– Да мне на это наплевать. Хоть увольняй, – парировал Гуров. – Если ты не в состоянии оградить от нападок меня и мою жену, да еще и ставишь идиота на ведение этого дела, то я сам всем займусь. Могу и без твоей помощи! А сейчас, если хочешь узнать, откуда взялся револьвер, из которого убили Левицкого, высылай экспертов в театр. Пусть пальчики ищут.
– Ты вышел на след револьвера? – недоверчиво спросил Орлов.
– Не только вышел на след, но и сейчас беседую с его хозяином, – усмехнулся сыщик. – Присылай своих людей к Воронцову. Только не раньше чем через полчаса. Я тут еще не закончил.
– Докладывай! – тут же потребовал генерал.
– А вот хрен тебе! – отрезал Гуров. – Меня тут не должно быть, а значит, и не было. Пусть тебе Свиридов докладывает.
– Я отстранил его от дела, – растерянно пробормотал Орлов. – За нарушение тайны следствия.
– А почему не тайны исповеди? – отрезал сыщик. – Значит, пришли кого-нибудь другого.
Гуров положил трубку и обернулся к Воронцову.
– Что же, рассказывайте, Владимир Владимирович, как вы обнаружили пропажу револьвера, – улыбнулся он. – А заодно не забудьте поведать, как вас посетила гениальная мысль вообще вспомнить о хранящемся в сейфе оружии!
Воронцов посмотрел на сыщика испуганными глазами. Из разговора Гурова он прекрасно понял, что тот общался со своим начальником. И характер разговора не оставлял никаких сомнений по поводу их отношений.
Директору театра, конечно же, не раз приходилось слышать о крутом нраве мужа своей ведущей актрисы. Но Воронцов считал все эти разговоры не более чем досужими сплетнями. Оттого и испугался, когда увидел в деле "крутость" полковника. И подумал, что такой человек может легко и голову свернуть, забыв о том, что он сотрудник милиции, а значит, должен действовать строго в рамках закона.
Гуров едва сдерживал довольную улыбку, наблюдая за реакцией Воронцова. Сыщик, конечно же, мог поговорить с Орловым наедине, попросив хозяина кабинета выйти на пару минут, или же выбрать для разговора с генералом более мягкий тон. Но он хотел этим разговором именно запугать Воронцова. И, похоже, добился своего.
– Даже не знаю, с чего начать, – робко пробормотал директор театра. Этот детский наивный испуг в глазах почти шестидесятилетнего мужчины выглядел настолько глупо, что сыщик поморщился.
– Начните сначала, – посоветовал он хозяину кабинета. – И не разбегайтесь, прыгайте…
Воронцов несколько секунд внимательно рассматривал ногти на своих руках, будто собираясь с мыслями, а затем начал свой рассказ. Получилось у него довольно складно. Но именно эта гладкость и логичность рассказа насторожила Гурова.
По словам директора получалось, что он совершенно не обратил внимания на оружие рядом с трупом, когда уборщица, тетя Маша, с криками привела его в кабинет Левицкого. Не думал о револьвере Воронцов и потом, когда Свиридов допрашивал его. И лишь засыпая и вспоминая трагичные (именно "трагичные", так директор и сказал!) события прошедшего вечера, он вдруг осознал, что на полу рядом с трупом Левицкого лежало точно такое же оружие, как и хранившийся в его сейфе револьвер.
Воронцов даже собирался вскочить с кровати и, быстро собравшись, отправиться в свой кабинет, чтобы проверить наличие в сейфе "нагана", но жена удержала его. Она убедила директора театра в том, что Левицкого убили из абсолютно другого оружия. А даже если преступница… ("Извините! Неизвестный", – поправился Воронцов) если он выкрал револьвер из сейфа, то это ничего не решает. В конце концов, подобное известие может подождать до утра, и нет смысла тревожить людей посреди ночи.
– Хорошая точка зрения, – усмехнулся Гуров. – Полезная во всех отношениях для собственного спокойствия. И как же вы обнаружили пропажу?
