В среднем разделе прозрачность и утонченность сменились плотностью и напряженностью драматического минорного хорала. В верхнем голосе, словно неотступный рок, преследующий человека всегда и повсюду, нескончаемой нитью протянулись настойчивые и угрожающие остинатные мотивы. Они как бы напоминают о том, что человеку не дано покоя на этой земле, ибо судьба всегда стоит за его спиной, она любит, чтобы к ней относились серьезно, и не прощает легкомыслия по отношению к себе.
Но вскоре фактура вновь прояснилась, прекрасная и трепетная мелодия опять заполнила всю ткань музыки, она, как и прежде, захватывала и уносила с собой в далекий возвышенный мир, вход в который доступен только беспокойной и ищущей душе.
* * *
Турецкий услышал музыку еще на лестничной клетке, подходя к квартире. Он не обратил на это внимания, решив, что Ирина, как всегда, просто репетирует. Но когда он вошел в прихожую, то понял, что это не гаммы и не упражнения для развития беглости пальцев. "Неужели Ирина просто играет? - подумал он. - Давно с ней этого не случалось". Он тихо прошел по коридору и застыл на пороге комнаты, прислонясь к дверному косяку. Ирина не заметила его и продолжала играть. Он же смотрел на нее, и ему казалось, что перед ним совершенно чужая женщина. Да, это была совсем не Ирина, во всяком случае, не та Ирина, которую он знал в последние годы. Это была удивительная, одухотворенная, стройная и пластичная, наконец, просто прекрасная женщина! Это была женщина из какого-то другого мира, из какой-то иной, неземной реальности. Саша был поражен, он не мог шевельнуться и смотрел на нее застывшим, восхищенным взором, не в силах поверить, что это не сон. Когда же он наконец пришел в себя и способность мыслить вновь вернулась к нему, он не смог совладать со своей профессиональной привычкой все подчинять беспристрастному анализу. "Что же ее так преобразило?"
Он нахмурился. Приходилось признаться себе: "Не я же ее вдохновляю". Он был в отчаянии - неужели жена всерьез влюбилась в Снегирева? И тут пришло запоздалое раскаяние - а сам-то он чем только что занимался? Откуда пришел? На кого он променял жену? На эту дуру, готовую лезть в койку с первым встречным-поперечным. А вот его Ирина не такая. Как бы ни ревновал ее Турецкий к Снегиреву, как бы ни бесился при виде очередного букета неувядающих роз, он в глубине души знал: Ирина ему верна… Что ж, он постарается ей соответствовать.
Ирина кончила играть и еще несколько секунд сидела неподвижно. Затем она почувствовала, что в комнате кто-то есть, и обернулась. Увидев мужа, она не улыбнулась ему, как обычно. У нее было такое ощущение, как будто ее подслушали.
- Ирка, дорогая, как я тебя люблю! - сказал Турецкий.
Вечер
- Приходят к врачу три пожилые тетки с одинаковыми симптомами: головокружение, слабость, апатия. Он спрашивает первую: "У вас муж кто?" - "Генерал". - "Вам надо поехать на хороший курорт, кушать много фруктов и дышать свежим воздухом". Та уходит, он вторую: "А у вас кто родственники?" - "Да вот сын полковник". - "Кушайте побольше фруктов, дышите свежим воздухом…" Доходит дело до третьей: "А я, милок, при внуке, у меня внук лейтенант". - "Воздух, мамаша, главное - свежий воздух!.."
Вика прыснула и покрепче ухватилась за руку Дроздова. Не то чтобы анекдот показался ей таким уж смешным, просто радовало, что Вадим снова начал шутить. Они шли по Бирюсинке, возвращаясь к его дому после прогулки в наступающих сумерках.
Теперь они с Викой гуляли ближе к вечеру, когда уже никто не спешил по магазинам или с работы. Ходили под руку, и Вику только поражало, до чего быстро Вадим научился отзываться на малейшее движение ее пальцев. Как-то само собой вышло, что чуть ли не на второй раз его уже не надо было предупреждать вслух о бордюрах, равно как и ступеньках и лужах. Он просто двигался, куда она его направляла, двигался с полным доверием и так ловко, что распознать в нем беспомощного слепого было невозможно.
