За последнее столетие с небольшим археологи и историки познакомились с великолепным мастерством ремесленников позднесаксонского периода, особенно сенсационной была сделанная в 1931 году находка золотой Пряжки в Волверкоте. Эта находка стала еще более ценной после того, как обнаружилось, что она полностью совместима с Языком, имеющим сертификат подлинности и находящимся в коллекции некоего Сайруса К. Палмера-младшего, гражданина города Пасадена, Калифорния. Эмалированный в технике клуассон грушевидный Язык оправлен массивным золотом, украшен стилизованным орнаментом филигранной работы и (первоначально) тремя крупными рубинами. Он с удивительной точностью подходит к эшмолеанской Пряжке. Если обратиться к другим доказательствам их идентичности, достаточно вспомнить о древней надписи на Языке (АЛ/ФРЕД МЕКНЕ/Х1 ГЕВИР/КАН), которая по конфигурации букв и гравировке идентична надписи на золотой Пряжке, в которую (как единогласно утверждают эксперты) когда-то вставлялся Язык.
Благодаря филантропическому жесту мистера Палмера и великодушию его супруги миссис Лауры М. Стрэттон Язык вскоре вновь соединится с Пряжкой. Как утверждает доктор Теодор Кемп из Эшмолеанского музея, большой проблемой остается установление подлинного предназначения этого прекрасного произведения искусства, которое отныне будет известно под названием "волверкотская реликвия". Остается загадкой, была ли эта Пряжка частью какого-то королевского одеяния или служила каким-то символом, а может быть, использовалась в ритуалах. Единственно, что можно сказать со всей определенностью, это то, что волверкотская реликвия - Язык с Пряжкой, наконец-то так счастливо воссоединившиеся, будет числиться среди самых прекрасных сокровищ Эшмолеанского музея.
- Это вы написали, сэр? - поинтересовался Морс.
Кемп горестно кивнул. Все пошло прахом, все отменено (как сразу понял Морс), и уже подготовленная во всех деталях церемония, и презентация, и пресса, и телевидение. О Боже!
- Даты королей и королев мы учим и школе, - сказал Морс. - Плохо, что начинаем только с Вильгельма Первого.
- Нужно начинать много раньше, инспектор, много, много раньше.
- Э, что касается меня, то я только так и поступаю. - Морс пристально посмотрел на мертвенно-бледное лицо человека, сидевшего напротив него. - Что вы делали сегодня между половиной пятого и четвертью шестого, доктор Кемп?
- Что? Что я делал? - Он затряс головой, словно человек, потерявший рассудок. - Вы... вы не можете этого понять, чештное слово! Вошмошно, я занимался чем-то таким... там. - Он неуверенно повел рукой в сторону Эшмолеанского музея, находившегося позади Морса. - Не знаю, и все. И мне наплевать!
Он вдруг схватил пачку листков и с неожиданной для Морса злобой порвал их пополам, а затем швырнул на стол.
Морс не стал его задерживать.
Кемп оказался вторым за этот вечер свидетелем, который, мягко говоря, не проявил рьяного желания ответить на единственный относящийся к делу вопрос, заданный ему.
- Вам он не очень пришелся по вкусу, сэр?
- А какое это имеет значение?
- Но ведь кто-то, наверное, спер волверкотскую фигню.
- Никто ее не спер, Льюис. Сперли сумочку.
- Не понимаю. Сумочке, самой по себе, цена грош в базарный день, а той фигне, как он говорит, цены нет.
- Абшолютно бешценная! - собезьянничал Морс.
Льюис усмехнулся:
- Вы ведь не думаете, что это он украл сумочку?
- По мне, так лучше вообще выбросить из головы эту надутую вонючку. Если я что и знаю, так это то, что из всех оксфордцев он меньше всего хотел бы украсть ее. У него все было на мази, он и литературку подготовил, и подумал о том, что его имя будет в газетках, а физиономия мелькнет по телевизору, что он напишет статью для какого-нибудь ученого журнала, а университет присвоит ему докторскую степень или что-нибудь в этом духе... Нет, это не он спер эту штуку. Сам подумай, ведь ее не продашь. Она "бесценна" в том смысле, что уникальна, невозместима, исключительно ценная с точки зрения археологических и исторических изысканий... Ты же не сможешь продать "Мону Лизу", согласен?
- Вы все знали про это, правда, сэр? Про эту волверкотскую фигню?
- А ты? Люди приезжают отовсюду, чтобы посмотреть на Волверкотский Язык...
- Разве не Пряжку, сэр? Ведь, по-моему, там Пряжка?
- В жизни ничего не слышал о ней, - проворчал Морс.
- А я даже ни разу не был в Эшмолеане, сэр.
- Ну?
