- Ну, что еще? - хмуро отозвался Маурин, не ожидавший от звонка Голованова ничего хорошего. По крайней мере, для себя лично как для опера.
- Слушай, Костя, - как бы не замечая его угрюмости, произнес Голованов. - А вы отрабатывали версию Павла Григорьева? Я имею в виду убийство Самсоновой. Если помнишь, конечно.
- А это кто еще такой? - пропустив мимо ушей "если помнишь, конечно", все с той же угрюмостью в голосе вопросом на вопрос ответил Маурин.
- Все ясно с вами! - хмыкнул Голованов. - А насчет, кто таков Паша Григорьев, даю развернутый ответ. Глядишь, и пригодится кое-кому.
- И что же за ответ таков? С-сыщик хренов!
- Записывай! Павел Антонович Григорьев, сын той самой Григорьевой, которая изо всех сил катит бочку на моего генерала. Так вот, несколько лет назад, а точнее - в тот год, когда умер муж Самсоновой, ее племянник Паша Григорьев решил обеспечить себе безбедную жизнь за счет того, что осталось вдове художника после смерти мужа. И он, подбив на это еще двух своих приятелей, отследил, когда его тетушки не будет дома, и проник в ее квартиру, предварительно сняв слепки с ее ключей. Чем бы все это закончилось, неизвестно, так как ребятки работали в перчатках, однако непрошеных гостей заметила соседка Самсоновой и тут же позвонила в милицию. Так что, когда вдова вернулась домой, ей оставалось только охать да ахать, да еще написать заявление в милицию. Кстати, она еще не знала на тот момент, что наводчиком был родной племянник ее мужа, которого тут же сдали его подельники.
- И что с того? - резонно заметил Маурин.
- А то, что этот самый Паша Григорьев давным-давно получил чистый паспорт и сейчас, насколько мне известно, спокойно проживает в Москве. Но это еще не все, Костя! Главное то, что о тайнике, в котором хранились драгоценности убитой, знали всего лишь несколько человек из ближайшего окружения Самсоновой, и одним из этих людей мог быть Паша Григорьев. А это, согласись, уже информация для размышления.
Голованов замолчал было, но тут же поспешил добавить, словно боялся, что вечно занятый старший оперуполномоченный убойного отдела МУРа капитан Маурин пошлет его со всеми версиями куда-нибудь подальше:
- И еще один немаловажный факт, Костя! Далеко не каждый домушник мог знать об истинной ценности и стоимости той коллекции статуэток, которая была похищена из квартиры Самсоновой. Стоят себе статуэточки, радуют глаз хозяйке, да и хрен бы с ними! А Григорьев не мог не знать - и все статуэтки с полочек словно корова языком слизала.
Маурин долго, очень долго молчал, видимо переваривая услышанное, наконец спросил уже более жизнеспособным голосом:
- Насчет Григорьева информация точная?
- Точнее не бывает! Да и информатор более чем надежный. Из ближайшего окружения Самсоновой.
- М-да, - промычал Маурин, - дела. - И тут же добавил: - Но ты же ведь знаешь, тот следователь, что это дело вел…
- Знаю, Костя, все знаю! - успокоил его Голованов. - А поэтому прошу тебя сейчас об одном. Мне нужен полный расклад по Григорьеву, а также по тем его подельникам, которые шли с ним по тому, старому делу.
- И что, все?
- Пока все.
- А если вдруг всплывет что-нибудь из похищенного?
- Сомневаюсь, - резонно заметил Голованов. - Если это действительно дело Пашиных рук, то он, зная настоящую цену этим статуэткам, постарается временно припрятать всю коллекцию, а потом или вывезет ее за рубеж, или же загонит какому-нибудь подпольному олигарху.
Глава 13
Плетнев и понимал, и не понимал, что с ним творится. Он вроде бы как осознавал, что влюбился, однако не мог понять, КАК это могло с ним случиться. После гибели жены, когда они в одночасье осиротели с Васькой, ему казалось, что он уже ни-ко-гда не сможет всерьез связать свою жизнь с какой-нибудь, как вдруг…
Влюбился! Как семнадцатилетний мальчишка! У которого гормонов больше, чем извилин в мозгу. И влюбился-то как… С первого взгляда, как это бывает порой в кино.
