Я слушал, что говорила Шура, и не чувствовал ничего - ни жалости, ни угрызения совести, ни торжества возмездия, - ничего, кроме холодной пустоты в груди. В понедельник Меркулов завизировал мое заявление, я отработаю положенные по закону две недели - никаких отпусков, пойду искать работу юрисконсульта, может быть, удастся влезть в коллегию адвокатов. Надо будет подготовить к передаче дела…
"Консультации", о которых говорил Чебриков, вылились в многочасовой допрос, проводимый в кабинете начальника МУРа следственной комиссией - двумя генералами и тремя полковниками из центрального аппарата КГБ… Меня вызвали первым.
- Скажите, Турецкий, вы верите в единство партии и народа? - спрашивает меня генерал, положив руку мне на плечо.
- Верю, но какое это имеет отношение к делу?
Комитетчики никак не реагируют на мой выпад.
- А вы согласны с мнением, что в нашей стране существуют внутренние разногласия?
- Я с такого рода мнениями не знаком, товарищ генерал.
Теперь чекисты обмениваются мимолетным взглядом, и следующий вопрос, вернее, вопрос-утверждение:
- Когда тебе много лет подряд вдалбливают одно и то же, приучают говорить не то, что ты думаешь, а то, что хотят от тебя услышать, то трудно переделать себя за один вечер, не правда ли?
Слабенькая провокация, на которую я реагирую молчанием. Мне действительно не хочется отвечать, но вопросы начинают сыпаться один за другим, и уже по существу:
- С кем вы делились сведениями о правительственном заговоре?
- Кому вы дали информацию о намеченном взрыве в Лужниках? Об "Афганском братстве"? О деятельности спецназа?
И вдруг:
- Вы слушаете "Голос Америки"? А радио "Свобода"? Читаете эмигрантские журналы?
Эти вопросы все ставят на свои места. Эти генералы и полковники устроили мне "детектор лжи": они прекрасно знают, что я вру - ни в какое единство партии и народа уже давно никто не верит. В том числе и эти члены ГБ. Но они проверяют мою реакцию на задаваемые вопросы. Сам ответ им не очень-то нужен, они его знают заранее.
Романова подзывает меня к своему столу и протягивает оперативную сводку происшествий по Москве, случившихся в течение не истекших еще суток: покончил с собой подполковник Троян, начальник личной охраны генерального секретаря, обнаружен мертвым в ванне заместитель начальника Главного разведывательного управления Генерального штаба генерал-полковник Рогов.
- И еще имею сведения: девятнадцать крупных военных скончались при загадочных обстоятельствах, среди них - два генерала армии и адмирал… И еще сообщеньице по телетайпу из Кабула: генерал Серый отстреливался до последней пули от комитетчиков при аресте, последнюю - в себя…
Наутро "консультация" чекистов заканчивается, и они исчезают, предварительно взяв у нас повторные подписки о неразглашении.
Романова смотрит на наши бескровные лица и говорит, спотыкаясь на каждом слове:
- Имею сведения, опять же сугубо конфиденциальные… Генеральный секретарь приказал нас оставить в живых… в награду… Благородный он у нас офигительно…
Несмотря на усталость, я решил пройтись Бульварным кольцом до Кропоткинской и брел утренней Москвой с одной мыслью в голове: лечь в постель и спать 48 часов. До самого понедельника. До той минуты, когда я официально заявлю о своем уходе из органов прокуратуры. Получу денежную компенсацию за неиспользованный отпуск, пойду к новому председателю коллегии адвокатов Воскресенскому, а может быть, в редакцию журнала "Человек и закон", кажется, им нужен разъездной корреспондент…
Из Сивцева Вражка на меня летела черная "Волга". Я заметался, дико завизжали тормоза, и я влип спиной в чугунную ограду бульвара. У меня не было сил подняться, я ждал, что черная громадина сейчас развернется и… Но из "Волги" выскочил молодой парень и бросился ко мне поднимать.
- Я ведь ничего… Я вроде тебя не задел. Чего ты упал-то? Ой, брюки порвал… Слушай, давай без милиции, а? А то я им дыхну в "раппопорт"… я тебе за брюки заплачу.
И парень протянул водительское удостоверение.
- Да не нужна мне твоя фамилия, проваливай, смотри, уже народ собирается, - сказал я, потирая ушибленное колено.
- Проваливаю! - радостно заорал парень, вскакивая в машину.
Я зашел в телефонную будку на Сивцевом Вражке и набрал Иркин номер.
- Доброе утро, Ира. У меня к тебе серьезная просьба - ты можешь починить брюки?
Ирка мне что-то отвечает, но я ее не слушаю, потому что у меня возникает другой вопрос:
- У тебя когда начинаются каникулы?.. Уже начались?! Тогда завтра мы с тобой едем на Рижское взморье, в… ну, например, в Яундубулты. Все формальности по приобретению билетов и прочему я беру на себя.
Франкфурт-на-Майне Июль 1986 г.