На этом мы расстались. Он уехал на своей партийной "Волге", а я поплелся на метро "Краснопресненская". Хотя и просидел молчаливым пнем всю беседу больших начальников, пустым я оттуда не вышел. Конечно, версия о криминальных базах КГБ отдавала дешевой сенсацией и так и просилась на первые страницы газет, но ее разработка сулила немало ярких переживаний. Не то чтобы я соскучился по переживаниям, но мне уже поднадоело плестись след в след за моими арифмометрами. В прямом контакте с противником компьютер редко помогает, и это давало мне некоторое преимущество. Поэтому я в хорошем настроении отправился домой, чтобы, подхватив свою шарообразную Иринку, отправиться на тестовое испытание к Ларисе Колесниковой.
8
Машина у Феликса Захаровича Даниленко была старенькая, "Жигули" одного из первых выпусков, с корпусом, местами проеденным ржавчиной, с трещиной на лобовом стекле, с тарахтевшим багажником. Ездил он на ней осторожно, но уверенно - опыт вождения исчислялся десятилетиями. В воскресенье, на другой день после телефонного разговора с Ниной, он отправился на Востряковское кладбище, купив по дороге цветы.
Остановив машину на стоянке у входа, он неторопливо выбрался, привычно огляделся, машинально отмечая двоих парней в серой "Волге", продавщицу цветов, попрошаек Все они могли за ним наблюдать, и это следовало иметь в виду.
Могила, которую он разыскивал, была в дальнем конце кладбища, и он неторопливо побрел к ней по аллее, мимоходом разглядывая памятники и изредка читая надписи. Пару раз он присаживался на скамейки, чтобы отдохнуть и осмотреться - давно выработанное внутреннее чувство осторожности. Как будто все было спокойно, но дополнительная проверка никогда не бывала липшей. Наконец он свернул с аллеи по тропинке направо, прошел еще немного среди старых могил и остановился у небольшого типового памятника со звездой. Здесь, за небольшой оградой, которую даже Феликс Захарович мог бы легко перешагнуть, стояла скамейка со спинкой, и Даниленко, положив цветы на могилу, присел. Надпись на памятнике гласила: "Синюхин Егор Алексеевич. 11.08.1922 - 23.08.1991".
Феликс Захарович сидел молча, поглядывая на памятник с каким-то непонятным неодобрением, изредка вздыхал и время от времени оглядывался. Время шло к полудню, небо было ясное, день выдался приятный.
Он услышал мягкое покашливание и обернулся. Грузный человек лет пятидесяти стоял позади него и насмешливо улыбался.
- Что, Феликс, потерял бдительность, а?
- Как сказать, - отозвался Феликс Захарович. - Вообще-то я твоих парней уже на входе определил. Один из них передатчиком воспользовался, я и понял, что ты уже поблизости.
- Сделаем замечание, - сказал мужчина, подходя. Он глянул на могилу, постоял молча.
- Кажется, он был твоим приятелем? - спросил он.
- Мы были друзьями, - ответил Феликс Захарович.
- Я слышал о нем, - сказал мужчина. - Легендарная личность была. Как он умер?
- Инфаркт.
- Он что, был связан с ГКЧП?
- Нет, - сказал Феликс Захарович. Мужчина глянул на него, усмехнулся.
- Ну-ну, - сказал он. - Если я сяду, эта лавочка не повалится?
Феликс Захарович молча подвинулся, и мужчина сел рядом. Достал пачку папирос, закурил.
- Слушаю, - сказал он.
- Все готово.
- Когда?
- В субботу. Он классно все продумал. Это мой лучший агент.
- Кто?
- Бэби.
Мужчина медленно выпустил струю дыма.
- В воскресенье они улетают.
- Ты сомневаешься в моем агенте? - удивился Феликс Захарович.
- Ты же сам понимаешь, первая часть операции подходит к концу, - сказал мужчина. - Сейчас очень важно не проколоться.
- Я это понимаю, - согласился Феликс Захарович. - Я только не понимаю, почему этот Кислевский оказался во главе списка. Я хорошо помню, его имя было во второй сотне. Это уже третий этап, а не первый. Что там произошло?
