Лариса с Сережей конечно же находились рядом, вели опрос лиц, которым было известно про время допроса Стукалова. Я освободил их от этой маеты, обязав в кратчайшие сроки идентифицировать преступника по их компьютерной схеме. Вероятно, в моем предложении был момент вызова, потому что Лариса усмехнулась.
- Да, - сказал я. - Некоторые обстоятельства дела позволяют пролить свет на эту проблему, но я хотел бы знать ответ вашего телевизора.
- Сделаем, - сухо ответил Сережа, но Лара не выдержала и сказала:
- Тут не может быть сомнений, Александр Борисович. Это Бэби.
- Мы предоставим полный отчет, - перебил ее Сережа, забирая у меня стопку протоколов допроса свидетелей. - Сегодня же к вечеру.
- Действуй, - сказал я уже без энтузиазма.
Срочное заседание у генерального состоялось уже около четырех часов дня. Я шел на него с легкой душой, потому что героем дня предстояло быть прокурору Москвы, а у меня был козырь: я уже почти знал убийцу. Так оно и случилось, вокруг столичного прокурора собрались темные тучи, а мое сообщение о Бэби прозвучало так, будто он был нами уже пойман. Тем не менее досталось и мне - за пассивное ведение дела и отсутствие четкого плана следственных мероприятий, а также за то, что я проглядел этапирование подследственного на никчемный допрос, закончившийся его смертью. Я поймал на себе внимательный взгляд Меркулова (это был условный знак) и решительно поднялся.
- Тогда я должен сделать заявление, - сказал я, неожиданно напугав этим генерального прокурора.
- Что это значит, Турецкий? - спросил он. - Что за заявление. Вы чем-то недовольны, вас не устраивают условия работы? В чем дело? Может, вас перевести на другой участок работы?
- Мне кажется, - начал я, - что уже ни для кого не секрет, что речь идет о грандиозной политической провокации. Я всегда был далек от политики и потому не смогу определить, какие направления тут борются, но то, что в деле замешаны интересы власти, это бесспорный факт. Для расследования подобных дел мне уже не хватает возможностей федеральной прокуратуры, нужно объединить усилия самых разных служб. В частности, нам необходимо проникновение в секреты служб государственной безопасности. Нас не может устраивать работа с доброхотами, нам нужны официальные формы сотрудничества. Я прошу поставить вопрос об этом перед правительственными кругами. Эпоха Большого Брата, как мне кажется, ушла безвозвратно, и службы безопасности должны отвечать на вопросы прокуратуры с той же обстоятельностью, что и все остальные ведомства и простые граждане.
Мое пламенное выступление вызвало всеобщее одобрение. Прокурор Москвы, почувствовав в моих словах поддержку, решительно принял мою сторону, тут же пожаловавшись на московское управление службы контрразведки. Никто не пытался защитить контрразведчиков, и это было особенно характерно. В результате генеральный прокурор закруглил совещание и отправился на верхние этажи в приподнятом настроении, имея возможность переложить ответственность на соседнее ведомство.
Меркулов увел меня в свой кабинет, по дороге интересуясь подробностями совершенного убийства. Я помнил наши пророчества и мог бы восхититься точностью наших прогнозов. Но этого чувства, к сожалению, у меня не возникало.
- Что ты хочешь от ФСК? - спросил он прямо. - Скажем, завтра, когда Президент на них рявкнет, что ты от них потребуешь в первую очередь?
- Убийц капитана Ратникова, - сказал я.
- А чем это поможет тебе найти убийц Кислевского, Гудимирова, Маркаряна?
- Ты не понимаешь? - удивился я. - Бэби напрямую связан с тем убийством!
- Бэби всего лишь исполнитель, - сказал Костя. - Он случайно оказался в системе Суда Народной Совести. А ведь ты сейчас борешься против них, против этих номенклатурных борцов за народное счастье. И когда ты поймаешь Бэби, он никак не поможет тебе приблизиться к ним. Более того, я почему-то уверен, что он станет следующей жертвой.
