* * *
Аркадий еще пару раз с беспокойством вспоминал о неуместном вторжении жены и о пластиковой карточке. Но Максим больше ни о чем не спрашивал и, по-видимому, совсем забыл про досадный инцидент. Они пили коньяк, говорили вперемешку о делах и о пустяках. Аркадий один раз нарочно упомянул о жене, но Максим и не думал поддержать эту тему, а только сказал:
- Договорились же, хватит о ней. Меня она тоже не вдохновляет.
"Ну, кажется, не обратил внимания", - с облегчением думал Аркадий.
Он был бы неприятно поражен, если бы догадался о том, что его любовник не только отлично заметил всю сцену с карточкой, но и обратил самое пристальное внимание на неуклюжие попытки Аркадия уйти от ответа. И теперь, попивая коньяк и рассуждая о разных малозначительных вещах, он неотступно думал о том, что произошло, стараясь дословно вспомнить разыгравшуюся перед ним сцену.
Он прекрасно помнил, что, когда в комнате внезапно появилась жена, Аркадий растерялся и испугался, в этом Максим был готов поклясться. Он собирался оправдываться, упрашивать… И тут эта карточка. Ее появление сразу же все изменило - Аркадий вдруг бросился в атаку, а жена, секунду назад настроенная по-боевому, вдруг пошла на попятный. "Шпионить вздумала, - вспоминал Максим. - Кажется, он именно так сказал".
Аркадий о чем-то говорил, и Максим охотно смеялся его двусмысленным шуткам, а сам продолжал методично соображать.
"Магнитная карточка типа "пластиковых денег", что это может быть за штука? Что-нибудь вроде номерка, который дают на вешалке? Только эту выдают в сыскном агентстве. Похоже, очень похоже на то… Но он-то откуда узнал, что это такое? Значит, сам там бывал".
Придя к этому интересному выводу, Максим улыбнулся и посмотрел Аркадию прямо в глаза. Тот неправильно понял его взгляд и, потянувшись, обнял любовника за плечи.
- Может быть, кофе? - слегка отстраняясь от Аркадия, сказал Максим.
Ему уже начали приедаться эти объятия и слюнявая нежность, тем более когда она исходила от этого мужичка с уже весьма округлившимся брюшком, с жирными боками и двойным подбородком. Закрыв глаза, Максим вспомнил Алену. Она вдохновляла его куда больше.
- А что у тебя было с Ветлугиной?
Максим вздрогнул. На миг ему показалось, что Аркадий смог прочесть его мысли. Он обернулся и всмотрелся в обращенные к нему глаза, в которых явственно читалась обычная старая, как мир, ревность.
- Да ничего, - неопределенно ответил Максим.
- Не ври, - вдруг жестко сказал Аркадий. - Ты любил ее.
- Да нет же, - оправдывался Максим. - У нас были чисто деловые отношения.
- Ну ладно. - Глаза Аркадия потухли, но Максим вовсе не был уверен, что тот поверил ему. - Пойду сварю кофе.
Когда хозяин дома вышел на кухню, Максим презрительно скривил губы. Он вдруг понял, что Аркадий все время ревновал его к Ветлугиной и даже теперь, когда ее уже не стало, не может успокоиться. "Он у меня на крючке", - подумал Максим с удовольствием и одновременно с долей презрения, поскольку презирал всех, кто казался ему слабее себя, а влюбленный, по определению, зависит от предмета своей любви.
И все-таки хотелось посадить его на крючок понадежней, чем любовь и ревность. Это всего лишь чувства, они сегодня есть, завтра нет. А от Аркадия можно получить очень многое. Максим кое-что знал, еще о большем догадывался… Он был хоть и необразован (за что над ним всегда подсмеивалась Алена), но далеко не глуп и очень сообразителен.
Он одним из первых понял, что невзрачный чиновник может гораздо больше, чем какой-нибудь воротила вроде Асиновского. Его преимущество заключается еще и в том, что он не на виду. Главное, чтобы он ЗАХОТЕЛ помогать Максиму и его фирме. Добиться этого оказалось несложно, хотя и не очень приятно - через постель. Но ради дела можно и потерпеть. Конечно, с Ветлугиной было куда приятнее, но и тут Максим не был уверен, состоялся бы вообще тот роман, если бы Алена не была тем, чем была. Максим предпочитал сочетать приятное с полезным. Хотя здесь на даче в Салтыковке превалировало "полезное". Какая уж тут приятность.