Причем влюбился в женщину, о которой со-вер-шен-но ничего не знал, но без которой уже не представлял своей дальнейшей жизни. Расскажи кому - засмеют.
Не в силах выносить более изматывающих мук томительной неопределенности и в то же время страшась отказа, если он предложит ей встретиться, Антон все-таки набрался мужества, которого, казалось бы, ему было на занимать, и, когда Катя подняла телефонную трубку, произнес, невольно стушевавшись и забыв все те слова, которые он хотел бы ей сказать:
- Катя?.. Здравствуйте! Антон Плетнев беспокоит. Если, конечно, помните такого.
- Это такой большой и сильный, который помогал нести Игната? - засмеялась Катя. - А как же не помнить? Помню.
- И вы… вы не против того, что я позвонил вам?
- О чем вы говорите, Антон?! Конечно, нет. Я даже думала, что вы тем же вечером позвоните мне, все-таки Игнат находился в таком состоянии, что… Думала, позвоните, чтобы справиться о его самочувствии, а вы…
Она была явно рада его звонку, он чувствовал это, и сейчас самое бы время предложить ей пойти вечерком в театр или в тот же ресторан, но вместо этого он замямлил, как закостеневший двоечник, вызванный к доске:
- Катя, простите, ради Бога, что отрываю вас от работы, но…
И замолчал, начисто забыв все то, что "репетировал" до этого едва ли не все утро.
- Ну же, Антон! - напомнила о себе Катя. - Я слушаю вас.
- Скажите, вы же нарколог широкого профиля? Я имею в виду, вы одинаково успешно работаете как с наркоманами, так и с алкоголиками?
Пожалуй, именно этого вопроса Катя ожидала менее всего, и в ее голосе послышалась нотка растерянности:
- Да… а что?
"Идиот! Дубина стоеросовая!" - сам себя обругал Плетнев, однако переводить разговор на другие стрелки было уже поздно, и он негромко произнес, вернее, попросил Катю:
- Катюша, вы не могли бы проконсультировать меня по одному вопросу?
- Что, личные проблемы с наркологией? - совершенно беззлобно поддела она Антона.
- Да ну, о чем вы говорите? - шуткой ответил Плетнев. - Я ведь практически не пью. Так… от случая к случаю.
- Рада слышать, - голосом практичной женщины резюмировала Катя. - В таком случае, что за проблема?
- Ну-у… разговор, конечно, не телефонный… и если вы позволите подъехать к вам?.. В больницу, скажем, или куда вы прикажете…
- Подъезжайте в клинику, - немного подумав, отозвалась Катя. - Сегодня я до утра дежурю, так что если вас утроит часов в семь или в восемь вечера…
- И поужинаем вместе! - наконец-то нашелся Плетнев.
Небольшая и в то же время довольно комфортная пиццерия за годы своего существования постепенно превратилась в "общепитовскую" точку местного значения, где можно было и винца с водочкой хлебнуть да и перекусить недорого на скорую руку, и когда в проеме открытых дверей застыл человек-монумент в сером "в елочку" костюме за две тысячи евро, столики как бы зависли в удивленно-восхищенном молчании, и Катя, явно польщенная подобным вниманием, произнесла едва слышно:
- Антон, да вы, оказывается, сердцеед. И появляться с вами в общественном месте… Уведут!
- От вас не уведут! - буркнул Плетнев, и они, провожаемые восхищенными и одновременно завистливыми взглядами, прошли к дальнему столику, около которого их уже ждал расторопный официант.
- Добрый вечер Екатерина Максимовна, - расплылся он в приветливой улыбке и, видимо, не смог сдержать себя, чтобы не пройтись по впечатляющей фигуре сорокалетнего, атлетически сложенного гиганта оценивающим взглядом. - Что будем заказывать? Вы сегодня не одна? Это ваш новый врач?
