Гуров медленно положил на стол фотографию Вишневецкого. Елисеев всмотрелся в нее, нахмурился и невольно покосился на Гурова. Взгляд у него был озабоченный, как у человека, потерявшего спутника в чужом аэропорту. Увидев, что Гуров тоже на него смотрит, Елисеев немедленно отвел взгляд.
– Но это же, по-моему, ваш коллега, – хмуро сказал он, показывая на фотографию пальцем. – Опер Вишневецкий. Он занимался нашим делом.
– Вашим делом? – живо спросил Гуров. – Что за дело?
– Да так, ерунда! – махнул рукой Елисеев. – Даже и не дело, собственно… Да вы, наверное, в курсе?
– Если я спрашиваю, значит, не в курсе, – строго сказал Гуров. – Потрудись отвечать на вопрос.
– Это уж не вопрос, а допрос получается, – проворчал Елисеев, но все-таки сказал: – В начале лета в меня стреляли. Это слегка напрягло меня тогда, и я обратился в МУР. Мне показалось, что это наезд на фирму в моем лице. Но потом мы поняли, что произошло недоразумение, и отозвали свое заявление.
Гуров наклонился над столом и постучал ногтем по фотографии.
– Вот этот человек, мой коллега, мой товарищ, трагически погиб – может быть, как раз в тот момент, когда искал тех, кто устроил вам это "недоразумение". И если ты думаешь, что после этого я позволю тебе спокойно развешивать на моих ушах лапшу, то ты сильно ошибаешься! Или ты поможешь мне докопаться до истины, или в перспективе тебя ждет плачевное будущее где-нибудь в северных широтах! И там время – совсем не деньги, могу тебя заверить. Там время напоминает холодную черную воду, которая еле движется…
– Не надо угроз, полковник! – хрипло сказал Елисеев. – Не знаю, что вы там себе вообразили, но я ничем не могу помочь в поисках этой вашей истины. Все, что было, я рассказал, а выдумывать, простите, не умею. Чего вы хотите от меня услышать?
– Да уж не ту бодягу, которую ты все время пытаешься мне подсунуть, – сказал Гуров. – Ты можешь считать себя хитрецом, но я тебя вижу насквозь. Иногда в людей стреляют просто так, чтобы посмотреть, что из этого получится, но это не тот случай. Погиб оперативник…
– Да мы-то тут при чем? – обиженно произнес Елисеев. – Говорят же, он совсем по другой причине погиб.
– По какой? – быстро спросил Гуров.
Елисеев прикусил язык и ответил с запинкой:
– Ну, не знаю… говорят, там личные дела какие-то… Короче, не знаю!
– Кто говорит? – не отставал Гуров.
– Да везде говорят, – уже увереннее заявил Елисеев. – Вообще люди говорят. Слухи ходят, понимаете?
– Не понимаю, – отрезал Гуров. – Я понимаю факты. А факты таковы, что Вишневецкий до самого последнего момента проявлял интерес к вашей фирме. Он был у вас пятого июля – как раз накануне своей гибели.
– Та-ак! – угрюмо сказал Елисеев, хлопая ладонями по столу. – Хотите искать убийцу здесь? Правильно, зачем напрягаться? Он у вас был, значит, вам и отдуваться…
– Не пыли, – посоветовал Гуров. – Отдуваться будет тот, кто заслужил. А меня пока интересует, с кем Вишневецкий встречался пятого июля. Только не говори "не знаю". Ты – мужик башковитый. Не знаешь – выясни.
– Да чего выяснять! – с неохотой произнес Елисеев. – Со мной он встречался.
– Это уже лучше, – обрадовался Гуров. – И какова была тема разговора?
Елисеев развел руками и не слишком убедительно объяснил:
– Да как обычно – Анатолий Викторович был в своем репертуаре. Все пытал меня, кто на нас наезжает и почему мы не хотим продолжения расследования. Вот вбил себе человек в голову! – Он ненатурально рассмеялся. – Да никто на нас не наезжает! Все у нас нормально! Не верит человек. То есть не верил, конечно… Жалко мужика, такая смерть!