Максим давно вынашивал мысль - как бы взять над Аркадием контроль. Чтобы тот делал для Максима не просто то, что захочет. Чтобы Максим не ПРОСИЛ, а ТРЕБОВАЛ. Надо, чтобы Аркадий его не только любил, но и боялся. Это идеальное сочетание. Или просто боялся. Тогда можно избавиться и от этих малоприятных объятий.
Максим чувствовал - настало время действовать. Немного решительности - и Аркадий у него в руках.
Прислушиваясь к тому, как Аркадий возится на кухне, Максим беззвучно соскользнул с постели и подошел к дивану, на котором лежала одежда - его собственная, небрежно брошенная, и аккуратно сложенный костюм Аркадия. Он ехал прямо с работы и потому был в костюме. Максим осторожно приподнял брюки и скользнул рукой во внутренний карман пиджака. Он нащупал книжечку служебного удостоверения, ручку, еще какой-то документ, а затем нашел то, что искал. Пластиковая карточка размером с календарь. Максим быстро вынул ее и так же быстро вложил в боковой карман собственных брюк. В том, что Аркадий заметит пропажу никак не раньше, чем они расстанутся, Максим не сомневался. Он верил в свою привлекательность.
На кухне воцарилась тишина, и Максим поспешил отойти от дивана с одеждой в противоположный угол комнаты, где стояла видеотройка, и стал рассеянно перебирать стоявшие на полке кассеты. Сейчас, если Аркадий войдет, он подумает, что Максим все это время стоял тут. Однако тревога оказалась ложной - Аркадий вновь чем-то загремел, видимо, готовил к кофе какую-то закуску.
Максим включил видеомагнитофон и задумался, что бы такое поставить. Ни боевики, ни ужасы как-то не привлекали. Комедии тоже смотреть не хотелось. "Эротику бы какую-нибудь", - подумал Максим, с некоторой тоской ожидавший новой волны страсти. Но эротики в коллекции Аркадия не оказалось. "Надо думать, - проворчал Максим. - Там же все бабы".
И тут его внимание привлекла лежавшая в самом низу кассета, никак не подписанная. Максим не без труда вытащил ее - обычная видеокассета "Сони". "Наверно, что-нибудь интересненькое, - решил Максим. - А не подписана, чтобы не смотрели, кому не следует".
Он вставил кассету в щель видеомагнитофона и нажал на кнопку "Play".
С первого же кадра Максим понял, что это вовсе не то, что он думал, - на экране возникли полосы и волны. Но звук был. Максим достаточно долго отирался в Телецентре и был в курсе всего. Поэтому ему хватило нескольких секунд, чтобы понять, что за пленку скрывает Аркадий у себя на даче. Это было неожиданно и очень, даже очень интересно.
Максим нажал на кнопку "Stop", осторожно вынул кассету из магнитофона и прислушался. Аркадий все еще был чем-то занят на кухне. Максим взял первую попавшуюся видеокассету, это оказался "Парк Юрского периода", и поменял местами знаменитый фильм Спилберга и свою неожиданную находку.
Неподписанную обложку "Сони", в которой оказался теперь боевик с динозаврами, Максим убрал на прежнее место - в самый низ. Затем взял еще какой-то фильм и включил видеомагнитофон.
В этот момент на пороге появился Аркадий. Он шел с подносом, на котором возвышалось джезве со свежесваренным кофе, две небольшие изящные чашечки, кувшинчик со сливками и блюдце с теплыми гренками.
- Аркаша, - медовым голосом сказал Максим, - ты просто душка. Кстати, смотрю, у тебя столько фильмов. Одолжи парочку.
- Бери, - кивнул Аркадий и, подойдя ближе, внимательно посмотрел на стопки видеокассет.
Максим сделал вид, что рассматривает названия, затем выбрал две, кажется, "Косильщика лужаек" и "Зловещих мертвецов", потом задумался и взял "Парк Юрского периода".
