- Служба уборки Осло? Харри Холе, полиция. Где вы разгружаете мусорные контейнеры? Да, заказанные частными лицами. "Методика"? А где это? Верксайер Фурулундс-вей в Алнабрю? Спасибо. Что? Или в Грёнму? А как мне узнать, какой…
- Смотри, - прервала его Беате. - Пробка.
Машины образовали непреодолимый заслон начиная от Т-образного перекрестка у ресторана "Лорри" на Хегдехаугсвейен.
- Надо было ехать по Ураниенборгвейен, - сказал Харри, - или по Киркевейен.
- Какая жалость, что не ты за рулем, - парировала Беате, вывернула руль вправо, взобралась на тротуар и, истошно сигналя, ударила по газам. Народ едва успевал шарахаться.
- Алло? - продолжал телефонные консультации Харри. - Вы только что забрали зеленый контейнер, который стоял у перекрестка Бугстадвейен с Индустри-гате. Куда его повезли? Да, я жду.
- Попытаем счастья в Алнабрю, - сказала Беате, лихо закладывая вираж прямо перед носом у трамвая. Колеса несколько мгновений скользили по рельсам, прежде чем снова обрели надежное сцепление с асфальтом. У Харри появилось смутное ощущение дежавю.
Они уже выехали на Пилестреде, когда сотрудник Службы уборки снова взял трубку и сообщил, что им так и не удалось связаться с водителем по мобильной связи, однако, скорее всего, он направляется в Алнабрю.
- Ладно, - сказал Харри. - Можете вы, по крайней мере, перезвонить в "Методику" и попросить, чтобы они повременили с опорожнением контейнера до тех пор, пока мы… Что? Их офис не работает с половины двенадцатого до двенадцати? Осторожно! Нет, я не вам, я водителю. Нет, моему водителю!
Из туннеля Ибсена Харри связался с участком Грёнланн и попросил отправить патрульный автомобиль на фирму "Методика", однако ближайшая свободная машина находилась в целой четверти часа езды оттуда.
- Черт! - Харри, не глядя, швырнул мобильный телефон через плечо на заднее сиденье и со всей силы стукнул по торпеде.
Однако, когда на круговом движении между Бюпортен и Плазой Беате проскочила по разделительной в едва заметный просвет между красным автобусом и "шеви ваном", а затем, спустившись с развязки сто десятой магистрали, под визг покрышек вписалась в крутой поворот на набережной возле Осло С, Харри понял, что еще не все потеряно.
- Что за дьявол учил тебя управлять автомобилем? - спросил он, упираясь ладонями в торпеду; машина между тем, не сбавляя скорости, лавировала в плотном потоке на трехполосной магистрали, вливающейся в Экебергский туннель.
- Сама научилась, - отозвалась Беате, не отрываясь от дороги.
Посредине Волеренгского туннеля они нагнали огромный уродливый грузовик, окутанный клубами выхлопов дизельного топлива. Он неторопливо тащился по правому ряду, а на его платформе, прихваченный с каждой стороны двумя желтыми зажимами, красовался зеленый контейнер с надписью "Служба уборки Осло".
- Йес-с! - вскричал Харри.
Беате обогнала грузовик, перестроилась в ряд прямо перед ним, снизила скорость и включила правый поворотник. Харри в это время опустил стекло, высунул руку с зажатым в ней удостоверением, а другой принялся отчаянно махать в сторону обочины, приказывая водителю грузовика остановиться.
Водитель мусоровоза не возражал против того, чтобы Харри исследовал содержимое контейнера. Он лишь предложил сделать это, когда они доберутся до "Методики" и разгрузятся.
- Мы не можем рисковать: а вдруг бутылка разобьется!? - гаркнул Харри уже с платформы грузовика, пытаясь перекричать шум транспорта.
- Ну как знаешь, я-то больше о твоем костюме заботился, - пояснил водитель, однако Харри уже с головой нырнул в контейнер. В следующий момент Беате и шофер услышали треск и грохот, отчаянную ругань Харри и громкую возню. Наконец раздалось радостное "Йес-с!", и Харри появился из контейнера, обеими руками держа высоко над головой свой трофей - белый пластиковый пакет.
