16.00. Квартира на Флотской
Подъезжая к девятиэтажному кооперативному дому на Флотской, где жила бдительная пенсионерка Т. С. Кандаурова, Турецкий только покачал головой, отметив, каким старым, даже обветшавшим выглядит дом, построенный всего-то лет двадцать - двадцать пять назад. Насколько лучше выглядел сталинский дом на Фрунзенской набережной, где жил он сам, а ведь его дом куда старше.
Тамара Сергеевна была предупреждена о приходе следователя, и потому, когда в прихожей раздался звонок, она немедленно поспешила к двери, но, прежде чем открыть, долго рассматривала Турецкого в глазок, а потом приоткрыла дверь на цепочку.
- Старший следователь по особо важным делам Прокуратуры Российской Федерации Александр Борисович Турецкий, - представился незнакомец и протянул удостоверение.
Вид документа успокоил пенсионерку, и Турецкий оказался в небольшой прихожей.
- Проходите в комнату, - пригласила его Тамара Сергеевна и, опережая вопрос Турецкого, подала ему тапочки.
Войдя в комнату, Александр Борисович огляделся. Обстановка была не то чтобы бедная, а очень старомодная, как будто он внезапна перенесся лет на двадцать пять назад, в собственное детство. В углу - телевизор на ножках, дешевая стенка из ДСП, на которой был расставлен гэдээровский перламутровый сервиз - основное богатство Тамары Сергеевны.
- Да вы присаживайтесь, - хлопотала пенсионерка, - я сейчас чайку поставлю.
- Не надо беспокоиться, - сказал Турецкий, которому не хотелось чайку, но он по опыту знал, что отделаться от этого чрезвычайно трудно. Куда бы он ни пришел, его непременно пытались напоить чаем, ну, в крайнем случае кофе. "А вот в Америке полицейских и следователей чаем не поят", - подумал он и стал вспоминать виденные им зарубежные детективы. В этот момент вернулась Тамара Сергеевна.
- Чай сейчас будет, - торжественно заявила она, как будто Турецкий пришел сюда именно за этим.
- Я пришел по поводу вашего звонка. - Он решил сразу же направить разговор в нужное русло. - Вы располагаете сведениями относительно убийства Ветлугиной?
- Да, - кивнула пенсионерка, - я знаю, кто ее убил.
- И кто же? - без всякого интереса спросил Турецкий.
- Мальчевская Татьяна Михайловна, моя соседка, - торжественно произнесла пенсионерка.
"И что Романова меня сюда прислала? - недоуменно подумал Турецкий. - Сюда надо не меня, а психиатра звать. Налицо навязчивая идея в форме мании преследования".
Тамара Сергеевна заметила, что следователь ей не очень поверил, и потому стала излагать основания для своих подозрений:
- Во-первых, мужик ейный, Кирилл Георгиевич, он тихий, не такой, как она, завсегда и поздоровается, а эта шмыгнет мимо, нос кверху. Фу-ты ну-ты, подумаешь, а как на кухне собачиться, так тут она мастер, и по матушке может - Тамара Сергеевна перевела дух и посмотрела в тусклые глаза Турецкого, в которых не отражалось ничего, кроме скуки.
- Ну а конкретно? - лениво спросил он. Он бы ушел немедленно, если бы Романова настоятельно не порекомендовала ему как следует прозондировать эту линию.
Пенсионерка смекнула, что рассказывает не то, и начала с другого конца:
- Мальчевские - соседи мои, а Кирилл Георгиевич раньше по молодости лет с Ветлугиной любовь крутил, да, видать, серьезно. Не знаю, что там было и как, но уж наверно он любил ее побольше, чем эту Таньку свою. А она все никак ему этого простить не может, чуть чего, так прямо в крик. Они даже передачи ейные не смотрят - она сама их видеть не хочет и ему не велит - "Встречу" никогда не включали, теперь "С открытым"… этим… "забралом", тоже не смотрят. У них на этот счет строго. И мне сдается, что чем дальше, тем она его все больше пилит. Злобнеет, вот и попрекает его старыми-то грехами. А Алена ей просто бельмо в глазу. А казалось бы, что ей сделала? Я так думаю, - Тамара Сергеевна покачала головой и внимательно взглянула на Турецкого, - ее гложет, что Алена Ветлугина обошла ее по всем статьям. Учились-то, чай, в одном институте, а теперь - эту вся страна знает, а Таньку нашу? Те, кто "Гудок" выписывает? Я уж и сама забыла, когда читала-то его в последний раз. Вот Танька и злится.
