- Если у него такая власть, зачем ему мараться с какими-то безумными террористами?
- Чтобы у маршала Агаркина была реальная сила, а не просто номинальная власть, как, скажем, у Председателя Президиума Совета, он и создал спецназ… Он собрал в железный кулак подразделения хорошо обученных бойцов, распыленные ранее по различным военным ведомствам… Но чтобы сформировать такую силу, нужно обоснование.
Агаркин объявил: спецназ - штурмовые отряды партии! Это понравилось, и генсек клюнул на эту удочку. Ему тоже нужна независимость от КГБ, МВД и Минобороны.
- И ты считаешь, что Агаркин обманул генсека?
Меркулов насупил брови.
- Вот именно, точное определение. Маршал обманул генсека. Спецназ - вовсе не штурмовые отряды партии. Спецназ - Штурмовые отряды маршала Агаркина! И Совет обороны, возглавляемый им, - лишь кончик айсберга. В его основе - разбросанные по всей стране "даже за рубежом опорные пункты нарождающейся власти - батальоны спецназа…
- Видел я в Афганистане эту нарождающуюся власть, - пробормотал я. - Но зачем все же Агаркину при его батальонах еще и "Афганское братство"?
Меркулов говорил, нагнув голову и глядя исподлобья.
- В принципе я не имею ничего против армии.
Более того, я симпатизирую военным. Сейчас в нашей армии большой процент технической интеллигенции. Люди, закончившие академии, институты.
Они понимают обстановку. И в центре, и на местах.
Вот если бы речь шла о них, если бы они подошли близко к власти, - не знаю, как бы я к этому отнесся. Возможно, даже и поддержал… Но сейчас речь идет не о власти военных, а об узурпации власти одним человеком. И путь его к власти таков… Запоминаем, что в случае возникновения массовых беспорядков во всесоюзном масштабе Совет обороны имеет право воспользоваться новым законом и объявить в стране чрезвычайное положение. А это значит, что вся власть от нашего треугольника - Политбюро, Президиум, Совмин - переходит к Совету обороны! А Совет - это не умные, патриотически настроенные технари-военные, о которых шла речь выше, а… маршал Агаркин! Вся власть переходит к нему. Дальше. Что нужно, чтобы объявить это чрезвычайное положение?.. Нужна соответствующая обстановка в стране. Нужны беспорядки - массовые беспорядки! Каким образом они могут быть вызваны? Ответь! Я выпрямился:
- Взрывы в метро, взрывы на стадионах, взрывы на атомных электростанциях… Мало ли объектов…
- Верно! Возникает немаловажный вопрос: кто может совершить подобные, перечисленные тобою, Саша, чудовищные диверсии?!
- Террористическая организация!
- Вот почему, Саша, Агаркину мало одного могучего спецназа и ему так нужно еще это "Афганское братство", которое устраивает массовые беспорядки, а спецназ - их подавляет! В результате такой комбинации маршал Агаркин получает неограниченную власть… Алле-гоп! И на арене новый диктатор! Таким образом, спецназ и братство - две стороны одной медали… Вот и готов, Саша, ответ на твой вопрос, зачем Агаркину "Афганское братство". И намеченный им на завтра взрыв в Лужниках - лучшее доказательство!
Меркулов горячился и тем самым выпадал из своего привычного образа. Он нервно закурил, пламя зажигалки высветило часть высокого лба и упрямый, выдвинутый вперед подбородок. Протянул пачку "Дымка" мне и продолжал:
- Агаркин ловко воспользовался препаратом ФАУСт, снимающим "охранительный разум" у человека. Внедряя его, он объяснил в Политбюро, что в условиях атомной войны не обойтись без подобного средства - иначе в панике солдаты и офицеры убегут от пультов и ракет при атомной атаке. В прошлую войну, особенно в первые месяцы, у наших бойцов возникла так называемая "танковая боязнь" - при лобовой атаке немецких танков они в панике бежали из окопов. Массовый психоз, вызванный приближением атомной или водородной бомбы, куда сильнее. Чтобы преодолеть "атомную боязнь", нужен сильный психологический допинг. Этот допинг - предложенный Агаркиным препарат ФАУСт… И снова Агаркин обкрутил Политбюро. Он с помощью ФАУСта не только подчинил себе людей в Афганистане. Он подчинил их своей воле здесь, в Москве. В этом плане "Афганское братство" - явление политическое!
