Морс и в самом деле слышал долетавшие из-за двери обрывки негромкого разговора.
В дверь просунулась голова Льюиса, это означало, что поиски миссис Уильямс, миссис Шейлы Уильямс, увенчались успехом и она тут. Гасконь поднялся, чтобы оставить детективов с этой дамой.
- Да, хочу вам сказать, джентльмены, можете пользоваться всем, что здесь имеется. Может случиться, что нам придется иногда заходить сюда, но...
- Благодарю вас, сэр.
Итак, Гасконь покинул кабинет, оставив в нем Морса.
И Шейлу Уильямс.
Она была, можете не сомневаться, привлекательнейшей женщиной, насколько мог об этом судить Морс: лет тридцати с небольшим (возможно, постарше), глаза темно-карие, сверкающие каким-то необыкновенным образом, одновременно беззащитные, чувственные и чуточку пьяные.
Хорошенький коктейль, ничего не скажешь!
- Садитесь! Садитесь! Похоже, вы не откажетесь чего-нибудь выпить, миссис Уильямс.
- Да уж согласитесь, все это так неожиданно, правда?
- Есть там что-нибудь подходящее, Льюис? - Морс показал на буфет, не пытаясь при этом скрыть собственный интерес к его содержимому.
- Похоже, здесь есть все, что душе угодно, сэр.
- Миссис Уильямс?
- Джин с тоником, это было бы чудесно.
- Джин с тоником для дамы, Льюис... Лед?
- Зачем портить хорошую вещь, инспектор?
- А все равно здесь нет льда, - буркнул Льюис.
- Послушайте, - начала Шейла Уильямс. - Собственно говоря, не я отвечаю за группу. На мне лежит контакт с группой и организация лекторов, ну и вообще... А руководитель группы Джон Ашенден.
Но Морс не проявил никакого интереса к деятельности Ашендена.
- Миссис Уильямс, я намереваюсь опросить каждого из членов группы о том, чем они занимались между половиной пятого и четвертью шестого, то есть с момента, когда мистер Стрэттон в последний раз видел жену, до момента, когда он вернулся с прогулки с... э... миссис Браун...
Льюису показалось, что, когда Шейла выплеснула в горло остатки джипа с тоником, в глазах у нее, мелькнуло что-то похожее на улыбку, но Морс в это время повернулся к стене и самым внимательным образом изучал фотографию Генри Тонта (XIX век), на которой были запечатлены телеги, вывозящие пиво с пивоварни, и в его последних словах, очень возможно, и не было никакого намека.
- Не сомневаюсь, все с удовольствием помогут вам, инспектор, но они пока что в полном неведении...
- Что ж... может, подождем еще немного? После ужина? Но не позже. Мне бы не хотелось, чтобы сержант Льюис поздно лег спать. Еще, миссис Уильямс?
- Простите... Я так...
- Ничего, ничего...
- Тогда повторите еще раз, сержант. Только, пожалуйста, поменьше тоника.
Брови Льюиса поднялись на целый сантиметр.
- А вам, сэр?
- Нет, благодарю, Льюис. Я же на службе.
Брови Льюиса поднялись еще выше, когда он принял от Шейлы пустой стакан.
Как выяснили Морс с Льюисом, этот тур был весьма и весьма дорогостоящим. Многие его участники уже бывали в Англии (впрочем, не все), и большинство из них оказались достаточно состоятельными, чтобы позволить себе приехать сюда снова через непродолжительное время, невзирая на курс фунта. Верно, теперь одна из них сделать этого не сможет... Да, Шейла Уильямс имеет представление, что такое Волверкотский Язык, но конечно же настоящим авторитетом в этом вопросе считается доктор Кемп. Насколько помнится, первый муж Лауры Стрэттон, торговец недвижимостью в Калифорнии и заядлый коллекционер, однажды обнаружил, что у него хранится редкостный предмет древнего искусства, отделанный драгоценными камнями. Установив его происхождение, он завещал старинную вещь Эшмолеанскому музею, а через два года умер. О да, она видела этот предмет десяток раз, но только на цветных фотографиях, с которых даже сделала эскиз для графического монтажа целого предмета, пряжки и языка. В общем-то тот рисунок в красках, который сейчас можно видеть в музейной экспозиции Эшмолеана, тоже выполнен ею. Подумать только, как хорошо, что существует этот рисунок, что бы теперь ни случилось, люди будут знать, как выглядела волверкотская реликвия. Она нисколько не сомневается, что полиции обязательно найдет Язык, но все же...