Я неспешно переварил это новое начальственное пророчество, поднял удивленный взгляд на Костю и сказал:
- Но ведь Бэби при таком раскладе должен погибнуть от нашей руки?
- Именно это я и имею в виду, - мрачно кивнул Меркулов.
26
Снова газеты выходили с заголовками, в которых склонялось название Суда Народной Совести, а с экранов телевизоров досужие комментаторы запугивали зрителей своими фантастическими гипотезами. Уже поползли слухи о разрастании движения, уже появились листовки с подписью СНС в провинции, угрожая расправой местным воротилам и паханам. Реакция общественности вполне соответствовала плановым показателям, но этот успех не очень-то радовал Феликса Захаровича. Наступили другие времена.
Теперь уже было не до своеволия, Феликс Захарович почувствовал за собой слежку буквально уже на следующее утро. Он именно почувствовал ее, а не заметил визуально. Это был инстинкт старого чекиста. Но он жил прежней жизнью, гулял в скверике, покупал газеты в киоске и читал их, сидя на лавочке. Днем он сходил в кинотеатр, посмотрел какой-то занудливый фильм о разложении нравов и мафии, а когда вернулся домой, то застал у себя в квартире гостей. Здесь были Секретарь, генерал Чернышев и давешний связник, с которым они встречались на Востряковском кладбище, его бывший сотрудник Ваня Лихоносов, ныне состоятельный финансист, один из директоров преуспевающего концерна, торгующего нефтью.
- В чем дело? - испуганно воскликнул Феликс Захарович, увидев их.
Испуг был чрезвычайно искусен, так что Секретарь даже улыбнулся очень самодовольно.
- Не ждали? Это удивительно, Феликс Захарович. Вы должны были нас ждать.
Феликс Захарович прошел к столу, сел в кресло и некоторое время приходил в себя. Собственно говоря, хотя он их и ждал, но все равно ему потребовалось некоторое время, чтобы сосредоточиться.
- Согласно инструкции, - проговорил он, - никакие контакты в пределах трех суток после совершения акции не допускаются.
- Конечно, как мы могли забыть, - иронично воскликнул Секретарь. - Вы же знаток инструкций. А что говорят инструкции относительно нарушения решения коллегии Суда?
- Насколько я понимаю, - произнес Феликс Захарович медленно, - решение коллегии Суда исполнено с блеском. Все газеты заполнены самыми эпатажными комментариями.
- Решение коллегии касалось не только исполнения казни Стукалова, - сказал Секретарь, - но и ликвидации Бэби.
- Да? - спросил Феликс Захарович. - А мне показалось, что гибель Бэби проистекала из невозможности выбраться оттуда. Но нам это удалось.
- Полно, Феликс, - сказал Ваня Лихоносов. - Не считай нас дураками.
- Вы должны сдать Бэби, Феликс Захарович, - произнес Чернышев. - Теперь это просто необходимо.
- Необходимо? - удивился Феликс Захарович. - Из чего же рождается эта необходимость?
- Сколько можно объяснять! - воскликнул Секретарь. - В материалах того самого проекта, которым вы так гордитесь, необходимость ликвидации агентов обосновывается самым решительным образом. Это положение вашего любимого Синюхина! И очень справедливое положение. Но вы решительно не хотите нас понять! Поневоле возникают самые фантастические подозрения.
Лихоносов даже фыркнул при этих словах, и Феликс Захарович, сообразив, в какую сторону распространяется фантазия коллег, даже покраснел.
- Наш человек в прокуратуре повис, - стал объяснять генерал Чернышев. - Мы должны дать ему шанс. Он должен выйти на Бэби и ликвидировать его.
- Почему же не на Дюка? - спросил Феликс Захарович. - Вот вам подходящая фигура для первой жертвы.
- Кстати, я тоже отстаиваю кандидатуру Дюка, - сказал Чернышев. - Но ваше упрямство, Феликс Захарович, вызывает только ответную реакцию. Коллегия настаивает на устранении Бэби. Вы сами их к этому подвели.
- Могли бы быть снисходительны к своему легендарному герою, - сказал Феликс Захарович. - Он только что провернул такое дело!..