- Хочу еще раз посмотреть, - сказал он. - Классные там динозаврики.
И с этими словами он на глазах у Аркадия положил кассеты в сумку.
15 ИЮНЯ
7.00
Когда утром зазвонил телефон, Турецкий еще спал. Он вскочил с постели, продолжая спать на ходу, однако, когда услышал в трубке знакомый голос Меркулова, сон как рукой сняло.
- Саша, надо ехать в Феодосию. Сначала мы хотели послать Олега Золотарева, но я решил, что поедешь ты.
- А это нужно? - спросил Турецкий. - Я тут как раз начал новую линию разрабатывать.
- Нужно - не нужно, а сейчас за тобой пришлют машину, - усталым голосом сказал Меркулов. - Через двадцать минут будь готов, как юный пионер.
Положив трубку, Турецкий заметался по квартире в поисках необходимых вещей. Встала Ирина. Услышав о срочной командировке в Крым, она даже слегка обиделась:
- Ты что, заранее предупредить не мог? Я бы все приготовила. - Она помолчала. - А может быть, и вместе бы съездили… Я так давно не была в Крыму…
- Да это как-то мгновенно решилось, - бормотал Турецкий, спешно складывая в сумку чистые носки. - Пять минут назад Меркулов позвонил - и на тебе. Мне эта поездка - как кость в горле. И что, ты думаешь, я буду там у моря сидеть? Я же буду свидетелей допрашивать, да мало ли что. Буду крутиться как белка в колесе.
- Ладно, белка, а бутерброды тебе приготовить? - смирилась Ирина.
- Сделай там что-нибудь, что получится, - Турецкий сказал это рассеянно, потому что пытался вспомнить, где он в последний раз видел свои плавки.
Так и не вспомнив, он решил окончательно забыть о них: вряд ли судьба подарит ему час для морского купания.
- Вот тебе с сыром и с котлетой, - сказала Ира, выглядывая из кухни с пакетом в руках. - Больше ничего нет. Надо было заранее предупреждать.
- Я же говорю, заранее не мог…
Турецкий бросился к окну и увидел, как к его подъезду плавно подкатила черная "Волга".
- Это за мной!
Он сунул пакет с бутербродами в сумку, на ходу поцеловал Ирину и выскочил на лестницу.
- Ни пуха! - услышал он за спиной.
7.40
Из Москвы в Феодосию можно ехать прямым поездом, а можно лететь самолетом до Симферополя и оттуда по крымским дорогам четыре часа трястись на автобусе или три на автомобиле. Турецкий представил пробки, которые были этим летом на подмосковных шоссе, ведущих к аэропортам (сам он уже несколько раз застревал в таких пробках на час и больше), хаос и неразбериху во "Внукове", когда без объяснений снимают один рейс за другим, и уже колебался, не выбрать ли поезд… Но с другой стороны, тридцать шесть часов пути… Безумие какое-то.
Все решилось проще. Когда Турецкий вбежал в кабинет Меркулова, удивляясь про себя, неужели его шеф так и ночует на работе, Константин Дмитриевич с кем-то говорил по телефону.
- Да, через сорок минут будет. Прекрасно. Он повесил трубку и посмотрел на Турецкого:
- Договорился с военными. Через пятьдесят минут в Керчь вылетает транспортный самолет. Тебя берут. Ну что ж, с Богом. Будет нечего делать, хоть выспишься. Сколько лет на юге не отдыхал?
- Да уж не помню, - ответил Александр Борисович, помолчал и вдруг сказал: - Константин Дмитриевич, может, все-таки кого-то другого пошлете… Я тут как раз начал разрабатывать одну версию… Помните, я вам говорил - надо найти осведомителя КГБ по кличке Козочка. Скорее всего, студентка Рижского университета, училась в начале восьмидесятых.
- И что эта Козочка? - спросил Меркулов. - Почему она тебя заинтересовала?
- Да как бы ничего, - объяснил Турецкий, - но она интересовала Ветлугину. Помните, Алена летала в Ульяновск? Так вот, она пыталась проникнуть там в гэбэшные архивы, чтобы узнать имя этой Козочки. При этом за Аленой следили. Слежку проводило агентство нашего Грязнова, поэтому нам стало о нем известно.
