгравированными в алфавитном порядке именами. В центре на черном пьедестале торчал лысый американский орел с острыми когтями. Человек, с которым у Андермана была назначена встреча, стоял перед первой стелой, разглядывая ее. Там было написано: "Джон Харриган Берк, матрос первого класса, корабль ВМС "Виргиния"".
Лейтенант Джо Манелли повернул голову.
- Какого дьявола могло случиться, чтобы так рисковать?
- Мэлоун знает о складах. Спрашивал и об отряде.
- Дерьмо! - выругался Манелли и пнул монумент.
- Вот именно.
И Андерман рассказал о встрече с Мэлоуном.
- Думаешь, он догадывается о нас?
- В этом я не уверен. Врал я достаточно убедительно, но поверил ли он, это вопрос.
Манелли потер усталые глаза. Андерман подошел к нему вплотную.
- Его придется убрать, - прошептал Андерман.
- Что значит "убрать"? Ради Бога, он же полицейский! Мы не убираем своих.
- Этот человек опасен.
- Зачем его убивать? Ну, узнал он про склады. Большое дело! Все можно отрицать. Ты меня слышишь, все отрицать! Ничего не предпринимай. Я расскажу моим людям о том, что произошло, потом свяжусь с тобой. - С этими словами Манелли повернулся и зашагал прочь.
Мимо Андермана проехал на скейте парень. Он был черный, в цветной рубашке и с наушниками на голове. Балансируя на доске, он поправил темные очки, когда поравнялся с Андерманом.
Глава 12
Понедельник, 29 июня
- Сколько на твоих? - спросил О'Шонесси Бо Дэвиса, который сидел, согнувшись и опустив локти на руль. Тот потянулся, взглянул на часы.
- Без двадцати пяти шесть.
- Надо же! Встать в четыре, чтобы устроить слежку за полицейским!
- Это часть Службы. - Дэвис закрыл глаза.
- Ты слышал историю про Маккормика по прозвищу Бешеные Глаза?
- Что с ним случилось? - Дэвис разомкнул веки.
- Болван открыл стрельбу прямо в соборе Святого Петра. Какой-то пуэрториканец вытащил восемь долларов из сумки одной растяпы. Маккормик открыл пальбу по парню в церкви, в него не попал, но перебил на шестьдесят тысяч статуй и витражей. Начальство хотело поджарить ему яйца и оставить на алтаре как епитимью.
Дэвис хмыкнул.
- Это избавило бы его от забот.
В 7.46 из дома на Вудчак-Пойнт-лейн вышел мужчина и открыл гараж. Он был похож на профессионального боксера-тяжеловеса - ростом под два метра, с огромными кулаками и ножищами и широкими как плотина плечами. Детективы сидели в машине на расстоянии квартала.
Верзила вывел машину из гаража, вылез, пошел закрывать ворота, нагнулся, рубаха его задралась, обнажая кобуру, прикрепленную к правому бедру тонкими ремнями. Оснастка бюро. Они нашли Эдвина Брэмсона, бывшего полицейского 66-го участка.
Он открыл глаза и почувствовал, что что-то не так. Он лежал под свежими простынями, голый. Знакомые светло-серые обои. Потом он увидел свои брюки, брошенные на стул. На полу валялись женские трусы и лифчик. Вспомнил вчерашнюю страсть, провел рукой: за своей спиной. Дотронувшись до Эрики, повернулся.
Вчера вечером он решил, что в Эрике Соммерс воплощена идеальная женщина: красивая, умная и соблазнительная. Он еще не до конца понимал, чего от нее хочет. Ему захотелось остаться с нею на всю жизнь. Вчера он опять говорил с нею о своей бывшей жене, начиная понимать, что во многом виноват в их неудавшемся браке.
Это было началом новых отношений. Он легко поцеловал Эрику в макушку и встал. Сегодня нельзя было опаздывать, поскольку за списком должен приехать Андерман.
Открыв глаза, Эрика первым делом увидела Мэлоуна, скачущего на одной ноге и натягивающего носок.
- Доброе утро, - промурлыкала она, потягиваясь.
- Не хотел тебя будить.
Он подошел, сел на край кровати. Она приподнялась на локтях, простыня на груди натянулась.
- Я рада, что ты пришел вчера вечером.
- Я тоже. - Он поцеловал ее в нос.
- Все было чудесно, правда?
Она почувствовала, что краснеет.
- Ты покраснела.
Она закрыла его глаза ладонями.
- Не смотри.
Он наклонился и поцеловал ее.
Простыня соскользнула, она притянула его к себе.
- По-быстренькому тоже можно.
Эдвин Брэмсон ехал на помятом "форде" с разбитым задним фонарем. Он еще не сменил зимние шины. Надпись на бампере "форда" гласила: "Ружья не убивают… убивают люди".