- Можете быть уверены, мадам, мы сделаем все, что в наших силах, - вставил Льюис, хотя в голосе у него не слышалось особого оптимизма.
- Сам Язык? Об этом, конечно, лучше поинтересоваться у Кемпа. Но она конечно же может описать, как он выглядит. Треугольной формы, приблизительно три дюйма длиной и два дюйма шириной у основания, тусклого грязновато-коричневого цвета (золото!), первоначально с тремя рубинами, по одному в каждом углу треугольника, но сейчас, остался только один, в самой узкой оконечности всей вещи. Величайшее, уникальнейшее значение этого предмета заключается в том, что он подходит (абсолютно!) к золотой пряжке, найденной при археологических раскопках у деревни Волверкот в начале тридцатых годов и с 1947 года являющейся гордостью эшмолеанской коллекции, как свидетельство (до той поры неизвестное) высокого уровня золотых дел мастеров конца восьмого века новой эры. Лаура Стрэттон (как Шейла узнала от Джона Ашендена) привезла реликвию, она лежала в бархатной коробочке, которую Лаура носила с собой в сумочке: она не решилась доверить ее трансатлантической почте, туристическому агентству и самым безопасным сейфам. Самое интересное это то, что Лаура в той же сумочке носила нитку искусственного жемчуга, которую надевала к вечернему платью. Ни малейшего представления, имелись ли там какие-нибудь другие драгоценности, у Шейлы не было. Однако она высказала мысль, что по ее личному опыту последнего времени, а также вопреки недавнему укреплению фунта стерлингов, некоторые из американцев не имеют должного представления о реальном достоинстве английской валюты, находящейся в их кошельках или карманах. Она бы нисколько не удивилась, если бы у любого члена группы там лежало несколько купюр по десять, двадцать и даже пятьдесят фунтов, это же богатые калифорнийцы. Так что случайный вор мог бы быть приятно удивлен, найдя такую сумму? Но мистер Стрэттон, вернее Эдди Стрэттон, знает лучше, не проще ли спросить его? Верно?
Шейла уставилась большими меланхоличными глазами на Морса, и Льюис на какое-то мгновение испугался, не загипнотизировала ли она его начальника. Поэтому он решил сделать полезный вклад в прояснение обстановки:
- Значит, миссис Уильямс, вы говорите, что группа вряд ни будет против, если я стану выяснять, где они находились между половиной пятого и четвертью шестого? И не будете ли вы любезны сказать нам, где находились вы?
Эффект, произведенный таким невинным вопросом, оказался совершенно неожиданным и мелодраматическим. Шейла Уильямс поставила пустой стакан на стол перед собой и разразилась слезами. Морс уничтожающе посмотрел на подчиненного, словно тот одновременно нарушил все правила дипломатии, этикета и устав вольных каменщиков.
Но сам Морс не растерялся, он повелительно кивнул Льюису на пустой стакан, и Льюис проворно плеснул щедрую порцию "Гордонса", слегка только сдобрив его капелькой тоника.
Внезапно, вызывающе взглянув на полицейских, Шейла выпрямилась в кресле, постаралась уловить момент не очень уверенного равновесия и одним духом хватанула предложенную смесь, чем вызвала тайный восторг Морса. Сказала же она лишь несколько слов:
- Спросите доктора Кемпа, он объяснит!
