Вечером в субботу она вернулась домой, приблизительно уже выстроив план покушения и думая теперь только о деталях. В таких делах детали составляли суть проблемы, и относиться к ним надо было серьезно. Было уже поздно, и она, едва успев поприветствовать Аню, направилась в ванную. Ее не насторожила какая-то особенная подавленность девушки, испуганно бегающие глаза и виноватый вид, она думала о своем и торопилась смыть с себя грязь и усталость недели. А Аня, услышав звук льющейся воды, тихонько подошла к двери и, осторожно ее открыв, вышла на лестничную площадку. Как была, в халате и тапочках, поднялась наверх и позвонила в дверь своей оккупированной квартиры. Леша, открывший дверь, был уже навеселе, но, увидев Аню, спросил сухо и деловито:
- Пришла?
Аня сглотнула слюну и кивнула, преданно глядя на него.
- Ясно, - сказал Леша. - Все, Датый, все… Пошли делом заниматься, - позвал он собутыльника.
Аня осторожно заглянула через дверь в свою квартиру, и сладкое чувство родного дома заставило ее умилиться. Появился Датый, коренастый тип с короткой прической, в кожаной куртке, надетой на грязную майку.
- Оформим как надо, - пробормотал он. - О! - увидел он Аню. - А ты хто, голуба? Иди, я тебе фокус-покус покажу…
- Оставь ее, - рявкнул Леша, закрывая комнату на ключ. - Пошли…
- Может, я дома посижу? - робко спросила Аня.
- Нет, с нами пойдешь.
- Лешенька, не надо, - взмолилась Аня. - Я дверь оставила открытой, зачем я вам еще?..
- Я тебе потом объясню, - хихикнул Датый, дыхнув на нее вонью выпитого и съеденного.
- Быстро, - сказал Леша.
Они спустились по лестнице и вошли в квартиру Нины, стараясь не шуметь. Сама Нина еще находилась в ванной, но вода уже не лилась, и она там чего-то напевала. Вошедшие закрыли за собой дверь, Аня прошла в комнату, не находя себе места от волнения, а Датый снял свою куртку и повесил на вешалку в прихожей. Подмигнув Леше, он сделал жест, вполне демонстрирующий его намерения в отношении Нины, и даже крякнул при этом с восторгом. Леша приложил палец к губам, велев ему помалкивать.
Тут зазвонил телефон, и парни вместе посмотрели на Аню, а та в свою очередь испуганно уставилась на них.
- Позови, - прошептал Леша, указывая пальцем на дверь ванной комнаты.
Аня же поняла его по-своему и подняла трубку.
- Кто спрашивает? - неестественно звонко спросила она. - Ее нет, она в ванной. Да, перезвоните…
Она положила трубку, и Леша показал ей сжатый кулак.
- Я сказал, позови ее! - потребовал он.
Аня послушно кивнула и закричала, не сходя с места:
- Нина! Тебя к телефону!..
Щелкнула щеколда двери, и Нина, поспешно застегивая халат, крикнула:
- Спасибо, я уже иду!..
Первым она увидела Датого, который, ухмыляясь перекошенным от волнения ртом, шагнул к ней, протягивая руки, и Нина отшатнулась от него, тотчас угодив в руки Леши.
- Нет, - вскрикнула она, пытаясь вырваться, но что она могла сделать против двух крепких и возбужденных мужчин? Они потащили ее в комнату, бросили на диван, сорвали халат.
- Держи ее, - приказал Леша, расстегивая ремень на джинсах.
Датый навалился на Нину, держал ее за руки и кусал зубами в плечо и шею, сопя и рыча при этом. Аня, вся дрожавшая от ужаса, медленно пошла к двери, но Леша, расстегивавший уже брюки, заметил это и гаркнул:
- Анюта!.. Здесь!..
Аня заплакала, прижавшись к стене, потом медленно сползла и села на пол. Леша уже навалился на Нину, легко преодолев ее сопротивление, и уже терзал ее, хрипло дыша, а Датый жадно смотрел на них и дрожащей рукой вытирал лицо. Нина уже вовсе обмякла, прекратив всякое сопротивление, и только изредка стонала от боли. Отвернув голову, она закусила губу чуть не до крови, чтобы не зарыдать, потому что не могла себе позволить такой слабости, чтобы с ней ни делали. Леша все пыхтел и пыхтел на ней, так что диван шатался и скрипел, и Датый не выдержал и воскликнул:
- Да кончай же ты!..