- Кстати, - сказала Вика, - о фруктах…
Она сунула руку в пластиковый мешочек, где лежали купленные возле "Щелковской" спелые, в мелких коричневых точках бананы, но вытащить не успела. Вынырнув из заросшего зеленью прохода во двор, под дальним фонарем замаячила компания молодых парней - человек, наверное, десять.
Вадим их видеть не мог, но голоса различил, и они ему не понравились: Вика ощутила, как напряглась его рука.
- Пошли на ту сторону, - терзаясь нехорошим предчувствием, шепнула она. Дроздов молча кивнул.
Вика свернула к проезжей части, где, к великому сожалению, совсем не было в эту пору машин. Парни загоготали и устремились наперерез.
- Вика, давай-ка ты отсюда, - сказал Дроздов. Она не ответила, только судорожно стиснула пальцами его локоть. Она даже узнала одного из компании - вертлявого, тощего, который жил по соседству. Теперь гадкая улыбочка на его лице имела отчетливо мстительный оттенок, а глаза блестели странно и неестественно.
Рядом с тощим паскудником вразвалочку шагал главарь, облаченный, как и почти все остальные, в короткую кожаную куртку со множеством блестящих причиндалов и косой молнией, расстегнутой ради удобства. Он был среднего роста, почти квадратен в плечах и наверняка физически очень силен. Жирные, коротко остриженные темные волосы, тяжелой лепки лицо, выражение которого подразумевало мышление только на бытовом уровне, быстрые, блестящие птичьи глаза… Исполнилось ему хорошо если двадцать, но все, что следовало узнать в жизни, он уже узнал. Достиг личного потолка.
Вика ощутила на себе его взгляд… Такие, как он, женщин называют в лучшем случае "скважинами". Будь Вика одна, она бы до смерти перепугалась его одного, не то что с компанией. Но главным объектом внимания парней был явно Дроздов, и в Вике проснулась тигрица. Если мужчина, идя с женщиной, становится вдвое храбрее, то женщина, ведущая ребенка или беззащитного человека, - и подавно.
Главарь произнес нечто, в переводе на цензурный язык звучавшее примерно так:
- Далеко собрался, гнида ментовская?
Руки у него были мясистые, короткопалые, с обгрызенными ногтями. Однако выкидное перышко раскрылось в ладони словно бы само собой, одним ловким движением. И сразу метнулось вперед, к шее Дроздова. Это была не психическая атака, нож летел убивать. Так действуют люди, которым кровь не впервой.
Вадим не должен был бы успеть отреагировать, но он успел. Тренированный слух уловил характерный металлический щелчок. Дальше полковник действовал рефлекторно и только потому не умер в первую же секунду. Схватив Вику за плечо, он отшвырнул ее далеко назад. Она уронила мешочек, бананы раскатились по мостовой. Другая ладонь бывшего спецназовца хлестнула вперед - принять по касательной вооруженную руку врага, отвести лезвие прочь и, перехватив кисть, шваркнуть сукиного сына об асфальт головой…
Будь Дроздов зрячим, ущерб ему эта шайка-лейка причинила бы разве только моральный. Теперь, к сожалению, перевес был не на его стороне. Драться ночью Вадим умел хорошо, но вот вслепую… Все-таки он угадал направление и отбил от своей шеи руку с ножом: не попав в горло, острое лезвие чиркнуло по груди, рассекая легкую клетчатую рубашку и тело под ней. Он почувствовал, как потекла кровь. Сзади его ударили куском свинцового шланга, но Вадим опять успел что-то почувствовать, и вместо затылка удар обрушился на плечо…
Глазам приподнявшейся Вики предстало жестокое и жуткое зрелище. Благородного хищника обложили шакалы и рвали его на части. Однако справиться с Дроздовым было не очень-то просто, гораздо труднее, чем они ожидали. Вика увидела, как его опять резанули, потом опрокинули наземь и начали бить ногами, но он схватил кого-то, закричавшего неожиданно тонко, по-заячьи, и поднялся. Вся рубашка у него была залита кровью. Вика вскочила и рванулась на помощь. Ей было все равно, что с нею может случиться, она об этом просто не думала. Драться Вика не умела, а закричать ей даже в голову не пришло. Она просто вцепилась в чью-то мерзкую рожу, зверея и ища ногтями глаза. Она увидела мелькнувший в ее сторону нож главаря, но его рука встретилась с окровавленной ладонью Дроздова, и нож улетел, звякнув в темноте об асфальт. В следующий момент с Вики сшибли очки, она услышала, как они хрустнули под ногами. Потом ее ударили так, что из глаз брызнули искры, и она обнаружила, что сидит на земле в нескольких шагах от дерущихся, просто не чувствуя половины лица, а Дроздова повалили опять.
