"Перестарались ребята, – подумал он о тех, кто метнул гранату. – Но если у них есть запас и они швырнут сюда еще одну – тут мне и крышка! Ну, Гуров, теперь молись!"
Не надеясь, однако, на одни молитвы, он, прежде чем выглянуть наружу, полез за пазуху и достал свой "ПМ". Щелчок затвора придал ему уверенности. Гуров осторожно выглянул из-за карликовой елочки, торчавшей перед его носом.
Сначала он ничего не увидел, кроме мешанины бурого, черного и рыжего с прозеленью цвета, но потом зрение его сфокусировалось, и Гуров различил крадущиеся меж стволами две мужские фигуры в бесформенных ватниках и натянутых на лоб кепках. Они казались призраками, уродливым порождением мертвого леса, злыми духами, заманивающими чужаков в гибельные места, где исчезают без следа и откуда никогда не возвращаются.
Но так было только на первый взгляд. Опыт Гурова позволил ему сразу понять, что "призраки" в лесу тоже чужие и боятся ничуть не меньше, чем он. Они медленно пробирались от дерева к дереву, настороженно посматривая в сторону овражка. Лиц их Гуров не мог различить из-за надвинутых на лоб кепок и закрывающих подбородок шарфов. Но он понял, что эта нехитрая маскировка затеяна неспроста – незнакомцы вовсе не были незнакомцами и меньше всего хотели, чтобы их узнали. Оружия в их руках Гуров не заметил, и это обеспокоило его больше всего – в любом случае он предпочел бы большую перестрелку, чем еще одну маленькую гранату.
Он решил, что нет никакого смысла заниматься гаданиями, а нужно поскорее выбираться из ямы, пока она не стала для него братской могилой. Чтобы облегчить себе эту задачу, Гуров выстрелил в направлении противника, намеренно целя значительно выше.
Выстрел переполошил незнакомцев. Они точно по команде попадали на землю и, как полагается призракам, исчезли. Гуров воспользовался этим обстоятельством и, вскочив на ноги, бросился в спасительные заросли.
Тут-то и выяснилось, что было в запасе у этих типов. Едва Гуров сделал несколько шагов, как вслед ему полетела еще одна граната. Когда за спиной ухнул взрыв, Гуров инстинктивно упал на землю и не сразу понял, что остался цел и невредим.
Люди в ватниках тоже это поняли – по той простой причине, что на этот раз в спешке у них получился недолет и граната рванула прямо в овраге. Но теперь они решили идти ва-банк – Гуров в любую минуту мог ускользнуть, а это, видимо, никак не вписывалось в их планы. Они выскочили из-за деревьев и побежали к нему.
Поступили они при этом достаточно хитро – разделившись и намереваясь подобраться к своей жертве с двух сторон. Передвигались они теперь бегом, и Гурову было сложно поймать их на мушку. Он решил выждать, пока кто-то из двоих приблизится. И тут в него полетела третья граната.
Момент броска Гуров не видел, но его спасло то, что граната ударилась о ствол дерева и упала за несколько метров до цели. Но тем не менее тряхнуло его здорово. Оглушенный и засыпанный землей, он с трудом отполз в сторону и уже скорее от отчаянья выстрелил наугад в лесную чащу.
И в этот момент послышались крики и топот с той стороны, где остались Крячко и прочие участники вылазки. Нападающие в замешательстве на секунду остановились. Теперь Гуров отчетливо увидел их обоих. Одного он даже узнал. Шарф у того сбился, и Гуров различил знакомые усики и широкие скулы милиционера Савинова. На его бледном лице страх мешался с тупой яростью. В правой руке он сжимал пистолет.
Савинов тоже понял, что его узнали, – почти не раздумывая, он выстрелил в Гурова и не попал. И тут же из леса, вытянувшись в струну, молча выскочили овчарки. Четко разобравшись в ситуации, они рванули в разные стороны и почти одновременно набросились на Савинова и его напарника.