- И вообще, единственное, что мы учили про короля Альфреда, - это то, что он сжег какие-то пироги.
- По крайней мере, хоть что-то. Это факт - возможно, это факт. Но в наше время в истории не очень-то интересуются фактами. Теперь больше говорят о том, что нужно вжиться. Что это такое, понятия не имею, но так говорят.
- В таком случае какие будут указания?
И Морс дал ему указания. Пока туристы ужинают, незаметно спустить тело Лауры Стрэттон на грузовом лифте; вызвать из Кидлингтона пару детективов, чтобы помогли снять показания с членов группы, включая лекторов, и с проживающих в смежных или достаточно близких к номеру 310 помещениях. Горничные? Да, пожалуй, стоит узнать, не снимал ли кто-нибудь из них покрывала с постелей, или не добавлял ли пакетиков с чаем, или вообще проходил мимо, или, ну... Морсу вдруг вся эта кутерьма безумно надоела.
- Найди систему, Льюис! Прояви инициативу! И звони утром. Я буду дома - должен я догулять несколько дней отпуска или нет?
- Значит, комнаты обыскивать не будем, сэр?
- Обыскивать комнаты? Боже мой, да ты только подумай! Знаешь, сколько комнат в "Рэндольфе"?
Морс выполнил еще одну задачу, восполнив известный пробел в этом до сих пор весьма поверхностном полицейском расследовании Он коротко опросил мистера Эдди Стрэттона, которого перед этим со всем сочувствием сопроводили в номер 308, в котором разместились Брауны. Морсу этот высокий, загорелый калифорниец, на лице которого было написано, что солнце вот-вот снова пробьется сквозь тучи неожиданно налетевшего ненастья, сразу понравился. Морс никогда не отличался умением выражать свои чувства и сумел пробурчать всего лишь несколько избитых фраз соболезнования, запомнившихся ему после каких-то похорон. Но, по всей видимости, большего и не требовалось, ибо не замечалось никаких признаков того, чтобы Стрэттон сильно переживал несчастье, а о слезах и говорить не приходилось.
Управляющий стоял у конторки портье на первом этаже, и Морс поблагодарил его за помощь, сказав, что (как и было любезно предложено) он несколько... э... воспользовался... э... услугами, которыми располагает кабинет управляющего. И не могут ли сержант Льюис и его люди воспользоваться кабинетом до?..
Управляющий кивком показал, что не возражает.
- Знаете, инспектор, это такое для нас несчастье. Я уже говорил вам, мы постоянно твердим гостям, что в их же собственных интересах не оставлять ничего ценного в номерах без присмотра...
- Но ведь она и не оставила ничего, согласитесь? - вежливо произнес Морс. - Она даже и не покидала своей комнаты. Уж если на то пошло, то она до сих пор ее не покинула...
Это утверждение Морса несколько запоздало, потому что как раз в этот момент по лестнице спустился Льюис и доложил, что тело покойной Лауры М. Стрэттон сейчас переносят из номера 310 в грузовой лифт, а потом доставят в часовню упокоения в Радклиффской клинике, что на Вудсток-роуд.
- Может быть, выпьешь, Льюис?
- Нельзя. Я ведь на службе.
Верный сержант позволил себе криво улыбнуться, и даже Морс посочувствовал ему. Во всяком случае, это наверняка сэкономит Льюису фунт-другой. Наверняка Морс никогда не задумывался о том, что теперь его очередь платить, - Льюис однажды подсчитал на досуге, что, получая две трети зарплаты Морса, он платил за три четверти изрядного количества спиртного, поглощаемого (в очень незначительной дозе им самим) во время расследования каждого очередного дела.
Морс понимающе кивнул и зашагал в сторону "Чаптерс-бара".
Глава двенадцатая
Вода, поглощаемая о умеренных количествах, не причиняет вреда.
Марк Твен
Брызнув капельку тоника в большую порцию джина, которым нынешний собутыльник угостил ее, Шейла Уильямс задала ключевой вопрос:
- А ты не мог бы отменить тур, Джон?
- Не думаю, чтобы в этом была необходимость. Я имею в виду, что все они заплатили за это, так ведь? В общем-то, мы, конечно, могли бы вернуть им деньги, если... Ну, если мистер Стрэттон или...
- С ним все в порядке. Я говорила с ним. А ты нет.
- Ты же понимаешь, я не могу поспеть всюду.
- Пожалуйста, пойми меня правильно, Джон, но ведь получилось немного нехорошо, что тебя не оказалось поблизости, когда одна из твоих подопечных откинула копыта, да к тому же ее еще и обворовали. Не так ли?