- Сразу же отнеси бутылку к Веберу и скажи, что это срочно, - велел Харри, когда они с Беате вновь оказались в машине. - Передай от меня привет.
- А что, это поможет?
Харри почесал в затылке:
- Нет. Просто скажи, что срочно.
Девушка хихикнула. Коротко и, пожалуй, не вполне искренне, но все же, констатировал Харри, это был смех.
- Ты всегда действуешь с таким усердием? - поинтересовалась она.
- Я? А сама-то? Чтобы добыть какую-то несчастную улику, гнала так, что едва нас не угробила! Что, скажешь, не правда?
Беате улыбнулась, но промолчала. Внимательно осмотревшись по сторонам, она осторожно выехала на главную дорогу.
Харри бросил взгляд на часы:
- Зараза!
- Опаздываешь на встречу?
- Ты не могла бы подбросить меня к церкви в Майорстюа?
- Конечно. Так вот почему на тебе темный костюм?
- Ну да. Это… один друг.
- Сперва постарайся отчистить коричневое пятно вон там, на плече.
Харри скосил глаза:
- Это от контейнера, - сказал он, старательно оттирая грязь. - Ну что, все?
Беате протянула ему носовой платок:
- Поплюй и попробуй потереть еще. Близкий друг?
- Да нет. Хотя… когда-то, может, и да. Слушай, да ведь во время похорон все равно все постоянно ходят.
- Разве?
- А ты что, не знала?
- За всю жизнь я побывала только на одних похоронах.
Некоторое время они ехали молча.
- Твоего отца?
Девушка кивнула.
Они миновали остров Синсенкрюссет. На Муселюнден - большой зеленой лужайке у хостела Харальдсхейм - какой-то мужчина и двое мальчуганов запускали воздушного змея. Все трое не отрываясь смотрели в небо; проезжая мимо, Харри успел заметить, как мужчина передал конец веревки старшему из ребят.
- Мы все еще не нашли того, кто это сделал, - сказала Беате.
- Не нашли, - подтвердил Харри. - Все еще.
- Господь дает, и Господь берет, - сказал пастор и, прищурившись, посмотрел поверх пустых рядов в сторону двери, через которую только что осторожно вошел высокий, коротко стриженный человек и устроился на одном из задних кресел. Затем он несколько мгновений выжидал, пока под высокими сводами смолкнет эхо душераздирающих рыданий, и наконец продолжил:
- Однако иногда нам может показаться, что Он только лишь берет.
Акустика сделала свое дело, и последнее слово, произнесенное пастором с особым нажимом, разнеслось по всей церкви. Снова послышалось громкое всхлипывание. Харри огляделся. Ему казалось, что у Анны, такой общительной и энергичной, не было недостатка в друзьях; тем не менее он насчитал всего лишь восемь человек - шестерых в первом ряду и двоих позади, ближе к входной двери. Всего восемь. Вот так-то. Что ж, интересно, сколько народу будет на его собственных похоронах? Восемь человек - это, в общем-то, совсем неплохо.
Всхлипывание доносилось из первого ряда, где Харри насчитал три женские головы в пестрых платках и три обнаженные - мужские. Был еще один мужчина, сидящий возле левой стены, и женщина, устроившаяся у самого прохода. По нимбообразной афроприческе Харри без труда узнал Астрид Монсен.
Скрипнули педали органа, и церковь наполнили звуки псалмов. "Смилуйся, Боже, над нами!" Харри прикрыл глаза и сразу же ощутил, как же он устал. Звуки органа то стихали, то вновь набирали силу, высокие трели подобно струям водопада лились с потолка. Нестройный хор голосов пел о милости и прощении. У Харри возникло желание спрятаться, зарыться во что-то теплое и мягкое, способное хоть на мгновение скрыть его от всех. Господь вправе судить всех, живых и мертвых. Божья месть. Господь как Немезида. Ноты нижних регистров органа заставляли вибрировать пустые деревянные скамьи. Меч в одной руке, весы - в другой, наказание и правосудие. Или - безнаказанность и несправедливость. Харри открыл глаза.