- Можешь считать, что угадал, - хмыкнула Катя. - Но еще практикант, будет вводить у нас новую методику лечения от алкогольной зависимости.
- Даже так! - округлил глаза официант, видимо пытаясь совместить слова "практикант" и "новая методика лечения".
- Да, - кивком подтвердил Плетнев, - называется анестезия. Кулаком в лоб - и на всю жизнь забыл, что такое водка. Практика показала, здорово помогает.
- Да ну вас, смешливых, - хихикнул, покосившись на плетневский кулак, официант и тут же перешел к делу: - Что будем заказывать, Екатерина Максимовна? Как обычно? Салат с бульоном, кофе и пицца по-македонски?
Катя покосилась на Плетнева: мол, как прикажете вести себя, врач-практикант?
- Принеси, пожалуйста, карточку, - попросил Плетнев, - но сначала по чашечке кофе по-турецки. Надеюсь…
Ухватистый официант понял его с полуслова.
- Для Екатерины Максимовны и ее друзей я даже бутылочку настоящего винца найду. Тем более, что к пицце по-македонски очень даже красное полусухое подойдет.
Когда официант скрылся в дверях, которые вели на кухню, Плетнев пробурчал, едва скрывая неожиданно возникшую в нем неприязнь и к ухватистому официанту, и к тем, кто из-за своих столиков разглядывал ЕГО Катю:
- Это что же, вас, оказывается, здесь все официанты знают?
- А как же им нас не знать, если это ближайшая точка, где можно иной раз перекусить вне клиники! Вы знаете, хоть и хорошие у нас повара, но…
- Что иной раз хочется чего-нибудь человеческого, - повеселел Плетнев.
- Вот именно, человеческого, - засмеялась Катя. - Так что у вас случилось, Антон? Слушаю вас. Кстати, - спохватилась она, - вы не против, если я вас буду называть Антоном? Такое красивое имя…
- А я вас - просто Катя.
Все еще пребывая в какой-то эйфорической прострации, чего с ним не случалось за всю его жизнь, и не зная, с какого края начать свой рассказ о смерти Савина - все считали, что его убили, а он, оказывается, скончался от обширного инфаркта, заставшего его в лаборатории за бутылкой коньяка, Плетнев досадливо поморщился и негромко произнес:
- Я, собственно, вот по какому поводу…
- А без повода вы не могли мне позвонить? - улыбнулась Катя, рассматривая красиво завязанный узел галстука, которому мог позавидовать любой телеведущий. - Кстати, вы сами учились завязывать галстук? Насколько я знаю мужчин, вы в этом деле сплошные профаны.
- Мужчин… это ваш муж? - моментально отреагировал Плетнев, краешком глаза покосившись на Катю.
- Бывший муж, - как о чем-то совершенно далеком и одновременно постороннем, ответила Катя. - Кстати, а вы… вы женаты?
Плетнев отрицательно качнул головой.
- Что, в разводе?
- Нет. Просто… просто жена моя погибла, и когда мы с Васькой остались одни…
В его голосе прозвучало нечто такое, что заставило Катю более внимательно посмотреть на Плетнева, и она произнесла, виновато вздохнув при этом:
- Простите меня, Антон. Я… я ничего этого не знала.
- Думали, что клеится очередной ухажер? - с грустинкой в глазах усмехнулся Плетнев.
- Можно считать, что так, - как-то очень просто ответила Катя. - А вы, оказывается… Кстати, Васька - это ваш сын?
- Да, сын!
- Это здорово! - совершенно неожиданно выпалила она. - Это очень даже здорово! Кстати, а почему вы с собой его не взяли? Лично мне было бы приятно познакомиться.
Не понимая, что может быть "здорового" и "очень даже здорового" в том, что у сорокалетнего вдовца еще сын на руках, Плетнев пробормотал что-то малоразборчивое, покосился на Катю и уже чуть громче произнес:
- Если вы не против, то у нас все еще впереди. И знакомство, и… К тому же, я действительно хотел бы проконсультироваться с вами по поводу одной, довольно неожиданной смерти от острой сердечной недостаточности.
