- Убавь немного огонь.
- Убавишь, когда сам будешь готовить.
Реймон прошел по коридору, преследуемый звуками мюзикла, и поднялся по лестнице на верхний этаж.
Он уже начал жалеть, что перевел Диего в школу округа Монтгомери, но когда он принимал решение, ему казалось, что выбора нет. Школа округа Колумбия, которая была в их районе, постоянно испытывала материальные трудности, там всегда не хватало то карандашей, то бумаги, то еще чего-нибудь. Освещение было плохим, большинство ламп или перегорели, или вообще отсутствовали, на входе были установлены металлодетекторы, а почти у каждой двери стояли охранники - что делало ее похожей на тюрьму. Несомненно, в школьную систему округа Колумбия закачивались большие деньги, но непосредственно до детей доходило подозрительно мало. Сложности возникали и за ее пределами. В районе, где одни родители работали на двух работах, а другие мало интересовались жизнью детей или вообще не проявляли к ним никакого интереса, некоторые ребята сбивались с пути. Неподходящее окружение для Диего, которого явно тянуло к тем, кто шел по скользкой дорожке.
Реймон с женой долго обсуждали сложившуюся ситуацию и в конце концов решили, что если Диего окажется в совершенно иной обстановке, это только пойдет ему на пользу. Но даже когда Регина твердо настроилась на перевод, Реймон не был до конца уверен. На его решение серьезно повлиял тот факт, что дети в соседней школе сплошь были черными или "латинос".
Как бы то ни было, они с Региной устроили перевод. Для этого пошли на небольшую хитрость. Чтобы официально получить статус жителя округа Монтгомери, Реймон в 1994 году за сто десять тысяч долларов купил небольшой дом в центре городка Силвер-Спринг. Тогда Регина еще преподавала, и их общий годовой доход позволял получить необходимый кредит. Купленный дом Реймон сдал внаем семье гватемальских иммигрантов, потом на этот адрес Реймон приобрел мэрилендский телефонный номер, звонки с которого переадресовывались в округ Колумбия. Благодаря этой нехитрой комбинации и наличию документов, подтверждающих наличие недвижимости в Мэриленде, семья Реймон получила полное право обратиться с заявлением о переводе Диего в другую школу.
Но с самого начала им начало казаться, что они совершили ошибку. В Монтгомери учились в основном белые. Дисциплина там была значительно строже, а отношение к так называемому деструктивному поведению гораздо менее либеральным, чем в старой школе. Нарушением считались даже громкие разговоры и смех в коридорах или кафетерии школы. Они могли повлечь за собой не только дисциплинарное взыскание, но и временное отстранение от занятий. Нарушением считалось и появление ученика вблизи места происшествия, даже если к самому происшествию он не имел никакого отношения. Но главное, к Диего и его друзьям преподаватели школы предъявляли одни требования, а к любимчикам - другие. Этих учителя старательно опекали, поскольку, как предполагал Реймон, именно благодаря им школа имела высокие показатели. Остальные ученики попадали в категорию "прочих". Когда Регина, заинтересовавшись этим вопросом, изучила статистику, она обнаружила, что черных ребятишек в округе Монтгомери отстраняли от занятий и исключали из школ в три раза чаще, чем белых. Во всем чувствовалась несправедливость, но ни Джуз, ни Регина не хотели идти на конфликт, хотя и подозревали, что цвет кожи их сына и его друзей имеет самое непосредственное отношение к навешанным на них ярлыкам нарушителей дисциплины и смутьянов.
Все это происходило в районе, славящемся своим либерализмом, жители которого на бамперы машин часто наклеивали стикеры: "Да здравствует разнообразие!". В те дни, когда Реймон забирал сына из школы, он видел, как большая часть чернокожих учеников, держась кучкой, выходит из дверей школы и направляется в нижнюю часть города, в квартал многоквартирных домов, тогда как белые ученики жили в более престижном районе. Иногда Реймон говорил себе: "С этим переводом я ошибся".
Впрочем, во всем, что касалось воспитания детей, он не был уверен, что поступает правильно. К сожалению, результат становится известен только по окончании забега.
