Насыщенный драматизмом боевик, в котором полицейский Мелоун противостоит банде грабителей, решивших использовать его семью в качестве заложников.
Содержание:
-
Среда - СУМКА 1
-
Четверг - РЕБЕНОК 7
-
Четверг - пятница - ДЕНЬГИ 11
-
Пятница - НА ДНЕ 14
-
Суббота, воскресенье, понедельник, вторник - СЛАБОСТЬ 18
-
Вторник - СДЕЛКА 23
-
Вторник - РАСПЛАТА 26
-
Примечания 28
Эллери Квин
"Я больше не коп"
Мы посвящаем роман, написанный к сорокалетию нашей творческой деятельности, читателям здесь и за рубежом, преданно следившим за нашими приключениями в печати.
Авторы
Ни один человек не является островом, который полностью сам по себе.
Донн, 1624 г.
Среда
СУМКА
Было погожее бабье лето, и клены позади завода все еще покрывала листва. Они стояли под луной, подобно девушкам, томящимся в ожидании предложения от высокого темного неба.
Хауленд повернулся от окна, не испытывая никакого восторга. Он ненавидел ноябрь, так как за ним следовал декабрь с его рождественскими тратами. Хауленд не испытывал никаких чувств к природе, религии или чему-либо еще, кроме денег. Ему казалось, что все свои пятьдесят семь лет он тянулся за ними, но значительная их часть проскальзывала у него между пальцами.
Он бросил взгляд на часы со стальными стрелками над деревянной дверью с надписью "Менеджер", похожей на компьютерный шрифт.
Почти десять.
Хауленд вернулся к столу и посмотрел на пачки денег, думая о своем "послужном списке".
Он начался с первой работы после окончания курсов коммерции в средней школе Нью-Брэдфорда. Старый Луи Войцижевский взял его кассиром в лавку, где продавали сандвичи, напротив скобяной лавки Компо. Тогда его поразило, что в мире существует столько наличных денег. Они работали шесть дней в неделю, и за это время через кассу проходило от восьмисот до девятисот долларов. Лично он имел с этого двенадцать жалких однодолларовых бумажек, которые старый Войци аккуратно отсчитывал ему каждый субботний вечер.
Еще хуже было в Национальном банке округа Тогас, где через его руки проходили тысячи долларов, принадлежащие кому угодно в городе, только не кассиру Хауленду. Он даже не сразу мог открыть счет, так как женился на Шерри-Энн, которой хватило глупости забеременеть, заболеть и потерять ребенка, что повлекло за собой нескончаемую вереницу счетов от больниц, врачей и аптекарей. Тем не менее она продолжала разбрасываться теми жалкими грошами, которые зарабатывал Хауленд, словно он был миллионером. "Моя персональная канализационная труба, - думал о жене Хауленд. - Не знаю, почему я не бросил ее давным-давно - она даже похлебку толком сварить не умеет".
Он сел за стол, не сводя глаз с денег.
Хауленд почувствовал слабую надежду на лучшее, когда Кертис Пикни предложил ему работу в новом нью-брэдфордском филиале компании "Ацтек", производителя бумаги. Пикни гладко рассуждал о расширении компании, возможностях продвижения (к чему?), дополнительных благах (при отсутствии профсоюза), окладе, начиная со ста трех долларов ("на руки восемьдесят шесть семьдесят пять центов, но вы же знаете эти чертовы налоговые ведомства в Вашингтоне, мистер Хауленд"), но, проработав девять лет, Хауленд приносил домой всего сто двенадцать долларов девяносто центов в неделю и по-прежнему был всего лишь бухгалтером, коим наверняка бы остался, покуда бы его не вынесли ногами вперед или не уволили. А где пятидесятилетний мужчина может найти достойную работу в Нью-Брэдфорде или еще где-нибудь, коли на то пошло?
Почему они до сих пор его не выгнали?
Думая об этом, Хауленд услышал три стука в заднюю дверь заводоуправления - один и еще два после небольшой паузы.
Он вскочил со стула, но не сдвинулся с места.
Жалованье служащих компании находилось в нескольких перетянутых круглыми резинками пачках; рядом валялась брезентовая сумка, с которой он забирал деньги из банка во второй половине дня, сопровождаемый полицейским Уэсли Мелоуном - городским копом, чьи глаза, казалось, постоянно ищут следы индейцев.
"Интересно, что бы подумал об этом Уэс, - размышлял Хауленд. - Вероятно, стал бы выслеживать меня, как рысь, которая забрела из Канады и таскала кур на птицеферме Херли, пока не всадил бы мне пулю между глаз".
Мысль придала ему решимости. Но когда он спешил по темному коридору к задней двери, его легкие трудились вовсю, а сердце подскакивало к горлу.