- Хорошо, Костя, то есть, конечно, ничего хорошего. Но предположим, Агаркин захватывает власть. Расставляет своих людей на командных постах. Спецназ - его верный цепной пес. Зачем ему "Афганское братство" теперь?
- Вспомни, что тебе говорил Рогов об оборотной стороне медали в применении наркотика: склонность к преступлениям, чрезмерная жестокость в мирной жизни. Расчет Агаркина - руками безумцев захватить власть. А потом избавиться от них, уничтожить как преступников. Ведь у них есть списки всех солдат, кому сделаны инъекции. Кроме того, не забудь, что солдатам эти инъекции делали без так называемого стабилизатора, им всем без исключения - дорога в дом для умалишенных или лагерь. Поэтому Агаркину не составит большого труда расправиться со своими подручными уже на следующий день после своей победы. Я думаю, что ты с Грязновым и Жуковым раскрыл колоссальное преступление, и сейчас самое главное, чтобы наш генсек поверил Семен Семеновичу.
Меркулов замолк на мгновение, чтобы тут же продолжить с несвойственным ему подъемом.
- Я не сомневаюсь в порядочности генсека! Поверь, он не только ликвидирует заговор и не допустит взрыва, но и организует открытое следствие, а потом и суд, правый и честный! И я уверен, что все будет им сделано по закону. А невиновные будут освобождены из тюрьмы с извинениями.
Я не узнавал Семена Семеновича. Нас покинул - старый и больной человек. А явился эдакий трибун с горящим взором и румянцем во всю щеку.
- Ну как? - спросил я, лишь Моисеев открыл дверцу.
Меркулов конкретизировал мой вопрос:
- Он вам поверил, Семен Семенович?!
Моисеев плюхнулся в кресло. Он с нескрываемой радостью улыбался нам:
- Да, да, да! И еще раз да! Он поверил! Миша мне поверил! Он так благодарил меня! Нас всех!
Я же вам говорил: Миша - человек! Коммунист с человеческим лицом! Он так занят, а меня принял. Если бы только видели - как он меня принял! Отложил на час встречу с каким-то Шав Шанкаром. А как угощал! Расспрашивал! Вспоминал! А память! Какая у него память! Ведь все помнит! Вспомнил, как я ему деньги со стипендии на костюм одалживал… Вспомнил, как мы из-за одной студентки поссорились. Как я ему рекомендацию в партию давал!..
Семен Семенович явно пребывал в состоянии эйфории. Эйфория - то повышенное, радостное настроение, чувство благополучия и довольства… не соответствующее объективным обстоятельствам. Так сказано в словаре русского языка…
- Простите, Семен Семенович, а что конкретно сказал он про группу Геворкяна, - спросил Меркулов, - когда их выпустят?
Наступило молчание.
- Конкретно про это разговора не было. Сказал - разберется. И еще! Миша сказал, что сообщение наше о заговоре - чрезвычайное. И при мне он назначил заседание Политбюро на два часа дня. И еще он сказал, что все вопросы, с которыми я пришел, будут обсуждены на этом заседании. Не волнуйтесь, Константин Дмитриевич!
Я знаю Мишу. Он примет правильное решение. Геворкяна и его ребят завтра же освободят из Лефортова…
Я сидел в своем кабинете, ничего не делая. Просто сидел за столом и думал… ни о чем… Несколько раз я снимал трубку с телефона и снова опускал ее на рычаг. Наконец я набрал номер Гречанника в Лефортовской тюрьме, где работала в этот день Лана…
- …Почему ты выбрал это кафе! - усмехнулась Лана одними глазами. - Плебейство какое-то.
Мы сидели с ней в открытом кафе сада "Эрмитаж", там, где сидели двое преступников на следующий день после убийства Ким. У меня очень мало времени для разговора - мне надо успеть до конца рабочего дня вернуться в горпрокурату-ру. Но я никак не могу начать последний акт своего расследования. Официантка принесла нам кофе с ликером, и я выказал большую озабоченность разворачиванием кусочков сахара.