Реймон постучал в дверь спальни сына и открыл дверь.
Диего сидел на большом пружинном матрасе и крутил в руках футбольный мяч, с которым не расставался даже ночью. Голову украшали огромные наушники, и, когда он снял их, Реймон услышал включенные на полную громкость дискотечные ритмы. Безрукавка открывала худые, но жилистые руки и широкие, почти мужские плечи. У него уже пробивались усики, а короткие бачки были аккуратно подбриты и напоминали миниатюрные кинжалы. Короткие волосы были тщательно подстрижены, Диего раз в две недели обязательно подправлял их в парикмахерской на 3-й улице. Кожа была на тон светлее, чем у Регины. От нее он унаследовал крупные карие глаза и широкий нос. Но ямочка на подбородке досталась ему от Реймона.
- Че, пап?
- Как дела, парень?
- Так себе.
Реймон стоял над ним, широко расставив ноги, словно демонстрируя свою силу, - этакий классический коп. Диего уловил намек и, ухмыльнувшись, покачал головой. Он медленно поднялся с матраса и, расправив плечи, встал перед отцом, глядя ему прямо в глаза. Он был лишь на пару дюймов ниже Реймона.
- Я тебе сейчас все расскажу, - сказал Диего.
- Валяй.
- Сегодня было…
- Я знаю.
- Ничего серьезного не было.
- Мама мне рассказала.
- Мне кажется, они ко мне придираются, пап.
- Ты дал им для этого основания в самом начале.
- Согласен, - кивнул Диего.
Когда Диего пришел в новую школу, то сразу же решил показать себя. Ему казалось, надо доказать одноклассникам, что новичок - не размазня, что он жесткий, крутой и что с ним интересно. В сентябре Реймону и Регине не раз звонили разгневанные учителя и жаловались, что Диего подрывает дисциплину в классе. Реймон несколько раз очень строго говорил с сыном и даже наказывал его, запрещая ходить на тренировки по футболу, хотя до запрета на еженедельную игру дело не дошло. Возможно, сработала взятая на вооружение политика "суровой" любви, а может, Диего сам угомонился, но некоторые преподаватели, сменив гнев на милость, говорили Регине, что поведение Диего в классе заметно улучшилось, а один из учителей даже заявил, что парень - потенциальный лидер и способен положительно влиять на остальных. Но ни мисс Брустер - белая директриса школы, ни ее заместитель мистер Гай не изменили своего мнения, которое основывалось на первом, негативном впечатлении. И теперь Реймон чувствовал, что они просто придираются к сыну. Диего, лишившись уверенности в себе и утратив мотивацию, начал терять интерес к школе, и уже к середине семестра его оценки были ниже, чем в старой школе.
- Послушай, - сказал Реймон, - ты говоришь, не знал, что твой телефон включен, и я тебе верю.
- Я правда не знал.
Реймон не сомневался в этом. Они с Диего еще раньше заключили соглашение: говори правду, и я не буду тебя ругать, но очень огорчусь, если узнаю, что ты меня обманываешь. С остальным мы сможем разобраться. И насколько ему было известно, сын всегда соблюдал уговор.
- Если ты говоришь, что это так, я тебе верю, - сказал Реймон. - Но у них есть определенные правила. Надо было позволить им забрать у тебя телефон, ведь проблема возникла именно из-за этого.
- Моему другу они отдали телефон только через две недели.
- Мы с мамой пошли бы в школу и вернули твой телефон. Дело в том, что ты не имеешь права с ними спорить. Они боссы. Ты вырастешь и выйдешь в мир, и над тобой опять будут стоять боссы, и, вполне возможно, они не будут тебе нравиться, и все же тебе придется выполнять их указания.
- Нет, если я буду играть в НФЛ.
- Я говорю серьезно, Диего. Поверь, мне тоже приходится идти на компромиссы и выполнять указания, которые мне не нравятся, а ведь мне уже сорок два. Пора взрослеть сын.