– Приехал на работу, открыл ящик стола, достал ключ от сейфа и увидел, что там пистолета нет, – пожал плечами Воронцов.
– Так вы не только боевое оружие держите в устаревшем сейфе, вы еще и ключи от него в ящике стола оставляете? – возмутился сыщик. – Боюсь, что вас следует подвергнуть принудительному лечению в психиатрической больнице. И это еще в лучшем случае.
– Ну так ключи все время там лежат, все об этом знают, – испуганно залопотал директор театра. – И никогда ничего не случалось!
– А вы всегда револьверы в сейфе держите? – усмехнулся сыщик. – В каком ящике были ключи?
– Вот здесь! – торопливо ответил Воронцов и резко выдвинул ящик письменного стола прямо перед собой.
– Я же не просил вас хватать его руками! – рявкнул на хозяина кабинета Гуров. – Отойдите к окну.
Воронцов послушно выполнил распоряжение, а сыщик обогнул стол и склонился над выдвинутым ящиком. Мельком посмотрев на массивные ключи от сейфа, небрежно брошенные поверх распечатанного конверта с реквизитами фирмы "Гранит", Гуров опустился на корточки и осмотрел внутренний замок ящика и тыльную сторону столешницы.
– Скажите, Владимир Владимирович, кто еще знает, что вы храните ключ от сейфа в ящике стола? – спросил сыщик, обернувшись к хозяину кабинета.
– Да я, собственно говоря, ни от кого и не прятался, – пожал плечами Воронцов. – Кабинет всегда заперт, к тому же внизу находится охрана.
– Однако на этот раз охрана не помогла, – довольно резко оборвал его Гуров. – Вы запираете стол, когда уходите домой?
– Конечно, – кивнул Воронцов. – Там ведь лежат довольно важные документы.
– А когда вы сегодня утром открывали ящик, замок был заперт? – Гуров хитро прищурился.
– Естественно. – Воронцов явно не понимал, к чему клонит сыщик. – Как и всегда.
– И вы проверили, насколько он хорошо заперт, прежде чем вставить ключ? – Гуров продолжал сидеть на корточках возле стола.
– В этом нет необходимости, – пожал плечами директор. – Я всегда просто вставляю ключ и открываю замок.
– Тогда подойдите сюда и полюбуйтесь. – Сыщик подозвал Воронцова к себе. – Что вы на это скажете?
Директор присел рядом с ним и, посмотрев в указанном Гуровым направлении, замер. На внутренней поверхности столешницы зияла совершенно свежая дыра. Как раз на том месте, где язычок замка входил во внешнее крепление, кусок древесины был вырван так, чтобы замок уже не мог служить преградой взломщику ящика.
– Замечательное доказательство того, что ключи от сейфа были украдены, – усмехнулся Гуров, не сводя глаз с лица Воронцова. – Очень удобно во всех отношениях. И в первую очередь для вашего личного спокойствия.
– Что вы хотите этим сказать?! – пожалуй, впервые за весь разговор возмутился директор театра.
– Только то, что сказал, – ответил сыщик и распрямился. – Ключи от сейфа вы храните в ящике стола, и об этом знает половина театра. Сам ящик запираете, но никогда не проверяете, заперт ли он на самом деле. И, судя по тому, что выломали не сам замок, а лишь крепление язычка, об этом тоже знала большая часть ваших подчиненных. В общем, вы совершенно ни при чем. Только, господин Воронцов, не слишком ли много странных стечений обстоятельств?!
Воронцов застыл посреди кабинета, поочередно открывая и закрывая рот, как вытащенная на берег большая рыбина. Казалось, директор сейчас лопнет от переполнявшего его возмущения, но Гурову сейчас было не до него. Сыщик во второй раз за последний час почувствовал острую необходимость посетить туалет. Довольно торопливым шагом Гуров пересек кабинет и остановился у дверей.
– Настоятельно советую вам ни к чему больше не прикасаться, – глядя на Воронцова, проговорил он. – Сейчас прибудут сотрудники следственного отдела главка. Они-то вами и займутся. А у меня пока другие планы.