Гуров отчетливо улавливал в его интонациях фальшивую нотку. Что-то здесь было не то, и Елисеев, скорее всего, врал о разговоре с Вишневецким. Говорили они наверняка о другом. Но и то, что сейчас врал Елисеев, выглядело парадоксально и вызывало новые вопросы.
– Вишневецкий был не из тех, кто строит воздушные замки, – сказал Гуров. – Человек он был конкретный. И вряд ли он стал бы кого-то уговаривать. Меня очень настораживает тот факт, что после встречи с тобой Вишневецкий был убит. Ты сейчас скажешь, что это – роковое совпадение, но такой ответ вызывает у меня серьезные сомнения. Слишком неприятное совпадение получилось.
– А вы такой же упертый, как и Анатолий Викторович, – с неприятной усмешкой сказал Елисеев. – Если что встрянет вам в голову, ничем уже не выбьешь! Ну что я могу поделать, если Вишневецкому приспичило меня увидеть перед самой своей смертью?
– Поделать ты можешь одно – рассказать правду, – ответил Гуров. – Но ты упорно ходишь вокруг да около, зарабатывая себе большие неприятности на будущее.
Елисеев тяжело вздохнул и прижал руки к сердцу.
– Господин полковник! – проникновенно сказал он. – Мне не надо объяснять, что наши силовые структуры – большие мастера устраивать большие неприятности. И меня, как всякого нормального человека, пугают неприятности. Но, поверьте, мне совершенно нечего вам рассказывать. Все, что я мог, уже рассказал. Не знаю! Может быть, мы просто не понимаем друг друга? Ну что вызывает у вас сомнения?
– Да все то же, – сказал Гуров. – У вас большая фирма?
– Да не маленькая, – осторожно ответил Елисеев. – Мы осуществляем доставку грузов по всей европейской части России. Более полусотни городов. Более полусотни единиц автопарк. Масса заказов. А что?
– Да ничего. И кто вас "крышует"?
Елисеев делано рассмеялся.
– Честное слово, странно слышать такое от представителя власти, – сказал он, настороженно поглядывая на Гурова. – "Крышует"! Я полагал, что это понятие ушло в прошлое. У нас все по закону. Прозрачная бухгалтерия, Трудовой кодекс, никаких незаконных сделок… Если возникают проблемы, мы решаем их официальным путем, обращаясь в соответствующие инстанции. "Крыши" у нас нет, господин полковник.
– Мне с тобой некогда в дурачка играть, – заявил Гуров. – Я тоже не первый день замужем. Сейчас ты нарисовал картинку из далекого будущего, а я спрашиваю о настоящем, в котором, к сожалению, еще много грязи и мерзости. И "крыши" встречаются на каждом шагу. Поэтому не верю я в эти сказки о соответствующих инстанциях. От вмешательства этих инстанций вы сами отказались. Ты мне только что об этом все уши прожужжал. А теперь пытаешься меня уверить, что у вас все хорошо и отлично. Когда хорошо, по заместителям не стреляют.
– Далась вам эта стрельба! – кисло сказал Елисеев. – Говорю же, это какая-то ошибка. Спутали нас с кем-то. Вот и Вишневецкий искал-искал, да так ничего и не нашел.
– А может, ты не все знаешь? – неожиданно спросил Гуров. – Кто у вас главный? Кажется, его имя – Передреев Валентин Борисович?
– Он самый, – кивнул Елисеев. – Но он скажет вам то же самое. И, кстати, его сейчас нет – он в Петербург по делам уехал. Вернется только через неделю.
– А за него кто?
– А за него – я, – с торжествующей улыбкой сказал Елисеев.
– Ну, на тебя где сядешь, там и слезешь, – недовольно заметил Гуров. – Есть же люди, у которых напрочь отсутствует инстинкт самосохранения! Думал, побеседуем по душам, разберемся… Не вышло. Теперь тебя вызовут для официального допроса. И если на бумаге будет зафиксирована такая же лабуда, я постараюсь, чтобы дальше ты перешел из категории свидетелей в категорию обвиняемых. До встречи, гражданин Елисеев, трудовых успехов!