Диего сжал губы и замкнулся. Реймон и раньше произносил ему эту речь, и для Диего она не была новой.
- Просто попытайся ужиться с ними, - сказал Реймон.
- Постараюсь.
Реймон почувствовал, что с этим они разобрались. Он протянул руку, и Диего слегка ударил пальцами по ладони Реймона.
- Есть кое-что еще, - сказал Диего.
- Я тебя слушаю.
- Недавно после занятий была драка. Ты знаешь Тоби, моего друга?
- Из твоей футбольной команды?
- Да.
Реймон помнил Тоби. Он считался трудным подростком, но был, кажется, неплохим парнишкой. Жил вместе с отцом, водителем такси, в съемной квартире недалеко от школы. Реймон слышал, что мать мальчишки была наркоманкой и отношений с семьей не поддерживала.
- Тоби подрался с одним парнем, - сказал Диего. - Тот парень сам виноват, он еще в школе цеплялся к Тоби. Ну вот, они встретились у залива и… - Диего ударил кулаком в ладонь. - Он врезал ему раз и потом добавил с правой. В общем, тот парень свалился.
- Ты что, был там? - спросил Реймон, не сумев сдержать прозвучавшего в его голосе волнения.
- Да. Мы шли с ребятами и случайно увидели их. Понимаешь, я хотел посмотреть…
- И что дальше?
- Ну, родители этого парня пришли в школу, они хотят обвинить Тоби в нападении. Теперь идет, как они это называют, расследование. Выясняют, кто там был и кто что видел.
- Я так понял, этот мальчишка спровоцировал Тоби на драку.
- Так оно и было, но теперь он говорит, что просто шутил и не хотел никакой драки.
- Какое отношение к этому имеет школа? Это ведь было за ее пределами, так?
- Они возвращались из школы, несли учебники и прочее.
- Понятно.
- Они хотят, чтобы я сказал, что Тоби ударил первым.
- Кто-то должен был ударить первым, - сказал Реймон, сейчас он говорил как мужчина, а не как отец. - Это была честная драка?
- Конечно, и вообще этот парень даже выше Тоби, и он скейтбордом занимается, и сам все это начал. Только на деле он оказался слабаком.
- Они были вдвоем, или все-таки кто-то кому-то помог?
- Только они двое.
- Я не вижу, в чем тут проблема.
- Я просто не хочу подставлять своего друга.
И Реймон не хотел, чтобы его сын это делал. Но было бы неправильно заявиться в школу и сказать об этом. Поэтому Реймон промолчал.
- Все нормально? - с некоторой тревогой спросил Диего.
- Готовься к ужину, - уходя от ответа, сказал Реймон, позволив себе лишь легкий стратегический кивок.
Пока Диего надевал чистую футболку, Реймон оглядел его комнату. Приколотые к стене фотографии рэпперов, неплохой снимок реставрированной "импалы" 63 года; постер с изображением тренажерного зала Мака Льюиса в Балтиморе; коллаж из фотографий боксеров с цитатой внизу: "Хороший боец подходит к порогу боли и, чтобы достичь величия, полностью преодолевает его". На полу самопальные диски, "нарезанные" на домашнем компьютере, подставка с дисками, портативное стерео, экземпляры журнала "Дон Дива", грязные и чистые джинсы и футболки, пара кроссовок "Тимбс" и две пары "Найк". На письменном столе, которым Диего пользовался очень редко, лежали непрочитанные "Белый клык" и "Стойкость", средство для чистки кроссовок, фотографии девчонок, черных и латиноамериканок, в плотно облегающих джинсах и легких топиках, пара игральных костей, газовая зажигалка с инкрустацией в виде ветки марихуаны и записная книжка, на обложке которой была надпись "Даго", сделанная в стиле граффити. На стене на гвозде висел шлем с его прозвищем и цифрами "09" - предполагаемой датой окончания средней школы.
Даже несмотря на разницу в стилях, технологический прогресс и общие изменения в культуре, комната Диего напоминала комнату Реймона в 1977 году. Диего во многом очень походил на своего отца.
- А что на ужин? - спросил Диего.
