Он застелил столик у окна газетой.
- Пожалуйста, наступайте только на газету и руками на за что не хватайтесь. Вылезайте.
Помощник капитана легко перемахнул на палубу.
- Отлично. Оттуда протяните руку, заберите газету. Так… Задерните шторки… Отлично. Теперь снаружи толкните раму вверх… Не получается? А посильнее?
Помощник двинул посильнее, рама пошла вверх, запорное устройство щелкнуло и встало на место.
- Вот вам и тайна запертой двери, - весело сказал Дайнеко. - И никакой Агаты.
Он пригласил для разговора боцмана.
- Если я вам представлю несколько ключей, вы узнаете среди них ключ с "Терека"?
- Как я свой не отличу? Конечно, отличу.
- Ну, пожалуйста, вот они разложены.
Боцман обежал взглядом рядки ключей и ткнул пальцем в тот самый.
- Наш.
- Без ошибки?
- Даже не сомневайтесь. Можно, между прочим, конкретно сказать, от какой двери. По дубликату.
Принесли дубликаты. Ключ из связки Ладжуна был безусловно того же образца, но в точности ни с одним дубликатом не совпадал.
- Вон что! Выходит, от двадцатой он, - рассудил боцман. - Тот один остался.
Ключ и в самом деле подошел к двери двадцатой каюты. А в книге регистрации выдачи ключей имелась пометка, что в интересующем нас рейсе пассажир ключа не сдал и в ход пустили запасной.
- Значит, поймали его все-таки? - спросил боцман. - Бандита, который из двадцатой?
- А какие у вас основания подозревать именно его?
- Ну, первое, что он драпанул спешно.
- Тому есть свидетели?
- Даже я сам конкретно.
- Расскажите, пожалуйста.
- Во время прихода в Ярославль - это утром рано - мы только пристали, и он хотел спрыгнуть. Я его воротил. Когда пришвартовались, он выбежал первым… Молодой человек, одет в коричневое пальто джерси, сам темный, лет 35.
- И больше вы его не видели?
- Больше не видал. К отплытию он не воротился. Впоследствии проверили, что билет у него был до конца рейса.
- А раньше он не привлекал вашего внимания? Подозрений не вызывал?
- Раньше - нет… прошу извинения, правда, перед Тутаевым он привлек внимание.
- Чем же?
- Значит, так. До захода в Ярославль мы спускались с капитаном в рубку. Смотрим, у бортика человек, на палубе. Капитан спрашивает: что ты здесь делаешь, почему не отдыхаешь? Он отвечает: душно, и мне нехорошо, сейчас пройдет.
- У бортика на какой палубе?
- На нижней.
- То есть там, куда выходит окно Титовой?
- Точно так. Но мы ничего не знали, что убийство, еще было минут двадцать пятого только.
- И стоял тот же человек?
- Да, пассажир из двадцатой.
- В пальто?
- Нет, в тот момент без пальто.
- А как он выглядел, скажите, как держался?
- Вроде немного пьяный. Потому что… вроде его мутило у бортика.
- Так.
- А еще он в Тутаеве подходил и спрашивал у штурмана, станем ли в Тутаеве. Ему ответ был, что нет.
- Понятно. Все?
- Все… Это уже впоследствии слухи пошли, что он вроде за Титовой ухлестывал, то да се…
- Ясно. Спасибо вам большое.
- Мне за что ж? Вам спасибо!
Группа возвращалась с "Терека" в приподнятом настроении.
- Ну, Михаил Петрович, теперь Ладжун в руках?
- С чего вы взяли?
- Но… ведь все совпало: что рвался на берег, и как его засекли на палубе, и ключ…
- Совпасть-то совпало, но что это доказывает? Что некто, ехавший в двадцатой каюте, решил прервать путешествие. По причине дурного известия, болезни, взбалмошного характера - мало ли.
- То есть как "некто ехавший"?
- Пока "некто", братцы.
- Да в двадцатой же ехал Ладжун!
- Кто говорит?
- Да ясно же!
- "Ясно" - не доказательство.
- Так отчего вы карточку не показали, Михаил Петрович?!
- Имея живого человека, обязан проводить опознание "в натуре".