Вика вскочила и снова бросилась в свалку. Опять посыпались удары, она никогда раньше не знала, что бывает так больно.
Сколько это продолжалось? Наверное, несколько минут, но счет времени Вика потеряла. Ее вновь отшвырнули прочь, и, поднимаясь, она увидела за перекрестком синий блик милицейской мигалки.
- Милиция, сюда!.. Сюда!.. - завопила она и что было сил побежала навстречу спасительному огоньку. - Милиция, помогите!..
Ее не увидели и не услышали. Патрульная машина свернула в другую сторону и скрылась из глаз. Вика поняла, что оставалось надеяться только на себя, повернулась обратно, равнодушно сознавая каким-то краем рассудка: это уже верная смерть. Стиснула кулаки и…
Под фонарем было пусто. Первый же намек на опасность спугнул шакалов, заставил кинуться врассыпную. Ублюдки удрали в темноту, бросив израненную жертву. И возвращаться, кажется, не собирались.
Вика побежала к Дроздову, не чуя под собой ног. Собственное тело в эти мгновения для нее как бы не существовало. Все еще заявит о себе в полный голос, и ушибы, и даже трещина в ребре, но это потом, потом. Дроздов медленно поднимался на колени, тянулся ей навстречу и хрипел:
- Вика! Вика…
* * *
Она никогда впоследствии не могла толком припомнить, как тащила Вадима обратно к нему домой. Именно тащила: его не только исполосовали ножом, он еще и капитально получил несколько раз по голове и еле шел, без конца теряя равновесие. Где-то на полдороге он выпустил ее руку, тяжело осел наземь, его вырвало. Вика помогла ему утереться, он заскрипел зубами, кое-как встал, и они, качаясь, в обнимку двинулись дальше. Кажется, Вика все время что-то говорила ему, но что?..
В случае, если бы шакалы вернулись, она бы совершила убийство.
Только войдя во двор, Вика поверила, что они с Вадимом были действительно спасены. У парадного переминался Монгольский Воин, заглянувший проведать своего командира. Вика моментально узнала его, несмотря на то что очки, вдребезги разбитые об асфальт, она даже не стала искать.
- Ваня!.. - разнесся по двору Викин отчаянный вопль. Монгольский Воин обернулся на крик, увидел и гигантскими прыжками помчался к ним через двор.
- Господи, командир… - простонал он, обнимая Дроздова. Габариты у обоих мужчин были примерно одинаковые, но Ваня без видимого усилия подхватил полковника на руки и чуть не бегом понес его по направлению к подъезду. Передав ему Вадима, Вика едва не свалилась от внезапно накатившего изнеможения и дурноты. Она справилась с собой и побежала следом за Ваней.
* * *
Первым подоспел на своей иномарке Антон Меньшов и с ним - поднятый по тревоге Ассаргадон. Потом примчался Алексей, выдернутый откуда-то звонком сотового телефона. Приехали Варсонофий, "националист" и Утюг… и только тогда Вика расплакалась. Слезы хлынули так внезапно, что она еле успела вскочить с кресла и выбежать в ванную. Плакать при Вадиме было решительно ни к чему. Эйно пошел было за ней, но его удержали.
Отревевшись, Вика посмотрела на себя в зеркало и ужаснулась опухшему от слез отражению. Полиловевший глаз, на лбу шишка, возле ноздрей - плохо смытая засохшая кровь. Ей, оказывается, еще и нос расквасили. О таких мелочах, как порванное и перепачканное платье и погибшие астигматические очки, уже вовсе не стоило говорить. Вика впервые подумала о том, который вообще час и что скажет мама. Отжав полотенце, она сунулась в комнату, но вспомнила, что телефон вынесли в кухню.