Леша обернулся в его сторону, криво усмехнулся и хрипло выкрикнул, кивнув на Аню, сжавшуюся у стены:
- Вон ее делай!..
Датый глянул на Аню, которая испуганно подняла на него глаза, шмыгнул носом и буркнул:
- Ладно, я подожду.
Леша наконец закончил и тяжело поднялся. Нина лежала перед ним, как половая тряпка, о которую он вытер ноги. Он ткнул ее в живот указательным пальцем и заявил:
- Вот для чего ты нужна, сука подзаборная!.. Давай, Датый, делай ее…
- Это мы могем, - радостно объявил Датый, вскакивая. Застегивая брюки, Леша подошел к Ане, и та испуганно смотрела на него снизу вверх.
- Ты все поняла? - спросил Леша.
- Да, Лешенька, я поняла, - пролепетала та.
- То-то, - буркнул Леша и ушел на кухню выпить воды. Датый меж тем перевернул безвольную Нину на живот, приговаривая:
- Щас, голуба, я тебя пригрею… Вот так, хорошо. Теперь давай ходи на меня!..
Аня вскочила и выбежала на кухню. Леша пил воду из стакана, жадно ее глотая.
- Лешенька, - взмолилась Аня. - Скажи ему, чтобы он этого не делал!..
- Чего - не делал? - не понял Леша.
Тут из комнаты вскрикнула Нина и злорадно захохотал Датый. Леша выскочил с кухни, но через некоторое время вернулся, криво усмехаясь.
- У каждого свои заморочки, - сказал он. - Ты вот тоже не без особенностей в этом вопросе, не так ли?
- Но она-то здесь при чем? - всхлипнула Аня. - Что она вам сделала?
Опять простонала из комнаты Нина, и Аня сжалась..
- Если хочешь знать, она мне чуть яйца не отшибла, - . сказал Леша. - Я бы ее вообще придушил…
- Вы больше ничего ей не сделаете? - спросила Аня, плача.
- Да ничего с ней не будет, - ответил Леша, махнув рукой. - Бабы - твари, им такие упражнения только в охотку. Но если она рыпаться начнет, я ее пришью. Так и передай, поняла?
- Как - передать? - испугалась Аня. - Вы что, меня здесь оставите? Я же не могу здесь оставаться, Лешенька!..
- Останешься, - твердо произнес Леша, - и передашь все, что я тебе сказал. Потом придешь, расскажешь.
- Но как же я могу? - недоумевала Аня. - Ведь это я сама ее подставила…
- Сможешь, - сказал Леша.
Они уже ушли, а Аня все сидела у кухонного стола и рассматривала большой кухонный нож. Она взяла его в руки, жалобно заплакала и даже приготовилась резать себе вены, как вдруг услыхала стон из комнаты. Она вскочила и бросилась туда.
Нина лежала на животе, и рука ее безвольно свисала на пол. Аня осторожно подошла, накрыла ее одеялом, и Нина открыла глаза.
- Кто? - спросила она.
- Это я, Нинуля, - жалобно пропищала Аня. - Как ты? Нина чуть повернула голову, посмотрела на нее и криво усмехнулась.
- Я - прекрасно, - произнесла она, едва шевеля губами. - А ты?
Аня заплакала и села на пол рядом.
- Прости меня, Нинуля, родная… Это же все из-за меня!..
- Да я уже поняла, - проговорила Нина.
- Он запугал меня, - всхлипывала Аня. - Даже задушить хотел… Каждый день приходил и запугивал!.. Обещал с квартиры съехать…
- Раз обещал, значит, съедет, - сказала Нина.
- Я ничего не могла сделать… - хныкала Аня.
- Ладно, проехали, - сказала Нина, поднимаясь на локте.
- Ты меня прощаешь? - спросила с надеждой Аня.