- Мама готовит соус.
- Свой или бабушкин?
- Иди, парень, мой руки, - ответил Реймон.
10
Холидей не был пьян. Большая часть алкоголя вышла с потом, когда он занимался любовью с Ритой. В голове не совсем прояснилось, но в целом он был в порядке.
Холидей вел машину и слушал станцию, передававшую классический рок. Холидей не очень увлекался музыкой, но рок 70-х знал хорошо. Его старший брат, которого он когда-то боготворил, в юности постоянно слушал пластинки, поэтому музыка того периода была единственной, которую Холидей признавал. Из приемника доносилась концертная запись группы "Хамбл Пай". Стив Мэрриот в очередной раз прокричал "Все фигня!", и группа взяла первые аккорды тяжелого рокового блюза.
Теперь Холидей не встречался со своим братом, и только на Рождество мог навестить племянников, напомнив им о своем существовании. Но те уже подрастали, приближалось время поступления в колледж, и Холидей подозревал, что даже эти редкие его визиты скоро прекратятся. Брат выплачивал кредит за дом в Джермантауне, ездил по 270-му шоссе на своем "Ниссане Патфайндере" и был женат на женщине, которую Холидей не стал бы трахать даже в полной темноте. Он теперь совершенно не походил на того длинноволосого и нагловатого подростка, каким был во времена "Скинъярда", "Тин Лизи" и Клэптона. Тогда, запершись в подвале родительского дома, они крутили записи, затягиваясь "косячками" с марихуаной и выдувая дым сквозь потрескавшиеся створки небольших подвальных окон. Теперь брат следил за курсом ценных бумаг и перед каждой покупкой внимательно изучал "Консьюмер рипортс".
Их сестра давно умерла, родители тоже, и Холидей чувствовал себя совершенно одиноким. Он потерял даже то единственное, ради чего стоило открывать утром глаза и подниматься с постели. Он был копом, а теперь носил дурацкую фуражку, вел разговоры с людьми, которые его абсолютно не интересовали, и загружал багажник своей машины их чемоданами.
И все из-за такого же копа, который не захотел поступиться принципами, потому что был таким же правильным, как и его братец.
Ему не хотелось возвращаться домой. Он выехал с Кольцевой на Джорджия-авеню и поехал на юг в округ Колумбия. Еще есть время до закрытия бара, можно опрокинуть стаканчик-другой "У Лео".
Семья Реймона старалась каждый вечер ужинать вместе, хотя из-за гибкого графика работы Реймона приходилось садиться за стол поздно. И Реймон, и Регина выросли в семьях, где было принято ужинать вместе, и они придавали этому большое значение. Итальянская кровь Реймона подсказывала, что хорошая семейная трапеза - это нечто большее, чем обычный ритуал.
- Вкусный соус, мам, - сказал Диего.
- Спасибо.
- Правда, чуть-чуть пригорел, - добавил Диего, и они с отцом переглянулись.
- Лук и чеснок твоя мама поливала огнеметом, - сказал Реймон.
- Прекратите, - обиделась Регина.
- Мы шутим, дорогая, - сказал Реймон. - Соус действительно отличный.
Алана наклонилась над тарелкой, пытаясь втянуть накрученные на вилку спагетти. Она любила поесть и относилась к еде трепетно. Реймону нравилось в женщинах это качество - получать удовольствие от хорошей еды. Он с удовольствием заметил, что оно передалось и его маленькой дочурке.
- Хочешь, я тебе их порежу? - сказал Диего.
- Не-а, - не отрываясь от макарон промычала Алана.
- Удобней будет есть.
- Нет.
- Ты ешь, как поросенок, - сказал Диего.
- В самом деле, - заметила Регина.
- Оставьте ее в покое, - сказал Реймон.
- Я просто пытаюсь помочь.
- Лучше следи за собой, - сказал Реймон. - Смотри, как заляпался.
- Черт, - ругнулся Диего, заметив пятна на футболке.
