- Ну давай, - предложила она, разливая вино. - Тебя как зовут?
- Аня, - сказала Нина.
- А меня - Вера. Будем знакомы.
Вино было мерзкое, крепкое, и, выпив стакан до дна, Нина передернулась от отвращения. Подруга ее скривилась еще пуще.
- Ух, - сказала она. - Зараза!.. Закуси, Анюся.
Она протянула ей кусок мягкого белого хлеба. Нина взяла и стала жевать. В голове у нее поплыло, настроение сразу поправилось, мир вокруг показался веселым и занятным.
- Третий день не просыхаю, - сообщила девица. - Вчера кто-то фонарь навесил, так я и не помню кто.
- С чего ты гуляешь? - спросила Нина участливо.
- А хочется, - усмехнулась Вера. - Сама-то ты тоже не шибко радостная.
- Теперь я радостная, - усмехнулась Нина. - А еще по одной вмажем, так я и петь начну.
Вера поняла ее по-своему и налила еще по стакану.
- С мужиками как? - спросила она.
- Чего - как?
- Имеешь дело? У меня есть один кобель на примете, но его кормить-поить надо. Если хочешь, я звякну.
- Хорошая мысль, - улыбнулась Нина, подняв кверху палец. - Я подумаю…
- Резче думай, - сказала Вера. - Поехали.
Нина чокнулась с нею бумажным стаканчиком и чуть выплеснула вина на землю. Вера выругалась и тремя глотками выпила свое вино. Нина рассмеялась и опрокинула свой стаканчик, вылив все на землю.
- Ты чего, дура! - рявкнула Вера. - Зачем губить-то?..
- Чего хочу, то и делаю, - отвечала Нина бесшабашно. - Слушай, Вера, а пошли в "Славянский базар", а? Только я не знаю, где это.
Вера радостно рассмеялась.
- Ты чего, богатая, да?.. Так подкинь мильончик на бедность.
- Фиг тебе на бедность, - сказала Нина. - Пропьешь все, стерва синюшная. Говорю тебе, пошли в кабак! Я угощаю.
- Все, идем, - сказала Вера согласно. - Только давай по-людски, добьем пузырь, и вперед. Ага?
- Наливай, - согласилась Нина.
Они выпили еще по стаканчику вина, и Нине стало плохо. Вера услужливо поволокла ее куда-то, потом толкнула, и Нина покатилась по ступенькам. Очнулась в полной темноте, испугалась и стала кричать, звать на помощь. Через некоторое время послышались чьи-то голоса, ее осветили фонариком, потом потащили наверх. Она не очень понимала, что с ней делают, до тех пор, пока не оказалась в отделении милиции. Здесь она быстро стала трезветь и на вопросы дежурного отвечала уже почти связно. Вот ее паспорт, вот прописка, только вот сумочка куда-то исчезла… Ничего значительного там не было, косметичка, ключи от квартиры, кошелек. Нет, денег было немного. Тут она вспомнила про Веру, стала соображать, что к чему, но дежурному рассказывать не стала. Пусть порадуется пьянчужка.
Домой она вернулась почти в полночь, и Аня уже лежала в постели. Поднимаясь на ее звонок, Аня перепугалась, долго спрашивала, кто пришел, потом открыла дверь на цепочку, и только после этого, заохав и запричитав, впустила хозяйку домой. Раздеваясь в прихожей с ее помощью, Нина ругала ее разными оскорбительными словами, в основном напирая при этом на ее извращенные влечения, но потом, когда обиженная Аня плача спряталась в кровати, Нина пришла, ухмыляясь, склонилась над нею и спросила:
- Значит, ты моя, да?
- Да, - дрожащим голоском ответила Аня. - Возьми меня, если хочешь…
Нина грубо икнула и пробормотала:
- Если бы я еще знала, как это делается!.. Спи, курва. Сама она ушла в ванную и попыталась привести себя в чувство. В комнату вернулась вся мокрая и упала на кровать поверх одеяла, заснув мгновенно. Некоторое время Аня испуганно прислушивалась к ее дыханию, а потом принялась раздевать ее, чтобы уложить нормально. Стянула мокрый халат, столь же вымокшую комбинацию, сняла белье. Нина лежала перед нею голая и беззащитная. Аня утробно заурчала и жадно прильнула к ней…
Наутро Нина была в подавленном состоянии, а Аня, напротив, светилась от радости.