Несмотря на грозные предупреждения Гурова, Елисеев не выглядел обескураженным. Наоборот, он, казалось, был очень доволен результатом беседы. Поднявшись с места, он лично проводил Гурова до дверей и тоже пожелал всего хорошего. Выходя из "предбанника", Гуров услышал, как, понизив голос, Елисеев предупреждает секретаршу:
– Алла, ко мне пока никого не пускать! Меня ни для кого нет! Минут двадцать-тридцать – ты поняла, да?
Затем послышался щелчок запираемого замка и разочарованный гул голосов людей с бумагами. Гуров тоже был разочарован. Елисеев неспроста заперся у себя в кабинете. Наверняка он сейчас звонит кому-то, чтобы обсудить те самые проблемы, которые ему так не хотелось обсуждать с Гуровым. Гуров дорого бы дал, чтобы послушать хотя бы кусочек этого разговора, но, к сожалению, это было невозможно. Было бы здорово, если бы телефон Елисеева находился на прослушке, но это тоже было из области фантазий. Оставалось одно – искать "крышу", которая прикрывала "Индиго". Гуров нисколько не сомневался, что таковая существовала. В разговоре с Елисеевым он нащупал эту болевую точку. Но было бы наивно думать, что такую информацию принесут ему на блюдечке сами "индиговцы". Конечно, они будут помалкивать до последнего. Ведь "крышуют" их, судя по происходящим событиям, очень серьезные люди, скорые на расправу. Гуров не мог осуждать Елисеева за то, что тот боится, но и прощать ему его трусость не собирался. Если он что-то знает о смерти Вишневецкого и скрывает это – он будет наказан.
Гуров поехал в главк с намерением немедленно предложить генералу Орлову установить наблюдение за фирмой "Индиго", и в первую очередь за Елисеевым, вокруг которого, похоже, закручивались основные события. Фирма "Индиго" не желала расставаться со своими секретами даже ввиду вероятных осложнений. Слова Елисеева о том, что его перепутал неизвестно кто неизвестно с кем, Гуров расценивал как детский лепет. Пообщавшись с этим человеком, Гуров только укрепился в своем мнении. Наверняка к тем же выводам пришел и Вишневецкий, но что-то помешало ему организовать наблюдение за Елисеевым. Насколько Гурову было известно, Вишневецкий даже не выходил с таким предложением к начальству. Что могло ему помешать? Гуров опасался, что препятствие было того же характера, что досталось им с Крячко. Препятствие пока еще имело довольно расплывчатые, хотя и угрожающие очертания, обозначив себя зловещими предупреждениями и намеком на осведомленность в делах оперативников. Судя по всему, где-то в структуре МВД имела место утечка информации, и это огорчало Гурова больше всего. Он понимал, что в семье не без урода, и милицейские работники набираются не среди ангелов, но факт измены вызывал в нем едва ли не большее отвращение, чем убийство.
По дороге Гуров не утерпел – набрал номер домашнего телефона. Мария еще не уходила. Едва Гуров услышал ее мелодичный голос, как у него отлегло от сердца. Подспудно беспокойство не отпускало его ни на минуту. То же самое, по-видимому, испытывала и Мария – это чувствовалось по ее тону. Чтобы не усугублять ситуацию, Гуров преподнес свой звонок как шутку.
– Вот опять ревность разыгралась, – пожаловался он. – Решил застать тебя врасплох. Признавайся, ведь ты не одна?
Мария, однако, совсем не была расположена шутить.
– Разумеется, я одна, Гуров! – сказала она. – И ты звонишь вовсе не потому, что соскучился, а просто хочешь снова меня напугать. Напрасный труд. Вы вчера меня со своим Крячко так напугали, что дальше уже некуда. Мне постоянно чудятся шаги за дверью и тяжелое дыхание злодеев за спиной. Не знаю, хватит ли у меня духу выйти на улицу – мне пора на репетицию.