На кухне Вика увидела Алексея. Он стоял к Вике спиной, глубоко засунув руки в карманы. Фенечка, наконец-то переставшая мяукать, сидела прямо на его пыльных кроссовках. Вика протянула руку к телефону, покосилась на Алексея и неожиданно заметила, что его трясет. А также что он впервые не разулся. Он почувствовал ее взгляд и обернулся. Лицо было деревянное, ничего не выражавшее, только глаза показались ей двумя дырами в темноту за окном. Он нагнулся за кошкой и молча вышел, чтобы не мешать ей объясняться с родителями.
Поздно вечером
Объяснение с родителями вышло совершенно ужасным. Трубку сняла мама, по-видимому так и сидевшая у телефона. Наверное, звонок дочери доставил ей величайшее облегчение, но слушать мама ничего не захотела, а в голосе прозвучали ледяные рыдания:
- Немедленно марш домой!..
Последовали короткие гудки. Вика опять набрала номер. На сей раз трубку долго не брали. Потом к телефону подошел папа. Он был менее подвержен всплескам эмоций, но тоже не пожелал выслушивать никаких оправданий и объяснений. Зато Вика узнала, что целенаправленно вгоняет родителей в могилу. Что мама два раза пила валокордин, а ей нет до этого ни малейшего дела. Что она связалась с какой-то уголовной шпаной. И наконец, если она немедленно не прибудет домой…
- Я сейчас не могу! - сказала Вика. - Я у Вадима и… Папа положил трубку. Это означало - или этот тип, или мы. Вика снова всхлипнула, утерлась скомканным полотенцем и пошла обратно в комнату, ощущая странную пустоту.
- В милицию? Ой, да не смеши, - вполголоса говорил в прихожей Монгольскому Воину Варсонофий. - Фамилию Аристов слышал? Ага, тот самый. Депутат думский. В десяти комиссиях заседает.
- Вадька еще виноватым окажется, - все с той же неприятной улыбкой подтвердил стоявший рядом Алексей. - Не дай Бог, если в драке пальчик кому-нибудь поцарапал.
- Ну это ты уже палку перегибаешь, - усомнился Иван. - Герой все-таки…
- А ты не слышал, - спросил подошедший Утюг, - как таким героям говорят в кабинетах: катись колбасой, я тебя туда не посылал?..
Алексей молчал.
Вика села прямо на пол возле дивана, взяла руку Дроздова и прижалась к ней лицом. Вадим погладил ее по щеке, легонько взял двумя пальцами за нос. Вика подняла глаза и увидела, что он улыбнулся. Она чуть снова не разревелась при виде этой улыбки. Потом его ладонь обмякла: это начал действовать укол, сделанный Ассаргадоном.
- Спит! - шепнул ей на ухо беззвучно подошедший эстонец. И рассудительно добавил: - Давай-ка мы тебя домой отвезем.
Вика, полностью потерявшая способность к умственной деятельности, только тупо кивнула. Она погрузилась в меньшовский БМВ как была, в чьей-то объемистой рубахе поверх неприлично порванного платья. Эйно сел за руль. Расстояние было плевое, километра два с половиной, добрались в один миг.
Дверь открыла мама. От нее действительно пахло сердечными лекарствами. Известное дело: в интеллигентных семьях патрончик валидола есть редуцированный вариант скалки, с которой встречают загулявшую девицу люди попроще. При виде дочери, выглядевшей, как после кутежа с дракой, Анастасия Леонидовна выставила перед собой ладони и позвала мужа:
- Андрей! Андрюша!.. За что?!
До Вики не сразу дошло, - мама говорила совсем не о том, ЗА ЧТО могли отколошматить ее и Дроздова уличные подонки. Мама имела в виду совершенно иное: ЗА ЧТО НАМ ПОДОБНОЕ НА СТАРОСТИ ЛЕТ?.. Вика попыталась схватить маму за руки:
- Там компания была, пьяные, на Вадима напали…
Все это напоминало дурной сон. Мама, всегда такая понимающая и очень по-женски разумная, истерически вырвалась:
- Пока я жива на свете, ты с ним больше встречаться не будешь!..