- Сердечной недостаточности?.. - вопросительно уставившись на Плетнева, уточнила Катя. - Но ято чем могу помочь? Я ведь всего лишь нарколог.
- Вот именно вы и смогли бы мне помочь! Дело в том, что тому человеку было всего лишь двадцать восемь лет и он никогда не был сердечником. Ни-ко-гда! - уже с более жесткими нотками в голосе произнес Плетнев.
- Насколько я могу догадываться, при вскрытии у него был обнаружен алкоголь?
Плетнев утвердительно качнул головой.
- Да. И у меня к вам вопрос, как к специалисту. Могло ли с совершенно здоровым до этого человеком случиться подобное. Трупный доктор сказал…
- Кто-кто? - изумилась Катя.
- Ну-у, патологоанатом, значит. Трупный доктор, по-нашему, - стушевался Плетев. - Так вот он сказал, что у него словно петарда в сердце разорвалась.
- Если выпить литра полтора, - пожала плечиками Катя, - да на неподготовленный организм…
- В том-то и дело, что экспертиза показала минимальное количество алкоголя.
- Даже так? - удивилась Катя. - Впрочем, возможно и такое, если… если он был медикаментозно закодирован от алкогольной зависимости. Кстати, вы не уточняли, он никогда не лечился от этого дела?
Плетнев на это только руками развел.
- В том-то и дело, что он не был алкоголиком. Ни в прошлом, ни в настоящем.
Теперь уже Катя задумалась надолго, видимо, перелопачивая в памяти возможные причины смерти, завязанные на спиртном. Наконец, спросила негромко:
- И вы, насколько я могу догадываться, предполагаете насильственную смерть?
- Да, - кивком подтвердил Плетнев. - Не исключено, что его убили. И у меня к вам вопрос. Он мог быть отравлен? В принципе, это возможно?
- Вы имеете в виду отравление алкоголем?
- Да, алкоголем. Но не отравление в прямом смысле этого слова, а то, что случилось с этим человеком. Словно петарда в сердце разорвалась.
- Да, возможно и такое, - скорбно подтвердила Катя. - Существует около трехсот веществ, которые могут вызвать остановку сердца в сочетании с алкоголем, причем около пятидесяти из них практически невозможно обнаружить даже при вскрытии.
- Даже так?!
- Да, даже так!
- А что значит "практически"?
- Практически - это значит провести специальные тесты. Но и при этом данные будут всего лишь косвенные. К тому же это делается только в тех случаях, когда точно известно, что этот человек был отравлен. Да и то, пожалуй…
- Что, "да и то"? - насторожился Плетнев.
- Если это какой-нибудь олигарх, как их теперь называют, или политик известный.
- М-да - буркнул Плетнев, начиная осознавать, что ему, видимо, никогда не докопаться до истинной причины смерти Савина. Ни олигарх, ни политик - всего лишь подающий надежды ученый, привлеченный Шумиловым к разработке иммуностимулятора "Клюква". Как говорится, не того масштаба птица, однако, несмотря на все это, мужика замочили прямо в лаборатории.
В дверях, которые вели на кухню, с подносом в руках появился официант, а Плетнев, наблюдая, как он пересекает зал, спросил негромко:
- Еще один вопрос, Катюша. - Он впервые за все время назвал ее Катюшей, и ей, кажется, это понравилось.
- Да?
- Как долго может продержаться это вещество в организме, пока не придет во взаимодействие с алкоголем?
- Ну-у, по-разному, - пожала плечиками Катя. - От трех до восьми часов.
Она хотела, видимо, еще что-то добавить, но в этот момент подошел официант, довольно артистично составил с подноса на столик заказанные Плетневым салаты и два куриных бульона, как бы по секрету сообщил, что заказанная пицца еще в духовке, и, пожелав приятного аппетита, столь же артистично удалился.