Однако Хауленд не собирался отказываться от своих планов. Они не включали ни Шерри-Энн, ни даже Мэри Григгс, соблазнительную девчонку из закусочной Элвуда.
Он вообще не знал, что они включают, помимо шести тысяч долларов - практически годового жалованья, свободного от налогов.
За рулем сидел Хинч. "Мой штурвальный", - называл его Фуриа. Автомобиль свернул на стоянку позади завода и остановился на гудронированной площадке футах в десяти от заднего входа. Это был "крайслер-ньюйоркер" с мощным мотором, без единой вмятины и с радиоприемником, настраиваемым даже на полицейскую волну. Фуриа лично угнал автомобиль в самом центре Ньютона, штат Массачусетс, при свете дня. Они сменили номера на проселочной дороге около Лексингтона. Хинч был доволен - это была самая шикарная тачка, которая им когда-либо доставалась, снабженная даже полицейской волной на радио. Фуриа сидел впереди рядом с Хинчем. Голди расположилась на заднем сиденье, покуривая сигарету с золотым кончиком.
Фуриа вышел из машины и огляделся вокруг. У него были желтоватая кожа и уши Микки-Мауса. Голди, помешанная на сериале "Стар трек" и Леонарде Нимой, как-то в шутку назвала его мистером Споком, но только однажды. Фуриа носил деловой костюм от "Братьев Брукс", крахмальную белую рубашку, серый шелковый галстук, черные перчатки, лакированные туфли на высоком каблуке и зеркальные очки янтарного цвета, делавшие его похожим на аквалангиста. Шляпу он оставил на переднем сиденье.
- Нет, - резко скомандовал Фуриа.
Голди, вылезающая из автомобиля, остановилась:
- Почему нет?
- Потому что я так сказал.
Голди влезла назад в салон, пожав плечами, вместе с которыми приподнялись и опустились ее длинные золотистые волосы. Она заимствовала этот эффектный жест из телерекламы. Ее мини-юбка задралась, демонстрируя во всей красе стройные ножки в ажурных золотых чулках и золотых туфельках.
- Похоже, все о'кей, - заметил Хинч.
- На всякий случай не выключай мотор.
- Не беспокойся, Фур.
Фуриа направился к двери завода. Он шел на цыпочках, как актер, играющий вора. На ходу он ощупывал кобуру, как другие люди ощупывают "молнии" на одежде.
Подойдя к двери, Фуриа постучал три раза, сделав паузу между первыми двумя ударами.
Пара в машине сидела неподвижно. Хинч смотрел в зеркало заднего вида, а Голди смотрела на Фуриа.
- Чего-то он копается, - сказал Фуриа.
- Может, в штаны наложил, - отозвался Хинч.
Голди молчала.
Щелкнул замок, и в лунном свете, как призрак, появился Хауленд.
- Поскорее нельзя? - проворчал Фуриа. - Где бабки?
- Где что?
- Деньги. Жалованье.
- У меня на столе. - Бухгалтер неожиданно зевнул. - Забирайте. - Зубы Хауленда стучали, как телеграфные ключи. Он украдкой посматривал на пустую стоянку.
Фуриа кивнул, и Хинч быстро вышел из машины. Голди шевельнулась, но взгляд Фуриа пригвоздил ее к сиденью.
- У него есть веревка? - спросил Хауленд.
- Пошли. - Фуриа весело ткнул бухгалтера в живот. Тот испуганно отпрянул, а Хинч засмеялся. - Чего застрял? Давай-ка посмотрим на бабки.
Шаги Хауленда отзывались гулким эхом. Фуриа и Хинч ступали бесшумно. Теперь и Хинч надел перчатки. В руке он держал черную сумку.
Стол Хауленда находился в углу офиса возле окна. Над столом висела лампа с зеленым абажуром.
- Вот. - Он снова зевнул. - Чего это я раззевался? Где веревка?
Хинч отодвинул его в сторону.
- Да тут целая куча бабок!
- Двадцать четыре тысячи. Можете не пересчитывать - здесь все.
- Конечно, - кивнул Фуриа. - Мы тебе доверяем. Начинай упаковывать. Хинч.
Открыв черную сумку. Хинч начал складывать в нее пачки купюр, Хауленд с тревогой наблюдал за ним.
- Вы берете слишком много, - запротестовал он. - Мы же договорились. Где моя доля?
- Вот. - Фуриа трижды выстрелил в него с небольшим промежутком между первыми двумя выстрелами. Колени бухгалтера подогнулись, и третья пуля угодила двумя дюймами выше первых двух. Свет лампы упал ему на лысую макушку. Его нос издал хлюпающий звук, ударившись о виниловый пол.
Фуриа подул на пистолет, как это делают плохие парни в вестернах. Это был восьмизарядный "вальтер" с двойным спуском, которым он обзавелся при ограблении ломбарда в Джерси-Сити. "Эта штуковина лучше, чем женщина, - говорил он Хинчу. - Даже лучше, чем ты". Подобрав левой рукой три гильзы, Фуриа сунул их в карман - в правой он держат пистолет.