Машины едва ползли в пробке, водители пустыми глазами смотрели вперед. Брэмсон ехал в среднем ряду. Он не утруждал себя и не смотрел в зеркало заднего вида, что выдавало в нем самоуверенного человека.
У выезда с главной дороги на Лейквилл-роуд Брэмсон остановился у ряда телефонных будок. Наклонившись вправо, распахнул дверцу. Подбежал какой-то человек и скользнул на сиденье рядом с Брэмсоном. У человека была большая голова и огромный торс, бугрящийся от мышц, а талия - совсем тонкая. Ни одного волоска на гладкой коже. Несмотря на внушительный вес, он двигался легко и грациозно.
В небе кружил вертолет дорожного патруля.
О'Шонесси толкнул напарника.
- Видел, какие мускулы?
- Не хотел бы остаться наедине с любым из них, - отозвался Дэвис.
Брэмсон поехал на север, на бульваре Йеллоустоун остановился перед жилым домом с вывеской: "Гамильтон".
Из дверей дома вышел мужчина и сел на заднее сиденье "форда". У него были грубоватые, но красивые черты лица и белокурые вьющиеся волосы. В отличие от первых двух, он был одет в дорогой синий костюм и подобранный в тон галстук.
Закусочная "Дорик" была переполнена. Троица решила занять свободную кабину в конце длинной стойки. Они заговорили тихо, почти шепотом, едва не соприкасаясь головами.
Официантка подошла взять заказ. Когда она удалилась, мужчина в синем костюме достал горсть монет и включил музыкальный автомат, стоявший рядом.
О'Шонесси подошел к стойке и уселся поближе к этим троим. Пиджак он оставил в машине, рубашку выпустил, прикрыв рукоятку "смит-и-вессона" 38-го калибра. Когда бармен взглянул в его сторону, заказал кофе и тост. Уперев локти в стойку, он смотрел в зеркало и пытался уловить хотя бы обрывки разговора сидевших справа от него мужчин. Кто-то из них громко заржал. Наверное, тот, что с головой, похожей на арбуз. Неужели с такой фигурой держат на Службе?
В музыкальном автомате ковбой заливался о том, как он встретил даму в обтягивающих джинсах. Как только пластинка кончалась, парень в костюме запускал музыку снова. О'Шонесси заказал вторую чашку и попросил счет. Трое просидели еще двадцать три минуты, потом выбрались из тесной кабины.
Брэмсон оставил чаевые. О'Шонесси ничего не оставил. Он больше не собирался приходить в эту забегаловку. Он тянул время, роясь в кармане, разглядывая чек. Потом пошел к кассе. Они стояли перед ним, каждый платил за себя. "Арбуз", заплатив, повернулся к Брэмсону и ткнул его пальцем со словами:
- В среду постреляем, потом все уберем и отвалим.
- Заткнись, ты, придурок, - прошипел человек в синем костюме.
- Эй, Уэсти, здесь же никого нет!
- Замолчи, я сказал, - процедил тот. "Арбуз" поднял руки.
- Ладно, ладно! Не выпрыгивай из штанов!
Рабочий день у Мэлоуна начался позже, чем обычно. Войдя в комнату детективов, он взглянул на часы: 9.37 утра. Ничего себе, "быстренько". В его кабинете с докладом ждали Дэвис и О'Шонесси.
- Вы уверены, что он сказал "Уэсти"?
- Абсолютно. Я стоял рядом с ним.
- Что было дальше?
Дэвис взглянул на напарника, тот пожал плечами. Мэлоун заметил этот жест.
- Так что же случилось потом?
- Мы ехали за ними до здания ОСН на Флэшинг-Мэдоу.
- О Господи! - Мэлоун ударил ладонью по столу, потом откинулся на спинку стула и задумался.
Наступило молчание. Детективы смотрели на лейтенанта, пытаясь прочитать его мысли. Когда он заговорил, по голосу чувствовалось, что он расстроен.
- А как насчет парня, которого Брэмсон подсадил в Куинсе?
Ответил О'Шонесси:
- После того как они вошли в здание, мы поехали обратно, на бульвар Йеллоустоун. Он живет в Гамильтон-Хаус. Его зовут Джозеф Станислав, разведен, проживает в доме уже два года.
Мэлоун достал список полицейских, переведенных на другую работу. Эдвин Брэмсон, Джозеф Станислав, Чарльз Келли. Все трое из 66-го участка, переведены одним приказом. Мужчина, подсевший у телефонных будок на Лейквилл-роуд, определенно был Чарльзом Келли. Мэлоун крикнул Штерну, чтобы тот принес ему все телексы за последние 24 часа.