- С чего это ты напилась? - спрашивала она весело.
- Из познавательного интереса, - сказала Нина. - Слушай, я как себя вела?
- Прекрасно, - сказала Аня, смеясь. - Ты была нежна и пленительна.
- Приставала, что ли? - не поняла Нина.
- Не то слово, - отвечала Аня. - Я и не подозревала, что в тебе столько энергии. Ты меня просто изнасиловала!..
Нина посмотрела на нее с подозрением.
- Стоп, стоп, стоп, - сказала она. - Кто кого изнасиловал? Слушай, рожа помойная, ты что, опять меня вылизывала?
Аня посмотрела на нее с шутливым удивлением.
- Как можно, что ты! Это же противоречит моральному кодексу строителя коммунизма.
- Если я тебя еще поймаю, - сказала Нина сипло, - ноги повыдергиваю.
- Сначала поймай, - отвечала Аня бойко.
- Я не шучу, - предупредила Нина.
- А я тоже не шучу, - отвечала Аня уже не столько весело, сколько надрывно, - да, я тебя целовала, и что? Выгонишь меня? Убьешь?.. Давай!..
Нина мрачно отпила глоток воды и покачала головой.
- Слушай, - сказала она. - Может, тебе к врачу обратиться?
- К врачу? - Аня истерично засмеялась. - К какому врачу?
- Ну к психиатру, наверное, - пожала плечами Нина. - Это же ненормально!
- Не говори глупости, - раздраженно ответила Аня. - Это исключение, да, но ничего ненормального тут нет. Существует определенный процент людей с тонкой психикой, которым обычные формы отношений не подходят.
- Хорошо, у тебя тонкая психика, а я при чем? - спросила Нина.
- А что тебе от моей ненормальности? - пожала плечами Аня. - Я ведь тебя не трогаю. Это все внутри…
- Как же, внутри, - буркнула Нина. - Трешься постоянно, как кошка. По ночам спать спокойно не даешь. Ведь дождешься, выгоню я тебя! Тем более Леша уже настроен переезжать.
Губы у Ани задрожали, на глазах появились слезы.
- Зачем ты так? Я же люблю тебя!.. Нина покачала головой, усмехаясь.
- Дура ты, Анюта. Ладно, ступай на работу, а то опять выговор схлопочешь.
Аня ушла, а Нина упала на кровать, положив полотенце на голову. Проблемы Аниной психики мало волновали ее, и даже извращенные устремления уже не вызывали в ней первичного брезгливого отторжения. Это была дуреха Анютка со своими дурацкими проявлениями вроде неискоренимой способности бить посуду и рыдать по малейшему поводу. Она превращалась для нее в домашнее животное вроде кошки, которую можно было время от времени гладить, держа на руках, но порою следовало и наказывать. Но вчерашняя история смущала ее неожиданным срывом. Удачный финал подзаборной пьянки был чистой случайностью, и вела она себя при этом недопустимо легкомысленно. Эти паузы ее только расхолаживали.
Она заставила себя подняться, одеться и начать действовать. Пропажа сумочки не являлась большой трагедией, но принципиально она не должна была допускать с собою такого обращения. У нее было сухо во рту, кружилась голова, ныли суставы, и в желудке совершалось неприличное бурление, но она шла на место вчерашней встречи, как будто там ее ждало освобождение от всех этих неприятностей.
Зрительная память не подвела ее. Она нашла магазин, тот дворик, где они выпивали с Верой, даже определила, где располагалась вчерашняя соседняя компания забулдыг. Время было раннее, она села на ящик и стала ждать. Милицейский опыт говорил ей, что эта задрыга должна появиться здесь с целью похмелиться.
Прошло около часу, и немало смурных и перекошенных физиономий прошли мимо нее, прежде чем появилась вчерашняя Вера. Она была не одна, с нею был какой-то субтильный юноша в очках.
