"Весь свет на Сильвию" во Франции стал обладателем премии на лучший "полицейский" роман. Динамический сюжет, яркие характеристики героев, захватывающая интрига и… неожиданная развязка, - все это делает роман увлекательным чтением не только для любителей детективного жанра.
Мишель Лебрен
Весь свет на Сильвию
1
Мишель подавил зевок, взглянул на будильник. Скоро полночь. Он поморщился и снова стал что-то царапать в блокноте. Фредерика тоже зевнула, но без стеснения, и Вилли сказал:
- Всё, пять минут передышки. Выпьем кофе. Потом продолжим, мы на верном пути. Кое-что вырисовывается, ребятки.
Он снял очки, машинально протер их кончиком галстука, моргнул несколько раз, потянул носом воздух:
- Какая здесь вонь! Надо бы открыть окно. Мишель встал, отдернул шторы, повернул задвижку.
Холодный воздух наполнил комнату. Фредерика обернула шею шелковым платком, лежавшим рядом на столе. Она берегла горло.
- Франсуаза! Кофе! - рявкнул Вилли, повернувшись к двери.
Мишель снова сел, еще раз невидящим взглядом скользнул по афишам и фотографиям, которыми была оклеена комната, взял на столике пачку сигарет "Голуаз", сунул в нее два пальца - пусто. Зато в огромной керамической пепельнице было полно окурков и спичек. Мишель наклонился к Фредерике.
- Ты слишком много куришь, - заметила молодая женщина, сунув ему в руку не начатую пачку.
Он ехидно улыбнулся.
- Ты так напоминаешь мне мою мать. Не лезла бы куда не следует.
Ему хотелось соригинальничать, но увы - соображал он сегодня плохо.
- Говорят, что каждая выкуренная сигарета сокращает жизнь на одну минуту. Если бы это было правдой, я бы не родился на свет.
Ни Франсуаза, ни Вилли даже не улыбнулись. Работа шла туго, и они, впервые за несколько часов, наслаждались передышкой. После кофе дело пойдет на лад.
Теперь уже было просто холодно; перед тем как закрыть окно, Мишель выглянул на улицу. Пока ни души. С минуты на минуту закончится спектакль в театре "Эберто", и квартал оживится… Он выпрямился, задернул шторы, вернулся на место. Вошла служанка с подносом. Фредерика в момент собрала со стола бумаги, положила их на пол. Поставив поднос, Франсуаза направилась к двери.
- Спасибо, - бросил ей вдогонку Вилли. - Вы нам больше не нужны.
Служанка слегка поклонилась и исчезла. Фредерика принялась хлопотать. - Сахару, Мишель?
- Нет, спасибо.
- Вилли?
- Три кусочка.
Выпитый кофе моментально взбодрил их. - На чем мы остановились?
- На сцене убийства.
- Да, ключевой момент. Пистолет ты предусмотрел. - Да,- сказал Мишель, сверяясь с отпечатанным на машинке текстом. - Спальня Фреда, входит Маргарет, в вечернем платье, с сумочкой в руке. Диалог, в ходе которого он заявляет, что не любит ее больше и собирается жениться на Эванжелине. Маргарет требует объяснений, клянется ему в любви, затем выхватывает из сумочки пистолет и стреляет. Она разряжает во Фреда всю обойму. Вилли слушал, закрыв глаза. Не поднимая век, он сказал:
- Неплохо, только мне не нравится пистолет. Это столько раз уже было…
- А что ты предлагаешь? Не может же она задушить его.
Вилли открыл глаза.
- Ладно. Обойдемся без удушения. Но тогда Маргарет должна принести оружие с собой. Значит, убийство преднамеренное и…
- Вовсе нет. Она взяла пистолет, чтобы в случае чего припугнуть Фреда или чтобы покончить с собой.
- Возможно, но ведь зрители этого не знают. В своих рассуждениях они пойдут по самому легкому пути и подумают о преднамеренности. А Маргарет должна вызывать симпатию. Убить она может, но не преднамеренно. Что хочешь изобретай, но только чтобы она пришла без оружия.