- Ну-у, подумаешь, велика разница. Посмотрели бы сначала фото, а потом "в натуре".
- Ловко! Они тогда станут опознавать не прошлогоднего пассажира, а человека, которого видели на карточке. Доходит?
- Доходит… И когда вы его предъявите команде?
- Пока что рано. Нельзя.
- Рано?
- Конечно. Ну, опознали его, ну, он. А кто "он"? Убийца? Ничуть! Просто пассажир 20-й каюты в злополучном рейсе. Не больше. Разведет Юрий Юрьевич белыми руками и усмехнется. "Да, плыл, пардон, запамятовал. А разве путешествие в каютах № 20 - это преступление? Действительно, ухаживал за Титовой. А разве запрещено? Действительно, сошел в Ярославле. Ну и что дальше-то?"
- Тогда вообще непонятно, где брать доказательства!
- Доказательства даст Юрий Юрьевич.
Дайнеко избрал утомительную, но верную тактику. Неведение обвиняемого о том, какими материалами располагает следователь, позволяет строить допрос так, что невиновный обнаружит свою невиновность, а виновный невольно будет "поставлять" улики против себя. Дайнеко прекрасно учел и особенности личности Ладжуна, и свойственную ему манеру защиты. Первый вопрос о "Тереке", брошенный вскользь, без нажима и интереса, побудил Ладжуна сделать самое простое - отпереться. ("А на "Тереке" ты не плавал?" - "По-моему, нет".) Записали в протокол, что не плавал - зафиксировали первый ошибочный шаг. И подобно тому как в шахматной партии единственная неправильно двинутая в начале игры пешка может определить все развитие борьбы и финал, так и это "по-моему, нет" потянуло за собой в дальнейших допросах цепочку врак, в которых Юрий Юрьевич постепенно увязал…
- Листал я тут дело, Юра. Надо готовить обвинительное заключение, но деталей еще много, которые нужно уточнить. Чтобы не оставалось превратных толкований.
- Ну, если нужно… Но я устал, честно говоря.
- Вот, например, ключи у тебя отобрали при задержании. Сколько их было счетом?
- Я счета не вел, может быть, сорок, может, шестьдесят.
- Неизбежно возникает вопрос: к чему так много?
- Вы, конечно, можете думать… это, ясно, ваше право… Но мне они были не нужны. Мне без ключей отдавали в руки, я по шкафам не лазил. Ни по квартирам.
- Тем не менее связка налицо. Зачем?
- Короче говоря, я люблю ключи, я собирал.
- Собрание для оседлого человека. Мне сегодня портфель руку оттянул; я их принес. Вот. Узнаешь?
- Да, это мои.
- Как ты умудрился набрать столько?
- Ну, когда я где нахожусь, то беру. Даже просто на память, клянусь честью!
- Оттуда, где живешь?
- Да.
- Если так, Юрий Юрьевич, значит, и на "Тереке" ты жил. Вот этот ключ - от 20-й каюты первого класса.
- Да?.. - Мгновенный цепкий взгляд. - Я всегда езжу первым классом…
- Мы с тобой уславливались, и не раз: ни слова лжи. И зачем-то ты снова пытаешься темнить.
- Я не помню, чтобы на "Тереке"… А впрочем, говоря, однажды плавал, я теперь вспоминаю, Михаил Петрович. У меня еще девушка была, азербайджанка. Хорошая девушка. С Баку. Конечно, у каждого свой вкус, но что красивая, то красивая. Сулико.
Что Юрий Юрьевич "вспомнит", Дайнеко предвидел. Но немедленно изобрести попутчицу и тут же для достоверности наделить ее именем, национальностью, местом жительства - это был ход с дальним прицелом. (При красивой девушке не стал бы ухаживать за Титовой, женщиной немолодой и незаметной.) Спроси сейчас, он глазом не моргнув опишет привычки мифической бакинки, род занятий, манеру одеваться (только адреса и фамилии, разумеется, не назовет). Мастер сочинять!
- Каким маршрутом ходит "Терек"?
- Он ходит Астрахань - Москва и обратно.
- Ты ехал в один конец?
- В оба.
- В оба… Что, понравились пейзажи на маршруте? (Тут может похвалить окрестности Ярославля, чтобы объяснить, почему сошел, если зайдет речь.)