- В чем дело, Феликс? - вдруг не выдержал Лихоносов. - Чего ты за него так держишься? Эта твоя тайна становится уже нестерпимой!..
- Потому что - да! - я с ним сроднился, - не выдержав, воскликнул Феликс Захарович. - Потому что это мой агент, я его нашел и воспитал, он мне как сын! Я не хочу отдавать его в жертву ради каких-то сомнительных психологических авантюр!
Все трое смотрели на него изумленно.
- Феликс, - сказал Лихоносов, - это же ваш проект! Ты же сам с таким упоением толковал про органическое социальное устройство!
- Я и сейчас не отрекаюсь от органического общества, - ответил взволнованно Феликс Захарович. - И я всеми силами работаю на него. Но для кого мы его строим, если ликвидируем своих же людей? Дайте мне хоть какое-нибудь обвинение в их адрес, так ведь нет! Высшая целесообразность!..
- Полно вам, Феликс Захарович, - произнес Секретарь снисходительно. - Вы же сами только что предложили в жертву Дюка, хотя его вина ничуть не больше вины вашего Бэби. Нет, тут не гуманные интересы, тут вполне конкретный человек, которого вы выгораживаете. И вам, ветерану движения, это менее всего к лицу.
Феликс Захарович тяжело вздохнул, кивнув.
- Да-да… Может быть, вы и правы.
- Ты сдашь Бэби? - спросил Лихоносов.
- Твой-то, Ваня, какой здесь интерес? - покосился на него с досадой Феликс Захарович. - Ты здесь вообще на птичьих правах.
- Был, - сказал Лихоносов.
- Вы должны знать, - сказал Секретарь почти торжественно. - На заседании кадровой комиссии было решено дать вам полномочного заместителя. Вы же сами понимаете, ваш возраст уже не тот, что прежде. С продвижением проекта потребуется еще большее напряжение сил. Иван Аркадьевич, которого вы хорошо знаете и который вас тоже хорошо знает, начнет перенимать ваш опыт, с тем чтобы стать вам на смену, когда это потребуется.
Феликс Захарович иронично улыбнулся.
- Я благодарен Председателю за его заботу.
- Между прочим, Председатель был против, - сказал Чернышев. - Он думал, что вы воспримете это как попытку вытеснения вас из организации. Но вы должны понять, Феликс Захарович, мы не можем полагаться на удачу. Жизнь есть жизнь.
. - По уставу нашей организации, - сказал Феликс Захарович, - вы можете назначить мне заместителя лишь при моем личном согласии.
- Да, - сказал Секретарь. - Вот и скажите нам, вы согласны или нет?
Феликс Захарович ответил не сразу. Конечно, он понимал прямой смысл этого назначения. Они боялись, что в один прекрасный момент он откажется снабжать их кодовой информацией и тогда деятельность организации потеряет всякий смысл. Ведь все эти коды не только ключ к раскрытию проекта, но еще и ключ к финансовому обеспечению, ключ к банкам, к хорошо упрятанным материальным средствам, к целым конспиративным группам, до времени бездействующим, но всегда готовым выполнять устав. Это был замысел Егора Синюхина - уравновесить их всех полномочными поручениями, чтобы тем самым создать основу для единения. Теперь Феликс Захарович все больше чувствовал, как выпадает из этого единения, как на него натравливают молодых и резвых адептов, и понимал, что как организация без него испытает известные трудности, так и он в изоляции будет лишен смысла существования.
- Я согласен, - произнес он. - Мне даже кажется, что Ваня Лихоносов - самая подходящая для этого фигура.
Секретарь вытянул губы трубочкой, а Ваня Лихоносов благодарно улыбнулся. Генерал Чернышев немедленно подхватил:
- Вот если бы мы в таком же согласии решили и второй вопрос, то напряжение, раздирающее организацию на нынешнем этапе, можно было бы немного погасить.
- Да, - сказал Феликс Захарович. - Я не мог не думать об этом. Фактически я уже распрощался с ним и готов расстаться, как мне это ни больно. Я готов сдать Бэби.