Гуров пулей вылетел из приемной и почти бегом спустился по лестнице, надеясь лишь на то, что никто не обратит внимания на его марш-броски в туалет. Сыщик совершенно не понимал, что с ним происходит. Он уже готов был обвинить во всем свой далеко не юношеский возраст и лишнюю чашку чая, выпитую утром, но тут вдруг вспомнил, что вчера то же самое творилось с Марией. А провести параллели Гурову не составило труда.
– Вот стервец! – невольно восхитился он действиями преступника. – Как по нотам все разыграл. Даже придумал, как Марию из гримерки во время спектакля вытащить!
Едва успев поправить брюки, Гуров снова бегом бросился в гримерную Строевой, удивляя встречных работников. Бутылка минеральной воды стояла на том же самом месте, где ее оставил сыщик. По старой привычке он достал из кармана платок и собрался взять ее так, чтобы не оставить отпечатков пальцев. Но тут же вспомнил, что уже прикасался к бутылке сегодня, и, покачав головой, поднял ее со стола двумя пальцами за горлышко и понюхал.
Минералка пахла минералкой. И ничем другим. Но в том, что в бутылку подсыпали какого-то мочегонного средства, он уже ни капли не сомневался. Симптомы у него и у Марии были совершенно схожи!
– Интересно, а почему ты бутылочку отсюда не забрал или хотя бы минералку из нее не вылил? – задал вопрос сыщик, обращаясь к неизвестному преступнику.
Впрочем, ответов на этот вопрос у Гурова было вполне достаточно. Убийца мог не рассчитывать на такое быстрое обнаружение тела своей жертвы и надеялся, что к концу спектакля Строева всю минералку допьет. Он побоялся вернуться в гримерку, вполне справедливо полагая, что Гуров непременно попытается узнать, кто туда заглядывал в отсутствие Марии.
В конце концов, вполне логичным с его стороны было бы предположить, что Строеву немедленно арестуют после обнаружения всех улик и никакой муж ее от ареста не спасет. Да и вряд ли Гуров смог заподозрить наличие мочегонного в минералке, если бы сам не отпил из бутылки.
Гуров сомневался, что экспертам удастся найти на бутылке хоть какие-нибудь отпечатки пальцев, кроме тех, которые оставила Мария и он сам. А наличие в ней мочегонного средства способно заставить любого задуматься о степени вины Строевой, но не будет служить уликой в суде.
Впрочем, Гуров не собирался доводить до суда дело по обвинению своей жены в убийстве Левицкого. И был искренне благодарен настоящему убийце за оставленный им такой четкий след! Теперь сыщику следовало выяснить, кто в тот самый злополучный вечер принес Марии минералку.
Гуров достал из кармана сотовый телефон и набрал номер конспиративной квартиры. Подождав, пока в трубке раздастся первый гудок, сыщик оборвал связь. Затем снова набрал номер и дал телефону возможность зазвонить дважды. Повторив всю процедуру набора номера еще раз, Гуров стал ждать ответа.
– Лева, это ты? – услышал он в трубке голос Марии.
– Я. Скажи, милая, кто вчера приносил тебе в гримерную минералку? – без предисловия поинтересовался у жены сыщик.
– Не помню, – немного растерянно ответила она. – А зачем это тебе понадобилось?
– Сейчас нет времени объяснять, – перебил ее Гуров. – Твой телефон может быть на прослушивании, поэтому долго говорить нам нельзя. Ты не спрашивай, а постарайся вспомнить. Так кто?
– По-моему, Турчинская, – с сомнением в голосе ответила Мария. – Обычно она это делает. Или я кого-нибудь из декораторов прошу.
– Постарайся точнее вспомнить, – настаивал сыщик, бросая взгляд на секундную стрелку своих часов. Она бежала катастрофически быстро!
– Скорее всего, именно Светка, – с большей уверенностью в голосе произнесла Строева. – Вчера перед началом второго акта я чуть задержалась, и ко мне тут же прибежала целая толпа народа. Светка тоже там была. А когда я на них наорала и выгнала, то бутылка уже стояла на столе.
