- "Дань реки, ай"? - удивился Рённ.
- Это, конечно, только предположение. Ну а что касается второго ответа…
- "Самалсон"?
- Вам кажется, что оно звучало так? Интересно. А у меня сложилось иное впечатление. Я услыхал два слова: сначала - "сам", а затем - "алсон".
- И что это означает?
- Ну, можно допустить, что второе слово означает какую-то фамилию, Алсон или, что вероятней, Ольсон.
- "Сам Алсон" или "Сам Ольсон"?
- Именно так. Вы тоже выговариваете "л" твердо. Может, он говорил на этом же диалекте? - Эксперт немного помолчал, а затем добавил: - Вряд ли, чтобы кто-то носил имя Сам Альсон или Сам Ольсон, не правда ли?
- Да, - ответил Рённ.
- У меня все.
- Благодарю, - сказал Рённ. Подумав, он решил не докладывать начальству об этих результатах, по крайней мере, сейчас.
* * *
Хотя часы показывали только без четверти три, было уже совсем темно, когда Колльберг добрался до Лонгхольмена. Он замерз, устал, а тюремная атмосфера также не прибавила ему радости. Комната свиданий была голая, убогая, неприветливая, и Колльберг понуро ходил от стены до стены, ожидая того, с кем должен был встретиться. Заключенного, по фамилии Биргерссон, который убил свою жену, обследовали в клинике судебной медицины. В свое время его, вероятно, освободят и передадут в какое-либо заведение для психически больных.
Примерно через четверть часа дверь открылась, и надзиратель в темно-синей униформе впустил лысоватого мужчину лет шестидесяти. Колльберг подошел и пожал ему руку:
- Колльберг.
- Биргерссон.
Он оказался человеком, с которым было приятно разговаривать.
- Следователь Стенстрём? Да, я его помню. Очень симпатичный. Передайте, будьте любезны, ему привет.
- Он умер.
- Умер? Трудно поверить. Такой молодой… Как это случилось?
- Именно об этом я и хочу с вами поговорить.
Колльберг объяснил, что ему необходимо.
- Я целую ночь прослушивал магнитофонную запись, - в заключение сказал он. - Но думаю, что вы не включали магнитофон, когда, например, пили кофе.
- Не включали.
- Но и тогда разговаривали?
- Да. По крайней мере, часто.
- О чем?
- Обо всем на свете.
- Вы не могли бы вспомнить, что больше всего заинтересовало Стенстрёма?
Биргерссон подумал и покачал головой.
- Это был обычный разговор. О том о сем. Ни о чем особенном. Что его могло заинтересовать?
- Именно это я и хотел бы знать. Колльберг вынул блокнот, который дала ему Оса, и показал его Биргерссону.
- Это вам ни о чем не говорит? Почему он написал слово "Моррис"?
Лицо Биргерссона просветлело.
- Мы, наверное, разговаривали о машинах. У меня был "моррис-8", знаете, большая модель. И наверное, в связи с чем-то вспомнили об этом.
- Ага. Когда вы что-то вспомните, позвоните мне. В любое время.
- Машина у меня была старая и неказистая. Зато как ходила! Моя… жена стыдилась ее. Говорила, что у всех новые машины, а у нас такая рухлядь.
Он заморгал глазами и умолк.
Колльберг быстро закончил разговор. Когда надзиратель увел убийцу, в комнату зашел молодой врач в белом халате.
- Ну как вам понравился Биргерссон? - спросил он.
- Он производит приятное впечатление.
- Да, - сказал врач. - Он молодец. Единственное, что ему было надо, это избавиться от той ведьмы, на которой он был женат.
Колльберг пристально посмотрел на него, спрятал бумаги и вышел.
* * *
Была суббота, половина двенадцатого ночи. Гюнвальд Ларссон замерз, хотя надел теплое пальто, меховую шапку, лыжные брюки и обул лыжные ботинки. Он стоял в подъезде дома на Тегнергатан, 53. Стоял здесь не случайно, и его трудно было бы заметить в темноте. Он провел здесь уже четыре часа, и к тому же это был не первый вечер, а десятый или одиннадцатый.
Он уже хотел возвращаться домой, когда погаснет свет в тех окнах, за которыми наблюдал. Однако без четверти двенадцать перед домом с противоположной стороны остановился серый "мерседес" с иностранным номером. Из него вышел какой-то человек, открыл багажник и взял чемоданчик. Затем перешел тротуар, отпер ворота и исчез во дворе. Через минуту вспыхнул свет за спущенными шторами.