- Пейзажи? А черт его знает. Я занят был, у меня же девушка.
- А познакомился ты с ней?..
- Совершенно случайно, на теплоходе уже.
- И сколько продолжалось ваше знакомство?
- Как мы туда плыли, так и назад вместе. Это месяц почти.
(Увлекся Юрий Юрьевич романом со знойной бакинкой, забылся слегка. Важно теперь не дать ему из отдельных островков лжи соорудить единую и более прочную платформу для защиты.)
- Редкое для тебя постоянство, Юра.
Михаил Петрович усмехнулся, и Ладжун усмехнулся: "поняли" друг друга двое мужчин. "Снимай, Костя, снимай!" - ткнул в спину оператора Виноградов. "Кассета кончилась, кино остановилось, - виновато проворчал оператор. - Сейчас сменю". - А в динамике продолжался диалог:
- Но в Астрахани вы все же расстались?
- Ей надо было в одну сторону, мне - в другую. Жаль, конечно, мы хорошо погуляли.
- А деньги чьи прогуливали? Ее?
- Никогда в жизни! Если мне девушка нравилась, я мог ее так угостить, что она никогда не забудет. Мог ей купить часы! И никто не скажет, что она меня угощала. Мы с ней коньяки распивали и шампанское, все.
- А говорят, ты тратил мизерное количество.
- Я - мизерное количество?!
В последний момент на самом кончике языка Юрий Юрьевич удержал вопрос "кто говорит?". Это означало бы повести разговор на обострение, а его надо было срочно уводить в сторону.
- Никогда в жизни! Я не такой по натуре человек, Михаил Петрович, поймите меня правильно! У меня деньги были, у меня даже мысли не было, чтобы за ее счет. Я последнее отдам, если я к человеку привязываюсь. Мысли даже не было!
(Нажимать не стоит, пусть немного успокоится.)
- И за целый месяц плаванья ты совсем никого не пощипал?
- Тот месяц - нет.
- А на стоянке в Москве?
- Что там на стоянке? Погулял по улицам, взял пол-литра, которые мы со штурманом выпили. Туда-сюда и обратно занял каюту. Кого я успею в Москве?
(Не забыть, что один из попутчиков, рыская по ближайшим магазинам, мельком видел Ладжуна в "Хозтоварах".)
- Столь благотворное влияние бакинки? Не похоже на твой нрав, Юрий Юрьевич.
- Иногда состояние, что хочется отдохнуть, понимаете.
- Ну-ну. А пассажиров, кстати, много было?
- Пассажиров? Мало. Конец навигации уже. Это же был последний их рейс.
(Ах, последний рейс! А Титова убита в предпоследнем. Финт не оригинальный, преступник часто "переносит" время своего присутствия на месте преступления, если факт присутствия доказан. Но - ай-ай! - как неосторожно прикидываться, будто плыл на теплоходе после убийства! Тогда нельзя заявить, что не знал о нем, ведь в следующем рейсе только о том и толковали. В деле отражено, что практически все пассажиры тоже были в курсе. А Юрий Юрьевич толков не слышал, содержания их не ведает. Тут выкрутиться трудно.)
- Да, чуть не вылетело из головы - в ноябре прошлого года в Жданове ты оставил у хозяев пальто. Помнишь, мы обсуждали ждановский эпизод?
- Помню.
- Взял ты хозяйское пальто и 100 рублей деньгами, а свое оставил. Как понимать: на обмен, что ли? Чтобы человек осенью не мерз?
- Ну… мне мое разонравилось.
- Разве плохое пальто? Вот она пишет в заявлении: "Пальто новое, почти неношеное, светло-коричневое джерси на поролоне, как раз мужнин размер". Сколько стоило?
- Двести сорок.
- Прогадал ты, Юра! Мужу она за 180 покупала.
- Мне цвет разонравился. У него было синее, я примерил, ну и, короче говоря, взял.
- А свое где приобрел?
- В Астрахани… Я такой человек, Михаил Петрович, я могу оставить. Оно мне в чемодан не влезало, я думаю: елки-палки, еще лишний чемодан, да пропади оно пропадом!