Штерн вошел с серой папкой, в которую были подшиты тонкие листы с дырочками по краю. Лейтенант попросил поискать сообщения, относящиеся к полигону, и смотрел, как Штерн медленно переворачивает страницы. У них было по крайней мере три имени, с которыми они могли работать. Мэлоун был ошеломлен, узнав, что эти люди - полицейские, и заинтригован: в чем и почему они оказались замешаны?
Штерн постучал пальцем по листу.
- Вот тут есть кое-что. Вчера передали в половине второго ночи. - Он прочел вслух: - "Стрельбы на открытом воздухе, назначенные на среду, отменяются. Члены отряда будут уведомлены о дате на перекличке". - Он посмотрел на лейтенанта. - Вот так.
Мэлоун вспомнил, как Харриган утром рассказывал о результатах обхода питейных заведений близ 66-го участка. О'Брайен провел большую часть ночной смены, выпивая с полицейскими, болтая о Службе, о дурацком контракте, который управление заключило с мэрией, о несправедливости равной оплаты с пожарниками и о женщинах.
Работники "Форт-Сэррендер" были завсегдатаями бара "У Джерри", убогой забегаловки для рабочего люда, запрятанной под землю под станцией "Утика-авеню" на Брайтонской линии.
О'Брайен пристроился к подвыпившему полицейскому из отдела по борьбе с бандитизмом. Кто в участке не знал Брэмсона, Келли и Станислава? - сказал тот. Господи, да они были живой легендой! Он сказал, что эти трое были назначены в отдел по борьбе с бандитизмом 66-го участка. Они сеяли ужас на улицах. Станислав был их мозгом. Он мог заставить леопарда отдать пятна со шкуры. Станислав воевал во Вьетнаме в спецчастях, действовавших в тылу врага. Как-то он сказал сослуживцам во время попойки, что считает генерала Уэстморленда величайшим воином после Александра Македонского. Ну, его и окрестили "Уэсти". Два раза его выдвигали в сержанты, но так и не повысили.
Он чувствовал, что его кандидатуру придерживают наверху. Черные, латиноамериканцы, женщины, которые едва умели читать, получили повышение раньше, чем он. А все из-за тех самых инцидентов. Списки на повышение благополучно пролежали положенное время и были сданы в архив.
Чарльз Келли, продолжал рассказывать полицейский из 66-го, грубая скотина, садист. Любил, например, защелкнув наручник на кисти задержанного, крутить его до тех пор, пока жертва не начнет извиваться от боли. Любит оружие, по слухам, владеет целой коллекцией нацистских пистолетов и винтовок.
Брэмсон - псих и пьяница, ненавидел всех и вся. Когда он служил в армии в батальоне военной полиции в Левенуорте, его боялись не только заключенные, но и охрана. Его тяжелой походки и холодной жестокости.
Все трое были угрюмы и нелюдимы. Никогда не водили дружбу с сослуживцами. Зато, собравшись втроем, они как бы набирались сил друг от друга. Закатывали дикие пьянки.
У них было самое большое количество задержанных, но этот список изобиловал злоупотреблениями и смертью. Каждый полицейский Бруклина знал об этих арестах.
Однажды, когда они преследовали двух грабителей, те свалились с крыши.
Объявилась свидетельница из дома напротив, которая сообщила детективам из отдела по расследованию убийств, что видела, как обоих просто столкнули вниз. Позднее она отказалась от своих слов. Говорили, что с нею побеседовали с глазу на глаз Келли и Брэмсон.
За шесть лет службы в группе борьбы с уличной преступностью участвовали в восьми перестрелках, итогом которых стали восемь трупов. В каждом случае около убитого находили оружие, и баллистическая экспертиза показывала, что из этого оружия преступник стрелял по преследующим его полицейским. После одного случая вдруг объявился свидетель, который заявил, что видел, как полицейский застрелил убегавшего человека, потом достал из своего кармана пистолет и, выстрелив из него несколько раз подряд, вложил в руку убитого им преступника. Но через несколько дней свидетель отрекся от своих показаний.
- Чудеса, а? - громко хохотал рассказчик, чокаясь кружкой пива с О'Брайеном.
Вышестоящие офицеры были уверены, что эти трое нарушают закон, но доказать не могли.
- Слыхал когда-нибудь, чтобы ниггер пользовался "вальтером ППК"? Я лично - нет!
Почти каждый месяц на всех троих поступали жалобы. Применение насилия и превышение полномочий. Эти случаи рассматривались на коллегии защиты гражданских прав, но после тщательной проверки вину доказать не могли. Эти трое устраивали все так, что комар носа не подточит.