- Вот и прекрасно, - воскликнул Секретарь, хотя и с наигранным воодушевлением. - Давайте адрес. Его будет брать спецназ.
- Каким образом эта информация дойдет до властей? - спросил Феликс Захарович тоном обессиленного человека.
- Анонимный звонок по телефону, - сказал Секретарь сердито. - Я не говорю о том, что это будет звонок нашему человеку.
Феликс Захарович кивнул.
- Ладно. Когда вам это надо?
- Немедленно, - сказал Секретарь.
Тут Феликс Захарович нашел в себе силы упрямо покачать головой.
- Нет, - сказал он. - Только не сейчас. Завтра, если угодно.
- Прекрасно, - сказал генерал Чернышев. - Давайте завтра. Вы позвоните по дежурному телефону и назовете адрес этого человека. Договорились?
Феликс Захарович не стал отвечать, только кивнул.
Секретарь и Чернышев поднялись, распрощались и ушли, но Ваня Лихоносов остался. Именно он закрыл дверь за ушедшими гостями, а потом вернулся в комнату и присел на стул.
- Пойми меня правильно, Феликс, - произнес он чуть виновато. - Я не игрок. Ты сам знаешь мое отношение ко всем этим начальникам. Я спокойно занимал свое место и забот не знал, но меня вызвали, просветили насчет твоей усталости и назначили. Если ты думаешь, что это я под тебя рою…
Он ждал, что Феликс Захарович перебьет его, но тот промолчал, и Лихоносов осекся. Возникла томительная пауза.
- Нам с тобой надо решить, - сказал Лихоносов, - как мы будем всем этим заниматься. Ты же понимаешь, у меня и своих забот хватает.
- Да, конечно, - согласился Феликс Захарович. - Об этом надо хорошенько подумать. Это очень важно и серьезно.
- Конечно, - подтвердил Лихоносов, не замечая его издевки.
- А начнем мы вот с чего, - сказал Феликс Захарович и поднялся.
Он включил свой персональный компьютер, подождал, пока машина зарядится, а потом подозвал Ваню Лихоносова.
- Ты ведь банкир, - сказал он, - компьютерной грамоте обучен.
- Разумеется, - кивнул тот. - Моя машина будет даже поприличнее, не в обиду тебе будет сказано.
- Для отчетности перед Контролером используется телефон, - стал объяснять Феликс Захарович. - Каждый день другой номер. Всего их, как мне кажется, штук тридцать. Неправильно определенный номер автоматически переводит тебя в режим перепроверки, и ты на месяц выпадаешь из доверенных лиц.
- Ты напрямую отчитываешься перед Контролером, - с пониманием произнес Лихоносов.
- Это не только отчет, - сказал Феликс Захарович, - это еще и диалог. Я могу задавать вопросы, выражать какие-то требования, обращать внимание на недостатки.
- И как же они тебе отвечают? - ухмыльнулся Лихоносов.
Он, как и большинство сотрудников среднего звена, был убежден, что контролирующие органы представляют собой неких олимпийских богов, которые все видят и неотвратимо наказывают отступников.
- Смотри, - сказал Феликс Захарович и стал определять номер сегодняшнего дня.
Лихоносов внимательно наблюдал за всеми его действиями, фиксируя их в памяти. Разобраться в программе было несложно, но там были нюансы, ловушки для профанов, защищающие секрет. Старик не спешил делиться с ним тайной этих ловушек.
- Вот, - сказал Феликс Захарович, когда на экране появился телефонный номер. - Спасибо.
Он набрал номер на аппарате, и послышались гудки.
- Имей в виду, - сказал Феликс Захарович, - надо считать гудки. Если будет больше или меньше семи, то отчет отменяется.
Лихоносов хмыкнул и качнул головой.
- Докладывает Франт, - произнес Феликс Захарович в трубку. - Только что меня навестили Секретарь, Распорядитель и Связник, назначенный решением коллегии моим заместителем. По их настоятельному требованию я был вынужден согласиться на ликвидацию Бэби. Начинаю ознакомление Связника с практикой работы Архива. Считаю необходимым дать Связнику новое обозначение. Пусть он сам его определит.