- Тебе это интересно? - спросил мужчина, стряхивая пепел.
- Да. Список был утвержден коллегией Суда.
- Кислевского поставили в первую очередь по личной просьбе Председателя, - сказал мужчина неохотно. - Мне самому это не слишком по душе, но тут какие-то финансовые интриги. Ты можешь выразить протест.
Феликс Захарович пожал плечами.
- Я не буду выражать протест, - сказал он. - Но мне это не нравится. Стоит один раз отойти от порядка, и начнется произвол.
- Речь идет о большой сумме денег, - сказал мужчина.
- Меня никогда не интересовали деньги, - буркнул Феликс Захарович.
- По окончании первого этапа соберется коллегия, - сказал мужчина. - Ты сможешь сказать там все что хочешь. Ты же знаешь, тебя уважают.
- Что слышно о расследовании?
- Они как-то вышли на информацию по складу. Теперь ищут. В общем, все по плану операции, разве что там примешался еще один клиент, который уже уложил троих человек из "Макарова". Он работает в той же манере, и его приплели к нашему делу. Ты не знаешь, кто это может быть?
- Нет. Чем это может нам помешать? Пусть ищут, этот парень поведет их за собой.
- А если это кто-то из наших парней работает самостоятельно? Ведь при такой системе контролировать их невозможно.
Феликс Захарович вздохнул, громко сопя носом.
- Вам лишь бы контролировать! Пойми ты наконец - это система безотказная! Эти убийства станут кошмаром московской милиции! Стоит завести бюрократию, и дело накроется в течение трех месяцев.
Мужчина согласно кивнул, поскреб щеку пальцем и сказал:
- А ты не боишься, что из всего этого может получиться совсем не то, что предполагается по плану операции "Народная воля"?
- А что?
- Не знаю. Я не понимаю социальной психологии. Эти парни, которые исполнители, они что, по-твоему, нормальные? Пойти и застрелить незнакомого человека - это нормально? Я еще понимаю, когда это исполнение приказа, когда за всем этим высокая целесообразность. Но ведь они никакой целесообразности не ощущают.
- Ваня, не лезь ты в эти дебри, - усмехнулся Феликс Захарович. - Егор был гением, когда-нибудь человечество поставит ему памятник. Он все рассчитал точно, будь уверен.
- Я сам в каком-то роде всего лишь исполнитель, - вздохнул мужчина. - Меня устраивает развитие событий, я согласен с выводами анализа, но есть в этом плане что-то пугающее. Такое чувство, что мы растим в инкубаторе Змея Горыныча.
- Ты погряз в своих коммерческих махинациях, - сказал Феликс Захарович. - Ты забыл вкус оперативных действий. В этой операции роль исполнителей куда значительнее наших коллегий и постановлений. Это они, парни с пистолетами, являются зародышами нового общества. Наша задача дать им вырасти. Да, в каком-то смысле мы растим дракона, но почему это пугает тебя? Ты хорошо себя чувствуешь в закрытом клубе богатеев?
Тот пожал плечами и усмехнулся.
- Не жалуюсь.
- В этом твоя слабость, Ваня. Очнись и вспомни, на кого ты работаешь.
- Кстати, - мужчина достал новую папиросу и закурил. - Это хороший вопрос, Феликс. А на кого мы работаем?
Феликс Захарович хмыкнул, качнув головой.
- В самом деле, - сказал мужчина. - Вот ты, старый мудрый змий, ты веришь, что эта самая наша коллегия Суда, это собрание клопов и пауков, что они искренне думают о судьбах Отечества?
- Достаточно того, что об этом думаю я, - сказал Феликс Захарович.
- Но ты ведь работаешь на них!
- Я не очень понимаю, что тебя беспокоит, - заметил Феликс Захарович спокойно.
- Ты пойми меня правильно, я готов подчиняться, но дайте же мне личность! Дайте мне вождя, хоть фюрера наконец! А слушать бредни старых маразматиков и делать вид, что меня восхищает их глубокомыслие, - увольте!
Феликс Захарович улыбнулся и кивнул.