Когда она ушла, сопровождаемая в лучших джентльменских традициях сержантом Льюисом, и с его помощью без потерь выбралась из коридора, Морс быстро открыл буфет, налил себе добрую порцию "Гленфидича", посмаковал изрядный глоток божественного напитка, затем поместил стакан в стратегически безупречное место, на полку, где его не мог увидеть никто из входящих в кабинет. Включая сержанта Льюиса.
Как это ни странно, но и сержант Льюис, и инспектор Морс прошли мимо того очевидного факта, что Шейла Уильямс так и не ответила на единственный существенный вопрос, который был ей задан.
Столь удивительно воздействуют слезы любой женщины.
Глава девятая
Мне часто хотелось быть мертвым, но только под моим уютным одеялом, чтобы ни смерть, ни человек не могли меня слышать.
Георг Лихтенберг
Позже Джон Ашенден вспомнил в точности, что он делал в те сорок пять минут, о которых говорил Морс...
Без четверти пять он вышел из "Рэндольфа", перешел Брод-стрит, миновал памятник Мученикам. Солнце больше не играло на желтоватых камнях мостовой, наступавший вечер становился все прохладнее, и Ашенден надел легкий плащ. Он быстро прошел вдоль фасада Бейллиола, оставил позади большие ворота Тринити, книжный магазин и теперь остановился, ожидая зеленого сигнала светофора, чтобы перейти Холиуелл-стрит. Здесь он увидел их, стоящими перед зданием Шелдониана, он держал ее под руку, по-видимому, оба ничего не замечали вокруг и были заняты только друг другом. Прибавив шагу, Ашенден прошел мимо "Кингс-Армс", музыкального салона "Холиуелл", Нью-колледжа и оказался на Лонгуолл-стрит. Здесь Ашенден повернул налево и через деревянную калитку вошел на Холиуеллское кладбище, где под каменными плитами и крестами - сколько же там кельтских крестов! - упокоились останки выдающихся оксфордцев, заполнивших немного запущенные, но никогда не заброшенные акры владений мертвых. Вьющаяся среди травы тропинка привела его к деревянной скамейке, над которой к большому тису проволокой была прикручена доска с планом кладбища, где номерами были помечены самые знаменитые памятники:
1. Кеннет Грэхем (1859-1932)
2. Морис Боура (1898-1971)
3. Кеннет Тайнан (1927-1980)
4. X. В. Д. Дайсон (1896-1975)
5. Джеймс Блиш (1921-1975)
6. Теодор и Сибли, утонули (1893)
7. Сэр Джон Стейнер (1840-1901)
8. Уолтер Патер...
Вот он!
Минут двадцать Ашенден петлял по траве, опутавшей могилы, раздвигая плющ над полустершимися надписями, пока не нашел крепкий приземистый крест:
На тебя, Господи, уповаю
УОЛТЕР ПАТЕР
Умер 10 июля 1894
Затем, почти сразу за ним, он увидел тот, другой камень, который и искал, - совсем простенький памятник:
ДЖЕЙМС АЛЬФРЕД БОУДЕН
1956-1981
Да упокоится в мире
Ашенден постоял несколько минут в молчании, темнота сгущалась, и ему думалось о том, какое это удивительно мирное место для того, чтобы найти здесь вечное успокоение. И все-таки никто не хочет умирать, уж конечно не Джон Ашенден, такие мысли бродили у него в голове, пока он стоял над могилой и думал о том, не отрекся ли Джимми Боуден в последние дни своих страданий от догматического и непоколебимого атеизма, который он как-то всю ночь проповедовал ему. Нет, Ашенден сомневался в этом. Вспомнил он и последнюю открытку Джимми, на которую так и не ответил...
На всем кладбище никого, кроме него, не было, и некому было заметить одну странную вещь: тщательно осмотревшись вокруг, Ашенден раздвинул густые заросли плюща позади скромного креста на могиле Боудена, вынул что-то из бокового кармана плаща и аккуратно положил к подножию креста, присыпая землей, а потом снова поправил плющ, несколько раз почти женским жестом пригладив его листья.