- Погодите, а откуда вы все это знаете? - наконец удивился Турецкий.
- Так они же соседи мои, я же вам сказала, - не поняла его вопроса Тамара Сергеевна, - они же в сто двадцать второй живут.
- Ну и что? - снова спросил Турецкий.
- Так у нас слышимость, - ответила пенсионерка. - Особенно на кухне. Вот пойдемте со мной.
Турецкий поднялся и прошел за Тамарой Сергеевной на кухню, буквально блестевшую чистотой.
"Может, тут можно покурить? - подумал Турецкий, нащупывая в кармане пачку сигарет. - Или не стоит?"
- Хватит курить! - раздался вдруг совсем рядом грозный окрик. - Сколько раз говорила. Курить - на лестницу!
Турецкий вздрогнул и обернулся на Тамару Сергеевну. Он не ожидал от нее такой тирады, да и тон был совсем другим: пенсионерка Кандаурова говорила мягче, тише.
- Это она, Татьяна, - шепотом сказала Тамара Сергеевна. - Снова гоняет его.
- Некурящие травятся дымом в три раза больше, чем сами курильщики! - снова раздался раздраженный женский голос.
Турецкий, хотя и был уже предупрежден, снова вздрогнул от неожиданности. Невозможно было поверить, что говорили в соседней квартире, а не прямо здесь, у него за спиной.
У Мальчевских раздалось какое-то шарканье, затем все затихло.
Тамара Сергеевна жестом пригласила Турецкого обратно в комнату.
- Да, - только и смог сказать Александр Борисович. - И что же, они тоже слышат все, что происходит у вас?
- Так у меня ж слушать-то нечего! - махнула рукой Кандаурова. - Если ко мне придет кто, так я не на кухню же веду, а в комнату. Это она, - Тамара Сергеевна сделала красноречивый жест в сторону сто двадцать второй квартиры, - всех на кухню тащит. А у меня что? И телевизор, и радио в комнате.
- Понятно, - кивнул Турецкий. - Значит, они и не очень знают про то, что вы… ну, про слышимость.
- Наверно, не знают, - согласилась Кандаурова, - иначе она небось больше бы помалкивала, а то такое иной раз услышишь…
И Тамара Сергеевна начала рассказывать, стараясь ничего не пропускать. Из ее рассказа выходило, что Мальчевские, несмотря на видимое благополучие, жили плохо. Особенно тяжело стало в последние годы - Кирилл умел зарабатывать только одним - обзорами, очерками, статьями. Когда-то у него вышло несколько популярных книг о науке, о загадках Земли и тому подобных вещах. Когда спрос на такую литературу сошел на нет, к нулю стал приближаться и его заработок, и привыкшие жить в свое удовольствие Мальчевские вдруг оказались в прямом смысле этого слова за чертой бедности. Канули в прошлое командировки в заповедники, на биостанции, на Камчатку, на остров Попова в Японском море и на Карадаг в Крыму, которые помимо удовольствия и впечатлений приносили немалый доход. Кому-то из коллег Кирилла удалось прорваться в зарубежные газеты и журналы, и они зажили лучше прежнего, но таких была горстка. Остальная армия журналистов тихо оседала на финансовое дно.
Временами Мальчевским приходилось не один месяц сидеть на одном лишь жалованье Татьяны в "Гудке", а оно также превратилось в жалкие гроши. Тут-то отношения в их семье, которые никогда не были особенно лучезарными, испортились окончательно. Татьяна обвиняла Кирилла во всех смертных грехах, и постепенно ее ненависть сконцентрировалась на Алене Ветлугиной, возможно, именно потому, что где-то в глубине души Татьяна ей отчаянно завидовала. Но если бы кто-нибудь осмелился произнести такое предположение вслух, Мальчевская бы не только не согласилась с ним, но сочла бы такую мысль оскорблением для себя. Она ненавидела Ветлугину, и ненавидела люто.
