Заскрипели протяжно и визгливо тормоза, из вагонов хлынул поток – с узлами, мешками, ящиками. Завизжал, почувствовав движение, одуревший от духоты и тесноты темного мешка поросенок.
Фоменко, а следом и оба милиционера, вышли на перрон.
– Разрешите, пройду составу в голову, для контроля! – откозырнул Богодухов.
– Да, конечно, а мы здесь с Федором подежурим, – улыбнулся Фоменко.
2
Богодухов шустро подался в толпу, прошагал до локомотива, кивнул чумазому пареньку из паровозной бригады, хотел тому что-то сказать, но в это время, где-то от четвертого с головы вагона, раздался крик: "Милиция! Милиция! Сюда! Сюда! Убивают!"
Милиционер со всех ног бросился на крик, краем глаза увидел, как к вагону бегут еще два человека. Обернувшись, в одном из них узнал Ивана Бойцова из городской милиции – знал тезку накоротке.
А от вокзала к вагону спешили Фоменко и Демчин.
– Сюда! – высунулась из тамбура полная женщина. – Поспешай, милицанерики!
Бойцов первым, ловко подтянувшись на поручнях, влетел в тамбур. Богодухов – за ним следом, раздвигая остановившихся в любопытстве людей. А позади напарник Бойцова тут же перекрыл дверь.
– Федор, за мной ко второй двери! – мгновенно сорентировавшись, выкрикнул Фоменко. Вскочив с другого конца в вагон, они перекрыли и этот выход. Собственно, из набившегося в вагон люда никто сходить не торопился. Зевака, как известно, неистребим, случись происшествию – про все забудет. И куда спешил, и чего хотел, – все побоку, одним любопытством напрочь поглощен. Вот и сейчас большинство обитателей этого вагона как будто забыли, что наконец-то добрались до места назначения, из духоты на свежий воздух перрона не стремились, плотно закупорив проход между скамьями. Наоборот, вытягивая шеи, напирали друг на друга, стремясь ничего не упустить из происходящего. Фоменко и Демчин с трудом протиснулись сквозь плотную людскую преграду.
Примерно в середине вагона самый центр шума и оказался.
– Вот, полюбуйтеся, граждане милиционеры, ишь, как разрисованы! – показал на двух в кровь избитых мужиков громкоголосый проводник, плечистый, с мощными руками, силушкой не обделенный. – И все вот этот! Это он им морды расхлестал, фулюган чертов!
Проводник крепко держал за правую руку повыше локтя довольно высокого молодого мужчину, тяжело дышащего, с налитыми кровью глазами. Левой рукой мужчина прижимал к себе брезентовую котомку.
– В чем дело, товарищ? – спросил Бойцов проводника.
– Да кто их разберет! Я уже на шум прибежал, а так-то был в соседнем вагоне. Смотрю: этот субчик, вот, их метелит! Еле отнял!
– Сами выпросили, оглоеды! – не выдержал "субчик". Зло дернулся от проводника: – Чо вцепился, не сбегу, не боись! Чо мне бежать, не я затеял!
– Разберемся, – сказал Богодухов, поглядев на Фоменко, но тот не вмешивался, предоставив милиционерам действовать самостоятельно. – Сейчас все пройдемте в дежурную комнату милиции. Запротоколим показания кажного. Все выясним! Граждане, освободите проход! Ничего тут интересного, окромя драки, не приключилося! Попрошу на выход!
– Само собой, – важно кивнул проводник.
Схваченного им за руку мужчину отпустил, но пошел рядом, настороже. Позади всех поплелась избитая парочка.
В толпе зевак прошли до дежурки, Бойцов несколько раз ловил на себе тяжелый взгляд мужчины, учинившего драку в вагоне, ощущал прямо-таки кожей его напряженное состояние.
3
В дежурке Богодухов, приложив руку к фуражке, вытянулся перед Фоменко.
– Гражданин начальник! В вагоне пригородного поезда…
– Отставить! – резко сказал Фоменко и повернулся к избитым мужикам, кивая на прислонившегося к стене парня с котомкой. – Бил он вас?
Те, испуганно глядя то на парня, то на Фоменко, кивнули.
– Сначала вы расскажите, как было дело, – повернулся Дмитрий Иванович к проводнику. – А вы, товарищ Демчин, подробно фиксируйте все показания.
Взглянув на недоуменного Федора, пояснил:
– Записывайте все, что будут говорить. Вопрос и ответ.
Федор покраснел и уткнулся в стопку бумаги.