- Все правильно, Ваня. Собственно говоря, ты высказал существо плана операции "Народная воля". Не нервничай, так оно и будет в конце концов. Но что касается старых маразматиков, как ты их назвал… Это не совсем так. В их руках ключ. Они должны открыть дверцу.
- Скажи, вот ты, один из авторов плана, почему ты не являешься постоянным членом коллегии Суда? Тебя отодвинули, да? Ведь там идет внутренняя грызня, верно? Ведь так, признайся!..
- Потому что так было определено изначально, - сказал Феликс Захарович. - Ты мыслишь прошлыми категориями, Ваня. И довольно об этом. Держи себя в форме, и рефлексия оставит тебя.
Он достал из нагрудного кармана пиджака лист бумаги и передал мужчине. Тот взял, развернул, недоуменно посмотрел на Феликса Захаровича.
- Что это?
- Это ты передашь Секретарю. Здесь приложения к плану завершения первого этапа.
Мужчина озадаченно повертел в руках лист, пожал плечами.
- И на каком это языке? Что за детские приемы конспирации?
- Тебя это сильно беспокоит? - спросил Феликс Захарович, внимательно глядя на него.
Мужчина уловил этот взгляд и нервно хмыкнул.
- Ну знаешь, если мы начнем друг друга подозревать…
- Начнем, - сказал Феликс Захарович с усмешкой. - Непременно начнем. В конце второго этапа среди нас такое начнется!..
- Господи, что вы там еще затеяли? - испуганно воскликнул мужчина.
Феликс Захарович рассмеялся дребезжащим смехом.
- Говорю же тебе, не лезь ты в эти дебри, Ваня. Мы ведь с тобой действуем, как правило, по первому плану, ну иногда разве по второму, и то немножко. А Егор копал глубоко.
Мужчина поднял голову, посмотрел на могильный памятник, на бронзовую доску с надписью, потом глянул на Феликса Захаровича.
- А он действительно от инфаркта умер?
- Говорят, - ответил Феликс Захарович и протяжно вздохнул.
Мужчина кивнул.
- Понятно.
- Будем прощаться? - спросил Феликс Захарович после несколько затянувшейся паузы. - Передавай поклон Председателю.
- Передам, - сказал мужчина. - Только ты уж меня предупреди, когда у вас по плану должна грызня начаться.
- Если успею, - отвечал Феликс Захарович.
Мужчина поднялся, рассеянно похлопал старика по плечу и ушел, лавируя среди могил. Феликс Захарович посидел, нежась на солнышке, потом кряхтя поднялся, не поленился подобрать оба брошенных его собеседником папиросных окурка и неторопливо пошел к выходу.
На шоссе его остановил с текущей проверкой инспектор ГАИ, и Феликс Захарович, не выходя из машины, показал ему удостоверение. Инспектор отдал честь и отпустил его без слов. И хотя даже это было приятно, но Феликс Захарович помнил прежние времена, когда его машину узнавали просто по номеру. Тогда остановка машины гэбэшника для инспектора ГАИ была приравнена к самоубийству.
Жил он в тихом доме на Пречистенке, где и место для машины у него было постоянное, и соседи подобрались приятные, и магазины нужные все были поблизости. Семьи у него никогда не было, и, выбирая себе квартиру в те годы, когда это было проще, он не гнался за количеством комнат. Две небольшие, но уютные комнатенки вполне его устраивали. В одной был кабинет с библиотекой, телефоном и персональным компьютером, в другой - спальня. Два раза в неделю его навещала штатная уборщица, мыла полы, вытирала пыль, забирала в стирку белье. Феликс Захарович не жаловался на жилищные условия.