Однажды Станислав, Брэмсон и Келли надумали снять банк у тотошников, но они не знали, где он находится. Тогда они захватили главного приемщика ставок, чтобы выбить у него этот адрес. Приемщик оказался несговорчив, отказался им помогать.
Брэмсон и Келли в своем участке приковали его к стулу и вышли из комнаты. С ним остался Станислав, который, прислонясь к стене, стал молча смотреть на напуганного приемщика. Через десять минут дверь распахнулась, в комнату ворвались Брэмсон и Келли, приплясывая и издавая воинственные кличи индейцев. Они были голые, в волосах торчали перья, знак объявления войны, а свои члены они обвязали длинными красными лентами. Лица и грудь покрыли боевой раскраской. Они размахивали над головой стальными прутами для загона скота, будто томагавками, скакали вокруг оцепеневшего пленника и вопили.
Потом по сигналу Станислава стали тыкать прутами своего врага, и через несколько секунд тот корчился на полу, пытаясь избежать участия в их военной игре. Еще несколько уколов, и он запросил пощады. В конце концов он выдал нужный мучителям адрес. Келли ринулся на него и напоследок ударил в пах.
Потом его оттащили в клетку для задержанных и заперли. Станислав остался дежурить, а остальные двое поехали проверять адрес. Они взяли банк и, освобождая тотошника, предупредили, чтобы помалкивал. Но тот не стал молчать, и через неделю троицу вызвали на коллегию защиты гражданских прав. Когда оглашали выдвинутые против них обвинения, эти трое обменивались удивленными взглядами, а потом начали хохотать.
"Голые? Ленточки на шлангах? Да вы сошли с ума. А тот, кто подал жалобу, наверняка только что вышел из психушки".
В протоколе записано, что Станислав орал на судей. И они сочли, что обвинения беспочвенны.
О'Брайен слушал, катая стакан между ладонями и уставившись на батарею бутылок, которые украшали полки бара.
Потом повернулся и, с деланным безразличием посмотрев на бородатого легавого в поношенной одежде, поднял руку и потер пальцами друг о друга.
- У них, наверное, деньжата водились, и немалые, а?
Полицейский украдкой оглядел шумный бар.
- Очень большие, - прошептал он. - У них все было схвачено. Букмекеры, приемщики ставок, торговцы, даже проститутки. Говорили, что все сутенеры должны были выкладывать им деньги за каждую из своих девиц. За что им было обещано избавление от конкурентов.
О'Брайен насторожился. Пьян или нет, парень на соседнем стуле - полицейский, и нюх у него отточен. Чтобы не подчеркивать свой интерес к тем троим, он сменил тему, переключившись на условия работы полицейских, и был тут же вознагражден горячей речью:
- Проклятые мусорщики зарабатывают больше нас, а ведь ни один из этих ублюдков не работает больше трех часов в день! Поезжай в любой день недели на Четвертую авеню и увидишь шесть-семь мусоровозок около бара Мак-Гилла. Они торчат там с одиннадцати до четырех дня.
Когда бородатый прервал свою речь, чтобы позвать бармена, О'Брайен как бы между прочим спросил:
- Наверное, дома у них сплошной ад?
Бородач растерянно взглянул на него.
- У кого?
- Ну, у этих троих, про которых ты рассказывал.
- А, у них…
Он мало знал о личной жизни трех приятелей. Слышал, что Станислав разведен и большой любитель женского пола. Но осторожен, его никогда не встречали ни с одной женщиной. У Келли была семья где-то в Лонг-Айленде, но жил он один, в ветхом деревянном домишке в самом конце грунтовой дороги в окрестностях Грейт-Нек. Как-то вечером Келли напился, и его отвез домой один из сослуживцев. Полицейский, отвозивший Келли домой, по секрету сообщил приятелю, что его просто в дрожь бросило при виде покосившейся развалюхи и разбитых машин перед домом на лужайке. Одна из них стояла без колес, на ящиках из-под молочных бутылок. В участке ходили слухи, что у Келли патологическое пристрастие к оружию, он испытывал перед ним восторг, граничащий со сладострастием. На женщин времени не тратил. А что происходило в этом доме на отшибе, лучше, наверное, не знать.
Наверняка он знал лишь, что Брэмсон был женат. Ходили слухи, будто семья боится и ненавидит его. Но он не мог знать о побоях, ругани, безмолвных обедах в атмосфере страха, ужасе, охватывающем членов семьи при появлении Брэмсона в доме.
Джек Харриган сделал из этого разговора однозначный и пугающий вывод: речь шла о трех полицейских, которые перешли грань, отделяющую нормальных людей от психопатов.
Остальные в списке походили на этих троих тем, что у них тоже было огромное количество задержанных, и все они имели военный опыт, служили в пехоте.