- Ты уложил его наповал, - сказал Хинч, глядя на Хауленда. Кровь начала вытекать из-под тела бухгалтера на винил. - Надо сматываться, Фур. - Он уложил в сумку все деньги вплоть до монет и застегнул "молнию".
- Я сам скажу, когда сматываться. - Фуриа огляделся вокруг, словно у них было полно времени. - Ладно, уходим.
Он двинулся к двери. Хинч замешкался, как будто ему не хотелось покидать Хауленда.
- Он спросил, где веревка. - Усмехаясь, Хинч демонстрировал дырку на месте двух передних зубов. На нем были черная кожаная куртка, черные джинсы и голубые кроссовки. Рыжеватые волосы спускались до плеч. Маленькие серые глазки со странными розоватыми белками поблескивали по обеим сторонам сломанного во время занятий боксом носа. - Мы забыли и кляп.
- Хинч!
- Иду, Фур. - Хинч с довольным видом вышел следом за Фуриа.
* * *
- Так я и знала, - сказала Голди, когда Хинч разворачивал "крайслер".
- Что ты знала? - Фуриа держал сумку с деньгами на коленях, как ребенка.
- Я слышала выстрелы. Ты убил его.
- Да, убил.
- Глупо.
Полуобернувшись, Фуриа ударил ее по лицу левой рукой.
- Мне тоже не по душе дерзкие шлюшки, - с одобрением сказал Хинч и поехал наискосок через стоянку, не включая фар. Перед поворотом он затормозил. - Куда ехать дальше, Фур?
- Через мост к транспортной развязке.
Хинч свернул налево и зажег фары. Дорога была пуста, и он придерживался скромных тридцати миль в час.
- Ты сама на это напросилась, - сказал Фуриа.
Из курносого носа Голди текла струйка крови. Она приложила к нему платок.
- Тебе пора научиться следить за своим языком, когда говоришь со мной, - продолжал Фуриа.
Хинч одобрительно кивнул.
- Зачем тебе было его убивать? - отозвалась Голди. Фуриа по-своему извинился, и они оба, в отличие от Хинча, это понимали. - Неужели из-за его доли?
- Лучше не оставлять свидетелей. Хауленд наверняка не болтал о нашей сделке. Хинч и я были в перчатках, а пушку я выброшу, как только мы раздобудем другую. Эти три пули нам никогда не пришьют, Голди. Я даже подобрал гильзы. Тебе не о чем беспокоиться.
- Я не люблю убийств.
- Заткни пасть, сучка, - сказал Хинч.
- Заткни свою, - прикрикнул на него Фуриа. - Мы с Голди сами разберемся. И не обзывай ее больше, понятно?
Хинч промолчал.
- Из-за его доли, Голди? - продолжал Фуриа. - А еще проторчала год в колледже! - Он говорил как добрый учитель. - Я даже школу не закончил и то знаю, что лучше делить на троих, чем на четверых. Его доля дает нам лишние шесть штук.
- А ты уверен, что он мертв?
Фуриа рассмеялся. Они ехали через реку Тонекенеке по мосту, за которым находилась транспортная развязка с заправочными станциями. Рядом виднелась неоновая вывеска "Закусочная Элвуда".
- Остановись здесь, Хинч. Я проголодался.
- Мои родственники все еще живут здесь, Фур, - предупредила Голди. - Что, если меня заметят?
- Сколько лет ты не была в этой дыре? Шесть?
- Семь, но…
- И волосы у тебя тогда были темно-каштановые, верно? Да и выглядела ты пай-девочкой - не то что теперь. Никто тебя не узнает, а я хочу жрать.
Голди облизнула алые губки. Фуриа всегда был голодным после очередного дела. В такие времена казалось, будто его во младенчестве насильно отняли от материнской груди, так и не возместив ущерб. На лице Хинча отразилось сомнение.
- Я же сказал тебе, Хинч! Тормози!
Хинч свернул с развязки. Ни он, ни Голди больше не произнесли ни слова. Фур слишком рискует, думала Голди. Когда-нибудь это плохо кончится.
На стоянке было около дюжины легковых и грузовых машин. Хинч выключил мотор и начал вылезать.
- Погоди. - Фуриа повернулся, обследуя лицо Голди при фиолетовом свете неоновой вывески. - У тебя на носу кровь. Вытри ее.
- Разве я не вытерла?
Он достал салфетку из бардачка, плюнул на нее и протянул ей:
- С левой стороны.
Голди глянула в зеркальце пудреницы, стерла пятно и воспользовалась пуховкой.
- Теперь я выгляжу нормально для деревенской дурочки?