Савинов с коротким криком выронил пистолет и бросился прочь. Второй действовал хладнокровнее. Он спокойно, как в тире, прицелился и с одного выстрела уложил мчащегося к нему пса. Но вторым выстрелом он не менее хладнокровно встретил летящего к нему со всех ног Савинова. Милиционер споткнулся и рухнул лицом в землю. Стрелявший повернулся и побежал.
Появившийся из-за деревьев Крячко деловито присел на одно колено и включился в перестрелку. Он дважды выстрелил вслед бегущему. Тот нелепо взмахнул руками и упал. Наступила тишина.
Гурова подняли, заботливо ощупали и задали несколько идиотских вопросов насчет самочувствия. Он ничего не ответил, оттолкнул в сторону Крячко и на подгибающихся ногах подошел к самому краю овражка. Мусор на дне оврага разметало взрывом, и теперь глазам любого желающего открывалось страшное зрелище – скорченный изуродованный труп пожилого человека в одежде защитного цвета.
Неслышно подошла Мария и тут же, зажав ладонью рот, точно пытаясь затолкать обратно рвущийся крик, отпрянула. Гуров обернулся и, крепко сжав ладонью ее плечо, заглянул в глаза.
– Вы сильная женщина, – сказал он. – И жить все равно надо – куда деваться?
Крячко, возившийся около неподвижного тела Савинова, вдруг поднял голову и радостно сообщил:
– А ведь этот гусь живой, шеф! У него под ватником, оказывается, бронежилет надет. Предусмотрительный, гад!
– Это к лучшему, – устало сказал Гуров. – Потому что, сдается мне, второго ты завалил по-настоящему.
Глава 15
Возвращение в Накат трудно было назвать триумфальным. Вскоре после перестрелки пошел сильный дождь, в лесу сделалось совсем темно и мрачно, и Гуров понял, что придется уходить. На руках у них с Крячко были омертвевшая от горя Мария, перепуганный учитель и контуженый Савинов, которому выстрелом, похоже, перебило грудину. Он чувствовал себя очень скверно и периодически пытался упасть в обморок. Оперативники даже не стали связывать ему руки.
Его подельником, которого Крячко, как выяснилось, все-таки застрелил наповал, оказался незнакомый молодой человек с русой челкой и стальной печаткой на правой кисти. Больше о нем сказать было нечего – никаких документов при нем не оказалось.
Гуров намеревался поискать машину заговорщиков, а заодно и дорогу – он подозревал, что добрались они в Моисеев лес по той же самой дороге, по которой трейлеры везли из Светлозорска отходы. Но от этих планов пришлось отказаться – в поддержке нуждалась Мария, необходимо было срочно везти в больницу Савинова, а к тому же их единственный проводник Фомичев наотрез отказался продолжать поиски. Ему было очень неловко, но он проявил неожиданную твердость.
Гуров и сам понимал, что довести дело до конца не удастся. Вдвоем они просто не могли всего осилить. Более того, как это ни было страшно, под дождем пришлось бросить даже прах охотника и неизвестного молодого человека – перевозить трупы на "Москвиче" было немыслимо – да и как бы они добрались до "Москвича"?
Одним словом, возвращение было тягостным. Приехали в Накат, когда уже начало смеркаться. Поселок утонул в потоках дождя и казался вымершим. Савинова отвезли в больницу. Гуров предложил было остаться там и Марии, опасаясь за ее психическое состояние, но она отказалась наотрез. На пару с уцелевшим псом она сошла на своей окраине и вернулась в темный опустевший дом. Уходя, она ни разу даже не оглянулась.
Гуров поднял на ноги Шагина и препоручил Савинова его заботам – под честное слово о полной конспирации. Савинова поместили в отдельную палату, в которой окна очень кстати были затянуты решетками. Ему оказали необходимую помощь и оставили в больнице под особой охраной. В качестве охраны Гуров назначил Крячко. В создавшейся ситуации довериться кому-либо еще Гуров просто не мог.
Он сразу же попытался связаться с Москвой, но местные телефонисты только извинялись и говорили о каком-то повреждении кабеля. Гуров плюнул и пошел в гостиницу.
