- Господи, да о чем это я! - вдруг вскинулась Катя. - Я знаю одного человека, кстати говоря, фармацевта, который является большим докой в этих вопросах, и если к нему подъехать и поговорить с ним, он выдаст полную информацию по этому вопросу.
- Это было бы вообще великолепно! - обрадовался Плетнев. - А кто это?
- Профессор Кокин! Он у нас в первом меде лекции читает.
- Кто?! - вырвалось у Плетнева, однако он тут же нарочито громко закашлялся, пытаясь скрыть свою реакцию.
- Профессор Кокин, - повторила Катя. - Из первого меда. Кстати, у меня есть его телефон, и если он тебе понадобится…
- Да, конечно, буду очень благодарен! - засуетился Плетнев, а в голове звучало убыстряющимся рефреном: "Кокин… Профессор Кокин… Ай да сукин сын!"
Когда с пиццей было покончено и Плетнев проводил Катю до забора, за которым начиналась территория наркологической клиники Бориса Андреева, и уже надо было прощаться, Антон спросил негромко:
- Ты позволишь еще разок позвонить тебе?
Катя снизу вверх заглянула ему в глаза.
- Господи, Антон… мог бы и не спрашивать об этом.
Глава 14
Раздумывая, стоит ли говорить Турецкому относительно тех подозрений, которые падали на Кокина, или все-таки лучше будет, если до этого он сам переговорит с профессором, Плетнев все больше и больше склонялся ко второму варианту, и уже на следующий день поехал "на свою работу", как он теперь называл фармацевтическую компанию Дмитрия Шумилова, не к девяти утра, а часом раньше, зная, что Кокин одним из первых появляется в лабораторном корпусе, не считая, конечно, уборщицы. И не ошибся. Когда поднялся на этаж и уже подходил к лаборатории, которой заведовал Кокин, едва не столкнулся в дверях с Оксаной, которая несла поддон, заваленный какими-то стекляшками.
- Ой, извините! - вскрикнула от неожиданности Оксана, едва не выронив при этом поддон.
- Это уж вы меня извините, - буркнул Плетнев, пропуская уборщицу. - Профессор у себя?
- А где же ему еще быть? - отозвалась Оксана и как-то бочком-бочком проскользнула мимо шкафоподобного начальника собственной безопасности.
При виде остановившегося в дверном проеме Плетнева Кокин удивленно округлил глаза.
- Простите… чем обязан?
Плетнев в упор разглядывал Кокина. Казалось бы, до мелочей продуманный разговор в назревающей ситуации мог бы и не сложиться, и Плетнев решился на экспромт. С неменьшим интересом разглядывал начальника собственной безопасности и Кокин. С интересом и настороженным вниманием.
- Так чем все-таки обязан? - повторил он, и в его голосе Плетнев уловил едва заметную нервозность.
"Знает кошка, чье мясо съела" - пронеслось в голове у Плетнева, и он, чтобы только не задеть чего-нибудь стеклянного, осторожно прошел к столу, неподалеку от которого, около стойки с пробирками, стоял Кокин.
- Хотелось бы воспользоваться вашей консультацией, Николай Александрович.
По тому, с каким облегчением вздохнул Кокин, можно было подумать, что он только что сбросил с плеч семидесятикилограммовый мешок с мукой и теперь может перевести дух.
- Воспользоваться консультацией?.. Да, я слушаю вас. Если, конечно, смогу вам чем-то помочь.
"Сможешь, голубчик, сможешь! Да и куда ты на хрен денешься!" - пронеслось в голове у Плетнева, однако вслух он произнес еще дома заготовленную фразу:
- Насколько мне известно, вы защитили докторскую диссертацию по отравляющим веществам и ядам?
- Если говорить более точно, об их влиянии на центральную нервную систему, - "поправил Плетнева Кокин. - И что с того? Вам-то это зачем?
В его интонации прослеживалась нарастающая нервозность, однако Плетнев старался ее не замечать.
- Так вот у меня к вам один вопрос, Николай Александрович.
- Да?