– А так все было, товарищ-гражданин. Эти двое, которые побитые, с Яблоновой, от начала, сели. А этот… – Проводник ткнул пальцем в парня с котомкой. – Оный гражданин сел в Куке. Подле побитых… Ну, они тогда еще не были побиты… Ну, коло них устроился, и ехали, стало быть, поначалу спокойно, разговаривали. Я проходил по вагону, видел. И так спокойно мы ехали до Кадалы почти. А потом слышу: шум, ругань пошла, крик! А я как раз в соседний вагон перешел, еще дверь тамбурную не закрыл. Понятно, что я из соседнего туда, стало быть, сразу. И чо вижу? А вижу, как вот этот вот, – проводник снова ткнул пальцем в набычившегося владельца брезентовой котомки, – он, стало быть, прям на моих глазах, сначала молодому врезал, а потом тому, что постарше, по морде пару раз проехал! Чтоб он, значит, не встревал. И снова давай младшого мутузить!
Проводник шумно перевел дыхание и продолжил:
– А в вагоне, гражданин начальник, народу – не протолкнуться. Бабы визжат! Ребятня орет! А этот, главный закоперщик, – проводник снова ткнул пальцем в хозяина брезентового мешка, – так разошелся, что я уж думал – совсем молодого-то прибьет. И главное-то – никак не могу сквозь народ и вещи к драке-то пробиться! Но пролез! Так еле унял! Бык-то вон какой! – Проводник оглядел "закоперщика" с головы до ног, словно видел впервые, повернув лицо к Фоменко, снисходительно добавил: – Ну, мы тоже, слава богу, не изболемши, хе-хе-хе…
– Так… Понятно. Ну что теперь вы скажете? Сперва назовитесь, кто такой, откуда? – обратился Фоменко к "закоперщику".
– Рабочий я… А фамилия моя… это… Пугачев! Иван Пугачев, из Дровяной, – пробурчал тот в ответ. – На Татауровской лесной даче работаю. Да они сами напросились!..
– Вы хотите сказать, что ссору затеяли не вы? – уточнил Фоменко.
– Конешно! Во, гаврики сидят, они все и закрутили! А кто же!..
– Каво он врет! Ага, мы! – закричал один из избитых.
– Стоп, машина! – остановил его Фоменко. – И ваша очередь подойдет для снятия показаний. А пока прошу помолчать.
И снова обратился к опрашиваемому:
– Скажите, Пугачев, а что же за повод у них был для ссоры с вами?
– Не знаю, может, ограбить хотели!
– Ты чо, паря, сдурел?! Малохольный какой-то! – загудели избитые. – Каво несешь-то?! Ограбить хотели! От бессовестный!..
– Тихо! – прикрикнул Фоменко. – Теперь вас послушаем!
Он обратился к старшему из потерпевших.
– Назовите свои имя, фамилию, место проживания.
– Значится, Туезовы мы, с Татаурово Улетовской волости. Я – Туезов Тихон Иванов сын, а со мной – мой племяш. Он тоже Туезов. Пашкой зовут. Брата моего младшего Степана старшой сын, – обстоятельно начал старший. – А поехали мы с племяшом в Читу на базар, потому как мне сосед сказал, что видел там справные хомуты и недорогую сбрую, на Старом базаре…
– Товарищ начальник, это что, тоже все фиксфи… записывать? – взмолился Демчин.
– Пиши все! – строго сказал Богодухов и уставился на Фоменко, ожидая одобрения.
– Записывай, Федор, все подробности, хуже не будет, – кивнул Дмитрий Иванович. По собственному опыту знал, что куцый протокол любое дело может развалить, а лишние сведения отшелушить всегда можно. Повернулся к опрашиваемому:
– Извините, что прервали. Продолжайте.
Мужичок приосанился, видя такое уважительное отношение, и заговорил увереннее:
– Энтот тип к нам опосля Куки подсел, сам разговор и завязал. Про житье-бытье. Все расспрашивал, куды едем. Ну, я и сказал, что в Читу, на базар, за хомутами. А энтот разбойник, значитца, нам и подтверждает: мол, де, на базаре хомуты в разну цену, но самые справные недешевы. Дескать, а деньжат-то у вас, у нас, стало быть, хватит, спрашиват…
– Это он выпытывал, штоб самому нас и грабить! – выкрикнул младший Туезов, швыркая разбитым носом. И тут же сморщился, трогая языком кровоточащую губу, – защипало.
– Погоди, тебе тоже слово дадим, – сказал Фоменко. – А вы, Тихон Иванович, продолжайте. Как дальше было?
– А дальше было так. Мой племяш, – Туезов-старший повел рукой в сторону племянника, – он, значитца, одно время проживал в Маккавеево. Там моя сестра живет старшая, так вот, Пашка-то ей по хозяйству помогал, покуда она прихварывала. Живет Степанида-то без мужа, семеновцы замучили…
Туезов замолчал. Потянулся перекреститься, но, опасливо глянув на милиционеров, решил воздержаться.