- Заказывал слежку наш знакомый Голуб, - кивнул головой Меркулов. - Я в курсе. Так ты что же, думаешь, за Аленой начали следить потому, что она интересовалась Козочкой?
- Нет, - покачал головой Турецкий. - Следили, скорее всего, из-за приватизации. Не удивлюсь, если окажется, что за Голубом стоит Асиновский.
- И тогда окажется, что Асиновский и к рыбоконсервному заводу в Кандалакше имеет отношение?
- Насчет этого не знаю, - развел руками Турецкий. - Голуб мог работать на разных людей. Этакое "профессиональное подставное лицо". Тем более паспорт у него, надо полагать, поддельный, и, возможно, этих паспортов у него не один. Следили из-за приватизации, я уверен. И все-таки линию Козочки мне хотелось бы тоже прощупать.
- Ну вот вернешься - и проверишь.
- Да я уже дал своим орлам задание.
- Вот и отлично.
- А у вас никаких новостей нет?
- Ничего, - ответил Меркулов, и Турецкому показалось, что его любимый шеф стареет буквально на глазах, - никаких, новостей, серьезно меняющих ход расследования, не поступало. Зато поступил еще один запрос из президентских структур. Они требуют немедленного отчета обо всех следственных мероприятиях по делу об убийстве Ветлугиной. На этот раз требование пришло из аналитического центра.
- Делать нечего, - мрачно сказал Турецкий.
- Они там как с цепи сорвались. - Меркулов сокрушенно вздыхал. - Вчера днем им уже послали спецдонесение. И позавчера - три. У них там пооткрывалась за эти годы уйма отделов, центров и канцелярий, как в прежнем Цека, куда-то ведь надо своих детей пристраивать. И как прежде, в соседнем кабинете не знают, чем занимаются рядом. Зато теперь им будет легко работать, у них есть мишень - мы. Такая возможность имитировать деятельность! Один этот Аристов чего стоит! Тут прямо громы и молнии метал на мою голову. Если бы мы сейчас поймали кого угодно и представили ему - вот убийца, он был бы доволен. Ладно, хватит об этом, - остановил сам себя Меркулов. - Ты, Саша, сам знаешь, как поступать. Эта твоя поездка - тоже, скорей всего, демонстрация кипучей следственной деятельности, чтобы там учли, что мы отрабатываем все возникающие версии. Главное - ее дом. Если строение в самом деле богатое, оно могло послужить причиной. Сейчас такие сюжеты стали обычными. Если почувствуешь, что и в самом деле пахнет жареным, не увлекайся, глубоко в одиночку не ныряй, сразу пришлем подмогу. - Он критически взглянул на легкую сумку Турецкого, в которой кроме Ириных бутербродов лежала пара футболок, трусов и носков да зубная паста со щеткой. - Легкомысленным ты курортником будешь выглядеть на фоне нынешних купцов!
13.00. Феодосия
Турецкий никогда бы не подумал, что сможет так быстро добраться до Феодосии. Помогли военные. Узнав, что следователь по особо важным делам занимается расследованием убийства Алены, они сами предложили довезти его из Керчи до родного города Ветлугиной на военном "газике", в результате чего Александр Борисович выиграл еще часа два.
Он оказался в Феодосии в самый разгар жаркого июньского дня. Центральные улицы, застроенные белыми двух - и трехэтажными домами с изящными чугунными балкончиками, были залиты солнцем. И хотя моря не было видно, его присутствие все время ощущалось - что-то такое было в воздухе, что хотелось забыть обо всем, броситься в сине-зеленую волну и уплыть к горизонту.
Турецкий вспомнил, что, когда ребенком он выезжал с матерью и отчимом на море, мама всегда очень волновалась, когда он заплывал слишком далеко, и все говорила:
- Ну, Турецкий, я уж боялась, что ты в Турцию уплывешь.
И Турция почему-то казалась сказочной страной, полной чудес, уплыть в которую очень даже хотелось. Недаром же у него такая фамилия.
Но сейчас было не до моря и не до Турции. Наскоро перекует в обнаружившемся на углу кафе с романтичным названием "Ассоль", Турецкий еще раз обдумал план действий. Собственно, план этот был самым примитивным: отправиться туда, где провела детство и юность всероссийская Аленушка.