- Мне сейчас не до тебя, - сказала Нина.
- Тебе помочь? - спросила Аня.
- Да, помоги, - кивнула Нина, намереваясь подняться. - В ванную меня отведи, отмыться… Телефон ведь действительно звонил, не так ли?
- Да, это Феликс, - подтвердила Аня. - Он еще позвонит.
- Это хорошо, - кивнула Нина. - Он мне нужен.
Аня довела ее до ванны и даже помогла сесть и включить воду.
- Хочешь, я тебя помою? - предложила она почти просительно.
- Так мы не услышим звонок, - сказала Нина. - Если он позвонит, когда я буду в ванной, то принеси телефон сюда, поняла?
- Да, конечно, - сказала Аня.
- И больше никому двери не открывай, - добавила Нина. - Хватит с нас на сегодня гостей.
Аня охотно улыбнулась в ответ на эту шутку и жалобно всхлипнула. Ей опять хотелось плакать.
Она прошла в комнату, стала у окна и принялась размышлять, что будет, если она выпадет из окна Нининой квартиры. Нина жила на третьем этаже, и никакой вероятности в скором смертельном исходе не было. Люди падали и из более высоких окон и оставались в живых. Но сам процесс падения казался Ане чрезвычайно привлекательным. От этого переживания ее отвлек телефонный звонок, и она схватила трубку.
- Але!.. - сказала она. - Феликс?
- Для кого Феликс, - услышала она в ответ, - а для кого и Феликс Захарович. Где там Нина?
- Знаете, она опять в ванной, - сказала Аня. - Но она просила, если что, нести телефон прямо туда.
- Хорошо хоть - не в туалет, - проговорил Феликс. Аня вошла в ванную с телефоном и шепнула:
- Это он.
- Спасибо, - сказала Нина, лежавшая в ванне без всякого движения.
Она взяла трубку, указала, куда поставить аппарат, и произнесла: - Я.
- Что-то ты долго моешься, подружка, - заметил насмешливо Феликс.
- Я испачкалась уже после того, как помылась, - ответила Нина.
- Что-нибудь случилось? - насторожился Феликс.
- Ничего, - сказала Нина. - Это личное. Какие новости?
- Все новости нынче у тебя, - сказал Феликс. - У меня что, так, мелочь всякая. Он через неделю в Швецию намыливается, с делегацией. Надо бы провернуть наше дело до его отъезда.
- У меня все готово, - ответила Нина.
- В самом деле? - искренне удивился Феликс. Нина промолчала.
- Ну молодец, - сказал Феликс - Какая нужна помощь?
- Никакой, - отвечала Нина жестко.
- И когда?
- Ровно через неделю, - сказала Нина. - В следующую субботу.
Феликс на другом конце провода глубоко и шумно вздохнул.
- Приемлемо, - сказал он.
7
Слушания проходили в одном из небольших залов "Белого дома", и, входя туда, я не мог не вспомнить эпопею августовского путча. Самому мне находиться здесь не пришлось, мы "отсиживались" под арестом, приговоренные уже по самому крупному счету, но "Белый дом" Российского Верховного Совета и для нас был символом освобождения. Я не мог не испытывать благоговения перед этой архитектурной громадиной.
Меркулов расположился в компании с рядом официальных лиц из прокуратуры, Министерства внутренних дел и службы контрразведки, я же разместился среди гостей и ротозеев. Я представить себе не мог, сколько в здании Верховного Совета было этих самых ротозеев - просителей, ходатаев, родственников и знакомых. Все они слушали выступления не слишком внимательно, постоянно ведя между собою какие-то разговоры, обмениваясь бумагами, хихикая и сплетничая. Выступления того стоили, ибо были исполнены формальной презентабельности, без какого-либо намека на реальное решение реальных проблем. Это действительно был социальный театр, и задача его состояла в том, чтобы убедить граждан страны в значительности проводимой здесь работы. Реплики и вопросы депутатов были порой резки и интересны, они вызывали реакцию среди гостей, вплоть до смеха и аплодисментов, но я не видел большого смысла в публичном избиении официальных лиц. Ведь они играли в ту же игру, что и депутаты. В этом ряду Костя Меркулов запомнился, пожалуй, только краткостью своего выступления.