Гроб несли четверо. Позади двух смуглых мужчин в поношенных костюмах от Армани и белых рубашках с расстегнутым воротом Харри узнал инспектора Улу Ли. Четвертый носильщик был настолько высок, что гроб оказался перекошенным. Из-за страшной худобы одежда висела на нем мешком. И тем не менее, похоже, он единственный из всей четверки не ощущал тяжести гроба. Внимание Харри привлекло его лицо. Изящный овал и тонкие черты, глубоко запавшие большие карие глаза, полные страдания. Черные волосы собраны на затылке в длинную косицу, открывая чистый высокий лоб. Чувственный рот с пухлыми, сердечком, губами окружала длинноватая, однако прекрасно ухоженная бородка. Казалось, сам Иисус Христос покинул свое место на алтаре за спиной у пастора и сошел в зал. Было в этом человеке и еще кое-что - то, что можно сказать лишь об очень немногих. Лицо его излучало. Когда четверка поравнялась с Харри, он тщетно попытался определить, что же именно оно излучает. Скорбь? Радость? Доброту? Злобу?
Когда гроб проплывал мимо, взгляды их на миг встретились. За гробом, опустив глаза, шла Астрид Монсен, мужчина средних лет с внешностью бухгалтера и три женщины - две пожилые, одна молодая - в цветастых юбках. В такт громким всхлипываниям и причитаниям они картинно закатывали глаза и заламывали руки.
Харри, стоя, дождался, пока маленькая процессия покинет церковь.
- Забавные они все же, эти цыгане, а, Холе?
Слова эхом отозвались в опустевшем зале. Харри обернулся и увидел улыбающегося Иварссона в темном костюме и при галстуке.
- Когда я был еще ребенком, у нас был садовник цыган. Урсариец, знаешь, из тех, что водят медведей. Звали его Йозеф. Постоянные песенки, разные там смешные проделки, шуточки. Однако что касается смерти… Видишь ли, со смертью у них более сложные отношения, чем у нас. Цыгане испытывают настоящий ужас перед муле - мертвецами. Они верят, что те оживают. Йозеф, например, ходил к одной женщине, которая должна была отгонять их от него. Они верят, что лишь некоторым женщинам это под силу. Ладно, пошли.
Иварссон будто бы невзначай взял Харри под руку; тому пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы не попытаться вырваться. Они вышли на паперть. Шум транспорта на Киркевейен заглушал звон колоколов. На Шёнингс-гате большой черный "кадиллак" с открытой задней дверью поджидал похоронную процессию.
- Они повезут гроб в Западный крематорий, - сказал Иварссон. - Кремация усопших - один из обычаев, который они привезли с собой из Индии. В Англии они сжигают умершего прямо в его фургоне, правда, теперь им запретили сжигать с ним вместе его вдову. - Он усмехнулся. - А вот кое-что из своего добра они с собой забирают. Йозеф рассказывал, что в Венгрии родные одного мастера-подрывника положили к нему в гроб сбереженный им динамит и весь крематорий разнесло на куски.
Харри достал пачку "кэмела".
- Я знаю, почему ты здесь, Холе, - не переставая улыбаться, продолжал Иварссон. - Пытаешься улучить момент, чтобы поболтать с ним, не так ли? - Иварссон кивнул на высокого худощавого человека в похоронной процессии. Он вышагивал медленно и чинно, а остальные чуть не бежали, чтобы поспеть за ним.
- Это его зовут Расколь? - спросил Харри, взяв сигарету.
Иварссон кивнул:
- Он ее дядя.
- А остальные?
- Они утверждают, что знакомые.
- А члены семьи?
- Они не признавали покойную.
- Как это?
- Это версия Расколя. Цыгане - патологические лгуны, но то, что он говорит, вполне совпадает с рассказами Йозефа об их нравах.