- Здорово, - сказала ей Нина, шагнув навстречу. Вера остановилась, словно натолкнулась на стену.
- Э, Анечка!.. Здорово, милашка!.. Куда это ты вчера отвалилась?.. А я вот кадра подцепила, студента!
- Здравствуйте, - промямлил студент.
- Значит, так, - сказала Нина, - деньги, которые там были, можешь оставить себе, но сумочку отдай. Иначе я тебя, гадину, на полоски разорву.
- Что происходит? - не понял студент.
- Помолчи, - сказала ему Вера, отмахнувшись. - Значит, ты меня на полоски разорвешь, да? Ты знаешь, сучара, что я с тобой сделаю?..
- Девочки, вы чего? - испугался студент.
Вера решительно отодвинула его и шагнула к Нине. Та не стала дожидаться, ударила ее ногой по голени и, когда Вера, охнув, согнулась, ухватила ее за волосы. Для начала слегка ткнула ей коленкой в физиономию, потом спросила:
- Что ты сказала, я не расслышала?
- Пусти, - выдавила Вера.
Нина отпустила ее, и та распрямилась, вытирая лицо рукой.
- Ты что же, дуреха, думаешь, я их коллекционирую, - сказала она. - Выбросила я ее сразу же… Иди поищи вон в том ящике.
- Мне почему-то думается, ты сама хочешь поискать, - сказала Нина, посматривая на нее настороженно.
Вера не стала возражать, пошла к мусорному ящику, на который указала. Наклонившись, подняла палку, и Нина отошла на шаг.
- Ну-ка не дури!
- Что я, рукой там копаться буду? - хмыкнула Вера.
С постным выражением лица она поковырялась в мусоре, и таки выковыряла оттуда грязную и помятую Нинину сумку.
- Эта?
Нина взяла сумку, осторожно раскрыла ее и вывернула на асфальт. Оттуда выпали ключи, косметичка, носовой платок и даже кошелек. Пустой, конечно. Нина все это бережно подобрала под насмешливым взглядом Веры и испуганным - студента.
- Ничего не пропало? - спросила Вера, поигрывая палкой.
- Кое-что пропало, - сказала Нина. - Выпало, наверное.
- Так поищи, - с улыбкой предложила Вера. Нина холодно улыбнулась в ответ.
- Я думаю, ты это сделаешь лучше.
Она резко заломила ей руку за спину, ткнула головой в мусорный ящик и, подхватив за ноги, опрокинула ее туда, так что лишь болтающиеся ноги торчали наружу да доносились изнутри какие-то сдавленные стоны.
- Да зачем же так? - чуть не плача говорил студент.
- А иначе не получается, - отвечала Нина, тяжело дыша после немалого физического усилия.
Вера выбралась из мусора, вся облепленная картофельными очистками, яичной скорлупой и шелухой от семечек. Она плевалась и ругалась, а рядом заливисто хохотал, хлопая себя руками по ляжкам, беззубый небритый алкаш.
Нина тоже улыбнулась, повернулась и ушла.
17
Следователя краевой прокуратуры Апарина, с которым сотрудничал капитан Ратников в своем краснодарском деле, нашел опять-таки Грязнов. Искомый Апарин теперь был прокурором города Тихорецка и на вопросы нагрянувшего Славы отвечал немного нервно. Да, он хорошо помнит Колю Ратникова, у них было что-то вроде дружеских отношений, и дело было совместное, но сути его прокурор не запомнил. Что-то о местной номенклатурной мелочи, не выходящее за рамки края. Никаких серьезных материалов у Ратникова и быть не могло. Он, Апарин, был сам несказанно поражен жестокости убийства, это вовсе не соответствовало масштабу расследуемого дела.
В новой версии эти двое неизвестных, которых никто в краевой милиции не знал, медленно, но уверенно переползали на ведущее место в ряду подозреваемых. Конечно, мы продолжали искать и троицу верных друзей убитого капитана, но приоритетным направлением становились инициаторы убийства. Было ясно, что именно они, эти двое, неизвестно откуда взявшиеся, организовали все дело, прикрывшись бандой местных уголовников, и теперь вставал вопрос, чего они при этом добивались? Мы рыли в краевом архиве дела покойного Щербатого, искали подельников и близких знакомых.