Спешить ему было некуда, и, неторопливо направляясь к выходу, он несколько раз останавливался и читал надписи на могильных плитах, в том числе: "Кеннет Грэхем, уплывший по реке забвения 6 июля 1932 года и прославивший на все времена детство и литературу". Ашендену очень понравилась эта надпись. Мимоходом он взглянул на "Теодора и Сибли, утонувших в 1893 году", но уже стемнело, и он не смог узнать, кто они такие были и где отдали Богу души.
Он снова вышел на главную улицу и по дороге обратно в "Рэндольф" заглянул в маленький бар в здании "Кингс-Армс", чтобы заказать кружку бочкового пива "Флауэрз", за что наверняка заслужил бы одобрение инспектора Морса.
Переходя Бомон-стрит, Ширли Браун напрягла руку, и Эдди Стрэттон отпустил ее. Это было в десять минут шестого.
- Что бы ты ни говорил, Эдди, все равно любопытно было бы узнать, куда он направлялся.
- А я тебе говорю, Ширл, забудь об этом!
- Он хотел поскорее скрыться. Ты же заметил это.
- Ты все еще считаешь, что он видел нас?
- Я все еще считаю, что он нас видел, - ответила Ширли Браун, растягивая слова, как это делают калифорнийцы.
В лифте они оказались одни, и, выходя из него, Эдди кивнул ей:
- До скорой встречи, Ширл!
- Ага. И передай Лауре, что я желаю ей поскорее поправиться.
Эдди Стрэттон ничего не ответил и пошел к номеру 310.
Глава десятая
Глупая настырность - это демон небольшого ума.
Ралф Уолдо Эмерсон. Очерки
Морс слишком долго работал в полиции, чтобы поверить в то, что смерть и кража или (как он начинал теперь думать) кража и смерть могли оказаться случайным совпадением. Нельзя сказать, чтобы он испытывал какие-либо иллюзии относительно кражи. Он никогда не отказался бы помериться силами с убийцей, но готов был сложить оружие перед сколько-нибудь умелым домушником - даже, уж если на то пошло, перед сколько-нибудь неумелым домушником. И если, как, по-видимому, думают все, Лаура Стрэттон не закрыла дверь в номер, чтобы мог войти муж, если она беспечно оставила сумочку на ночном столике прямо напротив этой неприкрытой двери, если кто-то знал обо всем этом... да, даже если кто-то и не знал об этих вещах... ну, что же, было бы просто удивительно, если бы сумочка быстренько не улетучилась. Минут через пятнадцать? Самое большее, подумал Морс. Все мы можем призывать (некоторые из нас могут призывать): "Не вводите нас во искушение", но все же большинству людей безумно нравится бросать свои фотокамеры, бинокли, радиоприемники, ракетки для сквоша, сумочки... хм... да, бросать их на задних сиденьях автомобилей, а потом бежать жаловаться в полицию, когда вдребезги разбивают задние стекла и...
Э, да о чем тут говорить!
Конечно, все дело заключалось в том, что Морс практически потерял интерес к делу, и единственное, что помнил, - это алкогольные способности леди, которую звали миссис Шейла Уильямс.
Он едва успел убрать стакан, когда даже без стука, которого требуют простая вежливость и приличие, в дверь просунулась голова Макса. Увидев Морса в кресле управляющего, Макс быстро вошел в кабинет и тут же уселся.
- Мне сказали, я найду тебя здесь. Впрочем, можно было бы и не говорить. Любой патологоанатом, стоящий своего жалкого вознаграждения, обладает довольно тонким нюхом.
- Ну?
- Сердечный приступ. Острая сердечная недостаточность.
То же сказал Суейн.
Морс медленно кивнул.
- Непонятно только, какого черта ты заставил меня притащиться сюда, чтобы подтвердить очевидное? Кстати, где тут выпивка?
Морс с неохотой указал на буфет.
- Ты ведь за это не платишь, а?
- Чего бы ты выпил?
- Ничего, Морс, я же при исполнении.
- Ну, смотри.
- А как оно, ничего? Можно пить?.. Виски?