(В Астрахани купил, на "Тереке" гулял по палубе, в Ярославле сошел в нем, в Жданове счел за лучшее сменить. Ясно.)
- Так, значит, ключ от каюты ты стащил для коллекции. Или он случайно у тебя остался?
- Для коллекции.
- С "Чернышевского" тоже брал?
- Оттуда - нет.
- А почему?
- Наверное, на "Чернышевском" проверяли строже.
- Ладно, так и запишем. Кстати, "Чернышевский" и "Терек" сильно различаются?
- Нет, они одинаковые.
- Совсем одинаковые?
- Да, двухпалубные, водоизмещение одинаковое, та же отделка и тому подобное. Они венгерского производства. Я на них столько проплавал, Михаил Петрович…
- Нравятся?
- Хорошие теплоходы.
- И ты сознательно выбирал именно "Терек"?
- Мне нет разницы, хоть "Иван Франко", хоть "Чернышевский", хоть "Терек".
- Но мне есть разница, Юрий Юрьевич. Потому что на "Тереке" было совершено убийство.
Снова Ладжун застигнут врасплох, и снова - никакой ряби на поверхности.
- Тебе об этом известно?
- Ни грамма не знаю, - быстро сказал он.
- Нет? Но ты же плыл последним рейсом.
- Последним.
- А случилось в предыдущем. Должен был слышать.
- А я не прислушивался. Я же отдыхал, тем более с девушкой.
Вцепился он в девушку намертво, не подозревая, что вешает себе на шею тяжелый-претяжелый жернов.
- За месяц плавания "ни грамма" не слыхал? Быть не может, Юрий Юрьевич. При твоей-то наблюдательности?
Ладжун перехватил из руки в руку сигарету, забарабанил по столу. Момент был затруднительный.
- Пусть ты отдыхаешь. Но из каюты ты выходил. В ресторане сидел. А кругом разговоры про обстоятельства и кого подозревают.
- Если б я знал, я бы сказал, клянусь честью! Если бы мог следствию помочь и вам лично… Наверно, были разговоры, были. Но я пропускал мимо ушей, мне дела нет, я при чем?
- А когда со штурманом водку пили, неужели он ни словом?..
- Нет, он рассказывал, что судно ставят на ремонт. Он в отпуск до весны, а судно на ремонт.
- Ты, Юра, на одну мысль меня навел: раз ничего не слыхал об убийстве, то плыл ты, выходит, не тем рейсом, не последним.
- Вы думаете?
(Давай-давай, пора уж отступить на шаг, пришло время.)
- Иного объяснения не вижу.
- Может быть, и правильно, черт возьми! Если разобраться, я мог перепутать. Я могу запомнить, что было десять лет назад, но иногда книгу читал только вчера - и забыл. Бывает так.
- Бывает, бывает. Постарайся припомнить, когда плыл на "Тереке". Для порядка. В деле нужен порядок.
Вот так, не выкладывая на стол козырей, а предоставляя Ладжуну возможность отступать постепенно, одно вранье сменяя другим, осуществлял Михаил Петрович ту тактику, которую Ладжун - в силу особенностей характера - принимал довольно охотно, но которая была ему опасней всего.
И не торопился Михаил Петрович, не шел на эффектный штурм.
- Пусть дозреет, дозреет, - повторял он. - Время работает на меня. Я Юрию Юрьевичу с каждым часом нужнее. Зачем? Затем, что охота признаться. Нет, братцы, не шучу. Всегда ведь так: сопротивляется человек, отрицает, а в глубине души что-то его тянет открыться и заговорить о страшном, о потаенном… Мы уже близко подошли к самому больному. Скоро нервы сдадут, не железный.
Ладжун продержался еще два дня. За это время Михаил Петрович провел долгожданное для группы опознание. Ладжун перенес его сравнительно спокойно - видимо, предчувствовал, что оно неизбежно, и подготовился. Боцман, штурман и буфетчица по очереди указали на него как на пассажира, который ехал предпоследним рейсом, с командой держался на короткой ноге и неожиданно сошел в Ярославле.