А в последнее время стала еще и ревновать, хотя на этот раз у нее не было ровно никаких оснований. Дело в том, что Алена несколько раз звонила Кириллу. Поскольку Тамара Сергеевна слышала большинство скандалов, которые разражались по этому поводу, то с уверенностью сообщила Турецкому, что "тут были не шуры-муры. Она ему по работе чегой-то помогала. Вроде на телевидение его передачу пристраивала". Как понял Турецкий, Кирилл в отчаянии обратился к Алене с просьбой помочь, и она действительно стала предпринимать шаги, чтобы Мальчевский сделал серию передач об экологии. Это вызвало дикую ярость Татьяны, хотя Кирилл очень нуждался в заработке и жена не могла этого не понимать. И тем не менее ревность оказалась сильнее голоса разума. В этой ревности, по-видимому, сосредоточилось все недовольство жизнью, а сдерживать свои эмоции Татьяна не умела никогда. Потому и устраивала мужу всякий раз дикий скандал, стоило ей услышать, что он разговаривает с Этой. Сама она, узнав Аленин голос, просто без разговоров бросала трубку.
- А потом не раз говорила, что она до нее доберется, как, мол, таких… тварей, - на этом слове Тамара Сергеевна понизила голос, - земля носит. Ну, разное-всякое. На это она мастачка. А накануне так и вовсе заявила: "Пристукнул бы ее кто". Так прямо и сказала. Я слышала своими ушами.
- Понятно, - ответил Турецкий. - Ну что ж, большое спасибо за ценную информацию.
- Ну что вы, что вы, - говорила пенсионерка, провожая его к двери. - Я же сразу, как только услышала о том, что Ветлугину убили, сразу так и поняла - Танькиных рук дело. Она ж ее ненавидела. Да есть ли хоть еще один человек, который бы ее ненавидеть стал. Я же с ней в лифте раз ехала. И так всем и сказала: "Она такая простая, ну вот как мы с вами. И на себя похожа, ну точно такая же, как в телевизоре, только глаза усталые. Мы когда подъехали к нашему этажу, она меня вперед пропустила, сама после вышла. Уважает", - взахлеб рассказывала Кандаурова.
- А когда это было? - поинтересовался Турецкий.
- Когда я ее в лифте-то встретила? Ну так, недели две, может, назад. Кирилл Георгиевич один дома был, Таньки-то не было. Ну, потом-то она, конечно, пронюхала про все, вот тогда-то прямо как с цепи сорвалась.
- Значит, недели две назад Ветлугина приходила к Мальчевскому?
- Ну да.
- А позже?
Тамара Сергеевна отрицательно покачала головой:
- Нет, больше не приходила. И до того случая тоже не приходила.
- Вы так уверены? - удивился Турецкий. - Вы ведь могли ее не заметить. Вышли в магазин, были заняты чем-нибудь.
- Я бы не заметила, так другие бы заметили, - резонно ответила Кандаурова. - И потом, на кухню они бы все равно вышли. А уж мне ли ее голосочка не знать.
Все это она проговаривала быстрым полушепотом, поскольку они с Турецким стояли уже у самой двери. А уж Тамаре Сергеевне лучше других было известно, насколько проницаемы стены их дома.
* * *
Выйдя из квартиры Кандауровой, Турецкий с облегчением вздохнул. Эта чистюля, основным развлечением которой стала слежка за соседями, не вызывала в нем ничего, кроме неприязни. Не хотел бы он иметь такую же соседку - уж наверно такая Тамара Сергеевна нашла бы, что послушать и в квартире Турецких. К счастью, стены дома на Фрунзенской набережной не обладали свойствами кооперативной "брежневки", как теперь стали называть такие дома.
Очень хотелось курить. Во время разговора с Кандауровой Турецкий не один раз нащупывал в кармане пачку сигарет, но так и не решился не то что закурить, а даже заикнуться об этом.