Тут слово взяла Фредерика,
- Она может найти пистолет у Фреда, увидеть его на комоде…
- Да нет же, - раздраженно возразил Вилли. - Фреду незачем держать дома пистолет, и даже если бы он у него был, Фред не стал бы бросать его где попало! Нужно что-то другое. Во-первых, пистолет - это избито, плоско и старо.
Он подался вперед, налил себе еще кофе. Его юркие глаза впивались то в Фредерику, то в Мишеля. Те сидели В глубокой задумчивости. Спор разгорался с новой силой. То, что они сделают, будет великолепно.
Мишель воскликнул:
- Кажется, я придумал. На комоде стоит либо лампа, либо хрустальная ваза. Что-нибудь тяжелое, но простое в обращении, к примеру ваза с длинным горлышком. Маргарет, осмеянная, разозлившаяся, шарит глазами по комнате. Ее взгляд падает на вазу. Крупный план предмета. Внезапно Маргарет хватает ее и - трах! И тут же убегает, не зная, убила она его или нет.
Вилли изобразил гримасу сомнения, задумался.
- Ваза-это неплохо. Да и в реакции Маргарет так больше логики. Но я не смогу взять вазу крупным планом, это бы разрушило кадр. Вот что я сделаю.
Он схватил лист бумаги, карандаш и быстро набросал эскиз.
- Вся сцена одним планом, с вазой и двумя героями за ней. Маргарет оборачивается, смотрит на вазу, протягивает руку и берет ее, из-под самого объектива - крупный план. Так будет нормально.
Все с облегчением вздохнули. Однако Мишель продолжал отстаивать свой пистолет.
- Пистолет - это хороший звук. Пятью-шестью выстрелами разбудишь целый зал. А как ты озвучишь вазу? Если ваза тяжелая и массивная, о голову Фреда она не разобьется. Звук удара будет глухим.
- Обойдемся без озвучивания. В конце сцены я дам музыку, она покроет последние слова и достигнет своего крещендо в момент убийства.
Улыбкой Мишель признал свое поражение и принялся вычеркивать в сценарии отдельные строчки. Вилли заговорил снова:
- Нужен сжатый диалог, потому что главное должно быть сказано до начала музыки. Сжатый, но это не значит, что он может быть совсем глупым.
Пошарив в карманах, Мишель извлек блокнотик, быстро полистал его, сообщил:
- У меня есть несколько заготовок для этой сцены. Когда Маргарет входит, Фред говорит: "Я запретил тебе приходить сюда". - "Я знаю, Фред, но мне надо поговорить с тобой…"
- Плохо, старина. Слишком вяло и неинтересно. Такой текст Сильвии никогда не произнести. Нет, скажи, можешь ты представить, как твоя Сильвия закатывает полные грусти глаза и изрекает: "Я знаю, Фред, но мне надо было поговорить с тобой? Нет, Мишель, ты пишешь не для Жанны Моро, а для Сильвии Сарман, не забывай, об этом. Моро сумела бы сыграть подобную глупость, Сильвия-нет. У Сильвии нет ни внешности, ни голоса. Поищи что-нибудь менее напыщенное, типа, ну, я не знаю… Постой-ка: "Это все, что ты можешь мне сказать?" Как раз то, что нужно. Она произносит это с оттенком горечи, что намного легче. И это позволит добавить текста мужчине. Он должен говорить больше, чем она, понимаешь? Она стоит, не двигаясь, ничего не говоря, и все чувствуют ее растерянность, затем-ее гнев. О'кей?
- Согласен. Но Сильвия поднимет крик, если у ее партнера будет больше текста, чем у нее.
- Не поднимет, потому что я пообещал ей два крупных плана: один-в начале сцены, другой - в конце, когда она убегает. А Филиппу Мервилю ты объяснишь. Хотя нет, я сам поговорю с ним. Твое дело - побыстрее закончить диалоги. Через две недели снимаем.
Возникла пауза. Мишель закурил, убрал блокнот. Фредерика сказала:
- Может, поговорим немного обо мне? Зачем вы меня все-таки позвали? Чтобы я присутствовала при написании монтажных листов?