Морс встал, плеснул немного виски в пластиковый стаканчик и протянул Максу.
- Ты абсолютно уверен, Макс...
- Послушай, а ведь недурная штука, правда?
- ...о времени наступления смерти?
- Между половиной пятого и четвертью шестого.
- В самом деле?
Никогда еще Морс не слышал от этого полицейского врача-горбуна ничего похожего на такое категорическое заключение.
- А как это ты?..
- Горничная, Морс. Сказала, что бедняга-старушенция поднялась к себе в половине пятого, причем на своих двоих. А потом твои люди сообщили мне, что горячо любящий муж нашел ее в четверть шестого. - Макс сделал хороший глоток "Гленфидича". - Ведь мы профессионалы, Морс, мы ведь такие, что мимо нас ничто не проскользнет.
Он допил виски и от удовольствия причмокнул.
- Еще?
- Ты что... Я же все-таки на службе... И между прочим, собираюсь на прекрасный ужин в веселой компании.
В голове Морса звякнул колокольчик:
- Не на тот ли пир, куда устремился этот тип?
- На тот самый, Морс.
- Он тут, в гостинице, работает доктором.
- Лучше скажи мне чего-нибудь, чего я не знаю.
- Я имею в виду, что он осмотрел миссис Стрэттон, только и всего.
- И ты не очень ему веришь.
- Не очень.
- А мне говорили, что он совсем неплохой знахарь.
- Честно говоря, мне показалось, что он немного того...
- Чуток membrum virile? Знаешь, иногда ты попадаешь в точку... Может быть еще на дорожку, а, Морс?
- Ты его знаешь?
- Еще бы. И в данном случае ты совершенно в пролете. Он не просто... Нет, лучше выразиться по-другому - большего олуха во всем Оксфорде не сыскать.
- И все-таки она умерла от сердечного приступа?
- Несомненно! Так что не ищи здесь никакой чепухи. И это говорит тебе не какой-нибудь Суейн, Морс, а я.
Когда десять минут спустя Макс отбыл на ужин Британской медицинской ассоциации, Морс совершил то, что на языке политиков называется поворотом на сто восемьдесят градусов. И к тому времени, когда в комнату вошел Льюис и следовавший за ним по пятам доктор Теодор Кемп, Морс уже знал, что ошибся в своих первоначальных выводах. Совпадение кражи и смерти (в любом порядке) нередко бывает чистой случайностью.
Но только не в данном случае.
Конечно же Льюису придется всех допросить - или большую их часть. Но это зависит от Льюиса. Что до него самого, то Морс ничего так не желал, как поскорее вернуться в свою холостяцкую квартиру в северном Оксфорде и еще раз прослушать вторую часть брюкнеровского Концерта № 7.
Но с одним-двумя из них нужно будет побеседовать.
Глава одиннадцатая
История. Описание, чаще всего лживое, действий, чаще всего маловажных, совершенных правителями, чаще всего плутами, и солдатами, чаще всего глупцами.
Амброз Бирс. Словарь сатаны
С первого взгляда Морс отнес Кемпа к разряду людей, кичащихся тем, что они оксфордцы, но вместе с тем отдавал себе отчет, что может снова промахнуться. Бородатый, на вид сообразительный мужчина неприятно привлекательной наружности (лет за тридцать - приблизительно в возрасте Шейлы?), присевший только после того, как смахнул носовым платком пыль с предложенного стула, очевидно, был уведомлен (Шейлой?) или слышал краем уха (толки неизбежны) о том, что произошло. На иных могло бы произвести неприятное впечатление то, что он шепелявил. Только не на Морса.
- Абшолютно бешценный, иншпектор!
- Не могли бы вы рассказать нам поподробнее о Волверкотском Языке, сэр?
Кемп оказался во всеоружии. Открыв черный портфель, он вытащил кипу голубоватых листков и вручил по одному, протянув через стол, Морсу и Льюису.
ВОЛВЕРКОТСКАЯ РЕЛИКВИЯ