- Каким веществом может отравиться человек, чтобы он умер как бы от сердечного приступа и при всем при этом препарат этот было бы крайне сложно обнаружить даже при вскрытии?
Теперь уже глаза Кокина буквально прощупывали лицо Плетнева, однако надо было отвечать, тем более что к нему обращались как к специалисту.
- Видите ли, подобных веществ достаточно много, но… но если вам это нужно…
- Да я знаю, знаю, что много, - перебил его Плетнев, - но назовите хоть одно. Ну, первое, что пришло в голову?
У Кокина дернулась правая щека нервным тиком и он произнес, помедлив:
- Ну-у, если вам это так нужно… В общем, достаточно сложно обнаружить яды растительного или бактериального происхождения, также это мог быть достаточно сильный сердечный стимулятор, например… - Он неожиданно осекся, словно сам себя схватил за язычок, и уже более спокойно добавил: - Но такие препараты довольно сложно достать, даже если вы очень захотите.
- А как насчет того, чтобы синтезировать их? - в упор спросил Плетнев. - Да, синтезировать! Скажем, в вашей же лаборатории.
И он глазами показал на колбочки и реторты, которые выстроились на рабочем столе.
Кокин угрюмо молчал, пристально всматриваясь в глаза Плетнева.
- Да, да, Николай Александрович, вы не ослышались! Я говорю именно про эту лабораторию, про лабораторию, в которой до недавнего времени работал и ваш коллега Савин.
Кокин невольно сморгнул и его невыразительное лицо стало гипсово-белым.
- Простите, Владимир… Антон Владимирович, но я отказываюсь понимать вас. К тому же, насколько вам известно, мы занимаемся прямо противоположными разработками, да и вообще…
Однако Плетнев словно не слышал его лепета, продолжая гнуть свою линию:
- Кстати, а как этот препарат действует? Что, человек выпивает рюмку коньяка и моментально падает с инфарктом?.. Ударившись при этом головой об угол стола. Или же…
- Вы на что-то намекаете? - дрогнувшим голосом спросил Кокин.
- Иначе бы я не завел этот разговор с вами, - пожал плечами Плетнев.
- И на что именно? - повысил голос Кокин.
Плетнев устало вздохнул.
- Николай Александрович… вы же умный человек. Давайте не будем вилять друг перед другом.
Кокин полоснул по лицу Плетнева испытующе-вопросительным взглядом и почти выдавил из себя:
- Да… конечно, не будем… - И тут же, будто его подстегнули хлыстом: - Миша… Михаил Леонидович… он что… был убит, а не умер?
- Да, - кивнул головой Плетнев. - Можно считать, что ему помогли уйти на тот свет.
- И… и что? Именно таким образом?.. Я имею в виду с добавлением какого-то препарата?
Плетнев покосился на Кокина. Сказать, что это всего лишь гипотеза, выдвинутая судебным медиком и уже развитая им, Антоном Плетневым? Да кто он, собственно говоря, такой в глазах этого фармацевта? Подумал и решил не рисковать.
- Да, можете считать, что это уже доказанный факт.
- Кем… кем доказанный? - встрепенулся Кокин, на что Плетнев только плечами пожал. Мол, не задавайте глупых вопросов, профессор.
- Да, конечно, - согласился с ним Кокин. - Тайна следствия. И что же, вы обвиняете в этом меня?
И вновь пожатие плеч.
- Но на чем… на чем строятся эти ваши… домыслы? - почти взвизгнул Кокин. Он явно нервничал, допускал ошибки, и его надо было добивать.
- Что вы имели в виду, когда сказали Савину: "Вы пожалеете об этом"?
- К-когда я такое говорил? - растерялся Кокин.
- Через день после попытки ограбления. Кстати, чуть позже вы уверяли меня, будто вы и Савин лучшие друзья. Надеюсь, это вы помните?
В ожидании ответа Плетнев присел на стул; однако Кокин молчал, словно его заклинило. Наконец поднял на своего мучителя наполненные болью глаза и как-то очень тихо произнес:
- Да, вы угадали. Я и Савин… мы не любили друг друга. Спросите, почему? Да потому, что это был молодой и действительно талантливый хам, без авторитетов. Мы… мы разрабатывали "Клюкву" три года, а он пришел на все готовенькое и… В общем, он просто издевался надо мной, пользуясь тем, что ему покровительствовал Ясенев и он как бы был любимчиком нашего академика.