Гюнвальд Ларссон быстрым широким шагом перешел улицу. Соответствующий ключ он подобрал еще две недели назад. Зайдя в дом, он снял пальто, перевесил через перила мраморной лестницы, а сверху положил меховую шапку. Потом расстегнул пиджак и поправил кобуру пистолета.
Он давно уже знал, что дверь открывается внутрь. Глядя на нее, он в течение нескольких секунд думал, что если ворвется в комнату без серьезной причины, то нарушит закон, и ему определенно сделают выговор или даже уволят.
Потом ударом ноги распахнул дверь.
Туре Ассарссон и человек, который вышел из иностранной машины, стояли около письменного стола. Оба были как громом пораженные: Ибо как раз открывали чемоданчик, что лежал на столе.
Гюнвальд Ларссон, направив на них пистолет, подошел к телефону и левой рукой набрал 90 000. Никто не произнес ни звука. Все было понятно и без слов.
В чемодане оказалось двести пятьдесят тысяч таблеток с фирменным клеймом "Риталина". На нелегальном рынке наркотиков они стоили около миллиона шведских крон.
Гюнвальд Ларссон возвратился домой в три часа ночи. Жил он один. Как обычно, минут двадцать мылся в ванной, потом надел пижаму и лег. Лежа в кровати, он раскрыл роман Эвре Рихтера-Фриша, который начал читать несколько дней назад, но уже через две странички отложил книжку, потянулся за телефонным аппаратом и набрал номер.
Мартин Бек снял трубку после второго гудка.
- Привет, - сказал Гюнвальд Ларе сон. - Тебе уже сообщили об Ассарссоне?
- Да.
- Вот что я подумал. Видимо, мы шли не в том направлении. Стенстрём, конечно, выслеживал Эсту Ассарссона. А тот, кто стрелял, убил сразу двух зайцев: Ассарссона и того, кто за ним следил.
- Да, в том, что ты говоришь, может, и есть что-то, - согласился Мартин Бек.
Гюнвальд Ларссон ошибался, но все-таки направил следствие на правильную тропу.
* * *
Три вечера подряд Нурдин посещал кафе, кондитерские, рестораны, танцевальные залы, где, по словам Белокурой Малин, бывал Ёранссон.
Путешествия по городу не обогатили его новыми фактами о человеке, который назывался Нильс Эрик Ёранссон.
В субботу вечером Нурдин, доложив в рапорте Мартину Беку о своих мизерных достижениях, начал писать жене в Сундсвал длинное грустное письмо, время от времени виновато поглядывая на Рённа и Колльберга, которые увлеченно стучали на машинках.
Не успел Нурдин дописать, как в комнату зашел Мартин Бек.
- Бессмысленно поручать розыски человека в Стокгольме норландцу, который даже не знает, как попасть на Стуреплан, - сказал он.
Нурдин был обижен, но в глубине души сознавал, что Мартин Бек прав.
- Рённ, узнай ты, где бывал Ёранссон, с кем он встречался и что делал, - сказал Мартин Бек. - Попробуй также найти того Бьёрка, у которого он жил.
- Хорошо, - ответил Рённ.
Он составлял список всех возможных значений последних слов Шверина. Первым он написал: "День рока, ай". И последним: "Дно реки, ай".
Каждый тянул свою ниточку в следствии.
* * *
В понедельник Мартин Бек встал в половине седьмого после почти бессонной ночи. Он чувствовал себя плохо, и от чашки шоколада, которую приготовила дочь, ему не стало лучше. Жена еще крепко спала, и это ее свойство, наверное, унаследовал сын, которому каждый раз трудно было рано вставать. Но Ингрид просыпалась в половине седьмого и закрывала за собой входную дверь в четверть восьмого. Инга часто говорила, что по ней можно проверять часы.
- О чем ты сейчас думаешь, папа? - спросила дочь.
- Ни о чем, - машинально ответил он.
- Я с весны не видела, чтоб ты когда-нибудь смеялся.
Мартин Бек посмотрел на нее и попробовал усмехнуться. Ингрид была хорошая девушка. Но это же не причина для смеха. Она поднялась и пошла за своими книжками. Когда Мартин Бек надел пальто и шляпу, она уже ожидала его, держась за ручку двери. Он взял у нее кожаный портфель, старый, вытертый, облепленный разноцветными наклейками.