– А я, между прочим, семеновское войско чехвостил в хвост и в гриву, в партизанах разведкой командовал! – громко заявил "закоперщик".
– Что ж, похвально, – сказал Фоменко. – Однако продолжайте, Туезов.
– Ну, значитца, я и говорю, что племяш мой ранешне в Маккавеево жил. Вот он, значитца, энтого, как правильно, ить, тута было подмечено, субчика-то и спрашиват, дескать, не бывал ли он, а можить, живет в Маккавеево?
– Скажите, молодой человек, – Фоменко повернулся к Туезову-младшему, – а почему вы задали вашему попутчику такой вопрос?
– А потому что я его там видел! А он отпиратца начал и вдарил мне по морде со всего маха! – Младший Туезов, продолжая шмыгать разбитым носом, осторожно потрогал наливающийся под глазом синяк.
– Понятно, – кивнул Фоменко. – Что дальше было, Степан Иванович?
– А чо было? Племяш, значитца, евонного спросил, а тот – в отказ и озлился. А тебе бы, Пашка, замолчать, – бросил племяннику в сердцах старший Туезов, – и не доводить дело до греха! Так куды с добром! Давай все выпытывать! Де, как же, ведь я ж тебя видал в Маккавеево и не единожды. А энтот сразу насупился… О, как щас! – показал пальцем на владельца котомки Степан Туезов. – Ну а племяш-то, значитца, вопрос продолжат. Мол, да точно, с Егорием Бурдинским тебя видал, так как лица хорошо запоминаю…
– У меня на людей память отменна! – снова выкрикнул младший Туезов. – А энтот субчик от маккавеевского знакомства – я знаю почему! – отпиратца начал! Да и так на всю округу известно, что вы с маккавеевским Бурдинским спиртом маньчжурским промышляли! Оне, гражданин милицейский начальник, года с шышнадцатого, как мне тетка сказывала, спиртишком приторговывали. Про энтого не скажу, а Егорий-то точно! Тетка брехать не станет… Но энтого с Егоршей в прошлом годе и нынешне, по весне, я в Маккавеево видал! Мелькала там его рожа!
– Это у тебя рожа! Мало я тебе ее начистил! – дернулся в ответ "закоперщик", но Богодухов и Бойцов тут же ухватили его за плечи.
– Спокойнее, Пугачев! – прикрикнул на него Фоменко.
– Во-во, так и в вагоне было! – затряс пальцем старший Туезов. – Пашка ево за спиртишко-то и не выспрашивал, а только про Маккавеево и знакомство с Бурдинским заикнулся. А энтот субчик в ответ шипит, мол, закрой, шмакодявка, пасть, а то зубы повыбиваю и рожу так начищу, что никто тебя не узнат и сам свою харю по новой будешь запоминать… И вдарил племяша по морде! Я заступиться, так он и на меня! Зуб, поганец, выбил! – заплакал старший Туезов.
– А чо и не вдарить? – вызывающе проговорил Пугачев. – Рабочего человека, красного партизана за какого-то контрабандита принимать! Сами такие! Еще мало дал!
– Все он врет! – снова закричал Туезов-младший. – Как же, партизан! Да это точно он! Меня тетка, кады мы с мужиками ея дом перекрывали, к Бурдинскому за спиртом и посылала, для мужиков… А этот там был, чего-то Егору в тряпице показывал, а как я зашел, так тряпицу ту под стол спрятал! А Бурдинский еще ему сказал, дескать, это тутошний, Костя… Во! Припомнил я! Костя он! И совсем не Иван Пугачев! Врет! У него фамилие другое! Эх ты, черт, запамятовал, мне ж кто-то из мужиков говорил, кады мы их еще раз встретили! Еще наказал, мол, смотри, Пашка, с энтими не знайся, темные люди…
– Мало я тебе отвесил, паскуда! – дернулся "Пугачев" к Туезову-племяшу.
– Стоять! – крикнул Фоменко, а Бойцов с Богодуховым сильнее прихватили "Пугачева" за локти. Он рвался и матерился.
Коренастый, на голову ниже "Пугачева", Фоменко вплотную подступил к разбушевавшемуся задержанному. Он еще ничего не сказал ему, не сделал никакого движения – а буян замер, напрягся. Дмитрий Иванович хмыкнул:
– На расправу, как понимаю, привычку скорую имеете, а самому по физиономии получать неинтересно? Вы же так и подумали, что я вас сейчас кулаком успокою?
– А чо у вас, фараонов, ишшо-то может быть?! – вызывающе проговорил "закоперщик".
– У фараонов? Интересно… А документы какие-нибудь у вас имеются?