Разговор коснулся домашнего задания, и Диего повторил, что сделал его еще в школе. Потом заговорили о приобретении "Лавернус Коулз", и Реймон заявил, что Сантану Мосса можно держать только в качестве запасного, поскольку он теряет мяч еще на середине поля, едва завидев бегущего к нему защитника. Диего, у которого была майка с именем Мосса на спине, стал защищать игрока.
- Кто такая Эшли? - вдруг ни с того ни с сего спросила Регина.
- Девчонка из нашей школы, - ответил Диего.
- Я видела ее имя на дисплее твоего телефона.
- Это преступление? - спросил Диего.
- Конечно, нет, - сказала Регина. - Она симпатичная?
- Скажи хоть, какая она из себя? - заинтересованно спросил Реймон, и Диего хихикнул.
- Это просто девчонка из школы. У меня никого нет, договорились?
- Никого-никого? - улыбнувшись, спросила Регина.
- Ты же говорил, что тебе нравятся девочки, - не отставал от сына Реймон.
- Ну и что, пап?
- Мне просто интересно.
- Это личное, - ответил Диего.
- Просто ты никогда не рассказываешь о девочках.
- Папа!
- Наверное, это нормально, - покачал головой Реймон.
- Пап, не волнуйся, я не голубой.
- Я бы любил тебя даже таким.
- Джуз, - одернула его Регина.
Они поговорили о "Нэшионалс". Диего сказал, что бейсбол - это "спорт белых", и Реймон обратил его внимание на то, как много в командах высшей лиги черных и латиноамериканцев. Но Диего стоял на своем. Он предложил отцу внимательнее посмотреть на лица болельщиков, которых часто показывают по ходу репортажей со стадиона Роберта Кеннеди. Реймон согласился, что большинство - белые, но в завершение сказал, что все-таки не согласен с Диего.
- Папа сегодня закрыл дело, - сказала Регина.
- Какое дело? - спросила Алана.
- Он посадил за решетку плохого парня, - сказал Диего.
- Этот парень не был таким уж плохим, - сказал Реймон. - Но он действительно совершил преступление.
После ужина Регина почитала Алане вслух, потом, стараясь изо всех сил, вслух читала Алана. Реймон и Диего посмотрели по телевизору одну из последних в этом сезоне игр "Нэшионалс". В конце седьмого периода Диего хлопнул отца по руке и отправился в свою комнату. Алана, поцеловав Реймона, пошла к себе, за ней поднялась и Регина, собиравшаяся еще немного почитать дочери перед сном. Реймон, открыв бутылку "Бекса", стал досматривать игру.
Когда Реймон выключил телевизор и поднялся наверх, Регина умывалась. Он сразу понял, что ее наряд - одна из футболок Диего и старые пижамные штаны - намек на то, что сегодня секса не будет. Но он был мужчиной и, как все мужчины, до последнего момента не терял надежды. Он должен был, как минимум, попытаться.
Реймон закрыл дверь в спальню и, быстро раздевшись, скользнул под одеяло. Через минуту легла и Регина, наскоро чмокнув его в уголок рта. Он приподнялся на локте и попытался поцеловать ее по-настоящему.
- Спокойной ночи, - сказала она.
- Уже?
- Я устала.
- Я взбодрю тебя.
Рука Реймона скользнула в ее пижамные штаны и погладила внутреннюю сторону бедра.
- Алана может войти сюда в любую минуту, - не очень уверенно пробормотала Регина. - Когда я уходила, она еще не спала.
Реймон поцеловал ее. Ее губы открылись, и она подвинулась чуть ближе.
- Дочь нас застукает, - сказала Регина.
- Мы будем вести себя тихо.
- Ты же знаешь, что тихо не получится.
- Ну, давай, девочка.
- А как ты посмотришь на то, что я сейчас столкну тебя с кровати?
- Это я и сам могу сделать.
Регина и Реймон тихонько захихикали, и она поцеловала его более крепким поцелуем. Он начал стягивать с нее пижаму. Регина, помогая ему, уже приподняла бедра, когда в дверь постучали.
- Черт, - сказал Реймон.
- Это твоя дочь, - сказала Регина.