Вика вдруг вспомнила, как много лет назад, студенткой, она собралась было с друзьями в поход на байдарках. Не куда-нибудь на Подкаменную Тунгуску - всего лишь на Истринское водохранилище, однако мама сочла невинное мероприятие смертельно опасным. Вика считала себя взрослым человеком и попробовала настоять на своем, но, как только мама с рыданиями схватилась за валидол, немедленно уступила. Но теперь…
К собственному изумлению, она наблюдала за событиями как бы со стороны.
- Извините за вмешательство, - деликатно подал голос громоздившийся за Викиной спиной "националист". - Вашей дочерью гордиться надо. Она человека спасла.
- А я не хочу, чтобы моя дочь кого-то спасала!.. - выкрикнула мама. - Я не хочу, чтобы она являлась домой в два часа ночи!.. Чтобы бегала к какому-то типу, как… животное, у которого срок наступил!..
Она не владела собой. С ней и раньше бывало подобное, но на сей раз происходило нечто особенное. Оказывается, она умела и визжать, и топать ногами. Вика смотрела на нее с тупым изумлением: неужели это тот самый человек, с которым когда-то обо всем можно было поговорить?.. Ее мама, знаток жизненных ситуаций, случавшихся в других семьях?..
- Вы не правы, - сказал Эйно. - Вы зря так говорите.
- Настенька, побереги себя, - уговаривал папа. - Слава Богу, ничего непоправимого не случилось. Я уверен, Вика одумается…
- Если мы тебе дороги, больше ты к этому алкоголику не пойдешь! - пополам со слезами крикнула мама. - А если нет - до свидания! Живи как хочешь!..
- Командир не алкоголик, - снова вступился Эйно. - Он в Афганистане воевал. Героем вернулся.
- Простите меня, - совсем без голоса сказала Вика. Повернулась и на странно негнущихся ногах пошла по лестнице вниз.
На какой-то миг родители остолбенело умолкли: ничего похожего они от дочки не ждали. Обычно запаха сердечных лекарств с избытком хватало, чтобы заставить ее отменить сколь угодно "твердо" принятое решение.
Потом Анастасия Леонидовна схватилась за ручку двери, чтобы с треском захлопнуть ее. Возможно, к утру придет отрезвление и она ужаснется, но пока хотелось лишь одного: сделать бесстыднице побольнее. Эйно легонько придержал дверь, ровно настолько, чтобы заверить:
- Вам совершенно не о чем беспокоиться… И побежал следом за Викой.
Он поймал ее уже на улице: она вяло уходила куда-то, явно не понимая, куда и зачем. Эйно обнял ее и повел к автомобилю. Впереди их ждал дружный восторг всех дроздовцев и тихий ужас самого Дроздова, когда он проснется наутро.
А пока Эйно Тамм по прозвищу Десять вел машину с немыслимой аккуратностью и всю дорогу, как это принято у эстонцев, молчал.
18 ИЮНЯ
Утро
Старший следователь по особо важным делам при Генеральном прокуроре Российской Федерации, старший советник юстиции Александр Борисович Турецкий вновь ехал по Щелковскому шоссе, держа курс на холостяцкую берлогу Дроздова. Сегодня, в воскресенье, он с утра был свободен, что вообще-то приключалось нечасто, особенно в последнее время. Однако, как и следовало ожидать, судьба вломилась в реальность настырным телефонным звонком, мгновенно вернувшим Сашу из сна.
- Александр Борисович, доброе утро… - услышал он голос человека, задержать, а то и уничтожить которого его обязывала должность. Что именно сказал Турецкий в ответ, он сам потом не мог толком припомнить. Вероятно, это все-таки было нечто не слишком парламентское, потому что вражий сын Снегирев немедленно перебил: - Положи пистолет, Борисыч, и погоди палить, я с белым флагом. Тут у нас дело знаешь какого рода…
Он говорил серьезно и спокойно, без дурацких подначек. Турецкий стал слушать и постепенно забыл не только о разделявшей их пропасти, но даже и о том, что этот человек с некоторых пор стал его соперником.