Подходя к лифту, Александр Борисович увидел, что внизу, на площадке между этажами, стоит высокий, худощавый, но уже немолодой человек и курит, стряхивая пепел в специально привешенную к перилам консервную банку. Он задумчиво глядел через окно во двор, и Турецкий почему-то сразу догадался, что это и есть Кирилл Мальчевский.
В то, что заказчицей убийства могла быть Татьяна, Турецкий не верил ни одной секунды, но все-таки Романова почему-то выделила звонок Кандауровой. "А ведь он давно и, видно, очень хорошо знал Ветлугину", - подумал Турецкий.
В этот момент перед ним раскрылись двери лифта, но, вместо того чтобы войти в кабину, Александр Борисович стал спускаться по лестнице. Поравнявшись с курившим, он остановился, вынул из пачки сигарету и спросил:
- Огоньку не найдется?
- Пожалуйста, - ответил мужчина и, повернувшись к Турецкому, подал ему коробок спичек.
Теперь Александр Борисович смог разглядеть его лицо. Кирилл Мальчевский оказался бледным и усталым, под глазами ясно виднелись синеватые круги. Волосы, когда-то темно-русые, стали почти седыми.
- Спасибо, - сказал Турецкий, возвращая коробок Некоторое время они курили молча, затем Александр Борисович сказал:
- Я только что от вашей соседки Кандауровой. Я - следователь. Что вы о ней знаете?
- Это которая? - рассеянно спросил Мальчевский. - Старушка из сто двадцать первой? - Он задумался, а затем повторил: - Абсолютно ничего. А что я могу о ней знать? Соседка, и все.
Турецкий хотел что-то сказать, но потом вспомнил о слышимости и вовремя сдержался.
- Вы ведь Кирилл Георгиевич Мальчевский? - вместо этого спросил он и, предъявив изумленному мужчине свое служебное удостоверение, сказал вполголоса: - Может быть, поговорим где-нибудь вне дома?
- Вы, наверно, будете спрашивать об Алене, - сказал Мальчевский и, не дожидаясь ответа, кивнул. - Нетрудно догадаться.
- Я буду ждать вас внизу у подъезда, - сказал Турецкий.
* * *
Мальчевский появился минут через десять - он переоделся, побрился и теперь казался уже не таким унылым и потрепанным жизнью, каким предстал перед Александром Борисовичем на лестнице. Теперь он был больше похож на остроумного, веселого путешественника Кирилла, которого лет пятнадцать назад можно было встретить практически в любой точке бывшего СССР.
- Тут у нас неподалеку есть пельменная, - сказал Кирилл. - Или, если не хотите, можно просто посидеть на скамейке в скверике. А так больше некуда.
Когда они отходили от дома, Турецкий оглянулся - в окне шестого этажа виднелось любопытное лицо. "Кандаурова, - понял он. - В тридцать седьмом ей цены бы не было".
Но нынче был не тридцать седьмой, а девяносто пятый, и проблемы были другие, хотя и не менее сложные.
Александр Борисович вместе с Мальчевским прошли мимо одинаковых блочных домов к небольшому скверику, где сидела молодая мамаша с ребенком.
- Раньше тут целые выводки ходили, - улыбнулся Кирилл, - а теперь детей почти не стало. Хотя с точки зрения экологии куда людям еще размножаться. За последнее столетие население Земли увеличилось в пять раз. Подумайте - в пять! В начале века людей был всего миллиард. Представьте себе на миг, что в вашей квартире вдруг стало бы в пять раз больше жильцов, чем сейчас, как бы вам жилось, а?
Турецкий даже на миг не стал представлять такого ужаса, а вместо этого решил вернуть собеседника к более повседневным вопросам:
- Это вы к тому, что убийство полезно для экологии?
- Да ну что вы, нет! - усмехнулся Кирилл. - Это я так, вообще. Мысли вслух.
- Давайте тогда подумаем о другом Вы ведь хорошо знали Алену Ветлугину. Что вы думаете о мотивах ее убийства?
- Ну я ведь был знаком с ней раньше, а в последнее время мы как-то разошлись, - задумчиво начал Кирилл. - Какие же у меня могут быть гипотезы?