– Может быть, за тобой заехать? – озабоченно спросил Гуров. – У меня есть время.
– Обойдусь, – решительно сказала Мария. – Нужно же привыкать к своему новому положению. Нет, серьезно, не беспокойся – я еще далека от паники. Ведь ты еще не вышел на след преступника? Значит, мне пока ничего не угрожает. Но как только выйдешь – я должна узнать об этом первой. Я запрусь в каком-нибудь стальном сейфе и буду сидеть там до суда.
– Ну, такие радикальные меры, я думаю, не понадобятся, – сказал Гуров. – Но я рад, что ты сохраняешь присутствие духа.
– Я сохраняю присутствие духа? – возмутилась Мария. – Да я вся дрожу от страха! Еще немного, и я потребую, чтобы ты сменил работу! Ты можешь пойти кондуктором или билетером в театр. Я согласна даже на это.
– Я плохо считаю, – сказал Гуров. – И не вижу мелкий текст. А главное, без меня не поймают преступника, дорогая!
– Ну, конечно, ты незаменимый! – в сердцах воскликнула Мария. – Только постарайся поймать его раньше, чем он поймает меня, ладно? И не звони больше – это меня нервирует. Мне не удается отвлечься.
– Тогда звони ты, – сказал Гуров. – Как только…
– Знаю-знаю – как только в глубине коридора промелькнут зловещие тени… Я все отлично помню! Если они промелькнут, я обязательно позвоню. Держи мобильник поближе и не отвлекайся на посторонние разговоры. А теперь все – я уже опаздываю. Целую тебя!
– Я тоже, – сказал Гуров в уже отключившийся телефон.
Он тяжело вздохнул. Это была, конечно, не размолвка, но все-таки что-то слегка похожее на размолвку. Прежде Мария ни разу не касалась профессии Гурова даже в шутку. Конечно, обещание получить порцию кислоты в лицо никого не может вдохновить, а для актрисы это вообще катастрофа, но все-таки Мария могла бы быть и более сдержанной. Гуров не помнил уже, родился ли он сыщиком, зато точно знал, что умрет только сыщиком. Наверное, это и было то, что люди называют призванием.
Гуров решил не придавать значения этому маленькому недоразумению. Главное, что с Марией все было в порядке. Волнение, конечно, никуда не исчезло – логические доводы плохо действуют в таких случаях. Но пока все шло так, как и ожидал Гуров. Из своего опыта он знал, что угроза и исполнение угрозы – явления разного порядка и далеко не всегда они совпадают. И кроме того, всякая палка о двух концах. Тот, кто угрожает, прекрасно понимает это. Преимущество до тех пор на его стороне, пока угроза не приведена в исполнение. Но лишь только это случится, у противника будут развязаны руки, и он, оскорбленный и не имеющий выбора, станет необыкновенно опасен. Вряд ли кому-то хочется по-настоящему связываться с Гуровым.
Но теория теорией, а, вернувшись в главк, Гуров первым делом позвонил в театр. Телефон, как назло, не отвечал, и к тому же Гурова почти сразу вызвали к генералу. Собственно говоря, вызывали их обоих, но Крячко еще не было на месте, и Гурову пришлось идти на ковер одному.
Генерал Орлов был не в духе. В отутюженном мундире, строгий и прямой, как палка, Орлов расхаживал по кабинету, заложив руки за спину, и это означало, что генерал чем-то очень серьезно озабочен. С Гуровым он поздоровался официально, без улыбки и даже не предложил садиться. Так они и разговаривали – на ногах, стоя друг против друга едва ли не по стойке "смирно".
– Ну что, как дела, полковник? – хмуро сказал Орлов, разглядывая Гурова с головы до ног. – Может быть, посвятишь? Или генерал существует только для того, чтобы прикрывать ваши художества широкой спиной?