- В сочельник ты будешь смеяться, - сказала Ингрид, - когда получишь от меня подарок. Они попрощались.
На столе в Доме полиции его ожидал рапорт последних проверок.
- Как там с алиби Туре Ассарссона? - спросил Гюнвальд Ларссон.
- Принадлежит к самым неуязвимым в истории криминалистики, - ответил Мартин Бек. - Ибо он как раз в то время произносил речь перед двадцатью пятью лицами.
- Н-да, - мрачно молвил Гюнвальд Ларссон.
- А кроме того, извини меня, предположение, что Эста Ассарссон не заметил бы собственного брата, который садился в автобус с автоматом под плащом, кажется не совсем логичным.
- Что касается плаща, - сказал Гюнвальд Ларссон, - то он мог быть довольно широким, если убийца смог спрятать под ним оружие, которым отправил на тот свет девять человек.
- В этом ты прав, - согласился Мартин Бек.
- Факты сами говорят, что я прав.
- И в этом твое счастье, - сказал Мартин Бек. - Если бы позавчера вечером ты ошибся, нам бы теперь было не до шуток. Но ты когда-нибудь все-таки попадешь в переплет, Гюнвальд, - прибавил он.
- Не думаю, - ответил Гюнвальд Ларссон и вышел из комнаты.
В дверях он столкнулся с Колльбергом, который быстро отступил в сторону и, смерив взглядом широкую спину Ларссона, спросил:
- Что тут с живым тараном? Скис?
Мартин Бек кивнул. Колльберг подошел к окну и выглянул на улицу.
- Ну его к черту, - сказал он.
- Оса продолжает жить у вас?
- Да, - ответил Колльберг. - Но не говори, что я завел у себя гарем.
Колльберг немного помолчал, потом сказал:
- Из Осы больше ничего невозможно вытянуть.
- Ну, зато мы знаем, каким делом занимался Стенстрём, - сказал Мартин Бек.
Колльберг удивленно посмотрел на него:
- Как это - знаем?
- А так. Убийством Тересы. Ясно как божий день.
- Убийством Тересы?
- Да. Тебе такое не приходило на ум?
- Нет, - ответил Колльберг. - Не приходило, хотя я пересмотрел все нераскрытые дела за последние девять лет. Почему же ты ничего не говорил? Видно, не все можно передать с помощью телепатии.
- Не все, - молвил Мартин Бек. - А кроме того, убийство Тересы случилось шестнадцать лет назад. Следствие проводила городская полиция.
- Так ты уже просмотрел протоколы?
- Только бегло. Там более тысячи страниц. Все документы лежат в Вестберге. Может, поедем туда?
- Обязательно.
В машине Мартин Бек сказал:
- Ты, наверное, догадываешься, почему Стенстрём взялся за это дело?
Колльберг кивнул:
- Наверное, потому что оно было самое трудное из всех.
- Вот именно. Самое безнадежное из всех безнадежных. Он хотел показать, на что он способен.
- И дал себя застрелить, - молвил Колльберг. - Так глупо, черт возьми. И какая связь?
Мартин Бек не ответил. Они молчали до тех пор, пока не доехали до Вестберга, поставили машину перед полицейским участком и вышли на мокрый снег. Затем Колльберг сказал:
- Можно ли распутать дело Тересы? Теперь, через столько лет?
- Трудно это представить, - ответил Мартин Бек.
* * *
Колльберг тяжело вздыхал и отупело машинально переворачивал вороха сшитых вместе рапортов.
- Необходима неделя, чтобы все это пересмотреть, - сказал он.
- По меньшей мере. А фактические данные ты знаешь?
- Нет. Даже в самых общих чертах.
- Ну так слушай.
Мартин Бек, листая бумаги, начал рассказывать:
- Утром десятого июня тысяча девятьсот пятьдесят первого года один человек, разыскивая своего кота в кустах на Стадсхагсвеген, набрел на убитую женщину. Она была раздета и лежала ничком, с вытянутыми вдоль тела руками. Судебная экспертиза установила, что ее задушили и что она была мертва уже около пяти суток. Тело хорошо сохранилось: наверное, лежало в морозильнике. Обследование места преступления показало, что оно могло там пролежать самое большее двенадцать часов. Потом это подтвердил еще один свидетель, который в предыдущий вечер проходил мимо тех кустов и не мог не заметить убитой. Были найдены нитки и волокна ткани, которые свидетельствовали, что тело привезено туда завернутым в серое одеяло. Таким образом, стало ясно, что женщина была убита в другом месте. Никаких следов преступника - отпечатков ног или еще чего-либо - не выявлено.