Чувствовалось, что весь этот изыск предназначен исключительно для Кати, и Плетнев вдруг почувствовал кольнувшее в груди, давно забытое чувство петушиной ревности.
"М-да, этого еще не хватало", - пробормотал он сам про себя, и все-таки не сдержался, чтобы не проводить подчеркнуто прямую спину официанта "напутственным" взглядом.
- Странно, что он еще не спросил, "чаво пить изволите?", - пробурчал Плетнев. - Обычно они…
- Не будь букой, Антон, - улыбнулась Катя и как-то очень мягко и ласкающе нежно положила свою ладошку на его руку. - Этот мальчик наших врачей уже года два обслуживает, как-то уж так повелось, и за этот столик, кстати говоря, никого не посадит, если знает, что должен прийти кто-то из наших. И естественно, что когда он увидел меня с тобой…
Она многозначительно замолчала, и Плетнев вдруг осознал, что ЕГО Катя, о которой он думал, не переставая, все это время, уже называет его на "ты".
Это был праздник души и сердца.
Пока расправлялись с салатами и пили бульон, говорили о чем угодно, но только не о смерти, однако Катя, видимо, понимала, что этот вопрос не отпускает Антона, и когда гордый за своего шеф-повара официант выставил-таки на столик исходящую сногсшибающими запахами пиццу и опять пожелал почетным гостям приятного аппетита, Катя негромко произнесла, отрезая ножом кусочек пиццы:
- Антон, как говорит наш главврач, может, вернемся к общероссийской теме? Я имею в виду алкоголь. Насколько я могу догадываться, твой вопросник ко мне еще не закрыт и что-то тебя волнует. Или, может, я не права?
- Права, - буркнул Плетнев, думая уже о том, что, пожалуй, брешут и клевещут злые языки, когда утверждают, что в женщине не могут сочетаться красота и ум одновременно. Еще подумал было о том, какой муж нужен такой женщине, как Катя, но она ждала ответа и он вынужден был перейти с поэзии на прозу. - Но я почему-то подумал, что уже вызываю аллергию своими расспросами.
- Господи, Антон… о чем ты! - округлила глаза Катя. - Да я могу на эту тему сутками напролет говорить. Это же… это же беда и страшное несчастье, которое захлестнуло всю Россию! А ты говоришь - "аллергия".
Плетнев удивленно смотрел на сидевшую напротив него женщину. Только что это была нежно-обворожительная красавица, которую хотелось спрятать себе под пиджак и не показывать более никому, как вдруг… Жесткий, непреклонный врач-нарколог, который осознает всю ту ответственность, которую взвалил на себя. М-да, вот и думай теперь, господин-товарищ Плетнев, как себя вести с ней, если намерен…
Впрочем, он даже самому себе пока что не мог признаться в своих намерениях. Боялся отказа!
Однако Катя ждала ответа, и он вздохнул с облегчением, освобождаясь от своих мыслей.
- Ну, ежели нет аллергии, тогда вопрос на засыпку. Эти вещества или препараты, про которые ты говорила, их можно достать в принципе? И если можно, то где и как?
Катя вопросительно покосилась на Плетнева.
- Что, настолько все серьезно?
- Да.
- В таком случае, надо подумать.
Видимо, чисто автоматически, она отрезала еще один кусочек пиццы, отправила его в рот, сжевала и только после этого, без особой уверенности в голосе, произнесла:
- В принципе, можно и купить, конечно, но… но это очень хлопотно и сложно. Подобные вещества на строжайшем учете, и даже малейшая утечка…
- Короче говоря, этот вариант практически исключается?
- Да.
- Тогда, что еще?
- Можно, конечно, и самому синтезировать… если, конечно, ты большой спец в этом деле и под рукой находится надлежащая лаборатория, не говоря уж о соответствующих компонентах для нужного синтеза.
"Лаборатория…" - моментально отреагировал Плетнев. Лучшей лаборатории, чем та, в которой работал Савин, не найти, но в таком случае…