- И какие у них нравы?
- Честь семьи для них превыше всего. Потому-то она и стала отверженной. Если верить Расколю, то в четырнадцать лет она в Испании вышла замуж за грекоговорящего цыгана-гринго, однако в день свадьбы сбежала с гадзо.
- Гадзо?
- Не цыганом. С моряком-датчанином. Сделала самое худшее, что могла. Покрыла позором всю семью.
- Хм. - Так и не зажженная сигарета плясала во рту Харри в такт произносимым им словам. - Вижу, ты хорошо знаком с этим Расколем?
Иварссон отмахнулся от воображаемого табачного дыма:
- Мы с ним немного потолковали. Я бы назвал это разведкой боем. Время предметных бесед настанет, когда будет выполнена наша часть договора - то есть после того, как он побывает на этих похоронах.
- Значит, пока что он не многое рассказал?
- Ничего из того, что было бы полезно для следствия. Однако мы, по-видимому, нашли верный тон.
- Настолько верный, что, как я вижу, полиция даже помогает ему нести гроб родственницы?
- Это пастор попросил, не могли бы Ли или я помочь донести гроб, - народу не хватало. Что тут поделаешь, раз уж мы все равно здесь - ведь надо было кому-то присмотреть за ним. Мы и сейчас этим занимаемся, я имею в виду, присматриваем.
Взглянув на яркое осеннее солнце, Харри крепко зажмурился.
Иварссон обернулся к нему:
- Чтобы расставить все точки над i, Холе: до тех пор пока мы не закончим с Расколем, никто не получит к нему доступа. Никто. Три года я пытался договориться с человеком, которому известно все. Теперь мне это удалось. И я никому не позволю все испортить, я понятно выражаюсь?
- Слушай-ка, Иварссон, - сказал Харри, снимая с языка табачную крошку, - пока мы с тобой здесь вдвоем, с глазу на глаз, скажи, что, это дело вдруг превратилось в соревнование между нами?
Подставив лицо солнечным лучам, Иварссон громко рассмеялся.
- Знаешь, что бы я сделал на твоем месте? - спросил он, прикрыв глаза.
- И что же? - поинтересовался Харри, когда держать паузу стало совсем невыносимо.
- Я бы отдал костюм в чистку. Ты выглядишь так, будто валялся на свалке. - Он шутливо отсалютовал двумя пальцами. - Желаю удачного дня.
Оставшись на паперти в одиночестве, Харри курил, следя за тем, как наклонившийся белый гроб уплывает все дальше по тротуару.
Увидев входящего в кабинет Харри, Халворсен крутанулся на кресле.
- Здорово, что ты пришел, у меня для тебя хорошие новости. Я… фу ты, черт, как воняет! - Халворсен зажал нос и продолжал гнусавым голосом инспектора рыбнадзора: - Что случилось с твоим костюмом?
- Упал в мусорный контейнер. Какие известия?
- Э-э… ах да. Я считаю, что снимок, скорее всего, сделан в одном из курортных местечек Сёрланна. Я разослал мейлы во все участки Эуст-Агдера, и вскоре мне действительно позвонил один служащий из Рисёра и сказал, что прекрасно знает этот пляж. Но знаешь, что самое интересное?!
- Пока что нет.
- Пляж этот вовсе не в Сёрланне, а на Ларколлене!
Халворсен, выжидательно улыбаясь, посмотрел на Харри, однако поскольку никакой реакции не последовало, продолжал:
- В фюльке Эстфолл, рядом с Моссом.
- Халворсен, я знаю, где Ларколлен.
- Да, но сам-то этот служащий из…
- Жители Сёрланна иногда тоже проводят отпуск где-нибудь вдали от дома. Ты связался с Ларколленом?
Халворсен молитвенно закатил глаза:
- Да, я дозвонился в кемпинг и еще в два местечка, где сдают домики на лето. И в оба тамошних магазинчика.
- Есть что-нибудь?