- Гипотезы могут быть любые. Ваша соседка, например, считает, что Ветлугину убила ваша жена.
- Таня?! - Мальчевский был действительно потрясен. - Какая чушь! Бред. И вы…
- Нет, - успокоил его Турецкий, который хотел встряхнуть этого сонного философа и спустить его с небес на землю. - Я в это, разумеется, не верю. Это так, к слову - о возможных гипотезах. Просто ваша соседка, да, да, старушка из сто двадцать первой, слышала, как ваша жена грозилась убить Ветлугину после того, как Елена Николаевна несколько раз звонила вам по телефону.
Мальчевский смотрел на него в полном недоумении.
- Откуда она знает о звонках?
- Слушает. Интересуется. Ну да не об этом речь. Просто о характере ваших прошлых и недавних отношений с Еленой Николаевной мне сообщила ваша соседка. Поэтому я прошу вас, Кирилл Георгиевич, подумайте, может быть, вам что-то придет в голову? А я пока схожу за сигаретами.
Сигареты лежали у Турецкого в кармане - почти полная пачка, но Мальчевскому нужно было дать время собраться с мыслями. Александру Борисовичу удалось его расшевелить, и теперь он действительно начнет соображать, а не отделается туманными глубокомысленными рассуждениями о смысле жизни.
Когда Турецкий вернулся, Кирилл сидел в той же позе, лицо казалось сосредоточенным. Ни слова не говоря, Александр Борисович опустился на скамейку рядом с ним, открыл только что купленную пачку "ЛМ" и предложил Мальчевскому. Тот взял сигарету, затянулся.
- Знаете, - наконец сказал он, - есть одно соображение. Возможно, оно вам покажется бредовым и вы меня поставите на одну доску с нашей соседкой. Признаться, - он повернулся к Турецкому и невесело улыбнулся, - я даже не то что не подозревал, а просто представить себе не мог, что у нас за стеной живет… вот такое. Ну да ладно. Я долгое время почти не виделся с Аленой… с Еленой Николаевной. Разошлись наши пути… Но вот в последнее время дела у меня как-то шли не очень, ну она вызвалась помочь. Решили сделать на телевидении цикл передач, связанных с природой. Это ведь вечная тема. Как-то все это оказалось непросто. Алена хотела, чтобы дали нормальное время, а не, скажем, восемь утра. Я в это не очень вдавался, там у них свои сложности на канале. Осиное гнездо, скажу я вам. И в издательствах, тем более в редакциях никогда не обходится без интриг и разных там "подводных течений", но это все просто детский сад по сравнению с телевидением. Я его, слава Богу, касался немного и больше не желаю, честное слово.
- Так вы думаете, это коллеги с телевидения?
- Нет. Этого я как раз не думаю, - покачал головой Кирилл. - Они кляузники, двурушники, они улыбаются в лицо и говорят гадости за спиной, но они не убийцы. Убийца ведь он или маньяк, или фанатик, что почти одно и то же, либо расчетливый человек, который ради достижения своих целей идет на все.
- Ну, это вы упрощаете, - заметил Турецкий. - А убийства из ревности? Из страха? Ради спасения жизни - своей или чужой? Так что вернемся к Ветлугиной.
- А вы думаете, я хотел уйти от разговора? - спросил Мальчевский. - Вовсе нет. Просто, пока вы ходили, я вспомнил одну действительно странную вещь. Вы ведь знаете, что в последнее время Алена вела "С открытым забралом", и всегда это было что-то очень необычное, острое, злободневное. В этом она, конечно, была мастер. Так вот, незадолго до… до того, как ее не стало, она жаловалась на какого-то деятеля партии Национальной гордости, с которым она делала интервью. Конечно, она, как всегда, задавала прямые и весьма острые вопросы, ну, он ведь заранее знал, что так оно и будет. Но когда материал был готов, этот человек, забыл его имя, позвонил ей по телефону, причем уже из Риги, запретил показ этого интервью и чуть ли не потребовал, чтобы Алена стерла все рабочие материалы. В общем, дикость какая-то.