Когда на него тоже накинулись депутаты, он отвечал им с таким достоинством, что даже среди гостей, которые изначально были настроены против представителей правительства, к нему возникла очевидная симпатия. Я был горд за своего начальника и простил ему заигрывание с молодежью.
Депутатский буфет вопреки доходившим до меня слухам не потрясал изобилием, но мы перекусили вполне удовлетворительно. Искомый эксперт уже ждал нас в кабинете, куда надо было подниматься на лифте и идти по коридору под бдительным присмотром охранника с автоматом. Кабинет эксперта был небольшой, но уютный, а сам хозяин оказался сухоньким старичком с остатками седых волос на голове и орденскими планками на груди. Меркулов нас представил. Старичок оказался Леонардом Терентьевичем Собко. Рука у него была маленькая и горячая, и при пожатии он пытливо заглядывал в глаза, сразу вычисляя новых знакомых. Чем-то он мне сразу напомнил компьютер Лары и Сережи.
- Вот работаю, - похвастался он, обводя рукой свой кабинет. - Я ведь был уже лет пять на пенсии, когда меня позвали.
- Мы к вам зашли не просто в гости, Леонард Терентьевич, - начал Костя. - У нас дело.
- Могу догадаться, - улыбнулся он. - Что-нибудь связанное с комитетом?
- Да. Нам стало известно, что после войны были созданы секретные склады, где хранилось трофейное стрелковое оружие. Надо думать, оружие предполагалось использовать в оперативных действиях. Сейчас это оружие начинает всплывать в действиях криминальных.
Старичок с таким затейливым именем понимающе кивнул.
- Да, я слышал об этих складах. Это не было очень большим секретом комитета, как вы понимаете. У американцев тоже складируется наше оружие, мало ли… Вы хотите узнать адреса?
- Вряд ли это нам поможет, - сказал Костя Меркулов. - В период реорганизации там все так перепуталось, что теперь концов не найти. Хотелось бы выйти на персоналии, Леонард Терентьевич. Кто и как за все это отвечал, что предполагалось с этим оружием делать, какие были предусмотрены меры на случай чрезвычайный, ну и так далее.
Старик смешно наморщил нос и втянул воздух. Улыбка, которая последовала за этим, была хитрая и веселая.
- Константин Дмитриевич, дорогой, я старый, извините за грубое слово, коммунист, и со мной можно говорить открыто. Вы что же, подозреваете комитет в том, что там заранее готовились криминальные базы?
Я не вполне был согласен с тем, что старые коммунисты представляли собою оплот открытости, но старик глядел в корень. Так глубоко я даже и не смотрел.
- Вы считаете это невозможным? - спросил Костя осторожно.
- В комитете не было ничего невозможного, - ответил ветеран сухо. - Но если что-то подобное и готовилось, конспиративность здесь должна была быть повышенной.
- Вероятно, так оно и было, - сказал Костя, - если принять вашу версию, Леонард Терентьевич. Но возможны и другие варианты. Например, преступная халатность или просто продажа казенного имущества.
Собко вновь захихикал:
- Не любите вы, господа прокуроры, комитет, да? Не богатый вы мне даете выбор: или криминальный заговор, или преступная халатность. А если и не то, и не другое?
- То есть? - не сразу понял Меркулов.
Поскольку сам Собко тянул многозначительную паузу, я нашел уместным высказать свое понимание:
- Леонард Терентьевич хочет сказать, что оружие по-прежнему в надежных руках, не так ли?
Но даже моя подсказка не вызвала в нем реакции, и он молчал еще с полминуты, пристально глядя на Меркулова. Будто гипнотизировал его. Наконец склонил голову и проговорил:
- Вопрос в том, что можно считать надежными руками. Тут существуют самые различные мнения, как вы наверное знаете.
- Но стволы в работе, - напомнил Меркулов. - Мы регистрируем уже шестнадцать жертв!
- Но вы же не думаете, что количество пистолетов на складах измерялось десятками, - сказал Собко. - Шестнадцать выстрелов - это даже не капля в море. Счет шел на тонны.