Вернувшись с кладбища, он поставил на плиту чайник, приготовил себе бутерброд с сыром, налил стакан минеральной воды и выпил. Потом прошел в кабинет и включил компьютер. Пока аппарат заряжался программой, Феликс Захарович успел налить чашку кофе, поставил ее на деревянный поднос, добавил тарелочку с бутербродом и унес все в кабинет. Там он сел в любимое кресло на колесиках, откусил кусочек от бутерброда и запил глотком кофе. Потом стал щелкать клавишами компьютера. На экране мелькали цифры, символы, рисунки. Добравшись до нужного окна, Феликс Захарович набрал дату и, откинувшись на спинку кресла, стал ждать. Он успел еще откусить бутерброд и отпить кофе, прежде чем в окне появились цифры телефонного номера. Не сводя взгляда с экрана, Феликс Захарович пододвинул к себе телефон и набрал указанный номер. После семи звонков отозвался автоответчик.
- Вы говорите с диспетчером связи, - произнес автомат. - Если у вас есть сообщение, говорите после сигнала. Спасибо.
Феликс Захарович дождался сигнала и произнес:
- Сообщение Франта. Встреча с Василиском состоялась в Зеленом парке. Василиск, кажется, приболел. Бедняга подхватил вирусный грипп. Засолка огурцов продолжается по плану, но Бригадир своевольничает, нарушает распорядок дня. Вопрос по существу: что его связывает с номером сто шесть из прейскуранта? Степень важности вопроса умеренная.
И положил трубку.
9
Идя в гости к Ларисе, Ирина нервничала больше, чем я сам. Приобретя новые формы, она начала комплексовать, и мне приходилось по десять раз на дню объяснять ей непреходящую красоту беременных женщин. Еще у нее появились пятна на щеках, и она совершенно напрасно пыталась загримировать их косметическими средствами. Я посмеивался над нею, а она очень авторитетно объясняла мне, что нервировать будущих мамаш нельзя, ибо все сказывается на ребенке.
- Ну, дорогая, это уже шантаж, - заявил я решительно. - Я хоть и не прокурор, но законы чту, и потому воздействовать на меня средствами криминального давления бесполезно.
В этот день весна опять отступила, ведя арьергардные бои, и ветер гнал по улице хлопья мокрого снега. Я вел машину очень осторожно, причем жену предусмотрительно посадил на заднее сиденье, и она оттуда засыпала меня расспросами о прошедшей неделе, в течение которой она отдыхала от меня на даче. Я очень подробно рассказал ей о свидетельнице Люсе Бердянской, с которой у меня заладились отношения, и она посмеивалась при этом не слишком искренне. Она полагала, что, оставшись на время без ее женской ласки, я непременно пущусь во все тяжкие.
Лариса Колесникова проживала в высотке на площади Восстания, потому что восходила к роду какого-то университетского светила. Светило был ее дедом, умер он лет пятнадцать назад, и в квартире вместе с единственной дочерью проживали папа и мама. Родители участвовали в вечеринке на равных, и папа к концу хорошо наклюкался. Отношения Лары с родителями определялись, во-первых, тем, что она была их единственным ребенком, а во-вторых, они сами, в силу того что находились очень долгое время под крылышком именитого родственника, в чем-то оставались детьми. Папа, приняв третью стопку водки, приглашал меня поиграть в компьютерную игру, которую на досуге спрограммировала сама Лара. Мама же целиком переключилась на Ирину, так что к концу вечеринки они оказались чуть ли не лучшими подругами.
Миф о романтических отношениях между Ларисой и Сережей Семенихиным рухнул сразу. Сережи не было вовсе, зато присутствовал некий молодой человек, вышедший целиком из эпохи моей юности. Он был длинноволос и неопрятен, свободен от массы условностей, а зарабатывал тем, что продавал иностранцам расписных матрешек на Арбате. Лариса его обожала, но в этом обожании я почувствовал что-то похожее на отношения с любимым плюшевым мишкой. Звали ее избранника Жаком, но он отзывался также и на Яшу. Поначалу от его пошлой экзотичности повеяло тоской, но, когда он принялся обличать компьютерное мышление своей возлюбленной, я его зауважал. Лариса на все это счастливо улыбалась, поглядывая на меня с какой-то гордостью. Впрочем, при всей забавности их отношений я почему-то не видел во всем этом перспективы.
Помимо хозяев и Жака присутствовали еще друзья и подруги, многие усиленно жевали жвачку, но в этом я уже не видел вызова. Признаться, я быстро размяк и окунулся в смиренное благодушие.