- Если ты собираешься сделать мне предложение, то торопись, а то будет поздно, - откровенно смеется Лана, я все молчу и тщательно размешиваю ложечкой в кофе ликер. В голове уменя все еще вертятся несуразные стихи Гудинаса и не дают сосредоточиться. "Где горы мусора, плевелы рабства, там мы зажжем свой факел смерти…"
Она должна нести ответ перед законом за соучастие в убийстве Ким, Вани Бунина и молоденького курсанта Морозова. Но я хочу увидеть испуг в ее зеленых глазах, я хочу сам сказать ей все, что я о ней знаю, и ощутить триумф победителя.
Порыв ветра сдул со столика обертки от сахара. Лана прижала ладонями волосы к вискам, и лицо у нее сделалось напряженным. Ветер был ее врагом. Он мог сорвать и разметать ее красивые пышные волосы. Я вспомнил, как она повязала косынку, когда мы ехали в машине и ветер врывался в открытые окна. Это было еще в той жизни, где были живы Ким и Ваня Бунин.
- Я знаю, кому открыла дверь Ким, Лана. Двое парней в черных куртках поднялись на этаж, где была квартира Лагиных. Они не сразу позвонили, потому что одному из них нужно было время. Для чего ему были нужны эти десять - пятнадцать секунд, Лана?
Она смотрит на меня с интересом, как будто я пересказываю ей содержание детективного кинофильма, и молчит.
- Так для чего, Лана?
- Ты, оказывается, ждешь ответа. Прости, я не поняла, - роняет она слова в своей обычной манере, - я не знаю - для чего.
- Чтобы надеть вот этот роскошный парик, заказанный доктором Боткинской больницы.
И я протянул руку к ее голове, как будто собирался пригладить растрепавшиеся волосы. И снова, как тогда в машине, она ударила меня по руке, а глаза сияли как два изумруда. Лицо ее было спокойное и равнодушное, как будто она отмахнулась от назойливой мухи.
- Не бойся, - сказал я, - я не буду срывать с тебя это украшение, а то еще тебя здесь узнают, ведь ты была именно в этом кафе с Ивониным после убийства Ким. Ты перевела стрелки часов на два часа вперед. Ведь как хорошо - сам следователь подтвердит, что в то время, когда убивали Ким, ты была в его постели. А зеленая косынка и темные очки сделают тебя неузнаваемой при поездке в Рязань. Но когда главная догадка правильна, то все маленькие мистерии становятся на свое место. Но столько крови, столько жизней - ради чего, Лана? Чтобы отомстить неверному мужу?
При этих словах что-то дернулось в ее лице, глаза померкли и больше не излучали света. Она смотрела на меня с нескрываемой ненавистью.
- Ты сейчас жалеешь, что меня не оказалось в машине вместе с Буниным? Ведь ты так все ловко устроила - трепло Турецкий, у него сведения, которые он хочет передать Меркулову, так вот отличный план - взорвать его вместе с этими сведениями в его же машине.
Она поднялась со своего места, открыла сумочку, достала три рубля и подсунула их под чашку. Спокойно повернулась да высоких каблуках и пошла к выходу.
Я не чувствовал никакого триумфа…
И я снова, ничего не делая, сидел в своем кабинете. Болел затылок, и в ушах стоял звон. Он, словно треснувший колокол, предвещал беду. Не хотелось ни с кем разговаривать. Не хотелось видеть людей, эти маски, старые и новые, по которым не разберешь чего они хотят, кого изображают… Я жаждал одного - встать, уйти и никогда больше сюда не возвращаться.
В пять заглянул Меркулов. Мрачно сказал, что ему, Моисееву и мне скоро придется ехать на Петровку. Мне было все безразлично, и я даже не спросил, кто и зачем нас вызывает.
- Подожди, Костя, не уходи.
Меркулов закрыл за собой дверь и сел на стул для посетителей.
- Костя, мне придется подать заявление об увольнении.
- Я тебя понимаю, Саша. Ты устал. Нездоров. Разочарован. Но все пройдет. Прости за громкие слова, но следствие - это твое призвание.
- Это совсем другая история, Костя. Вот, посмотри.