– Хорошо. Спасибо. Обсудим все вечером. Целую, милая! – И Гуров отключил связь.
Посмотрев на часы, сыщик облегченно вздохнул. С начала его разговора с Марией прошло не более трех минут. Даже если телефон конспиративной квартиры все еще стоял на прослушивании в главке, то за это время могли только успеть заметить сигнал о начавшемся разговоре. А подключиться к линии и подслушать операторы просто уже не успевали. Так что местонахождение Строевой по-прежнему должно оставаться тайной для Свиридова и подобных ему любителей выслужиться перед высоким начальством.
Решив не рисковать и не давать преступнику шанс забрать бутылку с минералкой из гримерной, Гуров тщательно заткнул ее плотно свернутой бумагой и положил в карман пальто. А затем, выйдя из гримерной Марии, отправился искать Турчинскую.
К величайшему удивлению сыщика, оказалось, что Светланы нет в театре! Не более получаса назад она беседовала с Гуровым, рассказывая ему о старушке, торгующей пирожками, а теперь попросту исчезла.
В итоге сыщик вынужден был отказаться от идеи срочно побеседовать со Светланой и решил все-таки выполнить свои первоначальные замыслы. А именно: попробовать в точности восстановить все события вчерашнего вечера, предшествовавшие убийству Левицкого.
Правда, в отсутствие главных действующих лиц – Марии и Турчинской – сделать это было довольно трудно, но у Гурова не было иного выбора. Ему нужно было с точностью до минуты установить перемещения все работников театра по подсобным помещениям. И начал сыщик с охранника, дежурившего на служебном входе вчера.
Вообще-то тот работал с напарником, и при любом другом раскладе Гурову едва ли удалось бы побеседовать с ним сегодня. Но график работы охраны был составлен так, что неделю один из них дежурил на служебном входе с утра до закрытия, а другой в это время отдыхал. Затем охранники менялись ролями.
Валерий Белов – "парень в камуфляже" – сидел за своим столиком у входа и сосредоточенно вчитывался в какой-то автолюбительский журнал. Услышав шаги Гурова, он закрыл свое "чтиво" и вопросительно посмотрел на подошедшего сыщика.
– Мне нужно задать тебе несколько вопросов, – проговорил Гуров, присаживаясь прямо на стол. – Ты весь вечер вчера не отлучался со своего места?
– Ну. А что? – Охранник был на удивление лаконичен. Гуров усмехнулся и посмотрел в сторону лестницы на второй этаж, которая с этого места прекрасно просматривалась.
– Как же ты мог не видеть, поднималась Мария на второй этаж или нет? – поинтересовался сыщик.
– А может, я отвернулся, чтобы в носу поковырять? – нагло ответил вопросом на вопрос Белов. – Или мне это не положено? И вообще, слезьте со стола. Мне с посторонними разговаривать запрещается.
– Как скажешь, – улыбнулся Гуров.
Он соскочил на пол и, сделав вид, что уходит, резко развернулся и поймал охранника за кисть руки, в которой тот держал скрученный в трубочку журнал. Белов сначала удивленно открыл рот, а потом попытался вырвать руку. Однако из этого ничего не получилось. Гуров легко выкрутил его накачанную кисть, загибая ее под неестественным углом. Журнал в руке охранника хрустнул и смялся, превратившись в бесформенный ком бумаги. А сам Белов сначала поморщился, а потом застонал и прекратил сопротивление.
– Отпустите, больно, – прошипел он.
– Мальчик, не нужно строить из себя самого умного, – отчеканил Гуров, наклоняясь почти вплотную к лицу охранника. – Я задаю тебе невинные вопросы, и если делаю это без ордера на арест, то подобное положение совсем не означает, что ты можешь не отвечать на них. Сейчас я отпущу твою руку, и мы попробуем начать все сначала. А я посмотрю, насколько ты хорошо меня понял…
Белов в ответ только кивнул, продолжая с выражением боли и ужаса смотреть на полковника милиции. Сыщик ехидно улыбнулся и медленно, словно нехотя, ослабил хватку. Охранник тут же начал растирать поврежденную кисть свободной рукой.