Лицо Кокина скривилось в какой-то вымученной гримасе, и он сглотнул подступивший к горлу комок.
- Но поверьте… убивать кого-то только за то, что он пользуется повышенным вниманием руководителя группы… По крайней мере, это глупо.
Он замолчал было, однако что-то щелкнуло в его голове и он снова вскинулся на Плетнева:
- И потом… какие, собственно говоря, у вас доказательства, что это я виноват в гибели Савина?
Плетнев как бы не слышал этого вопроса, вылившегося в крик души.
- Когда вы в последний раз встречались с Глебом Шумиловым? - совсем уж казалось бы не к месту спросил он.
- Я? - изумился Кокин. - Я… я не помню. К тому же мы так вот запросто не общаемся. Все-таки он - вице-президент компании, а я… я всего лишь ученый, который по контракту работает на компанию Шумилова.
- Хорошо, - согласился с ним Плетнев. - По контракту, так по контракту. Но в таком случае я в третий раз задам вам вопрос, на который у вас так и не нашлось внятного ответа.
Он замолчал, выдержал мхатовскую паузу и, четко разделяя слова, произнес:
- Что вы делали в лаборатории в ночь с тридцатого на первое. Перед тем, как надеть халат наизнанку!
Заметив, как вздрогнул при этих словах Кокин, жестко, с металлом в голосе добавил:
- Только не надо мне рассказывать, что вы в течение пяти часов выключали сушильную камеру.
- Но я… - пробормотал Кокин. - Это какая-то нелепость… Поверьте, я ничего плохого не сделал…
Теперь уже на него было больно смотреть.
- Ближе к сути!
- Я был… Господи! Простите, но я не могу вам сказать, где я был!
Вот оно! Пожалуй, это первый правдивый ответ. И на нем уже можно строить обвинение.
- Господи, что вы делаете со мной?! - взмолился Кокин, закрыв лицо руками. - Но я… я не убивал Савина и не пытался украсть "Клюкву"! Это все, что я могу вам сказать. Делайте все, что считаете нужным, но я никогда не скажу вам, с кем я был в ту ночь. Вы понимаете меня? Ни-ко-гда!
Он вдруг замолчал, резко обернувшись на скрипнувшую дверь, и его глаза наполнились ужасом.
На пороге стояла всхлипывающая Оксана…
Плетнева Кокин догнал, когда тот уже шел по коридору лабораторного корпуса. Схватил его за руку и умоляюще заговорил, давясь собственными словами:
- Антон Владимирович, дорогой… я надеюсь, что это останется между нами. Ну… ну как вам все это объяснить? Оксаночка, конечно, очень хороший, искренний человек, но я… я уже не в том возрасте, чтобы так вот, сразу, в один момент, менять свою жизнь. И если… если об этом узнает моя жена… К тому же я очень люблю своих детей, да и квартира на нее записана…
Господи милостивый! Мог ли он судить этого человека?
- До свидания, Николай Александрович. Мы еще поговорим об этом.
- Да, конечно, - заторопился Кокин, видимо, боясь, что Плетнев не станет его слушать, - но теперь, когда все обстоятельства, если, конечно, можно так выразиться, раскрыты… я могу, наверное, сказать вам…
- Что? - насторожился Плетнев.
- В ту ночь… ну-у, когда была попытка ограбления, я видел Глеба Шумилова. Точнее слышал его голос. Стоя в коридоре, они говорили о каких-то очень больших деньгах, и вот тогда-то…
- Кто был второй?
- Ясенев! Академик Ясенев.
- В какое время это было?
- Точно, конечно, сказать не смогу, но вскоре сработала сигнализация, примерно, через полчаса…
Глава 15
Итак, Глеб Шумилов и академик Ясенев. Если, конечно, Кокин не наводит тень на плетень, чтобы уйти от ответственности.