Мартин Бек перевернул лист.
- Жертву опознали в тот же самый день. Это была Тереса Камарайо, двадцати шести лет, родом из Португалии. Происходила из зажиточной семьи, которая пользовалась славой ревностных католиков. В Швецию она приехала в сорок восьмом году. Приехала учиться. А дальше банальная история: несчастная любовь со своим сокурсником, беременность. Любовник к ней охладел. Аборт. Возвращаться в Португалию не захотела, понимала, какой прием ожидает ее дома.
- А кто опознал труп?
- Полиция. То есть персонал полиции нравов. Последние два года Тересу там хорошо знали. А теперь подходим к основному. Полиция нашла трех свидетелей, которые накануне вечером, девятого июня, в половине двенадцатого видели машину на Стадсхагсвеген в начале той дорожки, где найдено тело убитой. Все свидетели - мужчины. Двое из них проезжали на своем автомобиле, и один проходил мимо этого места. Те, что проезжали, видели еще и мужчину, который стоял около машины. Около него на земле лежала какая-то вещь размером с человеческое тело, завернутая во что-то похожее на серое одеяло. Третий свидетель проходил на несколько минут позже и видел только машину. Внешность мужчины свидетели толком описать не могли. Шел дождь, а тот человек стоял в тени. Но…
- Что "но"?
- Но что касается машины, то все трое свидетелей были единодушны. Они назвали французскую марку "рено КВ-4".
- А что дальше? - молвил Колльберг.
- Дальше стокгольмская полиция провела такое широкое следствие, какого еще никогда не проводили у нас. Протоколы выросли до неслыханных размеров. Да ты и сам видишь. Допрошены десятки людей, которые знали Тересу Камарайо и общались с ней, но не посчастливилось установить, кто последний видел ее живой. След обрывался ровно за неделю перед тем, как ее нашли мертвой. Она провела вечер с одним парнем в гостинице на Нюбругатан и попрощалась с ним в половине первого перед рестораном на Местер Самуэльсгатан. Точка. Дальше проверили все машины марки "рено КВ-4". Сперва в Стокгольме, а потом по всей Швеции. На это затратили почти год. И наконец было доказано, что ни одна из них не могла стоять в половине двенадцатого вечера девятого июня тысяча девятьсот пятьдесят первого года на Стадсхагсвеген.
- А те свидетели…
- Двое работали вместе. Один был хозяином автомобильной мастерской, второй работал там механиком. Третий также знал хорошо марки машин. По профессии он был… А ну угадай, кто?
- Директор завода "Рено".
- Нет. Полицейский из автодорожной инспекции. Всех троих свидетелей подвергли целому ряду тестов. Они должны были угадывать марки разных машин по очертаниям, показываемым на экране. Все трое ни разу не ошиблись, а механик из автомобильной мастерской знал даже очень редкостные модели, такие, как "испано-сюиза" или "пегасо".
- А какой вывод из этого сделали ребята, проводившие следствие? - спросил Колльберг.
- Они были уверены, что имя убийцы есть в наших протоколах: кто-то из многочисленных свидетелей, знавших Тересу. Но выявить его невозможно.
Колльберг минуту помолчал, потом спросил:
- А что известно о Тересе?
Мартин Бек указал на протоколы и сказал:
- Среди этих бумаг большинство допросов мужчин, которые с ней встречались. Они говорили, что Тереса была очень навязчива. Многим это не нравилось, особенно тем, кто был женат.
- А что случилось с ее любовником?
- Он встретил порядочную девушку, женился, имеет двоих детей и счастливо живет в своей вилле на Лидингё. Его алиби безупречно.
Колльберг заглянул в одну из папок.
- Боже мой, такой красивой девушки я еще не видел! - воскликнул он. - Кто делал эти фотографии?
- Один фотолюбитель, который имел стопроцентное алиби и никогда не ездил на машинах марки "рено КВ-4".
Они вновь замолкли. Наконец Колльберг спросил:
- А какая может быть связь между этим происшествием и Стенстрёмом да еще восемью другими людьми, которых застрелили в автобусе через шестнадцать лет?
- Никакой, - ответил Мартин Бек. - Приходится возвращаться к версии о психически больном убийце, который хотел вызвать сенсацию.
- Почему Стенстрём ничего не сказал… - начал было Колльберг.