Первым делом он хотел привести себя в порядок, но, вернувшись в свой номер и взглянув на себя в зеркало, понял, что задача эта практически невыполнима. Выглядел он теперь даже хуже, чем бывший летчик Легкоступов, и не только за счет травм и синяков. Весь гардероб его погиб, превратился в жалкие обноски, и разыгрывать роль джентльмена из столицы он теперь не мог при всем желании. Это обстоятельство очень сильно подействовало на Гурова – внешность и одежда были его слабым местом.
Тем не менее он принял холодный душ и принялся за безнадежное дело. Когда он безуспешно пытался в десятый раз отчистить замызганный, потерявший форму пиджак, в дверь осторожно постучали. Гуров открыл. На пороге стояла женщина редкой красоты.
Но даже не это было главным – помимо красоты в ней было что-то даже более манящее – какое-то внутреннее очарование, чарующая улыбка, свет в глазах… Гуров сразу вспомнил, что ее дружки сделали с Крячко, и сухо сказал:
– Ищете Гурова? Это я. Чем могу быть полезен? Учтите, поехать с вами я никуда не могу, поэтому, если у вас есть полномочия, начинайте переговоры, если нет – скатертью дорога! – сомнений, что это ТА женщина, у него не возникло – для Наката она была слишком хороша и слишком роскошно одета.
Женщина растерялась. Такого конкретного подхода к вопросу она никак не ожидала. Чарующая улыбка вдруг сделалась натянутой и жалкой. Но Гуров даже не успел укорить себя за слишком резкий тон, как вдруг следом за женщиной в комнату ввалились два поистине великана в дорогих темных плащах и стильных шляпах. Без разговоров они ткнули Гурову под ребра дула пистолетов и угрожающе прогудели хором:
– Без базара, мент, – едешь с нами! Шеф сказал конкретно – живого или мертвого. Так что шевели ногами и вперед!
По их тону было ясно, что это не шутки. Он оглянулся на кобуру с пистолетом, лежавшую на одеяле, – кажется, ему суждено повторить все ошибки друга. Один из громил перехватил его взгляд и снисходительно сказал:
– Пушка тебе не понадобится… Здесь она, пожалуй, даже целее будет! – Он шагнул к кровати и заботливо прикрыл кобуру подушкой.
"То-то Стас обрадуется!" – с мрачной иронией подумал Гуров.
Его вывели на улицу и запихали в "Мерседес". Шофер рванул машину с места, будто на пожар спешил. Гуров не успел оглянуться, как от Наката остались одни воспоминания. Никто не разговаривал. Только красавица, успевшая отойти от первого шока, посматривала в сторону Гурова с прежней улыбкой. Ему показалось, что она порывается завести с ним стандартный разговор о поразительном его сходстве с Джеймсом Бондом, но остатки совести не позволяют ей пустить в ход эту маленькую лесть – уж слишком неважно выглядел сейчас ее любимый киногерой.
В машине было тепло и уютно, и Гуров, испытывавший чудовищную усталость, решил воспользоваться моментом. Он без стеснения откинулся на подголовник и почти сразу же уснул. Возможно, именно это уберегло его от очередной неприятности – ему не стали завязывать глаза.
Проснулся он уже на месте, услышав сквозь сон шум запираемых ворот и удовлетворенные голоса своих охранников. Гуров открыл глаза и увидел залитый светом двор и силуэт большого дома с колоннами, так же подсвеченный фонарями. Он продолжал идти проторенным путем Стаса.
Женщины в машине уже не было. Она выпорхнула так стремительно, что даже Гуров этого не заметил.
– Выходи, мент! – добродушно сказали ему громилы. – Разомнись! Здоров ты дрыхнуть, между прочим! Наверное, совесть чистая, взяток не берешь? Ничего, скоро возьмешь! – и они сдержанно рассмеялись.
Выполненное задание привело их в хорошее расположение духа, и теперь они были не прочь поделиться им со своим пленником, хотя час назад были готовы, не колеблясь, пристрелить его без разговоров.
Гуров осмотрелся. Все было примерно так, как рассказывал Крячко, только вряд ли его будут принимать во дворе – поздновато и к тому же по-прежнему хлещет противный осенний дождь. Значит, его пригласят в дом.