Мужчины смущенно переглянулись. Фредерика пожала плечами, улыбнулась:
- Вы как будто боитесь огорчить меня. Но я, знаете, толстокожая. Впрочем, Сильвия соизволила предупредить меня. О! Очень любезно, два слова по телефону четыре дня назад. Обворожительно, но твердо: я не буду сниматься в картине, потому что роли для меня там больше нет.
Фредерика вызывающе встряхнула черными волосами. Но жест оказался фальшивым, так же как и реакция мужчин.
- Я вижу, Сильвия не предупредила вас, - заговорила она снова. - Наверное, хотела поиграть на нервах. Что ж, камень с души свалился, не так ли? Теперь вы избавлены от необходимости сообщать мне, что в вашем фильме и знать меня не хотят. Женщина нервничала. Она не заметила даже, как платок соскользнул с шеи и упал ей на колени. Лихорадочно сжимая и разжимая точеные пальцы, она продолжала:
- В сущности, какая мне разница, буду я сниматься у вас или нет? Есть уйма других фильмов, знаете, в хороших режиссерах, в хороших ролях недостатка нет! Вы не единственные гении в Париже, господа. Да и что это за роль… Три строчки, вошла и вышла, общий план, вид со спины - нет, лучше не надо. Ну и повеселилась же я тут с вами на вашей летучке по созданию художественных образов!
Вилли Браун поднял пухленькую руку, жалобно пролепетал:
- Замолчи, Фредерика. Да, я вызвал тебя сегодня, чтобы сказать: для фильма ты не подходишь. Да не знал, как лучше это сделать. Извини. В последний момент Сильвия не захотела, чтобы ты снималась.
- В последний момент
Смех Фредерики прозвучал резко, неприятно.
- Однако она молчала, когда я уверяла журналистов, что буду сниматься в ее фильме, молчала, когда я давала интервью на радио, молчала, когда я заказывала дорогую шубу, и - трах! Накануне подписания контракта для Фредерики Мэйан роли больше нет! И пусть идет она на все четыре стороны.
Режиссер хлопал глазами, кончиком галстука протирал очки.
- Девочка моя, - заговорил он, растягивая слова, - если бы это зависело только от меня или от Мишеля, ты бы получила роль. Но парадом командует Сильвия. Она - продюсер фильма, и мы все зависим от нее. Я сам уже не тот, что прежде, и эта картина - мой последний шанс. Вступать в споры мне нельзя. Ты не будешь сниматься. Но я могу предложить тебе нечто другое, Вилли откашлялся.
- Я бы хотел, чтобы ты хорошо подумала, прежде чем отказаться или согласиться: я могу включить тебя в съемочную группу. К этому продюсеры не имеют никакого отношения. Ты могла бы заняться монтажными листами…
Фредерика ухмыльнулась и отчеканила:
- Кинокомпания "Сарман" представляет: Сильвия Сарман в фильме "Наслаждение и смерть", режиссер - Вилли Браун, автор сценария - Мишель Барро, в ролях такой-то, такая-то, ассистент режиссера - Фредерика Мэйан, в прошлом кинозвезда, нанятая из милосердия…
Внезапно раздавшийся телефонный звонок прервал Фредерику. Она опустилась в кресло, обхватив голову руками, зашлась в судорожных рыданиях. Режиссер встал, снял трубку.
- Алло, да, это я… Кто говорит? А, привет, как дела?.. Что?.. Что ты сказал?.. Но как же так… Алло, алло…
Он яростно швырнул трубку на рычаг, сел, снял очки, вновь принялся протирать их. Лицо его было бледным. Фредерика по-прежнему рыдала, сидя в кресле. Вилли Браун не выдержал:
- Перестань скулить. Или продолжай, как хочешь. Сильвия мертва.
Вдруг в комнате все стихло. Мишель Барро вскочил, застыл, сжав кулаки. Режиссер надел очки и уставился на свои руки, подрагивавшие на коленях. Фредерика, вся в слезах, смотрела перед собой невидящим взглядом. Наконец, режиссер, предвосхищая застывший у всех на устах вопрос, сказал:
- Звонил Жан Пьер Франк. Подробностей он не знает. Она умерла, всё. Ее перевезли в мо… в Институт судебной медицины.