Феодосия, как и многие южные города бывшей державы, состояла из нескольких типов застроек. За пределами исторического центра - кварталов, сплошь состоящих из старых, довоенных и дореволюционных домов, шли многоэтажки, в основном трех-пяти-девятиэтажные дома. Затем тянулись кварталы частных домов с палисадниками. Некоторые из них совсем обветшали, особенно за последнее десятилетие, другие, наоборот, становились как бы зеркалом благополучия и процветания своих хозяев.
Пройдя мимо группки женщин, усиленно предлагающих комнаты, Турецкий направился к автобусной остановке. Он с радостью отметил, что все вокруг по-прежнему говорят по-русски, несмотря на строжайшие указы относительно "державной мовы", поступающие из Киева. И тут его внимание привлекла небольшая группка столпившихся около наперсточника.
Прежде наперсточников он встречал лишь в Ташкенте, у входа на Алайский базар. Причем наперсточники того времени и места вели, как ему казалось, настоящую честную игру - играли сами по себе, на свой страх и риск. Нынешние же лихие ловчилы, расселившиеся по всем городам России, играли только на раздевание клиента.
Оглядев компанию, Турецкий мгновенно понял распределение ролей.
Сам наперсточник, парнишка лет двадцати - двадцати двух, сидел на низкой деревянной скамеечке. Перед ним на куске картона, постеленном прямо на пыльную землю, был весь его несложный арсенал - три металлических стаканчика и маленький шарик.
Наперсточник играл на украинские купоны, он вытаскивал свои пятьсот тысяч и предлагал любому из зрителей угадать, под каким стаканчиком находится шарик. Со стороны игра казалась вполне честной. Наперсточник то выигрывал, то проигрывал. Сыпал прибаутками. К нему постоянно подходили зрители. Постояв минуту-две, отходили. На смену им приходили другие.
Вот парень с испитым, сизым, слегка опухшим лицом. На нем лишь майка и шорты. Каждый раз, когда не находится других желающих, он слегка мнется, но в последний момент решается и вытаскивает из кармана шорт очередные купюры. Чаще он выигрывает, но иногда, когда удача от него отворачивается, он раз за разом спускает все. Вот другой - юркий мужичок непонятного возраста. Сам он почти не играет, но зато шума от него больше, чем ото всех остальных вместе взятых, потому что он страстно переживает за каждого игрока и каждому старается помочь. Вот третий - борцовского вида малый. В белой сорочке с галстуком. Этот вступает в игру только тогда, когда подходит кто-нибудь свежий и явно колеблется: играть - не играть. Тут-то он и протягивает свои пятьдесят тысяч, а потом лениво показывает на стаканчик. Выигрыш он забирает так же лениво и спокойно кладет его в карман.
А вот и жертва. Она пока еще и не догадывается о своей судьбе, только останавливается: автобуса нет, время девать некуда. Игра тут же переходит с холостого темпа на рабочий. Веселее и энергичнее звучат реплики наперсточника. Парень с испитым лицом два раза подряд выигрывает, а потом один раз проигрывает, но зато выигрывает малый в белой сорочке, а юркий мужичок переживает за них так страстно, что ему позавидовал бы любой Станиславский. На жертве золотые серьги с маленькими бриллиантами и золотое кольцо. Сама она средних лет, невзрачная: скорее всего, из отдыхающих Местные-то знают, чем кончаются все эти игры.
Наперсточник медленно переставляет свои стаканчики, так что все видят, под которым из них находится шарик.
- Ну, кто угадает, - говорит он, - тому пятьсот тысяч купонов.
Жертва делает нерешительный жест рукой.
- Женщина, вы угадали, вот, держите пятьсот тысяч, - и он протягивает жертве купюру.
От протянутых денег отказаться трудно.
Если она отшатнется в испуге, замашет руками и вскрикнет: "Не нужны мне ваши деньги!", то игра с ней закончена, и она может считать, что спаслась.
Но она протягивает руку за купюрой. И в последний момент наперсточник спрашивает:
- А у вас-то деньги есть, женщина?