Я вытащил из портфеля фоторобот одного из убийц Ким с неумело пририсованной желтым фломастером женской прической с зеленым бантиком на затылке.
Меркулов долго, очень долго смотрел на фоторобот окаменевшим взглядом.
- Что-то в этом роде я подозревал, но чтобы такое…
- Это еще не все. Светлана Николаевна Белова - жена маршала Агаркина. И сестра Эдуарда Трояна - по матери. Троян - сын Никиты Сергеевича, побочный, конечно…
У Меркулова что-то произошло с горлом. Наверно, рана, полученная им три года назад, еще давала себя знать. Он стал так сильно кашлять, я думал что у него разорвется гортань. Я бросился к графину с водой, а Меркулов замахал рукой в сторону своего пиджака. Я достал из внутреннего кармана целую кучу лекарств. Меркулов схватил пузырек с лиловыми таблетками и запихнул штук пять в рот.
Когда он успокоился, я выложил ему все - от поездки с Ланой в Матвеевское до последней точки в "своем следствии". И, выслушав меня, Меркулов тихо, но твердо выговорил.
- Я согласен с доводами. Я бы на твоем месте тоже подал заявление об уходе.
Я взял лист бумаги, написал рапорт на имя прокурора Москвы Скаредова, протянул его Меркулову и еле слышно сказал:
- Завизируй, пожалуйста.
- Я сделаю это, Саша. Только… Уважь мою просьбу. Ты ведь не использовал свой отпуск за прошлый год. Уезжай куда-нибудь на два месяца. Тебе в любом случае надо отдохнуть. Если ты все-таки решишь уйти сейчас, то в понедельник я поставлю свою визу на этой бумажке и отдам ее Скаредову.
Я посмотрел в Костино пасмурное лицо.
- Ты предлагаешь мне подумать эти два месяца?
- Нет. Я ничего не предлагаю. Я просто прошу. Остальное - твое дело. Любое твое решение - да или нет - будет правильным… через два месяца… Кстати, у Лелиной тетки на Рижском взморье дом пустует. В Яундубултах…
Он посмотрел на часы:
- Нам пора.
В кабинете Романовой уже собралась вся наша группа. Даже Жуков и Вася были здесь. В Шурином кресле сидел крупный мужчина с хищным носом и редкими рыжеватыми волосами. Выпуклые зеленые глаза за толстыми стеклами очков смотрели на нас сосредоточенно и напряженно. Это был шеф Комитета госбезопасности Чебриков.
- Вы Меркулов? Вы Моисеев? А вы Турецкий? - пересчитал он нас, сухо поздоровавшись кивком головы.
Когда мы уселись, он поднял глаза на Романову, спросил:
- Теперь все в сборе?
Шура чуть отделила зад от стула:
- Все, Виктор Михайлович…
- Тогда начнем оперативку, - резко сказал Чебриков, - по пунктам. Первое. Политбюро проверило ваше заявление и приняло его к сведению. Мы решили - ликвидировать "Афганское братство" в двадцать четыре часа… И верхушку спецназа - этих заговорщиков тоже…
Я в упор смотрел на Чебрикова. Но ничего не мог прочесть на его непроницаемом лице.
- Второе. Политбюро приняло также решение - провести эту акцию так, чтобы ни один человек ничего не узнал о существовании правительственного заговора. Ни у нас в стране. Ни там, за рубежом…
И Чебриков погрозил толстым пальцем кому-то в сторону сада "Эрмитаж".
Потом он вздохнул, окинул нас взглядом:
- …Поэтому я здесь. Михаил Сергеевич лично просил меня собрать вас, посвященных, и сказать следующее… Политбюро поручило мне возглавить акцию по ликвидации заговорщиков. Вся информация о заговоре, готовившимся перевороте и взрыве на стадионе имени Владимира Ильича Ленина должна остаться тайной. Вы дадите подписку о неразглашении. В противном случае… я не пугаю, а лишь предостерегаю - вас ждет смертная казнь… Но не расходитесь сейчас по домам. Во-первых, мы беспокоимся о вашей безопасности. Во-вторых, прошу давать моим сотрудникам квалифицированные консультации - вы знаете по этому делу больше, чем кто-либо. После завершения акции вы должны навсегда забыть обо всем, что было. Поймите нас правильно. В напряженный момент нашей истории, когда страна наша на крутом переломе, мы не можем… не имеем права допустить, чтобы кто-либо и где-либо узнал о заговоре маршала… бывшего маршала Агаркина. Он грязный изменник! Все! Если есть вопросы, я отвечу…
- У меня вопрос! - поднял руку Костя.