– Были, конешно, и предъявить мог по всей форме, – "Пугачев" уже успокоился, смотрел нагло, с издевочкой. – А только вы ж, граждане милицанерские, сами руки крутили, волоком тащили, вот, стало быть, в кутерьме документики-то и выпали. Ишшо и восстанавливать придется, и за самоуправство отвечать…
– Понятно… – протянул Фоменко. – Вот что, Богодухов…
– Слушаю, товарищ начальник!
– Этого гражданина задержите до выяснения личности.
– Так точно! Демчин, отопри-ка, клетуху.
Федор выскочил из-за стола, сдернул с гвоздя большой потемневший ключ, отпер тронутый ржавчиной замок на решетчатой двери в углу дежурки.
– Заходьте, гражданин! – Богодухов подчеркнуто вежливо, но твердо направил "Пугачева" в обрешеченный угол, загремел замком, запирая задержанного. Ключ демонстративно, чтобы Фоменко видел, опустил в нагрудный карман гимнастерки и застегнул его на пуговицу.
"Закоперщик" за решеткой уселся на лавку, картинно заложив ногу на ногу, достал из кармана штанов коробку с папиросами, спички и закурил, выпустив густой клуб душистого дыма в сторону собравшихся в дежурной комнате.
– Слышь, Иван, а вы что, его не обыскали? – недоуменно спросил Богодухова Бойцов. – Он вам так и дежурку спалит…
Фоменко с интересом посмотрел на Бойцова, перевел взгляд на сникшего Богодухова.
– Протокол задержания как положено оформите. С понятыми. И личный обыск, досмотр вещей – тоже. И личность его выясняйте, потом мне доложите.
– Мы тоже справки наведем, – сказал Дмитрию Ивановичу Бойцов.
– Так вы…
– Бойцов Иван Иванович, из городского угрозыска. На вокзале по служебной надобности с товарищем оказались, а тут вот эта заварушка…
– Правильно, это по-нашему, – Дмитрий Иванович с чувством пожал Бойцову руку. – Иные нос воротят, мол, не наша епархия, мы – на территории работаем, а тут, де, вотчина другая, дорожной милиции.
– Город один и республика одна.
– Точно подметил. Пойдем, однако, на свежий воздух, тут уже дышать нечем, да и товарищам не будем мешать. Богодухов, завершайте опрос пострадавших, да не забудьте с них подписи под протоколом стребовать. До свиданья, граждане Туезовы…
У входа Фоменко и сотрудники городского угро еще несколько минут разговаривали, потом Бойцов и его напарник попрощались с главным железнодорожным милиционером. Их сменил Федя Демчин, вышедший из дежурки.
– Ну что, Федор, скажешь по факту? Какие ошибки увидел при задержании? – спросил молодого милиционера Фоменко.
– Да вроде нормально все… Конешно, не обыскали… – Федор виновато опустил глаза.
– Если бы у этого "Пугачева" был, Федор, к примеру, наган…
– О, с наганом-то он делов мог натворить! Перещелкал бы нас, как куропаток!
Демчин побледнел, только, похоже, сейчас, осознав возможные последствия своевременно непроизведенного досмотра задержанного.
– То-то! А мы и не обыскали в вагоне, до дежурки довели! И я хорош – сам в пылу закрутился, – Фоменко поморщился.
– Так сразу же и непонятно было, чья сторона виновата…
– Вот и надо было досмотр одежды всем троим устроить, а потом уж препроводить в дежурку. И фельдшера вокзального вызвать сразу, чтоб засвидетельствовал все побои для протокола, как специалист, да и помощь потерпевшим оказал.
– Так я сейчас сбегаю! – дернулся Демчин.
– Сбегай, но описывайте при свидетелях, которые потом и для суда нужны, чтоб подтвердили потом все ваши действия. Сдается мне, Федор, что попалась нам рыбка непростая! И, видимо, на самом деле он такой же Пугачев, как я – Степан Разин. Нет в нем, Федя, рабочего духа, вот, чувствую, что нет! Хотя, хм… чувство к делу не приложишь, верно? Но вот, Федор, какое дело! Пока мужик из Татаурово свои показания давал, я внимательно на этого "Пугачева" поглядывал. И вот, что заметил: напрягся он! А при рассказе второго, который его по Маккавеево узнал, и вовсе губу прикусил. Ну а после, сам видел, не сдержался, сдали нервишки! Смотрите тут с Богодуховым! И поосторожнее с ним…
Фоменко сдвинул фуражку на затылок, обнажив заметные залысины, поднял голову, посмотрел на наливающуюся чернильным цветом тучу.
– Все понятно, – проговорил посуровевший Демчин. – Не сумлевайтесь, товарищ Фоменко, после фельшара мы его сразу конвою сдадим, Иван уже собирался звонить в предвариловку.
– Добре, – кивнул Фоменко и попрощался.