– Не понял, Петр! – сказал Гуров. – Что случилось? Все идет по плану. Я как раз собирался предложить тебе одну идею…
– Я тоже хочу предложить тебе одну идею, – сказал Орлов. – Не забывать, что существует руководитель следственной бригады – в данном случае Балуев Сергей Михайлович. Слышал про такого? Ну, слава богу! А то он уже начал в этом сомневаться.
– Что-то быстро, – заметил Гуров.
Генерал уничтожающе фыркнул и ожег Гурова взглядом.
– Не строй из себя дурачка! – сказал он. – Балуева каждый день теребят сверху – наметились ли сдвиги, появилась ли версия, круг подозреваемых… Министр и со мной разговор начинает с того же самого. Один ты спокоен и безмятежен, как младенец. Шукаешь что-то там себе помаленьку, чтобы в конце огорошить всех своей проницательностью… Шерлок Холмс, понимаешь! А мы, между прочим, должны командой работать, командой! Дело на особом контроле, в высоких кабинетах хай стоит, а над тобой не каплет! Почему Балуев второй день тебя ни увидеть, ни услышать не может? Есть у тебя разумные объяснения этому феномену? И где твой Крячко, кстати? Я, кажется, вас двоих вызывал? Совсем распустились!
– Зря ты, Петр, горячишься, – спокойно ответил Гуров. – Крячко делом занят. Тем самым, которое на особом контроле. И я стараюсь не отставать. И насчет спокойствия ты загнул. Спокойствия нет и в помине. Интересно, что ты скажешь, когда узнаешь, что Марии уже дважды угрожали с тех пор, как меня подключили к этому делу? Обещали кислотой в лицо плеснуть. А ты – спокойствие!
Генерал изменился в лице и, подскочив к Гурову, крепко схватил его за плечи.
– Да ты что?! – выдохнул он. – Марии? Да ты серьезно говоришь, что ли?
– Не тянет что-то на шутки, – сказал Гуров. – И командой работать тоже не хочется. Понимаешь, в чем дело – о моем назначении кто-то знал с самого начала. Первое предупреждение мы получили, едва выйдя от следователя. То есть в нашей системе точно есть человек, который в курсе всех событий и сливает информацию преступникам. Без помощи людей в погонах никто из посторонних про нас с Крячко знать не мог. А кто этот человек в погонах? В главке он, в министерстве, в прокуратуре? Нет ответа. И что прикажешь делать? Поднимать бучу, чтобы они на дно залегли? Нет уж, будем действовать потихоньку, оглядываясь на каждом шагу, а Балуев пока потерпит. А уж в высоких кабинетах – тем более.
– Там терпеть не любят, – сердито возразил Орлов.
– А твоя широкая спина на что? – парировал Гуров. – Придется изыскать возможность, Петр! Если с Марией что-то случится, ты ведь себе этого первый не простишь…
– Да Марию на время следствия под особый надзор надо! – горячо воскликнул Орлов. – Сменить квартиру, поставить охрану…
– А она пошлет тебя подальше, – спокойно сказал Гуров. – А то ты не знаешь, какой у Марии характер. Об изоляции она и слышать не хочет. У нее театр, у нее на носу гастроли, и, хотя она жутко боится, принципами поступаться не желает ни на йоту. Вот что хочешь с ней, то и делай! Но пока она, я считаю, в относительной безопасности. Вот как только мы этим подонкам на хвост наступим, тогда они зашевелятся. Но до этого пока далеко. Я не знаю, что произошло. В группе Вишневецкого некоторые упирают на бытовую подоплеку – якобы у Вишневецкого была женщина, и ревнивый муж расправился с обидчиком. Но эта версия вызывает у меня большие сомнения. И очень большие сомнения вызывает у меня фирма "Индиго", по которой Вишневецкий работал. Надо покопаться в прошлом этой фирмы, да и в настоящем тоже не помешает. Хорошо бы поставить телефоны на прослушку и организовать наблюдение кое за кем. Что-то они недоговаривают!
– Это будет не так-то просто, – сказал Орлов. – И уж во всяком случае, без прокуратуры такие вещи не проходят. Надо тебе, Лева, с Балуевым…