То, что к похищению "Клюквы" был причастен Глеб Шумилов, вице-президент компании и двоюродный брат Дмитрия Шумилова, - в этом Турецкий даже не сомневался. Но чтобы притянуть к этому и главного разработчика иммуностимулятора… М-да, неисповедимы пути Господни!
И в то же время, на каком основании предъявить человеку обвинение?
Однако надо было что-то делать, что-то предпринимать, тем более что результатов его сыскных способностей уже ждал Шумилов-старший, и Турецкий, не мудрствуя лукаво, позвонил Ясеневу, попросив академика более подробно и в то же время более доходчиво рассказать о "Клюкве". На удивленный вопрос академика: "А вам-то зачем это?" - вынужден был наплести целый короб вранья, вроде того, что ему, мол, важно знать, какое направление в фармацевтической промышленности может быть приоритетным для шумиловской разработки.
- Но вы же понимаете, что по телефону этого не объяснишь! - то ли возмутился, то ли удивился Ясенев.
- Естественно! И поэтому я готов подъехать к вам в любое, удобное для вас время.
- В принципе, я и сейчас мог бы вас принять, - после недолгого раздумья соизволил пойти ему навстречу Ясенев.
- Прекрасно, Иван Иванович! Я еду.
Завороженный мельтешением каких-то красочных микроорганизмов, Турецкий наконец-то оторвался от окуляра микроскопа и восхищенно произнес:
- Как в кино!
- Кино… - с нотками презрительного высокомерия в голосе отозвался Ясенев, все это время исподволь наблюдавший за Турецким. - Это "кино", как вы изволили выразиться, тянет на Нобелевскую премию, и если звезды лягут так, как надо…
"М-да, этому академику скромности не занимать", - про себя отметил Турецкий, рассматривая роскошный кабинет главного разработчика изделия с идиотским названием "Клюква", а хозяин этого кабинета между тем продолжал:
- Надеюсь, вы понимаете, что я вам показал и рассказал только сотую, если даже не тысячную часть из того, что уже сделано - на остальное не имею права. И вы теперь, надеюсь, действительно понимаете, что это чудо?
Турецкий покосился на Ясенева. Этот человек обладал необыкновенным свойством вызывать к себе отрицательные эмоции, хотя, казалось бы, и не говорил тебе лично ничего паскудного. И это было более чем странно. Судя по всему, он просто не видел человека, с которым разговаривал в данный момент, восседая на сотворенном им же самим троне патологического самомнения.
"М-да, тебе бы, Иван Иванович, психиатра толкового, да чтобы он с тобой поработал по-свойски", - пронеслось в голове у Турецкого, однако вслух он задумчиво произнес:
- Да, конечно, все это очень интересно. И теперь, собственно, мне понятен тот ажиотаж, который закрутился вокруг шумиловского иммуностимулятора.
Он даже сам не заметил, какую допустил "бестактность", назвав "Клюкву" шумиловской, и только когда увидел посеревшее лицо академика, понял, что обратной дороги уже нет и, судя по всему, разговор придется вести напрямую. Впрочем, решил Турецкий, может это и к лучшему.
- Извините, я кажется увлекся…. - послышался резкий голос Ясенева, чем-то похожий на скрип телеги на деревенских ухабах. - Иногда забываю, что есть на свете люди, которые не разбираются в биохимии. Полчаса вам объясняю принцип работы созданного в моей лаборатории иммуностимулятора и не удосужился даже спросить, знаете ли вы, что такое дезоксирибонуклеиновая кислота…
М-да, этот академик умел бить, причем наотмашь и очень больно, чтобы окончательно унизить своего оппонента, растоптав его академическими сапогами.
"Ничего-ничего, - мысленно усмехнулся Турецкий, - будет и на моей улице праздник".
Он улыбнулся Ясеневу с обезоруживающей ухмылкой и, как бы отвечая на его вопрос, столь же обезоруживающе просто произнес:
- Ну, на это, положим, моих познаний хватит… Если не ошибаюсь, это ДНК, да?
Ясенев молчал, видимо не считая нужным опускаться до подобного примитива.
- А скажите мне, Иван Иванович, ведь для того, чтобы работать в компании Шумилова все-таки необходимо владеть хотя бы азами химии, не так ли?