- То есть перспектива у нас есть, - усмехнулся Меркулов.
Старик неторопливо достал носовой платок и высморкался.
- Думаю, надо вести речь о внеслужебной инициативе, - произнес он. - Я вполне допускаю, что кто-то из лиц, облеченных доверием, в трудную минуту распада нашего славного сообщества… - Он чуть улыбнулся и пояснил: - Я имею в виду Комитет государственной безопасности, как вы понимаете. Так вот, вполне могло случиться так, что кто-то прикрыл эти склады от разграбления в момент разрушения. Вы меня понимаете?
- Это я понимаю, - кивнул Меркулов. - Но вот каковы его дальнейшие шаги?
- Об этом вам известно лучше, чем мне, - сказал Собко.
- Значит, по-вашему, это одинокий герой, выступивший в рыцарский поход против преступности?
- Я не настаиваю на его одиночестве, - заметил Собко. - Вполне вероятен и круг единомышленников. Почему бы и нет?
Меркулов кивнул, глядя на старика с уважением.
- Какая-нибудь "Народная воля", - предположил Собко со смешком.
- Значит, это идеологическое преступление? - спросил Меркулов. - Но все же как вы сами к этому относитесь, Леонард Терентьевич?
- Друг мой, что вы хотите от старого мухомора? Представьте только, я еще помню выступление товарища Берии на расширенном оперативном совещании! Нас всегда приучали не иметь собственного мнения.
- Но ведь это преступление! - напомнил Меркулов. - А вы всю жизнь были представителем закона, Леонард Терентьевич. Не могу поверить, чтобы вы могли одобрить эту "Народную волю".
- Посмотрите на это дело с другой стороны, - посоветовал Собко. - Как вы помните, это название уже было использовано сто с лишним лет назад. Можете ли вы сказать, что деятельность тех террористов была безуспешна?
Меркулов промолчал.
- Боевики создали новый менталитет, - продолжал Собко почти пламенно. - Они были героями своего времени, и общественное мнение было на их стороне. Как вы полагаете, в нашей нынешней обстановке как отнесется широкое общественное мнение к деятельности новых народовольцев?
- Значит, это заговор? - спросил Меркулов.
- Не требуйте от меня конкретных выводов, - усмехнулся Собко. - Я очень серьезно отношусь к подписке о неразглашении служебных тайн. Я лишь фантазирую вместе с вами, не более. Если когда-нибудь выяснится, что проект "Народная воля" существует в действительности, я буду удивлен не меньше вашего.
- Но может, вы вспомните хоть кого-нибудь, кто находился к этому делу поближе? - спросил Меркулов с надеждой.
- Это не обязанности консультанта, это дело осведомителя, - буркнул Собко. - Но одно имя я могу вам дать. Это мой давний приятель, полковник Синюхин Егор Алексеевич. Расспросите его, если сможете.
- Что значит - если сможете? - насторожился Меркулов.
- Ну, могут возникнуть трудности, - усмехнулся Собко. - Вы должны проявить настойчивость.
Мы распрощались и спустились на лифте вниз. Меркулов мрачно молчал, а когда мы вышли на улицу, сказал:
- Теперь так, Саша, дальше это дело пойдет под моим пристальным контролем. Запомни, отчитываешься только передо мною.
- Чего это ты так резко замандражировал? - не понял я. - Тебя этот мухомор напугал? Лично я ему не очень-то верю.
- Это лишь одно из мнений, - сказал Меркулов. - Теперь вот что. Визит ко мне отменяется или, если хочешь, откладывается. В прокуратуру доберешься сам, а я съезжу по срочному делу в другую сторону. Вопросы есть?
- Один, и небольшой, - сказал я. - Объясни мне толком, чего ты испугался?
- Нигде и никому не рассказывай о Собко, - твердо произнес Меркулов. - Мы просто засиделись в депутатском буфете.
- От этих предупреждений мое любопытство разгорается еще больше, - заявил я решительно. - Гражданин начальник, мы в свободной стране, а Большой Брат давно на пенсии!
- Когда-нибудь ты поймешь, - сказал Меркулов невыносимо отеческим тоном, - что на пенсии он становится еще страшнее.