А тем временем Лариса Колесникова со своим компьютером разыскала бывшего капитана Букина. Он был не только бывший милиционер, но и бывший алкоголик, потому что теперь он оказался послушником подмосковного монастыря, работал там строителем и размышлял о загробной жизни. Мы проверили его по времени совершенных убийств и отмели ввиду полного алиби его кандидатуру начисто. О временах службы в милиции он даже вспоминать не хотел, но об упокоении душ убиенных коллег, в том числе и Николая Ратникова, молился регулярно.
Прошло чуть больше недели со дня убийства депутата, и, несмотря на то что в прессе появились материалы, ставящие под сомнение политический характер убийства, созданная при Верховном Совете специальная комиссия по расследованию этого дела вызвала нас на отчет в "Белый дом". Были там и генеральный прокурор, который лихорадочно ознакомился с текущим положением дел уже по дороге в парламентскую комиссию, в машине, и министр внутренних дел, выразительно скорбевший по убитому депутату, и даже начальник ФСК. Депутатскую комиссию возглавлял председатель комитета по законности и правопорядку Вадим Сергеевич Соснов. Глядя на то, как ловко и уверенно он ведет заседание, я вспоминал о его нечаянном участии в нашем деле.
Начальники бойко отчитались, перечислив поражающие воображение цифры проведенных следственных мероприятий, но депутаты тоже были не дураки, вызвали следователей, и мне пришлось рассказывать им об объеме и направлении расследования. Как я понял, членами этой комиссии были, как правило, юристы, в основном бывшие сотрудники органов, поэтому вешать им лапшу на уши было бесполезно. Шура Романова в своем выступлении поддержала меня, ну а контрразведчики, проводившие свое расследование, дополнили нас обширным докладом о преступной деятельности покойного депутата. В этом вопросе они даже перестарались, потому что вызвали у депутатов обратную реакцию.
- Он мог быть исчадием ада, - сказал председатель комиссии Соснов, - но это не лишает его права быть защищенным нашими органами правопорядка, не защитившими депутата от смерти.
В общем, нас там хорошенько пропесочили, обнаружив в нашей работе и халатность, и злоупотребления, и даже непрофессионализм. Особенно злобствовал один из членов комиссии, известный тем, что был уволен из органов за организацию забастовки милицейских работников. Он жил идеей радикальной реформы структуры органов правопорядка, и всякий наш промах был для него бальзам на раны. Тем не менее Соснов был человеком спокойным и рассудительным, он решительно осаживал эмоциональные всплески своих коллег, хотя общую тенденцию давления и жестокого контроля поддерживал беспрекословно. Наблюдая все это действо, я думал о том, что присутствую при зарождении нового поколения политических деятелей. Они безусловно не во всем мне нравились, но их характерное личное проявление было мне симпатично. Я вздрогнул, когда посреди нашего заседания в зал вошел Леонард Терентьевич Собко и тихонько устроился в задних рядах.
По окончании разбирательства я набрался наглости и догнал в коридоре Соснова. Тот шел, сопровождаемый секретарями и помощниками, но, когда я окликнул его, тотчас остановился и обратился ко мне со вниманием.
- Простите, Вадим Сергеевич, - сказал я. - Не могли бы вы уделить мне несколько минут? Это касается нашего дела.
Он глянул на часы, перевел взгляд на миловидную секретаршу и спросил:
- Что у нас, Леночка?
- Есть полчаса до перерыва, - сказала она. - Потом запарка.
- Вот, - улыбнулся мне Соснов. - У вас даже полчаса. Пройдемте в мой кабинет.
Кабинет у него был роскошный, я просто провалился в мягкое кожаное кресло и расслабился.
- Я не хотел вас отвлекать, - сказал я, - но так получается, что вы тоже оказываетесь причастны к этому делу.
Он мило улыбнулся, не выказав никакого беспокойства.
- Каким же образом?