- Ну-у, естественно… - процедил Ясенев, лихорадочно соображая, к чему бы это столь высокопоставленный сыщик задал этот вопрос. - Но только я не понимаю…
- Сейчас все поймете, - остудил его нетерпение Турецкий. - Вот скажите, Глеб Шумилов… он же ни хрена не смыслит ни в химии, ни в медицине, ни тем более в фармацевтике, в отличие от моего друга Димы Шумилова. Но при этом он является вице-президентом компании, фармацевтической компании! Так вот, подобная расстановка сил не мешает вам работать?
Ясенев пристально смотрел на Турецкого, однако в его глазах практически невозможно было что-то прочитать.
- Я… я не вправе судить о профессиональных качествах Глеба, - наконец-то выдавил он из себя. - Пусть этим занимается сам Шумилов. Однако должен заметить, что Глеб, в первую очередь, - экономист и бизнесмен, и насколько я знаю, занимается он только финансовыми вопросами.
- Прекрасно! - обрадовался Турецкий. - Он действительно экономист и бизнесмен. И, как мне кажется, в первую очередь он все-таки бизнесмен. И именно поэтому у меня к вам вопрос…
Ясенев молчал, все так же пристально всматриваясь в лицо Турецкого. Что и говорить, школу в свое время он прошел достойную. И умел держать удар.
- Какие финансовые вопросы вы обсуждали с Глебом Шумиловым в ту злополучную ночь, когда была совершена попытка выкрасть из сейфа шумиловский иммуностимулятор.
Турецкий нарочито сильно произнес слово "шумиловский", однако Ясенев на этот раз даже не прореагировал на эту язвочку. Просто в его взгляде что-то изменилось, и он произнес, не сводя с Турецкого все того же пристального взгляда:
- Мы разговаривали о предстоящей выставке… - Подумал немного и добавил, видимо для пущей убедительности: - О том, как лучше организовать презентацию…
- И разговаривали, насколько я могу догадываться, у вас в кабинете?
- Да, в моем кабинете! А что?
- В таком случае еще вопрос. Почему же тогда Глеб Шумилов не вышел вместе с вами из вашего кабинета, когда прозвучала сигнализация? И это в то время, заметьте, когда Глеб еще являлся начальником службы безопасности вашей компании.
Ясенев молчал.
- К тому же, уважаемый Иван Иванович, вам не кажется несколько странным обсуждать вопрос предстоящей презентации глубокой ночью? И если вы мне ответите на эти вопросы, я буду вынужден просто извиниться перед вами.
Турецкий смотрел на Ясенева и поражался тому, как меняется лицо этого человека. Оно вдруг стало пунцово-красным, и только его глаза оставались бешено белыми.
- Вы… вы в чем-то хотите меня обвинить?
- Упаси Бог! - взмолился Турецкий. - Вас никто ни в чем не обвиняет. Я просто хотел бы…
Однако Ясенев уже не слышал его. А возможно, что и не желал слышать.
- Я слышал эту фразу много раз, когда еще работал в советском НИИ! - уже почти кричал он, буравя Турецкого злым, ненавидящим взглядом. - В то время, когда к нам еще приходили серые люди в серых костюмах… Вы что же… вы что-то хотите мне инкриминировать? Как инкриминировали в тридцать седьмом году? При вашей незабвенной советской власти?
Турецкий узнавал и не узнавал Ясенева. Это был совершенно другой человек. Человек, который был готов уничтожить ненавистного ему следователя.
- Ну, насчет незабвенной советской власти - это, положим, совершенно другой разговор, и если желаете, мы побеседуем с вами на эту тему чуток попозже, - как можно спокойнее произнес Турецкий. - Однако хотелось бы обратить ваше внимание на то, что вы, академик Ясенев, должны были бы памятник ей поставить, а не поливать грязью на каждом углу, ввинчивая тридцать седьмой год, о котором вы, из-за вашей высокопоставленной зашоренности, совершенно ничего не знаете.
- Это… это почему же?.. - почти задохнулся в своем крике Ясенев.