- Я знаю, о чем вы думаете, Александр Борисович, - сказала мне Лариса, когда общение за столом распалось на мелкие компании.
Поскольку я в этот момент думал о том, где бы стрельнуть тысяч сто на то, чтобы обеспечить будущую мамашу фруктами (на столе в вазе среди апельсинов расположился роскошный ананас), то ее замечание не могло меня не удивить.
- Да? - сказал я, вежливо улыбнувшись.
- Конечно, - сказала Лара. - Вы надеялись найти здесь царство арифметической бездуховности, не так ли? На вашем лице написано разочарование.
- Не гневите Бога, Лара, - сказал я. - Вы устроили прекрасный вечер, мне нравятся ваши родители, я в восторге от ваших друзей, а ваш жених просто прелестен.
Она радостно улыбнулась, и я понял, зачем она так настойчиво зазывала меня к себе на день рождения. Ей страстно хотелось показать эту сторону своей жизни, такую далекую от того-образа, который я себе создал.
- Ваша жена тоже очень приятная женщина. Чем она занимается?
- Странно, что вы этого не знали, - сказал я. - Она музыкант.
Немедленно возникла идея устроить импровизированный концерт, и мы расчехлили рояль, наличие которого могло дать понятие о величине их гостиной. Ирина стала решительно отпираться, ссылаясь на отсутствие практики, и кто-то из друзей Лары взял на себя начало концерта, исполнив нам очень приятную джазовую импровизацию. Это успокоило Ирину, и она села за инструмент, чтобы сыграть какую-то свою пьеску в подражание Шонбергу. Я этого Шонберга ненавидел всей душой, но благовоспитанная публика преисполнилась благодарности за приобщение к атональным экспериментам. Дальше она порадовала мое сердце исполнением попурри на темы "Битлз" и даже сорвала аплодисменты, изящно исполнив Шопена. Все это странным образом связалось, и из обыкновенной пьянки вечер превратился в снобистскую тусовку.
Сережа Семенихин все же появился, но позже, когда выпивка на столе уже кончилась и мы перешли к чаю с тортами различных видов. Он тоже был здесь своим человеком, со всеми был знаком, кроме моей жены, и, знакомясь с нею, он вполне оправдал выданный мною аванс. Его улыбка могла бы стать образцовой для жителей ледяного королевства. Потом, - попивая кока-колу, он сообщил мне между делом:
- Александр Борисович, я сегодня был на Петровке, у нашего Дроздова. У них там машина не в пример нашей и прямой выход на эмвэдэшную сеть.
- Тебя туда пустили? - удивился я.
- Суббота, - сказал он. - Этот Дроздов просто гений проникновения в недоступные места.
- Вот бы ни за что не подумал, - сказал я.
- Мы там нащупали кое-что.
- Ну? - спросил я.
Он неторопливо отпил еще глоток колы.
- Этот "Макаров", - сказал он, - числится в розыске. Похищен во время убийства милиционера в Краснодаре года полтора назад.
Я не сразу ответил, переваривая информацию. Вокруг веселились гости, играла музыка, кто-то танцевал. Ирина шушукалась с мамой Ларисы, наверняка та делилась своим полузабытым опытом.
- Все?
- Нет. Из него помимо наших уже убито четверо человек.
Дело двинулось, отметил я про себя. Наша история начиналась там, в Краснодаре, и надо было срочно ехать туда.
- Спасибо, Сережа, - сказал я. - Это очень важно. Только почему ты отправился на сверхурочную работу, не поставив в известность руководителя, то есть меня?
- Дроздов позвонил мне домой утром, - пояснил Семенихин. - Такой шанс нельзя было упускать.
- А Грязнов знает?
- Конечно, ведь это его наводка.
Пока я готовился к светскому рауту, ребята занимались делом. Мне даже стало немного досадно от такого расклада, и я сказал:
- Как бы там ни было, в Краснодар ехать мне. Говоришь, Дроздов гений?
- В своем деле, - поправился Сережа. - Но он очень своеобразен в общении.
Я кивнул.
- Значит, он со мной и поедет. Пообщаемся.