Ашенден отпил глоток пива. Видно было, что он согласен с ней, но ни словом не отозвался на ее слова. Он когда-то читал (или слышал от кого-то), что Дизраэли (или кто-то другой? Джимми Боуден?) говорил, что ни в коем случае не следует приносить извинения или пускаться в объяснения.
И он не сделал ни того, ни другого.
- Будем продолжать, как намечено, Шейла. Естественно, за исключением презентации.
- Если его не найдут.
- А его и не найдут.
- А его и не найдут, - согласилась Шейла.
- Несмотря на этого...
- Вон он! - прошептала Шейла, положив руку с красиво наманикюренными ногтями на руку Ашендена. - Это Морс!
Ашенден повернулся и увидел седеющего человека среднего роста и средних лет, лучезарно улыбнувшегося брюнетке за стойкой, которая нацедила ему пинту самого лучшего горького пива.
- Слишком много пьет пива, - начал было Ашенден, но осекся, увидев, как недовольно блеснули глаза Шейлы, и сбивчиво закончил: - Я... хотел только сказать, немножко полноват в талии.
- Да! Знаю.
Глаза у нее смягчились, и Ашенден почувствовал (впрочем, он часто это чувствовал), насколько она привлекательна (ну что за проклятый этот мир!), особенно такой, какой была сейчас, когда все, что нужно, - это пара сильных мужских рук, чтобы дотащить ее до ближайшей постели.
И надо же! Она вдруг взяла и все испортила.
Она придвинулась к нему поближе и тихо и сладострастно зашептала на ухо:
- Мне бы не следовало говорить тебе это, Джон, но он мне страшно нравится. Такой милый и... такой... сексуальный...
Ашенден осторожно высвободил свою руку, но она снова схватила его за рукав.
- Ради Бога, Шейла!
- И ужасно умный, Джон! Очень умный! Все так говорят.
- Ну и как это нужно понимать?
Ашенден как-то непроизвольно напрягся, без всякого к тому повода.
- А я объясню. - У нее начал заплетаться язык, - Он з-захочет з-знать, ш-што ты де-делал между... между... половиной пя-пятого и четвертью шестого.
- А ему-то какое дело?
- Я этого знать не х-хочу, дорогуша. Я только говорю... я говорю... что он бу-будет спра... спрашивать тебя. Эт-то он бу-будет спрашивать у всех.
Ашенден молча уставился в свою кружку.
- А где ты был, Джон?
(Неужели милочка Шейла снова протрезвела?)
- А разве запрещается ходить и смотреть на колледжи, а?
- Знаешь, многие спрашивали, где бы мог ты быть.
- Я же сказал тебе, ну, Боже мой!
- Но все же, куда на самом деле ты ходил, Джон? Ну-ка, скажи мне! Давай, давай! Скажи мамочке, все скажи!
Ашенден решил как-то утихомирить ее:
- Уж если тебе так хочется знать, я пошел посмотреть на Магдален.
Он так и не договорил. В нескольких ярдах от них прошел Морс, направляясь в другой зал, и Шейла окликнула его:
- Инспектор! Инспектор Морс! Идите к нам!
Натянутая улыбка Морса свидетельствовала о том, что он предпочел бы собственную компанию. Но Шейла похлопала по сиденью рядом с собой, и Морс неожиданно обнаружил, что не может отвести взгляда от темно-карих глаз, которые так странно обворожили его недавно.
- Я, э...
- Познакомьтесь с мистером Ашенденом, инспектор. Это руководитель той самой группы!
Морс кивнул, замешкался, потом сдался и, нарочито острожно поставив кружку на столик, присел за него.
- Джон как раз рассказывал, что сегодня днем бродил по Магдалену. Правильно я говорю, Джон?
- Угу. В общем-то я интересовался не самим колледжем. Конечно, он сам по себе прекрасен, верно? Но мне хотелось посмотреть на олений парк, я даже не представлял, какое чудо прогулка вдоль Черуэлла - целые сотни акров полей и садов. Ну и, естественно, Башня. Бесспорно, одна из красивейших в Европе, согласитесь, инспектор?
Морс кивнул. По-видимому, в тот вечер у него появилась какая-то особая предрасположенность мотать головой. Но в мозгу внезапно шевельнулась мысль, чего не было с самого начала расследования...
Он всегда утверждал, что для того, чтобы подумать, ему нужно выпить. Снисходительные коллеги понимали эти слова как превосходное объяснение того, что инспектор проводит непропорционально много времени в различных барах. Тем не менее сам Морс был искренне убежден и бесконечной истинности этого своего любимого постулата. Более того, он знал: еще правильнее было бы сказать, что когда он пьет, то обязательно думает! И при первых же словах Ашендена глаза Морса на миг сузились, и он не без любопытства взглянул на руководителя туристической группы.