– Так почему ты не можешь сказать, видел Марию на лестнице или нет? – елейным голосом поинтересовался у него Гуров. – Только на этот раз вежливо и подробно.
– Я понял, – пробормотал охранник и только после этого решился поднять на сыщика взгляд. – Инструкцией мне строжайше запрещается отлучаться куда-либо со своего места в то время, когда на сцене идет представление. Даже в туалет. Вот я и молчал, потому что в начале третьего акта мне приспичило…
– Как, и тебе тоже? – удивился Гуров.
Сыщик едва сдержал смех. А охранник с удивлением смотрел на развеселившегося полковника.
– А кто еще туда ходил? – удивленно спросил он.
– Не важно, – ответил сыщик и вмиг стал серьезным. – В любое другое время за твои недомолвки я бы голову тебе оторвал, но сейчас можешь жить спокойно. Скажи, а когда наверх поднялся Левицкий? И кто вообще побывал на втором этаже вчера вечером?
– Да много кто там был, – пожал плечами Белов. – Замдиректора поднимался, сам Воронцов, Света Турчинская, уборщица, тетя Маша, да и еще несколько человек. А Левицкий ушел на второй этаж в антракте между вторым и третьим актом. После этого наверх многие бегали. Я не слишком за этим следил, поскольку пришлось от служебного входа парочку особо рьяных поклонников Строевой прогонять. Но как только спектакль продолжился, на второй уже никто не поднимался. Если не считать уборщицу.
– Воронцов в антракте поднимался наверх? – задал новый вопрос Гуров.
– Да. Минуты за три до Левицкого, – кивнул головой охранник, почему-то покосившись на побаливающую руку. – Как он спускался вниз, я не видел. Наверное, как раз в это время фанатов выгонял.
– А что у вас тут за старушка с пирожками ходит? – После рассказа о Воронцове в душе сыщика зазвенела торжествующая струна, но он постарался скрыть свою радость и перевел разговор на другую тему.
– Так вы и о ней знаете? – удивился Белов. – Душевная старушка. И пирожки у нее вкусные.
– Когда она вчера ушла? – поинтересовался Гуров.
– Да, наверное, за минуту до того, как тетя Маша с дикими криками сверху прибежала, – пожал плечами охранник. – А вам она зачем?
– Вопросы будешь бабушке задавать, – фыркнул Гуров. – Ладно. Служи дальше. Спасибо за информацию. Родина тебя не забудет!..
Сыщик отошел от стола охранника и вышел в коридор, по обеим сторонам которого располагались гримерные артистов. Кое-какая версия убийства у Гурова уже сложилась. И хотя она была далека от совершенства, но подобный результат поисков был намного лучше того абсолютного нуля, который сыщик имел рано утром.
Судя по тому, что он узнал, директор театра не мог не попасть под подозрение. И о пропаже револьвера он сообщил с опозданием, и сломанного замка не заметил. Да и хранил оружие будто специально так, чтобы его было легче украсть. К тому же и находился на втором этаже почти одновременно с Левицким.
Конечно, всего этого было слишком мало для предъявления обвинения. В первую очередь потому, что у директора вроде не было мотива для убийства худрука. Та ссора, о которой рассказал сыщику Парфенов, в счет не идет. Поскольку это были обычные театральные будни. И если за каждый конфликт во время постановки пьесы руководители театров будут "мочить" друг друга, то скоро это искусство совершенно вымрет.
Смущал Гурова и тот факт, что в любой информации, полученной им сегодня, всегда фигурировала Турчинская. И Марии она "особую" минералку принесла, и на второй этаж в антракте поднималась, и обо всех конфликтах в театре слышала и знала. Причем рассказывала о них так, будто сама была непосредственным свидетелем ссор.
Вдобавок эта вездесущая проныра, входя в любую гримерную, и пистолет могла легко подменить. В общем, Турчинская вполне подходила на роль подозреваемой. Если бы не одно "но" – она была занята на сцене во время третьего акта.