Фуриа засмеялся второй раз за три минуты - он явно был на взводе. Ночью в постели он постарается быть неутомимым.
- Ты сядешь у стойки, - сказал Фуриа Хинчу, - а мы с Голди найдем укромное местечко. Как думаешь, Голди?
- Разве имеет значение, что я думаю?
- Никакого, - весело отозвался Фуриа. Он вышел из машины с черной сумкой и, не оборачиваясь, направился к закусочной.
* * *
Закусочная была хотя и не пустой, но отнюдь не переполненной. Фуриа вошел первым и перехватил отдельную кабинку у подростков с чизбургерами и пивом. Голди быстро присоединилась к нему, не сумев избежать восторженных взглядов посетителей. Впрочем, она не заметила никого из знакомых. Скользнув за перегородку, Голди спрятала мини-юбку под крышкой столика из фальшивого мрамора. "Я говорила Фуру, что сегодня вечером мне лучше надеть слаксы, - сердито думала она, - но ему обязательно нужно демонстрировать мои ноги. Теперь эти жеребцы наверняка меня запомнят".
Хинч вошел через минуту, опустился на табурет у стойки и тут же уставился на одну из официанток, только что вышедшую из кухни.
- Лучше присматривай за ним, - посоветовала Голди. - Он уже положил свинячьи глаза на девушку.
- О Хинче не беспокойся, - отозвался Фуриа. - Что будешь есть, куколка? Стейк с картошкой?
- Я не голодна. Просто кофе.
Пожав плечами, Фуриа снял перчатки и начал барабанить по столу наманикюренными ногтями. Его итальянские глаза поблескивали, а кожа при неоновом освещении приобрела зеленоватый оттенок.
Зал наполняли музыка, разговоры, звяканье посуды, запахи жареного мяса и лука. Фуриа жадно впитывал их. Его взгляд выражал гордость собственной удачей и сожаление, что здешние деревенщины не могут ощутить его могущество. Голди видела этот взгляд раньше, и он всегда пугал ее.
- Эй, ты! - окликнул Фуриа девицу, которая, вихляя задом, несла поднос в соседнюю кабинку. - Мы не можем ждать целый год.
Голди закрыла глаза. Когда она открыла их, официантка, наклонившись и едва не касаясь левой грудью рук Фуриа, убирала грязные тарелки с их стола.
- Сейчас вернусь, ребята. - Девица провела по столу тряпкой и выплыла из кабинки.
- Эта цыпочка недурно экипирована, Голди, - заметил Фуриа. - Почти не хуже, чем ты.
- По-моему, она меня узнала, - сказала Голди.
- По-твоему?
- Я не уверена, но могла узнать. Она училась в старших классах, когда я уехала из Нью-Брэдфорда. Ее зовут Мэри Григгс. Давай сматываться, Фур.
- Меня тошнит от твоих страхов, ну и что, если она тебя узнала? Это свободная страна, верно? Два человека имеют право перекусить.
- К чему рисковать?
- А кто рискует?
- Ты с твоей сумкой и пушкой.
- Уйдем, когда я съем мой стейк. Заткнись - она возвращается… Один стейк поподжаристей, с картошкой, и два черных кофе. И постарайся принести до утра.
Официантка записала заказ.
- Вам только кофе, мисс?
- Я же тебе сказал! - огрызнулся Фуриа.
Девушка быстро удалилась. Фуриа устремил ей вслед оценивающий взгляд.
- Неудивительно, что Хинч на нее облизывается. Я бы и сам не прочь…
- Фур…
- Она давно позабыла о твоем существовании. - Его тон давал понять, что тема закрыта.
Стейк подали слишком сырым. В другое время Фуриа бы разозлился и потребовал приготовить его заново, так как ненавидел мясо с кровью. "Я же не собака!" - говорил он.
Но теперь Фуриа быстро глотал кусок за куском, включая жир, и не выпуская вилку из рук. Голди потягивала кофе. Ее кожа невыносимо зудела. Доктор сказал ей, что это психо… что-то там. Недавно зуд стал усиливаться.
Хинч цеплялся к девушке за стойкой, которой это явно надоело.
"Когда-нибудь я брошу этих ублюдков", - думала Голди.
В одиннадцать, когда Фуриа подцепил вилкой последний ломтик картошки, повар включил радио. Голди, успевшая подняться, снова села.
- В чем дело теперь?
- Это местная радиостанция в Тонекенеке-Фоллс с последними новостями.
- Ну и что?
- Фур, у меня предчувствие…
- Ох уж эти твои предчувствия, - усмехнулся Фуриа. - Этим вечером ты труслива, как старая баба. Пошли.
- Разве нельзя послушать минутку?
Фуриа откинулся на спинку стула и вонзил зубы в пакетик с зубочистками.
- Сначала тебе не терпелось отсюда смыться… - Он умолк, услышав голос диктора.