Через двадцать минут после ужина, за которым они почти не разговаривали, Говард и Ширли Браун сидели за столиком в главном баре гостиницы и за стаканом томатного сока со льдом обсуждали ситуацию.
- Ну, что же, - рассуждал Говард, - у тебя есть настоящее алиби, Ширл. То есть, я хочу сказать, что ты и Эдди... У вас все в порядке! А у меня? - Он добродушно ухмыльнулся. - Я лежу по соседству, всего лишь следующая дверь, так? Значит, если бы я хотел... а?
- И о чем же ты думаешь, дорогой? Убийство? Кража? Или изнасилование?
- Ну, что ты, Ширл, разве я могу изнасиловать!
- Что правда, то правда, куда тебе! - съязвила Ширл.
- И, говоришь, что ты видела Ашендена. Это обеспечивает ему алиби.
- Пол-алиби.
- Он тебя видел? Ты уверена?
- Уверена. Но вот в том, знает ли он, что мы видели его, нет.
- Говоришь, на Холиуелл-стрит?
- Угу. Я заметила надпись.
- А что там находится?
- Эдди посмотрел по карте, и там обозначены Нью-колледж и Магдален-колледж.
Детективы Ходжес и Уотсон пунктуально шли по своим спискам и почти одновременно, не сговариваясь, пригласили: Ходжес - миссис Уильямс и мистера Ашендена в кабинет управляющего, а Уотсон - Говарда и Ширли Браун в опустевшую танцевальную залу, попросив ответить на несколько вопросов.
После того как двое его нечаянных собутыльников покинули бар - леди с явной неохотой, джентльмен, наоборот, с заметным чувством облегчения, - Морс снова обратил взгляд на картины Осберта Ланкастера, украшавшие стены вокруг, и стал размышлять, нравятся ли ему эти иллюстрации. Нужно, наверное, еще раз перечитать книгу Бирбома, хотя бы для того, чтобы вспомнить, как звали героиню: Зулика или Зулейка...
Кружка опустела, и он вернулся к стойке, но броская брюнетка не взяла деньги за вторую порцию.
- Леди, сэр. Та, что была с вами. Она заплатила.
- Как это?
- Подошла и попросила налить вам кружку, когда вы вернетесь за новой.
- Она скатали "когда", вы не ошиблись?
- Наверное, хорошо знает ваши привычки, сэр, - понимающе улыбнулась брюнетка.
Морс перешел в боковой зал, где практически никого не осталось, и несколько минут думал о Шейле Уильямс. В свое время, когда он учился на последнем курсе, у него была девушка, которую звали Шейла, да, а учился он как раз напротив, в колледже Сент-Джона, том самом, из которого в свое время тоже выкинули А. Э. Хаусмена, величайшего латиниста и поэта двадцатого века, и тоже без степени. И было это лет сто назад, если говорить о Хаусмене, и тысячу, если говорить о нем, Морсе. Шейла... причина, как говорил Мильтон, всех наших бед.
После четвертой пинты пива Морс пошел в вестибюль гостиницы и обратился к портье:
- У меня в гараже машина.
- Сейчас прикажу подогнать ее, сэр. Какой номер?
- Э...- Номер улетучился из головы, и Морс передумал: - Ладно! Заберу ее утром, если вы не возражаете.
- Вы проживаете в гостинице, сэр?
- Нет! Просто не хочется, чтобы по дороге домой забрала полиция.
- Очень правильное решение, сэр. Посмотрим, что можно сделать. Имя? Можете сказать ваше имя, сэр?
- Морс. Главный инспектор Морс.
- Ну, уж вас-то не заберут, так ведь?
- Нет? От полиции, знаете ли, можно ждать чего угодно.
- Я вызову такси?
- Такси? Пойду пешком. Я живу в начале Бенбери-роуд, такси в это время возьмет фунта три. А это три кружки пива.
- Здесь только две, сэр! - уточнил Рой Хэлфорд, наблюдая за тем, как главный инспектор, осторожно - даже слишком осторожно! - ступая по невысоким ступенькам, спустился на улицу и двинулся по Бомон-стрит.
Глава тринадцатая
Solvitur ambulando.
(Походи немного, и проблема будет решена)
Латинская пословица
Шагая в ту ночь к себе домой на Бенбери-роуд, Морс понимал, что к этому времени Льюис будет знать значительно больше, чем он, о вероятном содержимом сумочки Лауры Стрэттон, возможном местонахождении украденного и предполагаемом круге подозреваемых. И при этом сознавал также и то, что голова у него работает значительно лучше, чем можно было бы ожидать, и что есть факты, над которыми следует пораскинуть мозгами, причем значительно больше фактов, чем Льюис узнал об Альфреде Великом за время учебы в школе.