Гуров не ошибся. Через минуту громилы передали его двум крайне вежливым молодым людям, похожим на начинающих дипломатов, и те в изысканных выражениях предложили Гурову пройти с ними.
– Вас хочет видеть Анатолий Федорович! – значительно сообщили они, заглядывая Гурову при этом в глаза, будто надеясь увидеть там безумную радость. – Он будет разговаривать с вами лично. Просим соблюдать этикет – Анатолий Федорович очень щепетилен в этом отношении!
– Нежный он у вас, – заметил Гуров. – Артист, что ли?
"Дипломаты" озадаченно переглянулись – похоже, они не ожидали от Гурова подобной неосведомленности. Возникшее недоразумение уладил сам Гуров, сказав:
– Да вы не беспокойтесь! Не обижу я вашего хозяина! На меня еще ни один артист не жаловался. Ведите смело!
Его повели, но один из молодых людей по дороге все-таки не удержался от замечания:
– Почему вы все время называете Анатолия Федоровича артистом? Это какое-то недоразумение. И оно может очень ему не понравиться. Разве вы не знаете, кто такой Анатолий Федорович? – он опять подозрительно заглянул Гурову в глаза.
– У меня есть знакомый Анатолий Федорович, – невозмутимо заметил Гуров. – Занимается дрессурой служебных собак. Но вряд ли у него появились деньги, чтобы купить такой домик. Так что, скорее всего, вашего Анатолия Федоровича я не знаю. А кто он?
Совершенно сбитые с толку молодые люди заметно занервничали и в полном смятении доставили Гурова в дальнее крыло на втором этаже, где, как оказалось, располагался кабинет хозяина. Никаких проволочек больше не было – Гурова приняли сразу и чуть ли не с распростертыми объятиями.
Анатолий Федорович оказался довольно живым человеком лет сорока, с лучезарной улыбкой и неподвижными, почти мертвыми глазами. Такое сочетание Гурову не так уж редко приходилось встречать в жизни, и всегда люди с такими глазами оказывались законченными мерзавцами. И всегда они улыбались.
– Дорогой Лев Иванович! – воскликнул хозяин, поднимаясь навстречу Гурову с массивного кожаного кресла. – Знаменитый полковник Гуров! Рад видеть вас в своем доме!
– Интересно, а если бы меня доставили мертвым, – спросил Гуров, – вы бы так же радовались или чуточку больше?
Анатолий Федорович на секунду запнулся, но потом расхохотался звонким искренним смехом.
– Ценю! – воскликнул он. – Юмор я ценю в людях больше всего. Сохранять во всех ситуациях критический взгляд – это очень важно… Но вы зря, Лев Иванович! Это, наверное, орлы мои чего-то там ляпнули? Не обращайте внимания! Исполнительные ребята, но в лингвистическом плане склонны к самодеятельности… Вы нужны живым и мне, и людям, и своему ведомству – родине, наконец!
– Ну, вам-то, наверное, в первую очередь? – сказал Гуров.
– Угадали! – опять засмеялся хозяин. – Однако, может быть, слегка закусим сперва? Вы, вероятно, устали, замерзли… – он окинул фигуру собеседника цепким взглядом. – Да и выглядите неважно! Все в трудах, в поиске? Как говорится, служба дни и ночи… Вот, прошу – чем бог послал… Лимончик, икорка, коньячок, еще кое-какая мелочь…
Гуров невольно проглотил слюну, скользнув взглядом по сервированному столику, на котором зазывно светились серебряные стаканчики, и твердо сказал:
– Устал и замерз, но пить-есть с вашего стола не буду. Раз уж я здесь, готов выслушать, что у вас за дело. Но, предупреждаю, времени у меня в обрез. Может быть, слышали про убийство в Накате? Так я им сейчас как раз занимаюсь. Чертовски много работы!
Анатолий Федорович покачал головой.
– Да-да, наслышан… – произнес он. – Между прочим, именно об этом я и хотел с вами поговорить. И непременно с глазу на глаз. В доверительной, так сказать, обстановке. Однако вы, к сожалению, не спешите мне довериться. Это разумно, но в данном случае крайне непродуктивно…
– Трудно доверять человеку, который, приглашая к ужину, пользуется такими оригинальными методами, – сказал Гуров. – И, потом, я вас совершенно не знаю. Вы часто доверяетесь незнакомым людям?