- Видите ли, Вадим Сергеевич, цель этих убийств связана с одним давнишним делом в Краснодаре. Вы же знали капитана Николая Ратникова?
На мгновение с него сошла респектабельность, он растерялся.
- Ратникова? Колю? Конечно, я знал его. Впрочем, не столько его самого, сколько его жену, Нину. Там произошла ужасная история…
- Да, - сказал я. - И эта ужасная история сейчас снова становится предметом нашего расследования.
- Да? - удивился он и потянулся к сигаретам. - Курите?
Я не мог отказаться. Он прикурил сам и подал мне зажигалку.
- Как же это связано?
- Мы еще не все знаем, - сказал я, - но можно сказать, что след ведет туда. Простите, могу я вам задать вопрос о том деле?
Он улыбнулся.
- Значит, это допрос?
- Да нет, что вы… Просто выяснение ситуации. Нас беспокоит одна странность в этой истории, и мы проверяем все возможности.
- Странность?
- Да, особая жестокость преступления. Мы не знаем, чем она вызвана. По показаниям свидетелей, убийцы искали у Ратникова какую-то дискету, но никто из ближайших друзей и сотрудников не знает, о чем идет речь.
- Как же я могу об этом знать? - удивился Соснов.
- Вы были у них в гостях накануне, - напомнил я. - Конечно, трудно вспомнить подробности разговора такой давности, но, может, тогда хоть что-нибудь промелькнуло? Понимаете, я спрашиваю об этом у всех.
Соснов медленно затянулся, склонил голову, вздохнул.
- Если честно, я хорошо запомнил тот вечер. Это был славный вечер, встреча друзей, приятный душевный разговор. Вы наверное уже знаете, что у нас с Ниной были когда-то особые отношения. Когда-то давно она предпочла мне Николая, начинающего сыщика. И вот я уже давно не мелкий провинциальный функционер, меня встречают на высшем уровне, а в ее глазах я все тот же милый и обиженный ею Вадик. После всех этих официальных приемов в их доме я впервые ощутил покой. И хотя прежде Николай мне казался слишком примитивным для нее, теперь даже он виделся мне иначе. Я полюбил их как родных…
- Потом вы виделись с Ратниковой? - спросил я. - После всего.
- Да, я был на похоронах, - сказал он. - Зашел на поминки, но не задержался. Конечно, с Ниной тогда было невозможно разговаривать, а для всех остальных я был лишь большим начальником. Вот и все, что я могу сказать.
- И вы не знаете, что с ней потом стало?
- Нет, - сказал он. - А что с ней стало?
- Говорят, она сошла с ума. Он чуть сжал зубы и кивнул.
- Это можно было предположить. Я поднялся.
- Можете мне поверить, Вадим Сергеевич, мы действительно приложим все усилия.
- Да, - сказал он и затушил сигарету. - Если вам понадобится помощь, можете обращаться в любую минуту.
- Спасибо.
Я вышел, Шура Романова, как мы и договаривались, поджидала меня внизу в своей служебной "Волге". День выдался жаркий, и она попивала минералку.
- О чем это ты с ним болтал, Саша? - спросила она с подозрением. - Имей в виду, этот кадр ох как не прост. Поговаривают, что с его подачи завалили кандидатуру начальника московского управления.
- Он был знаком с капитаном, которому принадлежал наш "Макаров", - сказал я. - А вообще, это все очень интересно.
- Что? - не поняла Шура. - Трогай, Николай Васильевич, - сказала она водителю.
- Демократия, - сказал я. - Вроде бы такой же человек, как я, и образование схожее, и возраст приблизительно один, но вот он наверху, а я тут.
Машина тронулась. Милиционер на посту нас заметил и отдал честь.
- Завидуешь? - хихикнула Шура. - Так и тебе никто не мешает, начни кампанию, собери сторонников, выдвини себя - и тоже, глядишь, наверху окажешься. Будешь меня с докладами вызывать.
- Нет, я не завидую, - сказал я решительно. - Чтобы там оказаться, надо прежде всего отказаться от самого себя. Знаешь, в чем-то мне его даже жалко.