Они переглянулись и поняли друг друга. Вилли неуверенно добавил:
- Вероятно, несчастный случай.
И тут Мишель не выдержал. Поднеся к глазам носовой платок, он принялся хныкать.
- Сильвия, моя малышка Сильвия… Моя дорогая… Сильвия… - лепетал он.
Бессвязное, монотонное нытье. Вскоре Мишель успокоился, но продолжал укрываться за платком, как за ширмой. Вилли встал, положил ему на плечо руку. Сильвия была мертва.
2
Полицейский в десятый раз поднял воротник плаща. Сотый окурок уныло торчал у него изо рта, приклеившись к нижней губе. В приступе внезапно охватившего его гнева он выругался.
- Вот невезуха, черт подери.
Восемь утра. Всю ночь не спал, и неизвестно, когда ещё удастся прилечь. Поднимавшийся от Сены влажный туман окружал людей и все остальное ореолом убожества. Он толкнул дверь бистро, облокотился на стойку, приказал:
- Кофе, покрепче. И рогалики.
Он увидел себя в зеркале и не нашел в этой картине ничего ободряющего: на него смотрел измученный бессонницей тип, неумытый, небритый, на которого обрушились все несчастья в мире, да еще этот воротник, упрямо отпадавший назад всякий раз, когда затылку становилось тепло,
- Ну, скоро там мой кофе?
- Уже, уже, - услужливо затараторил хозяин бистро. - И рогалики для господина инспектора.
- И газету, - буркнул полицейский, которого это благодушие только раздражало.
- Вот.
После первого горячего кофе он развернул газету, разломил рогалик и сразу почувствовал себя лучше. Его тело начало потихоньку наливаться тяжелым теплом ресторанчика.
Газетчики, разумеется, еще не прослышали о преступлении. Однако в полдень "Франс-Суар" и "Пари Пресс" насладятся вволю. Он уже представлял огромные заголовки: "Убита Сильзия Сарман". Пока же никто ничего не знал, и при желании он мог бы сильно удивить людей в бистро, сообщив им новость. Но зачем? Они закидают его нелепыми вопросами и останутся недовольны ответами. В вечерних газетах они найдут гораздо более удобоваримую пищу.
И вздумалось же полицейским из Ла-Варена вызывать среди ночи судебную полицию. Недотепы. Не могли подождать до утра. Его дежурство заканчивалось, он преспокойненько дрыхнул бы сейчас под боком у жены… Невезуха. Он был дежурным прошлой ночью, и все свалилось как Снег на голову. Ночная прогулка по мокрым дорогам, свидетель, который обнаружил труп и которого пришлось изолировать, чтоб он не поднял переполох среди журналистов, полицейские из пригорода, криминалисты с их техникой, судебно-медицинский эксперт, скорая помощь… Все это - в течение долгих, нескончаемых часов. И вот теперь вновь надо подниматься в кабинет, составлять рапорт, передавать дело дивизионному комиссару. Дютуа найдет Преступника и он же будет принимать поздравления от начальства…
- Вот невезуха, черт подери.
Он допил кофе, расплатился, вышел. От холода нос у него посинел, на глазах выступили слезы. Он почти бегом пересек бульвар, наклонившись вперед, с трудом преодолевая сопротивление ветра. Перевел дух, лишь оказавшись под аркой дома номер 36. -Теперь воротник мог отпадать назад - инспектору было все равно. Подошел дневальный, он пожал ему руку. Парень с кисло-сладкой миной сказал:
- Мои поздравления!
Он не понял, потому что и понимать, по-видимому, было нечего. Толкнул дверь с табличкой "Бригада криминальной полиции" и, пройдя по коридору, ввалился к себе в кабинет. Здесь он отдышался, снял плащ, приложил руку к радиатору, по телу разлилось тепло, инспектор повеселел. Сел, тыльной стороной ладони потер небритый подбородок, посмотрел на часы: двадцать минут девятого. Докладывать еще рановато. Начальство, как обычно, появится около одиннадцати.
Он уже закрывал глаза, когда отворилась дверь. Дневальный сказал:
- Я так и думал, что вы здесь. Там один старикан хочет поговорить с вами по поводу преступления, совершенного этой ночью.