– Я осторожен даже со знакомыми, Лев Иванович, – улыбнулся хозяин. – Но у вас другой случай. Представление об этом вы должны были получить вместе с моим оригинальным приглашением. Понимаете, о чем я? Ну, а что касается моей личности – тут тоже нет никаких загадок. Вы просто не успели вникнуть. Моя фамилия Воронков, слышали, наверное? Не скажу, что я единственный хозяин в Светлозорске и его окрестностях – образно говоря, до контрольного пакета еще не дотягиваю… – Он негромко рассмеялся. – Но я владею многими крупными предприятиями. Химзавод – тоже мое детище. Без ложной скромности, я – химический король.
– А, так я попал на королевский прием! – с иронией прокомментировал Гуров. – То-то я так себя неловко чувствую!
– А вы расслабьтесь! – посоветовал Воронков. – Присядьте, хлопните коньячка… Увидите, все сразу станет на свои места.
– Я все-таки пока воздержусь, – ответил Гуров. – Давайте дальше.
– Ну что дальше? – пожал плечами хозяин. – Наверное, мне следовало бы сейчас прочесть лекцию о химической промышленности, о том, что прогресс без нее невозможен, а Россия в ее нынешнем состоянии без промышленности и вовсе обречена… Но я не стану этого делать. Вы образованный человек и сами все знаете. Поэтому я сразу начну с главного – Лев Иванович, дорогой, не губите химическую промышленность! Потомки вам этого не простят, уверяю вас!
Воронков говорил как бы шутливо, но при этом очень проникновенно, а глаза его смотрели на Гурова холодно и оценивающе, как у покупателя, выбирающего дорогой товар.
– Я, Анатолий Федорович, может, и рад бы был погубить эту вашу промышленность, – в тон ему ответил Гуров, – но даже не знаю, с какой стороны к ней подступиться. Так что ваши опасения мне совершенно непонятны. Может, вам приснилось что-то, или видение какое было?
Воронков пропустил мимо ушей насмешку и в раздумье потер ладонью щеку. Видимо, он ожидал от Гурова большей сообразительности.
– Промышленности вы, конечно, не погубите, – вдруг сказал он. – Кишка тонка. Но определенную дезорганизацию в налаженный механизм производства вы уже внесли, Лев Иванович. Долго продолжаться это не может, потому что дезорганизация – это всегда убытки. Прикинув все "за" и "против", я пришел к выводу, что будет дешевле заплатить вам некую сумму, нежели терпеть продолжительные убытки.
– Странные вещи вы говорите, Анатолий Федорович! – прикинулся простачком Гуров. – Как же это я, простой мент, могу внести дезорганизацию в такое серьезное производство, как ваше? Это не моя грядка, Анатолий Федорович…
– Именно о том я и говорю, – жестко произнес Воронков. – Не ваша это грядка. И не нужно ее топтать. Некрасиво это.
– А сваливать отходы вашего замечательного производства в окрестностях поселка, где живет тридцать тысяч человек, это красиво? – спросил Гуров, которому надоела игра в прятки.
Воронков, кажется, тоже был рад, что они перешли от намеков к прямому разговору.
– Послушайте, Лев Иванович! – с большим воодушевлением сказал он. – Я готов согласиться с вами, что определенный элемент жестокости здесь присутствует. Но скажите мне, разве бывает война без жестокости? А ведь сейчас идет настоящая война! За сферы влияния, за территории, за будущее, если хотите… Мы вынуждены идти на некоторые издержки. Потому что, если мы будем мягкотелы, мы просто погибнем! А поселок… Поселок этот все равно обречен – разве не так? Да что поселок! Лев Иванович, какая страна погибла – Советский Союз! Но мы-то выжили, правда? И должны теперь думать о будущем.
– Красиво излагаете, – заметил Гуров. – А вот замечательный ученый Подгайский уже лишен этой возможности…