- Пожалуйста.
- Какое решение принято в отношении группы Геворкяна? Я проверил дело. Они не совершали диверсии в метро, не убивали людей.
- У вас все? - спросил Чебриков и поджал тонкие губы.
- По этому вопросу - да.
- Отвечаю, товарищ Меркулов. Политбюро приняло решение - рассмотреть дело Геворкяна и других в двухнедельный срок. Какое решение примет Верховный суд нашей страны, мы не знаем. Мы не имеем влияния на судебную власть. Но думаю, что советские судьи этих террористов по голове все-таки не погладят.
- Позвольте, позвольте! - возмутился Моисеев. - Несколько часов назад Михаил Сергеевич лично мне говорил о том, что он разберется с этим делом! Михаил Сергеевич - юрист. Он разбирается в праве! Я знаю! Мы же вместе учились на юридическом.
Чебриков побагровел.
- Перестаньте молоть чушь! Учились вместе - хорошо. А теперь нечего об этом болтать! Вы что думаете - на вас управу, что ли, нельзя найти?! Вновь разъясняю, решать будет Верховный суд! Все?
- Нет, не все! - сказал я. - А разве не будет следствия, а потом суда над заговорщиками из спецназа и террористами из "Афганского братства"?
Чебриков снял очки, положил их перед собой. Глаза его сузились, стали мышиными:
- Вы подумали, прежде чем спросить? Вы" что, товарищ Турецкий, русского языка не понимаете?!
Может, вас снова в школу отправить, в первый класс?
Я уже говорил, чтобы вы раз и навсегда забыли об этом деле! А что мы будем делать и как делать, не ваша забота!
Я напрягся, будто меня ударили в солнечное сплетение.
- Остальные вопросы снимаю! - сказал Чебриков и надел очки. - На этот раз действительно все.
Он неуклюже поднялся из-за стола, засунул в карман бумажки с нашими подписями, изобразил на своем хищном лице улыбку и удалился.
20
Первым пришел в себя Грязнов.
- Вот гусь! Даже спасибочки не сказал! Сашка чуть на тот свет не отправился, да и Женька рисковал будь здоров! Высшее начальство называется.
Сволочи!
- Увы, - произнес Меркулов, встал с места, прошелся по кабинету. Задержался за моей спиной и легонько потрепал меня по плечу.
- Да-а, заморочка - задумчиво протянул Жуков и неожиданно оживился. - Александра Ивановна! С этой минуты я и гроша ломаного не дам за нашу жизнь! Так уж если погибать, - то с музыкой! Давайте я мотнусь в "Эрмитаж"! Может, нам осталось выпить по последней на этом свете!
- Не знаю, хлопцы! - сказала Романова. Сейчас она выглядела куда старше своих лет. - Я ведь на связи с помощником Чебрикова… А вы давайте, чего сидеть всю ночь… как в тюрьме.
Нас скоро сморило, видно, сказалась предыдущая нервотрепка.
…Когда я разомкнул веки, то увидел полковника Романову со стаканом водки в руке. Она отхлебнула, сморщилась, села на стул и… заплакала. Грязнов тихо спросил:
- Ты что, Александра Ивановна?
- Да ну что же это, хлопцы? - жалобно произнесла Шура, - разве ради этого вы старались? Разве ж это законность? Варфоломеевскую ночь устроили комитетчики… Из Лефортова мне сообщили - конфиденциально, конечно - арестовали около двухсот человек и тут же на месте расстреляли сорок четыре… Да при задержании убито около пятидесяти… А вот вам и первое официальное сообщение: "В 23 часа 05 минут на 23-м километре Симферопольского шоссе произошел несчастный случай: правительственный ЗИЛ на большой скорости врезался в оставленный на дороге асфальтовый каток. В результате катастрофы погибли маршал Николай Архипович Агаркин с супругой".