- Пусть подождет Дютуа.
- Хорошо.
Когда дверь закрылась, он задумался. По поводу преступления, совершенного этой ночью… За исключением мужчины, обнаружившего труп, и мужа потерпевшей, никто ничего не знает. Кроме убийцы, разумеется…
Нелепица. Он пожал плечами. Убийца не приходит отдаваться в руки властям в такую рань.
Он снова закрыл глаза. А если - да? Если он действительно получит признание убийцы, - и это всего лишь спустя несколько часов после обнаружения преступления? Вот шуму-то будет. И он возглавит список кандидатов на повышение по службе… Он встал, направился к двери.
- Ну, где твой старикан?
- Ждет в коридоре.
- Давай его сюда, И найди машинистку. Чем черт не шутит.
Он снова сел, попытался принять важный вид. Однако попробуй произвести эффект, когда рожа у тебя небритая и бледная, как у покойника. Вошедший мужчина смущенно мял в руках шляпу.
На вид ему было лет шестьдесят - совсем седой, в очках, в изрядно потертом, но хорошего кроя пальто. Инспектор указал на стул:
- Садитесь.
Мужчина сел, расстегнул пальто, галстуком принялся протирать очки.
- Господин комиссар…
- Инспектор.
- Господин инспектор, - сказал мужчина надтреснутым старческим голосом, - я пришел сдаться властям. Я убил Сильвию Сарман.
Инспектор потянулся за сигаретой. Это могло быть интересно.
- Ваше имя.
- Вилли Браун.
- Дата и место рождения.
- 2 марта 1921 года, Париж.
- Профессия.
- Кинорежиссер.
Вошла "машинистка" с пышными усами. По имени Жюль Марселей. Он сказал:
- Приветик. И мои поздравления!
- М-да. Поехали.
Подрагивающим от волнения голосом Вилли Браун начал рассказывать, часто прерываясь, чтобы протереть якобы запотевшие очки.
3
Сильвия мертва. И убил ее - я.
Наверное, меня должна мучить совесть, но я не испытываю ничего, кроме облегчения и гордости. Облегчение - потому что Сильвии больше нет, гордость - потому что подозрения никогда не падут на меня. Никогда. Все сочтут это глупым несчастным случаем, а "Франс-Диманш" объявит национальный траур.
Я так и не смог еще до конца осознать факт ее смерти. Впрочем, действительно ли она умерла? У меня такое чувство, что, пока она навсегда не исчезнет с экранов, она будет все еще немножко жива.
Ее глаза еще открыты?
Я выпиливал у себя в мастерской, в подвале, когда зазвонил телефон. Я рявкнул:
- Телефон!
Но Франсуаза, очевидно, ушла на рынок, так как звонок продолжал дребезжать - надрывно и неравномерно, как все эти аппараты, зависящие от пригородного коммутатора. Ворча, со смутной надеждой, что телефонистка не выдержит, я поднялся по ступенькам лестницы, вытирая о штанины руки, покрытые металлическими опилками. Телефон все не унимался, и я успел как раз вовремя. Злой как черт.
- Алло?
- Шенвьер, 101?
- Да.
- Говорите.
И тут же более отдаленный, ослабленный расстоянием голос-голос очень молодой женщины - спросил:
- Могу я поговорить с мсье Вилли Брауном?
- Я слушаю. Кто у телефона?
На другом конце провода - заминка, и вдруг моя собеседница затараторила:
- Мсье Браун, мое имя вам ничего не скажет. Я по рекомендации одного вашего друга. Мне непременно нужно с вами увидеться. Непременно.
Я насторожился. Попытался кое-что уточнить.
- Какого друга? Что вы хотите?
- Это не телефонный разговор. Нам лучше встретиться. Могу ли я к вам приехать?
Загадочный тон девушки слегка возбудил мое любопытство. К тому же ее голос казался таким юным… Я взглянул на часы, висевшие на стене. Скоро полдень. Вот-вот вернется служанка, а за ней и жена. Я сказал:
- После обеда я еду в Париж. Наверняка у меня будет окно между четырьмя и пятью. Я заеду в "Мадригал", на Елисейских полях.
- Я буду там.