Юрий Юрьевич все подтвердил, а по окончании процедуры, оставшись вдвоем с Дайнеко, разразился бурной и многословной речью, полной обид и претензий. Если он за давностью и обилием своих приключений что-нибудь спутал или упустил, то к лицу ли Михаилу Петровичу ловить его, устраивая "канитель и комедию"?! Разве он, Ладжун, стремится что-то скрыть? Стоило просто напомнить, как было дело, раз Михаилу Петровичу это известно. Да, только так и следовало поступить, а не ставить его в неловкое положение перед правосудием, не унижать перед людьми, которые относились к нему по-дружески. Что они теперь подумают о Юрии Юрьевиче?! Позор!
Дайнеко выслушал с серьезной миной.
- Рад, - сказал он, - что ты утвердился в желании быть до конца правдивым.
- Да, я утвердился. Я прямой человек, Михаил Петрович, пусть мне даже хуже будет, и я даже буду жалеть потом, но я расскажу все как есть. Хотите знать, почему я сошел в Ярославле? Да потому, что еще в Тутаеве хотел…
- Обожди, Юра, к этому мы придем позже.
(Отрепетированная сказка мне не к спеху.)
- Давай вернемся к вопросу, который мы уже обсуждали, но несколько в ином плане. Выяснилось, что плыл ты не последним рейсом и разговоров о происшествии действительно не слыхал. И не мог слышать, потому что сошел в Ярославле до того, как обнаружили тело. Ну, а саму-то убитую ты видел в живых? Был знаком?
- Ну… можно сказать, и знаком, и не знаком. Как всякий пассажир, если хочет прилично питаться, понимаете? За свои деньги имеет право. Но нужно знать шеф-повара или заведующую, чтобы отношение было, понимаете?
- Ладно, пишем: знаком, но не близко. Так?
- Да. Я считаю, близко - это когда… вы понимаете.
- Тут этого не было?
- Никогда в жизни!
- Ну, а как она вообще тебе казалась?
- Никак она мне не казалась, я даже не смотрел, не на что смотреть, даже если б я один ехал, никогда в жизни…
- Ты о ком?
- Да о заведующей рестораном.
- Так про убийство ты не слыхал, а кого убили - знаешь? Неясно, Юра. На опознании ее не называли, совершенно точно.
Ладжун создал короткую паузу тем, что нечаянно столкнул локтем спички и наклонился их поднять.
- Вы сами назвали, очевидно. Иначе откуда знать, Михаил Петрович, больше мне неоткуда знать, кто убитая.
(Сам-то я не называл, но шут с тобой, считай, что выкрутился, не будем застревать на мелочах.)
- Еще вопрос, который мы тоже обсуждали, но не добились полной ясности. Что ты делал на стоянке в Москве? Кроме водки, что покупал?.. Ну? Обычно ты сразу отвечаешь.
- Я думаю, чтобы было, что сказать. Врать не хочется.
- Врать не надо.
Как писали в старых романах, пока наш "герой" думает, поясним подоплеку вопроса. В каюте убитой обнаружили нож. Складной нож, валявшийся на полу. Самой Титовой он был скорее всего не нужен; в шкафчике у нее лежали два-три столовых ножа и немного посуды, все подернутое легкой пылью, так как питалась она, естественно, в ресторане. Остатки свежей фабричной смазки позволяли предположить, что нож куплен совсем недавно. Не исключено, что принес его в каюту убийца, а затем предпочел обойтись без крови; вылезая же через окно, незаметно выронил нож из кармана. В свете этих предположений визит Ладжуна в "Хозтовары" представлял определенный интерес.
- Не припоминаешь? Поближе тебя подведу. К хозяйственному магазину у речного порта. Поскольку ты сегодня сетовал на мое недоверие, то вот, пожалуйста, случай проявить искренность. Свидетельскими показаниями тебя не жму.
Юрий Юрьевич колебался: "свидетельские показания"… вдруг кто и впрямь видел его там, у прилавка?
- Она… ну, эта моя девушка… ей что-то нужно было. Она говорит: пошли до магазина, и мы пошли… Если я что покупал, то я покупал кухонные ножи и вилки. Можно было подумать, что я порядочный человек, семейный. Когда спортсмен, то я гранаты покупаю, гантели, понимаете? А что вот семейный - вот купил нож, - он заглянул Михаилу Петровичу в лицо и нашел подтверждение, что того Дайнеко и ожидал.