- Ага! - Халворсен снова просиял. - Я переслал фотографию по факсу, и оказалось, что владелец одного из магазинчиков прекрасно знает эту женщину. Им принадлежит самый богатый летний дом в тех краях. Владелец магазина сам часто возит им продукты.
- И зовут эту даму?..
- Вигдис Албу.
- Ал… Албу?
- Точно. В Норвегии проживает всего две Вигдис Албу, и одна из них девятьсот девятого года рождения. Другой сорок три года, она проживает в Слемдале по адресу Бьорнетроккет, двенадцать, с Арне Албу. И вот, шеф, - фокус-покус - номер их телефона.
- Не называй меня так, - пробурчал Харри, снимая телефонную трубку.
Халворсен едва не застонал:
- Так ты недоволен? Неужели я опять не угодил?
- Недоволен, но дело не в этом. Шеф - Мёллер, а я никакой не шеф. Усек?
Халворсен хотел было что-то возразить, однако Харри уже предостерегающе поднял руку:
- Фру Албу?
Чтобы выстроить такой дом, как у семьи Албу, потребовалось много денег, времени, места и вкуса. По мнению Харри, весьма дурного вкуса. Выглядело это так, будто архитектор - если, конечно, в этом участвовал архитектор - попытался соединить скромный дачный домик с гасиендой южноамериканского плантатора и фешенебельной виллой в пригороде норвежской столицы - к тому же выкрасив свое творение в розовый цвет. Вступив на подъездную дорожку, ведущую через ухоженный сад с декоративными кустами и маленькой бронзовой статуей пьющего из ручья олененка, Харри почувствовал, что ноги его тонут в мелком гравии. На коньке гаража на две машины красовалась овальная медная табличка, на которой был изображен флаг: золотой треугольник на синем поле.
Из-за дома раздавался громкий собачий лай. Харри поднялся по широкому крыльцу с колоннами и позвонил в дверь, ожидая, что сейчас его встретит чернокожая матрона в белом переднике.
- Привет, - прощебетал нежный голосок той, что отворила дверь. Вигдис Албу выглядела так, будто только что сошла с экрана, где показывали очередной рекламный ролик о пользе фитнеса, - нечто подобное Харри случалось наблюдать по телевизору, возвращаясь домой далеко за полночь. Она обладала типичной белозубой улыбкой, обесцвеченными волосами куклы Барби и крепким, тренированным телом представительницы высшего общества, упакованным в тесное эластичное трико и коротенький топик. Грудь же если и была искусственной, то владелице ее явно хватило разума, чтобы не переборщить с размером.
- Харри…
- Входите! - улыбнулась она слегка подкрашенными большими голубыми глазами с едва заметными лучиками морщинок.
Харри вступил в просторную прихожую, где чуть не наткнулся на высоченного - едва ли не по пояс ему - вырезанного из массива дерева жирного и уродливого тролля.
- Я как раз решила немного заняться хозяйством, - снова ослепительно улыбнулась Вигдис Албу, аккуратно, чтобы не нарушить макияж, смахивая пальцем капельку пота.
- Тогда я сниму ботинки, - сказал Харри и тотчас же вспомнил о дырке на правом носке.
- Нет-нет, я вовсе не об уборке - слава богу, для этого существует прислуга, - рассмеялась хозяйка дома. - А вот белье я люблю стирать сама. Ведь должны же существовать какие-то границы, за которые посторонним вход заказан, вы не находите?
- Очевидно, вы правы, - пробормотал Харри, едва поспевая за ней вверх по лестнице. Миновав колоссальных размеров кухню, они вступили в гостиную, откуда через стеклянные раздвижные двери можно было попасть на открытую веранду. Всю стену напротив веранды занимало гигантских размеров кирпичное сооружение - нечто среднее между зданием городской ратуши Осло и могильной плитой.
- По чертежам Пера Хуммеля к сорокалетнему юбилею Арне, - сказала Вигдис. - Пер - наш друг.
- Да уж, видно, Пер расстарался… такой каминище!
- Вы ведь знаете Пера Хуммеля, ну, того самого, архитектора? Он еще построил новую часовню в Холменколлене?