И он передал трубку растерявшемуся Лихоносову. Тот спросил:
- Что говорить?
- Назови свою новую кличку, - сказал Феликс Захарович.
- Какую новую кличку?
- Придумай. Это система кличек для Контролера, она должна быть отличной от других систем. Любое именование, ну!..
Лихоносов посопел, вздохнул и произнес в трубку:
- Говорит… Лихач. Начинаю осваивать новое дело. Больше докладывать не о чем, все.
Он вопросительно посмотрел на Феликса Захаровича, тот улыбнулся и сказал:
- Клади трубку.
Они вышли вместе, и Феликс Захарович воспользовался машиной финансиста. Лихоносов водил свой "БМВ" сам, уверенно и ловко вырулил в потоке проходивших машин и помчался, опережая всех, как какой-нибудь молодой ухарь. Феликс Захарович усмехнулся.
- И правда Лихач, - сказал он. - Выбросишь меня возле метро.
- За тобой следят? - спросил тот участливо.
- Тебе это лучше знать, - буркнул Феликс Захарович. Он нырнул в гущу пассажиров метро, предпринял целый ряд действий с целью уйти от предполагаемой слежки, вышел в центре и некоторое время внимательно приглядывался, нет ли за ним хвоста. Только тогда сел в такси и поехал к Нине.
Окончательно убедившись, что слежки нет, он позвонил ей на квартиру из телефона-автомата. Пока звучали гудки, он прислушивался к ударам своего сердца. Теперь он был готов открыто пойти против всей организации, и это был тот Рубикон, после которого возвращение было невозможно. Трубку подняла Аня.
- Да, она дома, - отвечала она своим нежным детским голоском. - Мы обед готовим. Позвать?
- Да, - сказал Феликс Захарович.
Сколько посторонних людей невольно вовлечены в их внутренние дрязги, подумал Феликс Захарович вдруг. Вот и эта Аня, прилипала, тоже ни за что пострадает. Она ведь и не догадывается, что через несколько минут останется совсем одна.
- Слушаю тебя, дед, - услыхал он низкий голос Нины.
- Слушай, дочка, и очень внимательно слушай, - сказал Феликс Захарович. - Помнишь, я тебе рассказывал про время цветения кактусов?
После недолгого молчания она ответила:
- Да, помню… Это время подошло?
- Да. Встреча по нулевому варианту.
- Могу я… Попрощаться?
- Нет. Время пошло, Нина. Действуй. Он повесил трубку.
Ждать пришлось недолго, минут десять, не больше. Нина показалась из подворотни и пошла по улице к остановке троллейбуса. Феликс Захарович догнал Нину и взял ее сумку.
- Привет, - сказал он.
Нина без слов кивнула, скрыв свое удивление. Феликс Захарович шел рядом с нею, задумавшись. Молчала и Нина. Они подошли к троллейбусной остановке и стали ждать троллейбус.
- Что случилось? - спросила она через некоторое время.
- Тебе непременно хочется это знать? - нервно усмехнулся Феликс.
- В рамках дозволенного, - сказала Нина. - Я ведь могу знать, то ли это моя промашка и на хвост сели органы, то ли твои коллеги затеяли многоходовую комбинацию.
- Коллеги, - сказал Феликс коротко. Нина грустно улыбнулась.
- Я знала, что этим кончится, - вздохнула она.
- Откуда ты могла это знать?
- Ты идеалист, дед, - сказала Нина. - Ты напрочь игнорируешь человеческую природу. Вы создали систему, позабыв, что элементами этой системы являются люди.
- Напротив, - сказал Феликс упрямо. - Именно на человеческом факторе и строится весь проект.
- Значит, и моя гибель была в нем заложена?
- Возможно, - сказал он, - но не в такой форме. Вероятно, ты действительно должна была погибнуть в ходе одной из акций, но это бы произошло без подтасовок и лжи. Ты же сама понимаешь, нельзя безнаказанно убивать людей, которых так охраняют. Рано или поздно конец должен был тебя настигнуть. Но они спешат и потому фальшивят. Я же считаю, что система не терпит фальши.